ть Землепровал. Но позже, когда  отряд  снова
ехал на север в такой близости от края, что до  него  можно  было  добросить
камень, он попросил Лорда Морэма рассказать ему об этой огромном обрыве.
   - Ах, Землепровал, - спокойно ответил Морэм.  -  Существует  поверье,  не
имеющее обоснования даже в древнейших  легендах,  будто  излом  Землепровала
появился в результате святотатства, похоронившего  под  корнями  горы  Грома
чудовищные яды. В катаклизме, потрясшем само ее сердце, земля вздыбилась  от
отвращения ко злу,  которое  ее  заставили  носить  в  себе.  И  сила  этого
негодования отделила Верхнюю Страну от Нижней, подняла ее к  небу,  так  что
эта скала вздымается из глубин  от  гор  Южной  Гряды,  мимо  водопада  реки
Лендрайдер, прямо через гору Грома и еще по меньшей мере  на  полтысячи  лиг
среди снегов Северных Вершин, которые даже не нанесены на карту. Его  высота
в разных местах разная. Но он рассекает поперек всю Страну  и  не  позволяет
нам забыть о себе.
   Неровный голос Лорда только обострил тревогу Кавинанта. По мере того  как
отряд продвигался вперед,  он  не  сводил  взгляда  с  западного  горизонта,
надеясь, что пустыня, словно якорь, удержит  его  от  инстинктивного  страха
перед высотой. Незадолго до полудня погода  изменилась.  С  севера  внезапно
налетел   резкий   ветер,    щетинящийся    мрачными,    сверхъестественными
ассоциациями. В несколько  минут  все  небо  затянули  черные  тучи.  Воздух
распорола молния; словно раскалывающиеся валуны,  грохотал  гром.  Затем  из
разверзнувшегося неба, словно в пароксизме ярости, хлынул дождь -  ударил  с
такой свирепой силой, как будто хотел затопить все вокруг.  Лошади  опустили
головы, вздрагивая всем телом. Потоки воды молотили по всадникам, которые  в
миг  промокли  до  нитки  и  ослепли.  Гривомудрая  Гибкая   послала   своих
шнуроносящих вперед на разведку, чтобы отряд не угодил в пропасть.
   Протхолл поднял вверх посох с горящим на конце ярким огнем, который  стал
ориентиром для остальных. Они сбились вместе,  и  Стражи  Крови  расположили
ранихинов вокруг них, чтобы в случае  нападения  принять  на  себя  основную
тяжесть удара.
   В белых сполохах молний огонь Протхолла казался тусклым и слабым, и гром,
оглушительно грохотавший над ними,  словно  надрывался  от  смеха  при  виде
подобной глупости.  Кавинант  низко  пригнулся  к  спине  Дьюры,  испуганный
молниями и небом, которое превратилось в каменный свод, сотрясаемый  громом.
Он не мог видеть шнуроносящих и не знал, что происходит вокруг него, он  все
время боялся, что следующий шаг Дьюры будет шагом в пропасть. И  не  отрывал
глаз от факела  Протхолла,  словно  это  была  единственная  возможность  не
заблудиться.
   Мастерство и упорство ранихийцев очень помогали отряду, и  он  постепенно
приближался к горе Грома.  Их  передвижение  было  похоже  на  блуждание  во
взбесившихся небесах. Всадники могли ориентироваться лишь по тому,  что  они
постоянно углублялись в эпицентр бури. Ветер швырял водяные брызги в лицо  с
такой силой, что, казалось,  выхлестнет  глаза  или  вырвет  щеки.  Холодные
потоки, струившиеся по телу, постепенно  парализовали  людей,  словно  холод
смерти. Но они продолжали двигаться вперед,  словно  пытаясь  пробить  лбами
каменную стену.
   В течение двух дней  они  продвигались  вперед,  чувствуя,  как  их  тела
разваливаются на куски под натиском дождя. Они  не  могли  отличить  дня  от
ночи, не знали  ничего,  кроме  непрерывно  ревущего,  тяжелого,  жестокого,
неумолимого шторма. Они ехали до  полного  изнеможения,  отдыхали,  стоя  по
колено в воде и  грязи,  ухватившись  за  поводья  лошадей,  ели  размокшую,
разваливающуюся на куски  пищу,  подогретую  на  огне  лиллианрилл,  который
Биринайру с большим  трудом  удавалось  поддерживать,  перекликались,  чтобы
проверить, не потерялся ли кто-то, - и ехали снова, пока усталость опять  не
заставляла делать остановку. Временами они чувствовали, что  только  голубое
пламя Протхолла поддерживает их моральный дух.  Затем  Лорд  Морэм  принялся
объезжать весь отряд. В мертвенно-бледном свете  молний  его  лицо,  залитое
водой, напоминало тонущий поврежденный корабль, но он подъезжал к каждому  и
кричал сквозь завывания ветра, сквозь неистовство грома:
   - Друл...  Шторм...  Шлет  на  нас!  Но  он  ошибается!  Главная  сила...
проходит... на запад! Мужайтесь! Предсказания... за нас!
   Кавинант слишком устал и замерз, чтобы отвечать. Но в  словах  Морэма  он
слышал настоящую храбрость. Когда отряд снова двинулся вперед, он постарался
приблизиться к огню Протхолла, словно пытаясь заглянуть в тайное.
   Борьба продолжалась, и тот миг, когда  она  казалась  уже  непереносимой,
давно прошел. С течением времени само понятие терпение стало  абстракцией  -
простое  слово,  слишком  неосязаемое,  чтобы  нести   в   себе   убеждение.
Неистовство шторма превратило людей просто в дрожащую плоть, едва  способную
сидеть на лошадях. Но огонь Протхолла по-прежнему горел. С каждой его  новой
вспышкой Кавинант начинал двигаться. Ему не хотелось уже ничего - только  бы
получить возможность лечь в грязь.
   Но огонь Протхолла все горел. Он был подобен узам, сковывающим всадников,
тащившим их вперед. В грозящих безумием потоках Кавинант не отрывал  взгляда
от огня, словно эти узы были драгоценными.
   Затем они пересекли некую границу. Это произошло так внезапно,  как  если
бы стена, на которую они кидались как  пойманные  в  ловушку  титаны,  вдруг
упала в грязь. Еще десять спотыкающихся шагов - и они  оказались  в  залитом
солнцем полудне. Позади еще слышалось буйство шторма,  постепенно  удаляясь.
Вокруг повсюду  виднелись  следы  потопа  -  многочисленные  озерца,  потоки
бурлящей воды и болота, густая грязь наподобие той,  что  остается  на  поле
битвы.
   А перед ними высилась огромная безжизненная вершина горы Грома -  Грейвин
Френдор, пик Огненных Львов. В течение долгого времени  она  приковывала  их
внимание, подобно воплощению тишины - мрачной,  зловещей  и  величественной,
подобно частице обнаженного сердца земли. Пик находился к северу и немного к
западу от них. Выше, чем Смотровая Кевина над Верхней Страной, он, казалось,
стоял на коленях на краю Сарангрейвской Зыби, положив локти на плато и держа
голову высоко над скалой, устремляясь к небу со странным выражением гордости
и мольбы. И он возвышался на двенадцать тысяч футов над Теснистым  Протоком,
воды которого текли на восток от его подножия.
   Суровые скалы, образующие вершину, были лишены какой-либо  растительности
и ничем не защищены от бурь и снегопадов. Не обременяя  себя  деревьями  или
травой, они вместо этого являли миру голые,  расколотые  на  куски  огромные
валуны, некоторые черные  как  обсидиан,  а  остальные  -  серые  как  пепел
скального огня, словно камень горы был слишком плотным,  слишком  заряженным
силой, чтобы носить на себе какое-либо проявление хрупкой жизни.
   Там, глубоко в громадной груди Страны, была цель похода:  Кирил  Френдор,
сердце горы Грома.
   Они находились в десяти лигах от пика, но расстояние казалось обманчивым.
Пик уже доминировал на  северном  горизонте,  противопоставляя  себя  излому
Землепровала,  словно  неотвратимое  требование.  Гора  Грома!  Здесь  Берек
Полурукий познал великое откровение. Здесь  отряд,  снаряженный  за  Посохом
Закона, надеялся вновь обрести будущее для Страны, и  здесь  Томас  Кавинант
искал освобождение от  своего  сна.  Отряд  смотрел  на  скалу,  словно  она
исследовала их  сердца,  задавала  им  вопросы,  на  которые  они  не  могли
ответить.
   Затем Кеан улыбнулся свирепой улыбкой и сказал: - По крайней мере, теперь
мы достаточно чисто вымыты для того, чтобы заняться этим делом.
   Это неуместное замечание нарушило транс, овладевший всадниками.
   Несколько воинов разразились смехом, словно  освобождаясь  от  напряжения
последних дней, а большинство остальных улыбнулись, предоставляя  Друлу  или
другому врагу возможность поверить в то, что буря  ослабила  их.  Ранихийцы,
едва стоявшие на ногах от измождения, ведь все это  время  они  шли  пешком,
отыскивая дорогу сквозь потоки воды, тоже  рассмеялись,  хотя  до  конца  не
поняли юмора.
   Только великан никак не прореагировал. Глаза его были  прикованы  к  горе
Грома, и брови нависали над ними, словно защищали  их  от  чего-то  чересчур
яркого или горячего.
   Отряду удалось отыскать относительно сухой холмик, на котором можно  было
отдохнуть и поесть, а также покормить лошадей. Великан рассеянно  последовал
за остальными. Пока все устраивались, он стоял в стороне и смотрел  на  гору
так, словно читал секреты в ее многочисленных расселинах и утесах. Потом  он
тихо запел:

   И поэтому теперь мы - Бездомные,
   Лишенные корней, и родных,
   И знакомых.
   За сокровенной тайной нашего счастья
   Мы правили свои паруса,
   Чтобы проплыть обратно,
   Но ветры судьбы дули
   Не так, как мы хотели,
   И земля за морем была потеряна...

   Высокий Лорд Протхолл позволил отряду отдыхать  столько,  сколько  считал
относительно безопасным на открытом месте. Затем они снова двинулись в  путь
и шли до конца полудня,  прижимаясь  к  Землепровалу,  словно  это  была  их
последняя надежда. Еще до бури Кавинант узнал,  что  единственным  известным
входом в катакомбы горы Грома был вход через западную оконечность Соулсиз  -
Ущелье Предателя, скалистую утробу,  поглощавшую  реку,  чтобы  затем  снова
выплюнуть ее с восточной стороны  на  нижнюю  землю,  превращенную  скрытыми
бурными глубинами в Теснистый Проток - поток, серый от тины  и  отбросов  из
пещернятника,  поэтому  Протхолл  всю  надежду  возлагал  на  приближение  с
юго-востока. Он считал, что добравшись до  горы  Грома  с  южной  стороны  и
двигаясь к Ущелью Предателя  с  востока,  отряд  подберется  незамеченным  и
неожиданно подойдет к западному входу в ущелье. Рисковать он не собирался.
   Грейвин  Френдор  грозно  возвышался  своей  громадой  на  фоне  неба  и,
казалось, уже надвис, склонившись над отрядом, будто сам  пик  был  наклонен
так, как того желала злоба Друла. Он побуждал  усталых  ранихийцев  проявить
все свое умение, чтобы выбрать путь вдоль Землепровала.  И  отряд  продолжал
идти вперед до самого захода солнца.
   Протхолл все это время ехал, устало сгорбившись в седле, наклонив голову,
словно готовя шею под удар топора, казалось, все его силы ушли на то,  чтобы
провести отряд сквозь шторм.  Когда  он  говорил,  голос  его  дребезжал  от
старости.
   На следующее утро солнце взошло на сером  небе,  словно  прорезав  в  нем
рану. Серые тучи нависли над землей, и ветер словно стон  падал  со  склонов
горы Грома.  Вода  в  лужицах  на  пустыре  стала  застойной,  словно  земля
отказывалась впитать влагу, оставляя ее  гнить  на  поверхности.  Садясь  на
коней, всадники услышали низкий рокот, похожий на бой  барабанов  глубоко  в
камне. Всем телом ощущалась какая-то дрожь.
   Это был пульс готовившейся войны.
   Высокий Лорд  ответил  так,  словно  это  был  вызов.  -  Меленкурион!  -
отчетливо воскликнул он. - Вставайте, защитники  Страны!  Я  слышу  барабаны
земли! Это великое дело нашего времени!
   Он вскочил на коня, взмахнул голубой мантией.
   Вохафт Кеан ответил приветствием:
   - Да здравствует Высокий Лорд Протхолл! Мы с радостью следуем за тобой!
   Плечи Протхолла распрямились. Его лошадь навострила уши, подняла голову и
сделала несколько шагов, встав на дыбы так же  величественно,  как  ранихин.
Ранихины  весело  фыркнули  при  виде  этого,  и  отряд  бодро  поскакал  за
Протхоллом, словно дух древних Лордов мчался вместе с ними.
   Путь к склонам горы Грома они  проделали  под  несмолкаемый  приглушенный
рокот барабанов.  Пока  они  искали  путь  через  плотные  каменные  завалы,
окружавшие гору, гулкий подземный звук  сопровождал  их  подобно  испарениям
злобы. Но когда они начали подниматься по одному по неровным  склонам  пика,
они забыли про барабаны. Им пришлось сосредоточить все внимание на  подъеме.
Подножие горы было подобно бугристой каменной  мантии,  которую  гора  Грома
сбросила со своих плеч в давно минувшие  времена,  и  путь  на  запад  через
склоны был тяжелым. Время от времени всадникам приходилось слезать с лошадей
и вести их на поводу вниз по коварным склонам или через серые  нагромождения
беспорядочно наваленных пепельных  камней.  Сложность  местности  делала  их
продвижение медленным, несмотря на то, что ранихийцы прилагали  все  усилия,
чтобы провести их наиболее легким путем. Пик,  казалось,  грозно  наклонился
над ними, словно наблюдая за их жалкими усилиями. А с  возвышающихся  утесов
на них опускался знобящий ветер, холодный, как сама зима.
   В полдень Протхолл  остановился  в  глубоком  овраге,  проходившем  вдоль
склона горы словно разрез. Здесь отряд отдохнул и  подкрепился.  При  каждой
остановке  барабаны  становились  слышны  отчетливее,  а   холодный   ветер,
казалось, с новой силой бросался на них со скал. Они сидели в  прямых  лучах
солнца и не могли унять дрожи - кто от холода, кто от звуков  барабанов.  Во
время привала Морэм подошел к Кавинанту и предложил вместе подняться немного
вверх по оврагу. Кавинант  кивнул,  будучи  рад  хоть  чем-то  заняться.  Он
последовал за Лордом вверх по кривому дну оврага, и вскоре они  оказались  у
пролома в его западной  стене.  Морэм  вошел  в  пролом,  и  когда  Кавинант
присоединился к Лорду, перед  ними  открылся  широкий,  неожиданный  вид  на
Анделейн.
   С высоты пролома, между каменными стенами, ему показалось, что смотрит на
Анделейн из окна в горе Грома. Вдоль всего западного горизонта лежали  горы,
и от их красоты у него перехватило дыхание. Он жадно смотрел  туда  с  таким
чувством, словно на миг прикоснулся  к  вечности.  Буйное,  чистое  здоровье
Анделейна сияло словно страна звезд, несмотря на серые небеса  и  монотонный
воинственный рокот. Он ощутил странное желание не  прерывать  это  состояние
транса, но мгновение спустя его  легкие  потребовали  воздуха.  -  Вот  она,
Страна, - прошептал Морэм. - Мрачная, могущественная гора  Грома  над  нами,
самые темные яды и тайны земли находятся в  катакомбах  у  нас  под  ногами.
Позади - поле битв. Внизу - Сарангрейвская Зыбь. А там - бесценный Анделейн,
красота жизни. Да, это сердце Страны. Он стоял в благоговении, словно ощущал
присутствие здесь Вечности. Кавинант смотрел на него.
   - Значит, ты привел меня сюда, чтобы убедить, что за это стоит сражаться,
- его рот искривился от горького привкуса стыда. - Ты что-то хочешь от  меня
- какой-то декларации преданности, прежде чем нам придется встретиться лицом
к лицу с Друлом.
   Убитые им пещерники отягощали его память чем-то тяжелым и холодным.
   - Конечно, - ответил Лорд. - Но это не я, а сама  Страна  просит  тебя  о
преданности.
   Потом он с силой прибавил:
   - Смотри, Томас Кавинант. Смотри. Смотри  и  слушай  барабаны.  И  слушай
меня. Это сердце Страны. Это не дом Презирающего. Ему не место здесь. О,  он
жаждет власти над этим, но дом его в Яслях Фаула - не здесь. У него  нет  ни
глубины, ни твердости, ни красоты, чтобы иметь право на это место,  и  когда
ему надо что-то сделать здесь, он это делает через юр-вайлов или пещерников.
Понимаешь?
   - Понимаю, - Кавинант посмотрел в глаза Лорду. - Я уже заключил сделку  -
принял свою "клятву Мира", если так вам  больше  нравится.  Я  не  собираюсь
больше убивать.
   - Свою "клятву Мира"? - эхом отозвался  Морэм,  выразив  в  этом  вопросе
целую гамму чувств. Постепенно в его голосе возникла угроза. - Что ж,  тогда
ты должен простить меня.  Во  времена  несчастий  иногда  Лорды  ведут  себя
странно.
   Он прошел мимо Кавинанта и начал спускаться по оврагу вниз.
   Кавинант еще некоторое время оставался у пролома, глядя вслед Морэму.  Он
заметил косвенный намек Лорда на Кевина, но терялся в догадках, какую  связь
видел Морэм между ним и Расточителем Страны. Неужели  Лорд  считал,  что  он
способен на такую степень отчаяния? Бормоча себе под нос, Кавинант  вернулся
к отряду. Он видел оценивающие взгляды воинов. Они пытались догадаться,  что
произошло между ним  и  Лордом  Морэмом.  Но  ему  было  безразлично,  какие
предзнаменования они видели в нем. Когда отряд  двинулся  дальше,  он  повел
Дьюру вверх по оврагу, не замечая сползающих камешков, то  и  дело  падающих
ему на руки и колени и оставляющих на  них  опасные  царапины.  Он  думал  о
праздновании весны, о битве у настволья Парящее, о Ллауре, Пьеттене, Этиаран
и безымянном Освободившемся,  о  Лене,  Триоке  и  женщине-воине,  погибшей,
защищая его. Думая, он пытался внушить себе,  что  его  сделка  была  чем-то
неприкосновенным. Он был недостаточно зол, чтобы снова рисковать и  вступить
в битву.
   К полудню отряд все еще с трудом продвигался по тяжелому  пути,  медленно
поднимаясь вверх в западном направлении. Пункта их назначения  еще  не  было
видно. Даже когда солнце было  уже  совсем  низко,  а  рев  воды  стал  ясно
различимым аккомпанементом к подземному бою барабанов,  ущелья  все  еще  не
было видно. Но потом они вошли в отвесную  скрытую  лощину  в  склоне  горы.
Отсюда в скалу под углом уходила щель,  слишком  узкая  для  лошадей,  через
которую был слышен ворчащий поток. В лощине всадники  оставили  лошадей  под
присмотр шнуроносящих. Дальше они пошли пешком вдоль трещины, поворачивавшей
в гору и вскоре обрывавшейся на скале не более чем в  ста  футах  прямо  над
Ущельем Предателя.
   Барабанов больше не было слышно, шум реки заглушал все  остальные  звуки,
так что им  приходилось  почти  кричать.  Стены  пропасти  были  высокими  и
гладкими и заслоняли горизонт  с  обеих  сторон.  Но  сквозь  водяную  пыль,
накрывавшую их, словно туман, они могли видеть само ущелье - тесный каменный
канал, стиснувший реку так, что она,  казалось,  готова  была  закричать,  и
дикую, белую с огненными барашками воду, бурлившую так, словно она  боролась
против своего же собственного бега. На  расстоянии  примерно  одной  лиги  к
западу река корчилась, вливалась в ущелье, а затем  уходила  в  недра  горы,
словно всасываемая в бездну. Заходящее солнце висело у горизонта над ущельем
словно кровавый шар в свинцовом небе, и в его свете возникали огненные тени,
отбрасываемые  несколькими  отважными  деревьями,  прилепившимися  на   краю
пропасти, как будто они  пустили  корни  по  какому-то  принуждению  или  по
обязанности. Но в самом Ущелье Предателя не росло ничего, здесь была  только
водяная пыль, гладкие каменные стены и терзаемая вода.
   Ее рев оглушил Кавинанта, а мокрый от брызг камень, казалось,  готов  был
выскользнуть из-под  ног.  На  мгновение  скалы  закружились  у  него  перед
глазами, он почувствовал, что утроба горы Грома с жадностью смотрит на него.
Он отшатнулся от края  и,  прижавшись  спиной  к  камню,  с  трудом  перевел
дыхание.
   Вокруг него все пришло в движение. Он  услышал  удивленные  и  испуганные
крики воинов у края ущелья, приглушенное завывание великана.
   Но он не двигался. Прижавшись к стене, он ждал, пока  у  него  перестанут
дрожать колени и пройдет ощущение того, что опора выскальзывает из-под  ног.
Лишь после этого он пошел выяснить, что все-таки вызвало волнение. При  этом
он одной рукой держался за стену, а другой - за плечи своих товарищей. Между
Кавинантом и скалой бушевал великан. Двое Стражей Крови повисли  у  него  на
руках, а он  колотил  их  о  стены  щели,  хищно  вопя:  -  Отпустите  меня!
Отпустите... Я хочу их! - словно хотел прыгнуть вниз, в ущелье.
   - Нет! - Протхолл внезапно встал перед великаном.  Восковые  лучи  солнца
затенили его лицо, обрисовав его силуэт на фоне  сияния.  Он  стоял,  широко
раскинув руки и зажав в одной из них посох. Он был стар и в три раза  меньше
великана. Но оранжево-красное пламя, казалось, увеличило его фигуру, сделало
выше, величественнее.
   - Горбрат! Возьми себя в руки! Именем Семи! Ты бредишь?
   Услышав  это,  Мор