ьше,  чем  положено  тебе   по
справедливости.
   Он встал, горделиво расправил плечи.
   - Не жалуюсь.
   Но Кейт чувствовала, что он раздосадован.
   - Ты мне очень нравишься, - честно сказала она, - но не больше  того.
Возможно, во мне что-то еще сохранилось от прежней Кейт,  и  я  не  могу
относиться к этим вещам легко...
   Она ткнула пальцем в сторону измятого покрывала на софе.
   - Для меня это должно быть.., серьезно.
   - Значит, это несерьезно. В любом случае, для тебя.
   - И для тебя тоже, - спокойно парировала Кейт. - Будь честен.
   - Какой же парень упустит свой шанс? - честно признался он.
   - У меня такое ощущение, - с улыбкой произнесла Кейт, - что тебе шанс
подворачивается частенько.
   Он фыркнул.
   - О'кей, обойдемся без разбитых сердец. Всего лишь  еще  одна  любовь
растоптана.
   - Это тоже не правда, - резко бросила Кейт.
   Когда дверь лифта распахнулись, он наклонился к ней:
   - Мы по-прежнему друзья?
   - Надеюсь, - ответила Кейт.
   - Я заеду за тобой завтра вечером?
   - Нет, у меня аукцион на носу. В четверг.
   - Договорились.
   Он одарил ее своей белозубой, широкой, беспечной улыбкой  -  и  дверь
лифта медленно закрылась за ним.
   Кейт расправила покрывало на софе, отнесла бокалы на кухню  и  вымыла
их. Затем выключила свет и направилась в спальню.
   Она ничего не изменила в меблировке: кровать была  очень  большой,  а
драпировки выдержаны в серых и бордовых тонах - цвета чисто мужские. Все
здесь было подобрано ее  отцом:  и  блестящая  полированная  французская
кровать, и высокий комод  с  восемью  выдвижными  ящиками,  и  роскошные
бархатные занавеси. Она подложила под спину широкие  твердые  подушки  и
вновь склонилась над пачкой отцовских писем. Прочитав их в  первый  раз,
она рыдала так, что даже заснула в слезах - настолько ей было стыдно  за
себя. Снова взяв в руки письма, в которых сохранилось так  много  от  ее
любимого отца, она спросила себя, не стало  ли  вырвавшееся  на  волю  и
безмерно выросшее чувство к Блэзу Чандлеру в  некотором  смысле  роковым
искуплением.
   Она была преисполнена самых добрых намерений, когда прочитала  письма
впервые: мысленно  клялась,  что  оправдает  надежды  отца,  что  станет
достойной любви, пронизывающей все строки этих писем. Слишком поздно она
осознала,  что  после  его  кончины  перестала  любить  себя,   хуже   -
возненавидела себя за то, что считала своим падением. Теперь же,  ощутив
исходящее от Блэза Чандлера тепло и раскрывшись перед ним в их искреннем
разговоре, она понимала, что женщина может почувствовать себя  красивой,
только если ее любят. Девочкой она  не  считала  себя  некрасивой  и  не
обращала внимания на слова бабушки, даже однажды передала  их  отцу.  Он
посмотрел на нее серьезно и сказал:  "Но  для  меня  ты  красавица,  моя
маленькая Кэт". Лишь позднее, когда он перестал быть рядом, когда  никто
уже не называл ее  прелестной,  она  потеряла  всякий  интерес  к  своей
внешности, носила только джинсы и майки и  уверовала  в  жесткую  оценку
бабушки, как в истину Евангелия. Только пережив шок от  первого  чтения,
она начала вглядываться в себя и терзаться мукой  невосполнимой  утраты,
сознавая, что обязана исполнить завещанное, ибо отец  оставил  ей  самое
дорогое, что у него было. Почему-то она совершенно не расстраивалась при
мысли, что  Блэз  Чандлер  также  знает  содержание  этих  писем  -  это
обстоятельство сближало их еще больше. Письма были  сугубо  личными,  но
она была уверена, что он все понял - иначе не отдал бы их ей.
   Кейт с  удивлением  обнаружила,  что  радуется  его  осведомленности.
Теперь она могла признаться в своих чувствах к нему,  хотя  понимала  их
безнадежность - это не имело значения, поскольку ее  радовали  сами  эти
чувства.
   Ей казалось, что она умерла для любви, поскольку в душе ее  ничто  не
шелохнулось в ответ на страсть Николаса Чивли и Лэрри Коула. Теперь  она
ясно видела, что может полюбить мужчину, но  только  настоящего.  Ей  не
суждено его получить, и в этом ее  расплата  за  то,  что  она  отвергла
любовь, которую никогда не  теряла,  хотя  и  пыталась  уверить  себя  в
обратном.
   Ей следовало бы печалиться, однако грусти не было.
   Напротив, она ощущала, что окончательно и  бесповоротно  освободилась
от тоскливого чувства пустоты и утраты, так долго владевших  ею.  Письма
отца, полные безыскусной и горячей любви, заставили ее вернуться к самой
себе.
   У нее стало радостно  на  сердце,  и  она  не  смогла  отказаться  от
удовольствия перечитать их еще раз.
   ...В Нью-Йорке Доминик  переодевалась  в  вечернее  платье,  когда  в
комнату внесли цветы. Подумав, что их прислал  мужчина,  который  должен
был заехать за ней через полчаса, она сняла крышку  с  коробки  и,  едва
взглянув   на   ее   содержимое,   похолодела   от   ужаса.   Крошечные,
Кроваво-красные розы были  сплетены  так,  что  напоминали  огнедышащего
дракона. На маленькой белой карточке было написано: "8 вечера. Следующий
понедельник". Это был сигнал. На  какую-то  секунду  она  ощутила  такой
жуткий страх, что потянулась к телефонной трубке. Надо позвонить  Блэзу,
во всем ему признаться, ринуться под его  защиту.  Он  мог  окружить  ее
магической, непроницаемой стеной, опираясь  на  мощь  своей  Корпорации.
Нет, сказала она себе, опуская руку, не торопись. Узнай, что они  хотят.
Не показывай своей силы. Оставь Блэза на крайний  случай;  Возможно,  мы
сумеем договориться. Я не поехала в Гонконг, как  они  надеялись.  И  не
сменила судовладельцев. А если они попытаются избавиться от меня...
   Постепенно к ней возвращалась прежняя уверенность.
   Да, хладнокровно подумала она, надо встретить их лицом к лицу.  Взять
их на пушку.
   И она сняла  трубку,  чтобы  отдать  распоряжение  секретарше:  пусть
закажет билет на рейс, которым она должна будет  прибыть  в  Кай  Так  в
ближайший понедельник днем.
   Сидя в машине, увозившей  ее  из  аэропорта,  она  рассеянно  слушала
подробный отчет своего секретаря-китайца о том, что произошло  за  время
ее отсутствия, и мысленно составляла план предстоящей кампании.
   Когда Чжао Ли вошел, как всегда,  не  доложив  о  себе  -  ибо  слуги
пропускали его  либо  в  силу  соответствующих  инструкций,  либо  из-за
таинственной связи, существующей  между  всеми  китайцами,  -  она  была
готова к встрече и ждала его, облачившись в  черный  шелковый  чонсам  с
разрезами на бедрах и высоким оранжевым воротником,  который  был  усеян
неограненными сапфирами и квадратиками бриллиантов. В ушах  ее  сверкали
знаменитые сапфировые серьги.
   Она чувствовала себя свежей после горячей ванны  и  массажа:  опытные
руки мастера сумели снять с нее напряжение, сделали  ее  тело  гибким  и
податливым, а главное - вернули ей ясность мысли. Она  долго  занималась
своим лицом, затем надушила виски и заставила горничную расчесать волосы
до блеска - при помощи щетки, обернутой в тонкий шелк.  И  вот  наконец,
медленно  поворачиваясь  перед  зеркалом,  она  увидела   то,   к   чему
стремилась,  -  идеальное  совершенство,  которое,   в   свою   очередь,
вознаградило ее полной уверенностью в себе. Красота  всегда  служила  ей
надежным щитом - сегодня вечером нельзя было допустить никакого сбоя.
   После некоторого размышления она  выбрала  самую  выгодную  для  себя
позицию: когда появился  Чжао  Ли,  она  стояла  у  окна,  где  на  фоне
блестящей  белой  паутины  занавесок  ее  черное  платье  и   сверкающие
драгоценности выглядели особенно эффектными - при виде подобной  женщины
у любого мужчины перехватило бы дыхание.
   Ее труды не пропали даром, ибо темные, как терновая ягода, глаза Чжао
Ли вдруг вспыхнули, и он  сумел  скрыть  этот  огонь  лишь  за  глубоким
поклоном. Она также склонила голову, ничем не выдав ненависти и  страха,
сжимавших ей грудь.
   - Мадам...
   - Чжао Ли...
   - Как вы поживаете? - вежливо осведомился он.
   - Прекрасно, благодарю вас. Не хотите ли выпить?
   Как и всегда прежде, на столике их  ожидала  бутылка  шампанского,  а
дополнял благостную картину дим-сум на традиционном каншийском блюде.
   - Прошу вас...
   Она показала на его любимое кресло из светлого лакированного  бамбука
с пухлыми подушками из бирюзового тайского шелка и, когда он сел, прошла
мимо него со столь характерной для  нее  ленивой  грацией  -  достаточно
близко, чтобы в ноздри ему ударил опьяняющий аромат ее духов.
   Доминик сама разлила шампанское, гордясь спокойными движениями  своих
рук и пальцев с длинными ногтями,  сверкающими  от  недавно  наложенного
кроваво-красного лака.
   - Итак, - иронически произнесла  она,  наслаждаясь  вкусом  холодного
шампанского, - нам с вами необходимо кое-что обсудить.
   - Вы ошибаетесь, мадам. Нам нет необходимости обсуждать что-либо.
   Доминик улыбнулась.  Эти  стальные,  без  прищура,  глаза,  казалось,
излучали силу.
   -  Напротив.  Кое-что  изменилось  со  времени  вашего  последнего..,
визита.
   Она сделала паузу, словно бы намекая ему  на  то,  что  случилось  во
Франции, а затем перешла в решительное наступление:
   - Если вы не сделаете кое-что для меня, я буду  не  в  силах  сменить
судовладельцев и даже не смогу разрешить вам  воспользоваться  одним  из
моих судов. Моей сводной сестре посчастливилось приобрести права на  два
очень крупных аукциона: первый позволил ей сравняться со мной, второй же
- если не воспрепятствовать этому - выведет ее в лидеры. Я  же  в  таком
случае потеряю и ту небольшую часть фирмы, которая  пока  находится  под
моим контролем. "Деспардс" уйдет из моих рук и, следовательно, из  сферы
ваших интересов.
   Чжао Ли помолчал, обдумывая услышанное, а затем коротко бросил:
   - Чего же вы хотите?
   - Аукцион должен состояться в следующем  месяце,  в  Кортланд  Парке,
большом загородном доме в графстве Сассекс. Если вам не удастся помешать
этому, я не смогу за оставшееся время получить такие комиссионные, чтобы
закрыть  брешь,  для  этого  необходимо  устроить  с  полдюжины  больших
аукционов, а это сейчас невозможно, хотя я прилагаю все усилия. И я хочу
предупредить вас: если эта распродажа состоится, фирма "Деспардс"  будет
потеряна для нас обоих.
   После недолгой паузы Чжао Ли спросил:
   - А если этот аукцион по каким-либо причинам не состоится?
   - Тогда у нее не будет шансов догнать меня. Я  сохраню  первенство  в
течение необходимого мне времени  благодаря  аукциону,  который  провела
здесь. Тогда фирма "Деспардс" станет моей,  и  я  смогу..,  оказать  вам
содействие в вашем бизнесе.
   Он вновь погрузился в размышления, а потом приказал:
   -  Вы  предоставите  мне  детальные  сведения  об  этом   доме:   его
местоположение, план комнат, сроки проведения  аукциона.  Все  сведения,
которыми вы располагаете.
   Я должен посоветоваться со своими партнерами. Вы получите наш ответ в
течение суток.
   Помолчав, он добавил:
   - А когда мы осуществим задуманное, вы перейдете в наше распоряжение.
   "Я сделаю все, чтобы этого не  произошло",  -  подумала  Доминик,  но
вслух смиренно произнесла:
   - Конечно.
   Несколько секунд Чжао Ли пристально смотрел на нее.
   - Вы понимаете, что ваша информация будет немедленно перепроверена?
   - Вы убедитесь, что она точна.
   - Если это действительно так, у меня есть все основания полагать, что
аукцион не состоится.
   - Это все, что мне нужно. Меня не интересует, как  вы  это  сделаете.
Главное - сделать это.
   - И тогда вы будете делать то, что нужно нам?
   - Да.
   - В таком случае, мадам, нам в скором времени  предстоит  встретиться
вновь.
   Он ушел, еще раз склонившись перед Доминик в глубоком поклоне.
 
Глава 18 
 
Октябрь 
 
   Кейт появлялась в Кортланд Парке по меньшей мере раз в неделю,  чтобы
взглянуть, как продвигается подготовка к аукциону. Все, что находилось в
доме, было уже описано, ибо  она  предоставила  в  этом  полную  свободу
Дороти Бейнбридж, желая, чтобы работа была сделана  как  можно  быстрее.
То, что не представляло особой ценности -  а  такого  добра  было  очень
много,  предлагалось  любому  человеку,  который  готов  был   заплатить
наличными за приглянувшуюся ему вещь, и этими деньгами расплачивались  с
фирмой по уборке помещений, наводившей  глянец  на  дом  сверху  донизу.
Занавеси были сняты и вычищены, стены по  возможности  вымыты,  ковры  и
дорожки обработаны при помощи жидкого мыла, ступеньки лестниц  и  мебель
отполированы, канделябры освобождены  от  полотняных  чехлов,  фарфор  и
хрусталь были начищены до блеска, как и георгианское серебро, совершенно
заброшенное и  хранившееся  Бог  весть  сколько  времени  в  коробочках,
выложенных сукном, или в бархатных мешочках, стянутых тесьмой.
   Для трех  дней  предварительного  осмотра  Кейт  решила  использовать
главную залу - такую большую, что в ней мог бы состояться охотничий бал,
а также две смежные комнаты -  просторную  гулкую  столовую  и  огромную
гостиную с двумя каминами. Гостиную она целиком отвела для  великолепной
французской мебели, столь дорогой сердцу  покойного  мистера  Кортланда.
Здесь были  выставлены  аристократические  серебристые  кресла  в  стиле
Людовика  XVI;  изумительный  комод  красного  дерева  с  пластинами  из
позолоченной бронзы,  мозаикой  и  резьбой;  резные  часы  на  подставке
красного дерева в стиле Людовика XV - работы  парижского  мастера  Эрбо;
позолоченное кресло, сделанное для Большого кабинета Марии-Антуанетты  в
Версальском  дворце;  еще  два  комода  красного  дерева  с   бронзовыми
пластинками: первый - работы Ж. Ф. Леле, около 1775 года, а второй более
ранний - предположительно 1740  года  работы  Шарля  Крессана;  наконец,
изящный секретер - возможно, работы Бернара ван Риденберга. А  лучшим  в
этой экспозиции был угловой шкаф с  пластинами  из  позолоченной  бронзы
работы Дюбуа. Кейт не сомневалась, что на аукционе он будет продан самое
малое  за  миллион  фунтов.  Мебель  будет  стоять   на   вычищенном   и
отреставрированном  ковре  эпохи  Людовика  XIV,  мануфактура   Савонри,
размером сорок футов на тридцать, в кремовых, золотистых и голубых тонах
- некогда этот ковер покрывал пол в маленькой гостиной мадам  дю  Барри.
На   стенах,   затянутых   светло-голубым   шелком   (также    тщательно
отреставрированным), она повесит зеркала, найденные на одном из чердаков
дома, которые будут чередоваться  с  тщательно  подобранными  картинами:
только портреты и исключительно XVIII век - Гейнсборо, Рейнольдс,  Гойя,
Фрагонар и Буше.
   В углу она представит лучшие образцы французского фарфора: такие, как
ваза эпохи Людовика XV с черепаховыми и бронзовыми пластинками, а  также
севрские кувшины с печаткой, и в них будут расставлены красивые цветы. В
столовой она  разместит  огромный  стол  розового  дерева  для  парадных
приемов, украсив его севрским королевским синим сервизом и  георгианским
серебром, а также хрустальными бокалами и глубокими фарфоровыми  блюдами
зеленого семейства - их было ровно двенадцать, и Кейт подумала,  что  за
них наверняка удастся выручить около  100  тысяч  фунтов.  В  холле  она
покажет  старых  мастеров:  два  полотна  Рембрандта,  картина  Рубенса,
роскошная  обнаженная  женщина  Энгра  будут  великолепно  сочетаться  с
изысканной меблировкой. Главной же приманкой, несомненно, станет кабинет
Адама Вайсвайлера с японскими лакированными миниатюрами.
   Все эти сокровища были скрыты от глаз людских  в  течение  нескольких
десятилетий.
   "Зато теперь,  -  с  радостью  сказала  себе  Кейт  в  четверг  днем,
отправившись на машине в  Кортланд  Парк  за  десять  дней  до  открытия
аукциона, - они не только выйдут на свет, но сразу попадут  под  вспышки
фотокамер".
   Рекламная  кампания  уже   набирала   обороты,   и   цены   ожидались
соответствующие.  Каталог  стоимостью  пятьдесят  фунтов,   по   слухам,
перепродавали за двести. Тираж разошелся мгновенно, и она распорядилась,
чтобы  в  специальной  подсобной  типографии  сделали  допечатку  -  без
иллюстраций. Столько народу уже объявило о своем желании принять участие
в торгах, что ей  пришлось  набрать  дополнительный  штат  аукционистов,
поскольку охватить одним взглядом все таблички в людском  море  было  бы
невозможно; но она потребовала, чтобы ее  помощники  прошли  интенсивную
тренировку - промахи здесь  были  недопустимы.  Все  зависело  от  этого
аукциона - ее собственное  будущее,  судьба  фирмы  и  множества  людей,
работающих на нее.
   На карту была поставлена  и  репутация  Кейт.  Зная,  какой  ревнивый
интерес проявляют к аукционам музеи, она лично проследила, чтобы  каждый
экспонат,  представляющий   особую   ценность,   был   отмечен   красной
звездочкой.  Сюда  прибудут  телевизионные  бригады   со   всего   мира,
журналистов набежит еще больше, служба безопасности будет свирепствовать
- уже и сейчас были  приняты  чрезвычайные  меры  предосторожности,  ибо
перед  лицом  публики  должны  были  предстать  произведения  искусства,
оцененные по меньшей мере в двадцать миллионов фунтов.
   Комиссионные фирмы "Деспардс" - десять процентов  от  общей  суммы  -
должным образом увенчают годовой баланс и позволят ей вырваться  вперед,
если только Доминик не заготовила какой-нибудь  ошеломительный  сюрприз,
что маловероятно. Но она все же  пристально  изучала  финансовые  отчеты
отделений в Нью-Йорке и Гонконге, равно как и филиалов рангом  поменьше,
находившихся  под  контролем  сводной  сестры.  Пока  не  было   никаких
оснований для тревоги - ничто даже отдаленно не напоминало  грандиозного
"Аукциона века" в Гонконге.
   Лихорадочная деятельность держала в постоянном напряжении Кейт  и  ее
служащих, но общая атмосфера восторга и возбуждения искупала все  -  все
жили в предвкушении успеха.  Кортланд  Парк  станет  высшим  достижением
года.
   Когда Кейт приехала  в  Парк,  там  царила  привычная  суета.  Работа
кипела:  одни  что-то  приколачивали,  другие   отмывали;   рабочие   на
стремянках драили канделябры, уборщики  протирали  до  блеска  роскошные
вазы для свадебного кекса из уотерфордского  хрусталя,  огромная  машина
полировала сияющие паркетные полы.
   К ней бросились, едва она появилась в холле.
   - О, мисс Деспард, хвала небесам, что надо делать с...
   - Мисс Деспард, под скажите мне...
   - Мисс Деспард, я никак не пойму...
   Кейт занималась всеми этими делами до  пяти  часов,  а  потом,  когда
рабочие и уборщики, закончив работу, разошлись по домам, с ней  осталась
еще дюжина ее личных помощников, разместившихся в гостинице неподалеку.
   В шесть она отпустила и их, зная, сколько сил отнял у них этот  день,
и приказала охранникам включить систему сигнализации,  предупредив,  что
сама еще останется на какое-то время. Ей хотелось побыть в  доме  одной,
побродить по нему, ощутить его атмосферу, в каком-то смысле  попробовать
на ощупь, чтобы убедиться, как  все  выглядит  в  реальности,  а  не  на
бумаге.
   - , - Уже похоже на дело, а,  мисс  Деспард?  -  сказал  ей  один  из
охранников.
   - Вам нравится?
   - Настоящий дворец... В день  распродажи  мы  придем  с  женой:  я  -
охранять, она - смотреть. Боюсь, купить здесь мы ничего не сможем.., нам
это не по карману.
   Кейт слегка переместила базальтовую египетскую голову.
   - Попытайте счастья в нашем отделении в Даунтауне, когда вернетесь  в
Лондон. Цены там вполне разумные.
   - Сюда, наверное, заявятся одни миллионеры?
   - Да, им придется раскошелиться, - усмехнулась она.
   Он направился в громадную кухню, где отдыхала охрана, а Кейт прошлась
по холлу.
   Хорошо ли смотрится автопортрет Рембрандта на этой стене,  или  лучше
будет  заменить  его  картиной  Рубенса,  великолепной  по   композиции?
Возможно, Рембрандт чуть темноват... Она  сделала  пометку  в  блокноте.
Ковер, очищенный от многолетней грязи,  просто  радовал  взор,  а  новую
шелковую обивку нельзя было отличить от  старой  -  настолько  тщательно
были подобраны тона. Члены правления "Деспардс" полагали,