работу или умереть. Да, многие
боги предпочли смерть. Конечно, умереть так сразу не могли, все-таки боги,
но их низвергли в демонов, чертей, бесов...  Сила  за  ними  еще  какая-то
осталась, но ее уже объявили нечистой.  Нечистой  силой,  а  то  и  просто
нечистью. Ну, как и мы когда-то, когда свергали  культ  Даны,  как  всегда
делается, когда новые боги низвергают старых. Да, я взял эту работу. Но  я
и был наемником! Чего ты хочешь? Я даже колесницу свою не  сменил!..  Стаи
ангелов разлетаются, как вспугнутые воробьи, когда я  проношусь  по  небу,
сотрясая его грохотом. Когда я  мечу  громы  и  молнии,  мир  все  так  же
сотрясается от ужаса, а мой хохот слышен всюду на земле!
     -- Но это уже христианство,-- сказал Олег печально.
     Перун отмахнулся:
     -- А что христианство? Все то же! Только идолов не из дерева режут, а
рисуют на досках. Да в жертву  несут  не  ленточки  на  дерево,  а  деньги
бросают в копилки, ладан жгут, свечи палят... Чем свеча дороже, чем жертва
богаче.
     Томасу  показалось,   что   отшельник   чересчур   уж   напирает   на
Илью-пророка, а тот вроде бы даже оправдывается, и поспешил придти ему  на
помощь:
     -- Но бог-то один?
     Перун засмеялся:
     -- Ну да! Ты не видел  икон?  Стало  еще  больше.  Одному  то  подай,
другому -- то... Сам Верховный непонятно чем и занимается... ну,  как  наш
Род, что только сидел на дереве да дремал. Только нашего можно  было  хоть
издали увидеть, а этого никто и никогда... Изображать тоже нельзя, он  без
образа... Без образный! Миром, как и встарь, правят боги дела. Велес, ныне
святой Власий, пасет и оберегает скот, Ярило, он же Юрило,  Юрий,  Георгий
-- все так же на коне, рубит и живет  яро,  бдит  и  защищает...  Говорят,
намедни опять дракона заколол.  Я  смотрел:  мелкий  такой,  худой,  вроде
большой ящерицы. Больной, видать. Или отощал с голодухи. Я и то бы  такого
подкормил, а потом шугнул от двора, чтобы кур не крал.
     Томас смотрел на  грозного  святого,  раскрыв  рот.  Олег  перехватил
изумленный взгляд рыцаря:
     -- Его твой пращур Англ знавал как Тора... или Доннара, уже не помню.
Добрейшей души был человек, мухи не обидел! Но людей резал десятками.  Все
этому вот в жертву. Это  не  дохлые  свечи  и  не  ладан,  который  теперь
воскуряют в виде жертвы! Вишь,  глаза  засверкали?  Вспомнил  вкус  свежей
кровушки. Да и не до мух тогда было...
     Илья-пророк  не  оглядывался,  держал   вожжи   крепко,   но   Томасу
почудилось, что пророк в самом деле облизнулся. Томас передернулся:
     -- Да чтоб святое дело Христа приняло на службу гнусного язычника? Да
еще бога, ныне сиречь демона?
     -- Не кипятись.-- сказал  Олег  хладнокровно.--  Что  толку  с  пусть
честного, но никчемного? Таких пруд пруди, любое дело  завалят.  Побеждают
те, кто умеет переманить лучших. А он, похоже, сумел...
     Илья-пророк буркнул, не поворачивая головы:
     -- Это еще как сказать...
     -- А что?
     -- От чего любая крепость гибнет?
     Олег пожал плечами, Томас робко предположил:
     -- От предательства?
     Илья-пророк покосился на него недобрым глазом, острым и тяжелым:
     -- А ты не так уж глуп... Рыцарь, говоришь? Ах да, королем назвали...
Любое предательство начинается со сладких слов, лживого  языка.  У  нового
бога кто, как ты думаешь, первый?
     Олег снова смолчал, а Томас, осмелев чуть, предположил:
     -- Ты, наверное?
     Илья-пророк хохотнул:
     -- Если бы! Но  я  чужак,  он  больше  своим  доверяет.  Первым  стал
Николай, прозванный... как ты думаешь... как?
     -- Святой,-- предположил Томас.-- Праведный, Чистейший, Непорочный...
     Перун рыкнул с гневным отвращением:
     -- Угодник! Николай Угодник.
     Томас брезгливо передернулся. Угодничество  отвратительно  всегда,  а
угодничество перед богом -- втройне.
     -- И Господь его терпит?
     -- Терпит,-- сказал Перун ядовито.-- Этот лакей  потому  и  пролез  в
первые, что умеет лизнуть где надо. А народ-то каков! Уже  поговаривают  я
сам слышал! -- что когда бог  умрет,  то  именно  этот  лакей  займет  его
место... Совсем гордость потеряли... или  уже  истребили,  если  подлейшее
угодничество стало добродетелью!
     Томас пробормотал смущенно:
     -- Говорят же: нужны не праведники, нужны угодники. Но я надеюсь, что
святая церковь найдет в себе силы побороть скверну.
     Кони неслись как звери, снежно-белые гривы трепало встречным  ветром.
Колесницу несло ровно, без рывков,  только  совсем  редко  потряхивало  на
невидимых ямах.
     Голубое небо медленно темнело, стало синим, потом добавился  странный
лиловый цвет, словно перед грозой. Томас с изумлением  и  страхом  увидел,
как робко блеснула слабая звездочка. Но потом разгорелась  ярче,  а  вслед
высыпали еще и еще, в то время как небо темнело все больше, стало  зловеще
фиолетовым.
     За  спиной  зашипело,  а  когда  Томас  быстро  обернулся,  слева  от
колесницы быстро удалялся вниз огненный шар. Глаза сморгнули,  ослепленные
блеском, за это время шар уменьшился до крохотной точки и пропал.
     Калика пожал плечами на вопросительный взгляд Томаса,  что  взбесило,
почему-то отшельнику кажется, что такие звезды в родной Британии сыпятся с
неба как майские жуки в теплый июньский вечер: хоть не  садись  с  кружкой
эля в саду -- нападает с добрую дюжину, а по голове и  ушам  настучат  как
градины...
     Илья перехватил взгляд рыцаря, бросил густым могучим голосом:
     -- Это что... Бывало, сыплются как горох из порванного мешка!  Целыми
роями... Светло становится как днем, когда со всех сторон...
     -- А... не попадают? -- спросил Томас осторожно.
     Илья кивнул на борт.  В  зияющей  дыре  с  опаленными  краями  злобно
свистел ветер.
     -- Вчера... Было две, но одну плотник успел заделать. Да и то, как не
заделать, дыра -- конь пролезет...
     Томас опустил взгляд под ноги, мороз проник в сердце. Из-под коврика,
на котором стоит, белеют новенькие дубовые планки, только что оструганные!

     Глава 2

     Среди блистающих грозно облаков высились исполинские массивные ворота
из толстых дубовых досок. Створки в медных  лапах,  с  широким  козырьком,
чтобы укрыться  от  дождя.  Рядом  с  воротами  высокая  калитка,  всадник
проедет, не склонив  головы.  Высокий  забор  из  заостренных  бревен,  не
перемахнуть лихому человеку.
     По мере того как колесница приближалась, быстро  сбрасывая  скорость,
Томас  рассмотрел  сквозь  дырочку  в  борту,  что   к   калитке   тянется
нескончаемая вереница  сгорбленных  людей,  большей  частью  в  лохмотьях,
прокаженных, нищих,  уродливых,  юродивых,  бесноватых,  а  редкие  монахи
выглядели среди них как вороны среди голубиных стай.
     Лежать,  скорчившись  в  три  погибели,  под  ногами  пророка,   было
неудобно, да еще  старый  потертый  ковер  сверху,  свежесодранные  шкуры,
спросить бы что за звери, но Томас затаил дыхание, ибо возле калитки стоял
крепкий мужик, широкий в плечах и мускулистый. Черная  разбойничья  борода
начиналась от глаз, острых и цепких, горбатый  нос  нависал  над  толстыми
вывернутыми губами, от ушей по обе стороны свисали пейсы. Он был  в  белой
хламиде, подпоясан толстой веревкой, на которой висел массивный ключ, тоже
золотой.
     Очередь продвигалась  медленно,  каждого  мужик  долго  и  придирчиво
расспрашивал. Илья-пророк придерживал коней, бросил насмешливо:
     -- Дотошный... А очередь все растет!
     -- В запасе вечность,-- прошептал Олег. Он затаился рядом с  Томасом,
его локоть больно уперся Томасу в щеку, но Томас терпел, уже подъезжали  к
воротам.-- Как у него, так и у бедолаг, которым, возможно, это на руку.
     -- Почему?
     -- А куда большая часть пойдет?
     Словно в ответ, Петр сделал небрежный жест, и  несчастная  фигурка  с
жалкими крылышками, с жалобным криком провалилась сквозь облако.  Вдогонку
прогремел яростный крик святого Петра:
     -- Мне плевать, что ты безгрешен, сэр Томлинсон!.. Но что  ты  сделал
доброго?
     Илья остановил коней перед воротами, Петр смотрел на колесницу  и  ее
возничьего угрюмо и подозрительно. Илья улыбнулся, показав крепкие зубы  в
волчьем оскале:
     -- Открывай, ворота.
     --  Что-то   запаздывать   начал,--   пробурчал   Петр.   Глаза   его
подозрительно пробежали по колеснице.-- С кем ты там разговаривал?
     -- С конями, конечно,-- удивился Илья-пророк.-- Кони  у  меня  умные!
Они не стоят, как ослы, на месте, а носятся по свету!
     Петр прорычал зло:
     -- Опять кого-нибудь задавил?
     -- Вроде бы нет,-- удивился Илья.-- С чего ты взял?
     -- Кровь на спицах!
     -- А-а-а-а... Это я одному уступил дорогу. А  он  так  удивился,  что
бряк прямо на колесо. Ударился головой, а теперь головы сам знаешь  какие.
Вот раньше были чугунные, литые, как у тебя...
     Петр плюнул коням под копыта, пошел к воротам. Томасу  казалось,  что
открывает невыносимо медленно, замок сломался, ключ  застрял,  но  наконец
тонко скрипнуло, кони нетерпеливо пошли  вперед,  грудью  отворяя  створки
шире.
     Когда колесница прогрохотала окованными медью ободами по  удивительно
чистым плитам, Олег тихохонько выглянул  одним  глазом.  Петр  уже  закрыл
ворота и вернулся к калитке. Олег прошептал:
     -- Я ж говорил, что только в математике нет царских дорог!
     Томас потихоньку  отодвинулся  от  локтя,  растирал  ладонью  будущий
кровоподтек. Колесница свернула к гигантскому зданию, светлому, из  белого
мрамора, что как  сверкающая  глыба  возвышалась  над  ровной,  как  стол,
равниной. Однако над белым дворцом колыхался теплый  воздух,  в  стене  на
стыке с полом  темнели  отверстия,  откуда  по  широкому  желобу  медленно
вытекала зеленоватая вода со знакомым запахом.
     Олег принюхался:
     -- Конюшня?
     -- Здесь много коней,-- усмехнулся  Илья  с  гордостью.--  И  Георгий
приучается к седлу. Здесь кони старых героев, я их держу в холе.
     Колесница прогрохотала колесами по мраморным плитам.  Илья  соскочил,
вопросительно смотрел на Олега и Томаса. Олег выпрыгнул первым:
     -- Спасибо. Не обижайся на резком слове, ладно?
     -- Да что уж тут...
     -- И не проговорись, что видел нас, хорошо.
     Илья пожал плечами:
     -- Тот, кто следит за вами, дознается.
     -- Откуда знаешь,-- насторожился Олег,-- что следит?
     -- Тебя знаю. Чтоб ты да не влез в какую-нибудь... Да что  там  влез!
Чтоб ты да не замутил воду? Явно следят, а то и вовсе  ждут.  Стал  бы  ты
тайком прокрадываться, если бы не ждал засады! Хотя я не заметил у  ворот,
но кто знает, кто знает...
     Томас смолчал про их отчаяние, когда не знали как вообще  попасть  на
небеса, но калика тоже не стал разубеждать могучего пророка. Пусть думают,
что они сильнее, чем есть на самом деле.
     -- Гм,-- сказал Олег,-- еще раз спасибо.
     -- Одно знаю,-- хмыкнул Илья,-- на меня пальцем не укажут, ибо  тогда
самим надо признаваться кое в чем... Ладно, удачи вам. Коней  распрячь  не
хочешь?
     -- Спасибо за честь, но в другой раз.
     Когда осторожно пошли к выходу, Илья внезапно окликнул:
     -- Эй, вы двое...
     Томас  мгновенно  повернулся,  настороженный,  готовый   к   схватке.
Илья-пророк оглядел его с головы до ног, повернулся к Олегу, тоже оглядел,
будто увидел впервые, хмыкнул, поманил за собой. В  дальнем  углу  у  него
помещалась небольшая кузница, где  пророк,  судя  по  всему,  не  гнушаясь
черной работой, сам подковывал коней, чинил сбрую. У основания великанской
наковальни стоял рукоятью  кверху  исполинский  молот.  У  Томаса  мурашки
побежали по спине, не рискнул бы даже пытаться вскинуть,  возле  потухшего
горна свалено  железо.  У  Томаса  вспыхнули  глаза,  а  руки  затряслись.
Доспехи! Рыцарские доспехи!.. Куда лучше тех побитых,  что  принес  Иаред,
горбатый черт... Шлемы,  панцири,  наколенники,  кольчуги,  даже  стальные
рукавицы, поножи и многие мелочи, которые  даже  на  переплавку  вряд  ли,
разве что бывший предводитель воинов пробует приспособить их иначе...
     Олег брезгливо потыкал ногой в груды железа,  а  Томас  бросился  как
петух на навозную кучу. Разгреб,  что  ни  находка,  то  жемчужное  зерно,
Илья-пророк выбирал доспехи из хорошего железа, к тому же натаскал с самых
рослых рыцарей, на тех железа больше, а сталь лучше. Калика  пофыркал,  но
помог сменить железо,  а  потом  затянуть  на  спине  ремни  и  укрыть  их
стальными пластинами.
     Илья-пророк с интересом оглядел спрятанного в железо человека:
     -- Какой же интерес в такой драке?
     -- А теперь важна не сама схватка, а ее результат,-- объяснил Олег.
     Томас подхватил свой Зу-л-Факар, а щит отыскал  среди  железа.  Герб,
правда, баронский, но, судя по когтям грифа, перьям  на  голове  и  синему
полю, хозяин был отважным рыцарем, великодушным и добродетельным хозяином,
рьяным охотником, неустрашимым в битвах и за пиршественным столом, а также
умелым охотником на вепрей.
     От самого порога конюшни равнина  пугающе  уходила  в  бесконечность.
Только у виднокрая вздымалось следующее  здание  --  остроконечная  башня,
тонкая, как вбитый в землю кинжал. Бесконечность мира подавляла величием и
размахом.
     Илья-пророк развернул колесницу. Из-под широкого  сидения  выглядывал
тяжелый молот с  на  диво  короткой  рукоятью.  Молот  казался  не  просто
тяжелым. В него словно бы вбили целую  скалу  сыромятного  железа,  вокруг
молота прогибался воздух, а рукоять  блестела  от  частой  хватки  могучей
длани.
     -- Пора бы расстаться,-- заметил Олег.
     Илья-пророк показал острые, нестершиеся зубы в жесткой ухмылке:
     -- Его время еще вернется.
     Хрустальная земля загремела под копытами, колесница исчезла в брызгах
искр. Олег вздохнул, оперся  о  посох  по-стариковски.  Похоже,  идти  ему
никуда не хотелось. Томас растерянно оглядывался:
     -- Это и есть рай? Наш рай?
     -- Это лишь небеса,-- объяснил Олег, он  приложил  ладонь  к  глазам,
всматривался в далекую башню.-- А небеса, еще не есть рай...  Рай  --  это
сады Эдема. Там райские яблоки... мелкие такие, красные, как черешня,  там
вечное счастье... так говорят. А нам еще дошагать до этого сада.
     Сердце Томаса судорожно забилось, а в горлу подступил комок:
     -- Яра, конечно же, там?
     -- Будем надеяться.
     -- Но может оказаться в другом месте?
     Олег озлился:
     -- Томас, разве я похож на того горелого, который ее утащил?
     Томас, усталый и раздраженный, сказал зло:
     -- А кто тебя знает... Прости,  сэр  калика,  я  срываю  злость.  Мне
просто кажется, что чем дальше забираемся,  тем  все  безнадежнее.  В  аду
побывали, надо  же,  с  самим  Сатаной  схлестнулись,  но  там  враг  рода
человеческого, а на что руку поднимаем здесь?
     Олег  молча  зашагал,  считая  вопрос  Томаса  уже  решенным.   Томас
некоторое время прожигал яростным  взглядом  спину  уходящего  отшельника.
Калика слишком часто полагает, что все понятно, что  иначе  и  действовать
нельзя, и всякий  раз  удивляется  безмерно,  если  вдруг  Томас  начинает
упираться.
     Догнал, спросил почти враждебно:
     -- Но почему так пусто, хоть знаешь?
     -- Это первое небо,-- объяснил Олег.-- Над ним второе, до него  всего
пятьсот лет лететь... так по крайней мере объяснял Мухаммад Нимвроду.  Еще
пятьсот до третьего, еще пятьсот до четвертого...
     -- А всего семь? -- перебил Томас. Он лихорадочно оглядывался. Калика
кивнул, и Томас вскрикнул с мукой,-- это же сколько лет? Я  столько  и  не
сосчитаю, не только не проживу! Разве что Яра где-то здесь...
     Калика покачал головой. Взгляд зеленых глаз был суровым:
     -- Не думаю.
     -- Но ты-то знаешь, как добраться?
     -- Еще нет. Но сюда добирались тоже не пятьсот лет.
     Томас вздрогнул, вспомнил страшный и великолепный полет на  колеснице
пророка, снова вздрогнул, как воочию увидев его разъяренное лицо:
     -- Как ты решился... разорвать на нем божественную хламиду!
     -- Да,-- признался Олег,-- рисковал... Больно красивая материя. Да  и
такой оберег... ныне просто застежку, в  один  день  не  скуешь.  Я  такой
вообще не видывал. Свою я обронил там, у Сатаны.
     -- Да иди ты с застежкой!
     -- А что не так?
     -- Откуда ты знал про шрам?
     Олег шел задумавшись, а потом ответил таким тихим голосом, что  Томас
назвал бы даже благочестивым, если бы  мог  этого  язычника  причислить  к
христианам:
     -- Да это я его.
     Томас ахнул, споткнулся, едва не упал:
     -- Ты?
     -- Давно,-- ответил Олег равнодушно.-- Очень... Там на боку есть шрам
и постарше... А мой совсем свежий! Думал, помрет. Ан нет, выжил.
     Глаза Томаса полезли на лоб. Лицо  калики  было  смиренное,  он  даже
полузакрыл на ходу глаза, отдавшись мыслям о чем-то явно высоком. Томас  с
трудом перевел дыхание, сглотнул пересохшим горлом. Да ладно,  что  там...
Если Илья-пророк в прошлом наемничал, то не должен держать зла на  тех,  с
кем сражался. Сегодня с ними, завтра против них. Но сэр  калика!  Оставить
шрам на груди самого Ильи-пророка...

     Под ногами был хрусталь, прозрачный и звенящий под ногами, но  дальше
потянулся с вкраплениями, темный. Из  ровного,  как  стол,  плато  торчали
острые глыбы, а кое-где собирались в комья, образуя скалы. А когда впереди
показалась целая гряда камней, Томас первый вбежал, удивленно вскрикнул.
     Когда Олег подошел, Томас уже спустился вниз, присел  и  щупал  рукой
воду.  Они  были  на  берегу  странного  моря,  бескрайнего  и   с   такой
прозрачнейшей водой, что Томас мог рассмотреть на дне мельчайшие  камешки.
Но  нигде  не  заметил  ни  единой  рыбешки,  ни  крабика,  ни   привычных
водорослей.
     Олег тревожно осматривался:
     -- Пойдем. Эту воду пить не станешь.
     -- Ядовита? -- спросил Томас с  сожалением.  Он  облизнул  пересохшие
губы.
     -- Пресная,-- ответил Олег с  отвращением.--  Чересчур.  Ни  крупинки
соли на весь этот океан.
     Томас повел плечами:
     -- Это и есть хляби небесные?.. Гм, если отсюда изливаются все дожди,
то одного не пойму... откуда здесь берется? Должны бы все запасы вылиться.
А там все раскисло бы, а то и вовсе ушло под воду.
     Он поймал на себе удивленный взор калики.  Тот  вообще  смотрел  так,
будто с ним заговорил надежный рыцарский конь:
     -- Хороший вопрос, сэр король. Не ожидал!.. Но вода сюда  возгоняется
с земли. В  виде  пара.  Потому  здесь  такая  чистейшая,  что  даже  пить
противно.
     -- Понятно,-- просветлел лицом  Томас.--  Это  все  равно,  когда  ты
бываешь таким умным, таким умным...
     Он не договорил, они уже взяли правее, постепенно удаляясь от хлябей.
В блистающем  мире  все  еще  было  пустынно,  Томас  невольно  сравнил  с
переполненным адом, где стук и лязг  со  всех  сторон,  воздух  переполнен
запахами серы, смолы, пота, крови, где надо прятаться ежечасно, и  то  уши
оттопчут, а здесь же воздух чист и свеж, все блещет  такой  чистотой,  что
Томас уже начал щупать небритое лицо, щетина как  у  кабана  шерсть,  глаз
подбит, рожа в таких кровоподтеках, что перепугает любого святого...
     Олег мрачнел, скоро и Томас увидел, что ровное блистающее  плато  как
гигантским мечом разрублено широкой  трещиной.  По  ту  сторону  пропасти,
примерно в полете стрелы, пущенной умелой рукой, стояла  стена  радостного
блистающего тумана.  От  камня,  где  остановился  Томас,  через  пропасть
тянулась длинная туго натянутая веревка. Она исчезала, как  обрезанная,  в
тумане, и у Томаса  похолодело  в  груди,  когда  представил,  что  дальше
веревка может тянуться еще на несколько миль.
     На этом волосяном мосту суетились кошка  и  собака.  Кошка  торопливо
облизывали длинным языком веревку, та сразу начинала блестеть  масляно,  а
собака бросалась на кошку, с рычанием отгоняла, поспешно слизывала  масло,
а кошка тем временем смазывала веревку в другом месте.
     -- Подлая тварь,-- процедил Томас.-- Зачем это она...
     -- Чтобы человек поскользнулся,-- броси