ме воинов  появились
даже женщины, старики и дети. Все с  веселыми  возгласами  бросали  камни,
сталкивали бревна, лили смолу и вар из котлов. Казалось, для  них  это  не
кровопролитное сражение не на жизнь, а насмерть, а развлечение.
     Гутенап бессильно стискивал  кулаки.  Вот  бы  где  пригодились,  как
никогда, арбалетчики! Сбить стрелами несколько человек нетрудно,  но  зато
можно без помех разбивать ворота, карабкаться на стены...
     Штурм захлебывался, когда  ворота  распахнулись,  и  оттуда  вырвался
небольшой отряд во главе  с  тем  проклятым  лютичем!  Гутенап  просто  не
поверил своему счастью.
     -- Взять! -- закричал он страшно. -- Ударить на него со всех  сторон!
Победа уже за нами!
     Воин потеснил напиравших  на  ворота,  сбросил  их  с  моста,  орудуя
тяжелым мечом  с  невиданной  легкостью.  Крестоносцы  отступали  под  его
яростными ударами, второй  лютич,  что  держался  рядом,  быстро  выпускал
стрелы из простого лука, стреляя, как дикий степняк, прямо с седла. Однако
его стрелы находили щели в доспехах, ибо воины роняли мечи, зажимали раны.
     С двух сторон бежали крестоносцы, однако лютич не стал ввязываться  в
тяжелый бой.  Гутенап  не  верил  глазам,  когда  он,  прорвавшись  сквозь
поредевший лагерь, устремился со своим оруженосцем прямо в чащу.
     Бежит? Это не укладывалось в  голове.  Такой  отважный  воин  не  мог
бежать, тем  более  когда  чаша  весов  заколебалась.  Или  все  же  правы
проповедники, что только воины Христовы крепки духом, а язычники, несмотря
на крепость рук и огромный рост, не могут выстоять  в  долгом  и  затяжном
сражении против крепких в вере?
     -- Пусть уходит, -- сказал он с удовлетворением. -- Даже если это  не
вождь, они лишились своего сильнейшего воина. Теперь нам можно воевать  на
равных!
     Он не видел, что граф Гугенот, сводный брат погибшего от руки  лютича
сэра Гваделупа, быстро  отошел  к  своим  людям.  Вскоре  весь  его  отряд
незаметно вышел из сражения и оттянулся в лес.

     Глава 15

     Теперь они ехали вдвоем на великолепных конях, а еще двух навьюченных
коней вели в запасе. Томас был в полном  рыцарском  доспехе,  меч  и  даже
мизерикордия на месте, копье в руке. Жеребец  под  ним  шел  уверенно,  на
хозяина посматривал одобрительно:  они  опрокинули  в  турнире  с  десяток
рыцарей, а еще вдвое больше выбили из седел и потоптали  в  бою.  С  таким
седоком воевать не совестно, перед другими рыцарскими конями показаться не
стыдно.
     Под Ярой была гнедая кобылка, стройная  и  очень  быстрая.  Яра  сама
выбирала, Томас вынужден был признать, что женщина в лошадях толк знает.
     -- Мне как-то неспокойно, -- призналась она.
     Над головой пролетела большая птица, уронила  перо.  Яра  вздрогнула,
пугливо оглянулась. Глаза ее стали большими и круглыми.
     -- Все  хорошо,  --  успокоил  Томас.  --  Лютичи  теперь  отобьются.
Благодаря турниру мы выиграли время. Сейчас подошла  помощь  от  земгов  и
галков, крестоносцы сами окажутся в кольце! Звенько  довершит  разгром.  А
нам надо спешить в Британию!
     -- Да нет, я за них не особо тревожусь.
     -- А что еще?
     -- Неспокойно, -- повторила она.
     Томас недовольно хмыкнул:
     -- А что, у нас был хоть один день  спокойным?  Калика  говорил,  что
счастливой жизни не бывает вовсе, бывают только счастливые дни. А у нас  и
вовсе -- часы!
     Она задумалась, в  глазах  появилось  мечтательное  выражение.  Томас
чувствовал  в  ней  какую-то  тайну,  все-таки  странная  женщина   что-то
недоговаривала.
     Лес иногда прерывался полянами, трава росла густая, уже  пожелтевшая,
чертополох грозно растопыривал колючки. Только  ели  оставались  зелеными,
весь же лес стоял в желтом и пурпурном убранстве всех цветов  и  оттенков.
Небо было чистое, синее, но от него веяло холодом.
     Яра первая услышала конский  топот.  Тронула  рыцаря  за  рукав,  тот
остановил  коня,  прислушался.  Сперва  негромкий,  стук  множества  копыт
становился громче с каждым мгновением. По дороге  за  ними  вслед  неслись
десятка два, если не больше, конных всадников. И, судя по стуку копыт, это
были тяжелые кони, и всадники на них были тяжелые.
     -- Погоня, -- понял Томас. -- Дурак, он снял с осады людей, послал за
нами! Ну, теперь ему точно крепость не взять. Унесет ли сам ноги...
     Яра взмолилась:
     -- Томас! Тут нам бы унести!
     -- Попробуем, -- сказал он, трогая поводья.
     Но было уже  поздно.  Из-за  деревьев  выскочили  кони,  роняя  пену.
Передний всадник, видя, что беглецы на хороших конях  да  еще  по  свежему
запасному, закричал отчаянно:
     -- Стой, трус?!
     -- Это я трус?! -- грозно осведомился Томас.
     Он начал разворачивать коня. Яра схватила его за руку.
     -- С ума рухнулся?..
     Томас с неохотой повернул коня,  только  пришпорил,  как  настигающий
всадник заорал диким голосом:
     -- Трус!.. Подлый трус!.. Если в тебе есть  хоть  капля  от  мужчины,
остановись и сражайся!
     Томас остановил коня. Яра схватила его коня  за  повод,  потащила  за
собой. Томас ворчал, но повиновался. Преследователи  начали  отставать,  и
передний всадник, рыцарь в блестящих доспехах, закричал страшно:
     -- С тобой женщина, трус!.. Неужто ты будешь бежать даже при ней?
     Томас выдернул повод из руки Яры. Лицо его было  бледным  от  ярости,
челюсти плотно сжаты. Он со стуком опустил забрало,  синие  глаза  метнули
через узкую щель молнию.
     -- Я жду тебя, кто бы ты ни был!
     Всадники, это были рыцари с опущенными копьями, неслись на  него,  не
сбавляя хода. Томас запоздало понял ошибку: они не собирались  драться  по
очереди, -- но поворачивать коня уже не было времени. Он быстро  соскочил,
выхватил меч и метнулся за ближайшее дерево.
     Три копья с силой вонзились в дерево,  разлетелись  с  треском.  Яра,
схватив его  коня,  отъехала  и  сорвала  с  седла  лук.  Часть  всадников
спешилась,  начала  обходить  дерево  с  двух   сторон.   Томас   двигался
молниеносно, один рухнул  под  ударом  его  меча,  второй  выронил  меч  и
ухватился за окровавленную руку. Еще несколько  человек  начали  оттеснять
его от дерева, а всадники объехали с другой стороны, окружили.
     Томас вскрикнул бешено:
     -- А где твоя честь, трус?
     Рыцарь ответил надменно:
     --  Перед  язычником   всякие   клятвы,   как   и   перед   женщиной,
необязательны, потому что женщина -- не человек. Как и язычник.
     Он всхлипнул, умолк на полуслове, вскинул  обе  ладони,  хватаясь  за
лицо. Из узкой щели забрало торчало тонкое древко с белым пером.
     -- Так его, Яра! -- вскричал Томас. -- Клятвопреступник! Гореть  тебе
в аду!
     -- Он уже горит, -- ответила Яра холодным злым голосом. --  Это  тебе
за отношение к женщинам!
     Вторая стрела быстро и хищно  щелкнула  в  плечо.  Томас  думал,  что
стрела  отскочит,  но  отточенный  клюв  нашел  зазор  в  доспехе,  стрела
погрузилась до половины, а  несчастный  сводный  брат  Гваделупа  вскричал
страшно и рухнул с коня. При падении он ударился  лицом,  и  стрела  вошла
глубже в мозг.
     Но положение Томаса было отчаянным. Рыцарей было три десятка, да  еще
прискакали легко вооруженные  воины,  в  руках  были  короткие  дротики  с
широкими лезвиями. Томаса уже окружили, он вертелся, как вьюн,  и  рубился
во все стороны. Удары сыпались на него со всех сторон.  Он  сражался,  как
медведь в стае собак, ревел, сыпал проклятиями,  а  каждый  удар  повергал
нового противника на землю бездыханным.
     Даже Яра не заметила, как появились новые всадники. На  легких  конях
они пронеслись косым строем,  у  каждого  в  руке  был  топор  на  длинной
рукояти, с узким лезвием, похожим  на  клюв  дятла.  Даже  несильный  удар
пробивал шлем, что не всегда мог достичь страшный удар рыцарского меча,  и
противник замертво падал на землю.
     Томас наконец опустил залитый кровью меч. Он задыхался, грудь  ходила
ходуном, но все еще старался выкрикивать оскорбления в адрес  трусов,  что
нападают скопом. Доспехи его из светлых превратились в пурпурные, даже  на
шлеме были красные брызги.
     Новые всадники быстро и  умело  добили  раненых.  Соскочив  с  коней,
шарили по  карманам,  выворачивали  седельные  сумки.  Их  вожак  на  коне
приблизился к Томасу. Тот ахнул -- на него  смотрело  жестокое  лицо  пана
Кичинского!
     -- Не ждали? -- спросил князь.
     Он соскочил  с  коня,  обнял  подбежавшую  Яру,  благосклонно  кивнул
Томасу.
     -- Здорово сражаешься. Англ, говоришь?
     Томас перевел дыхание, прохрипел:
     -- Он самый...
     -- Хороший, наверное, народ... Хотя надо  посмотреть  по  книгам,  от
кого род ведете. Может быть, все-таки от жидов поганых.
     Томас застонал сквозь зубы. Стараясь сменить тему, спросил торопливо:
     -- Откуда вы взялись?
     -- Разведка  донесла,  а  затем  и  лазутчики  доложили,  что  войско
крестоносцев идет на лютичей. А это же тоже россы, только они об  этом  не
знают! Вот я быстро и собрал  добротный  отряд,  поднял  по  дороге  племя
земгов, привел на помощь Звенько. Они хоть и не чистые арийцы, как  мы,  у
них скулы шире, но кровь почти такая же чистая. А тут узнал, что ты с моей
племянницей  только-только,  прорвав  осаду,  уехал!  Ну   разве   я   мог
расстаться, не повидавшись еще раз?
     Яра обняла, поцеловала.
     -- Спасибо, дядя! Ты удивительный!
     -- Ну вот, я же знал, что не рассердишься.
     Томас подтвердил:
     -- Она не рассердится. Еще как не рассердится!  Но  как  с  ходу  все
поняли, мгновенно приняли решение... Это достойно великого полководца!
     Пан Кичинский скромно отмахнулся.
     -- Да что тут особенного? Надо же  православных  христиан  спасти  от
проклятых жидов!
     Томас оглядел поле, покрытое трупами, где бравые с клевцами  в  руках
потрошили убитых. Содрогнулся.
     -- Это все жиды?
     -- До единого! -- поклялся пан Кичинский. -- Даже если они об этом не
все знают. Кругом одни жиды!
     Томас огляделся, передернул плечами, как в ознобе:
     -- Дьявол!.. Действительно, страшная сила.
     Он влез на коня, а Яра уже была в седле. Еще раз обнялись,  прощаясь,
а когда Томас уже отъехал, пан Кичинский вдруг хлопнул себя по лбу:
     -- Эй, погоди! Чуть не забыл!
     Томас остановил коня, чувствуя озноб при  виде  приближающегося  пана
Кичинского. За ним неотступно держались два звероватых гиганта,  при  виде
которых у Томаса всяких раз по спине бегали мурашки.
     Пан Кичинский пошарил сзади, отвязал и швырнул Томасу серый  потертый
мешок.
     -- Не твое ли?
     Томас, обмерев, трясущимися  пальцами  развязал  веревочку,  заглянул
вовнутрь. Не веря глазам, сунул  руку,  пощупал.  Знакомое  покалывание  в
кончиках пальцев подсказало, что не ошибся.
     В мешке был Святой Грааль!

     К проклятым лютичам подоспела помощь от соседей. Гутенап велел  снять
осаду; на этот раз с ним не спорили. На военном совете  решили  отступить,
но чтобы это не выглядело бегством, идти было  решено  обратно  по  другой
дороге, находя и уничтожая мелкие веси и городища ненавистных язычников.
     Как нарочно,  не  попалось  ни  одного  жилого  села.  Проводники  из
бодричей исчезли, разочарованные в мощи крестоносного войска. Когда  люди,
измученные до предела, брели,  не  в  силах  поднять  головы,  а  ноги  не
отрывали от вязкой земли, впереди и сзади раздался долгий протяжный треск.
Деревья валились крест-накрест, перекрывая дорогу как вперед, так и  назад
к отступлению. Ряд деревьев рухнули на  обоз,  убивая  и  калеча  людей  и
животных, некоторые упали на рыцарский отряд.
     Убитых было немного, но воинский строй был сломлен, деревья  отрезали
одну группу воинов от другой. Только слышались  крики,  ругань,  стоны,  а
дрались с деревьями или уже напали лютичи, никто сказать не мог.
     Гутенап успел собрать вокруг себя небольшой отряд, когда с  воинскими
криками из-за деревьев выскочили лютичи. Они были обнажены до  пояса,  эти
белокурые гиганты, в руках только  дубины,  но  когда  в  страшной  ярости
прыгнули на рыцарей, схватка стала равной. Своими страшными  дубинами  они
крушили панцири, разбивали головы в железных шлемах, как яичную  скорлупу,
без  страха  лезли  на  острия  копий,  но  и  покрытые  страшными  ранами
ухитрялись бить и  крушить  до  тех  пор,  пока  не  падали  бездыханными.
Берсеркеры, вспомнил Гутенап с дрожью, умирают не от ран, а  от  истощения
сил.
     Хуже того, целые отряды лютичей,  укрывшись  за  деревьями,  били  из
луков рыцарей на выбор,  изредка  стреляли  простых  кнехтов.  Арбалетчики
выстрелили в ответ быстро и страшно, сразу  несколько  лютичских  стрелков
упали,  пробитые  насквозь  железными  стрелами-болтами,   но   пока   они
перезаряжали  да  натягивали  воротами  стальные  тетивы,  их  почти  всех
пронизали тремя-пятью стрелами  обозленные  лучники.  Их  скорострельность
была в десятки раз выше, да и самих их собралось, как листьев в лесу.
     Последним пал, отчаянно сражаясь, сэр Бульгиль из Нормандии, отважный
рыцарь и хозяин обширных угодий в своем  благодатном  крае.  Единственное,
чего ему недоставало, это громкой воинской славы. Ее он и пришел  получить
в суровом походе против гигантов-варваров.
     Когда он  лежал  распятый  на  земле,  кровь  сочилась  из  ран,  пан
Кичинский остановился над ним, сказал брезгливо:
     -- Дурак!.. Обманутый этими пархатыми... Зачем тебе слава?
     Раненый прошептал:
     -- Чтобы сложить ее к ногам самой красивой девушки  в  мире...  Самой
нежной и недоступной...
     -- Такие разве есть? Кто она?
     -- Ее зовут Крижана. Она живет в туманной стране Британии...
     Пан Кичинский на  миг  задумался.  Британия,  Британия...  Ага,  туда
отправился этот храбрый англ. Молодой, кровь с  молоком.  Горячий.  Такому
жену скоро подбирать. И чем меньше у него будет соперников, тем лучше. Так
что старый вояка еще разок поможет... ха-ха...
     -- Добейте парня,  --  указал  он  на  сэра  Бульгиля.  --  Пусть  не
мучается.

     Глава 16

     Томас ехал смутный: обреченность этих славянских племен видел, а  чем
помочь, чтобы овцы целы и волки  сыты,  не  знал.  Понятно,  что  западные
племена, раньше успевшие сбиться в стаи, именуемые королевствами, вот  уже
несколько столетий наступают, давят,  теснят.  Время  от  времени  удается
наложить ярмо на славянские племена,  те  периодически  сбрасывают  его  и
истребляют гарнизоны, но натиск лишь усиливается. И вот уже славянский мир
сокращается, сдает земли. Но теперь на захваченных землях  население  либо
поголовно истребляется, либо уцелевшие онемечиваются.
     А он, навоевавшись досыта, не должен становиться  на  ту  или  другую
сторону. Он на стороне культуры, так обещал калике. В ней решение какой-то
великой задачи. Правда, натиск  ведут  силы,  которые  больше  на  стороне
прогресса,  а  прогресс  во  сто  крат  хуже  дикости,  если  не  взнуздан
культурой.  Но  это  опять  же  по  словам  калики,  а  у  него  от   этих
мудрствований голова трещит, как после добротного удара булавой.  Прогресс
злее, неразборчив в средствах, он всегда впереди. Культура отстает всегда.
Важно только, чтобы не отставала сильно. Но не его дело определять, как ей
идти.

     Томас подпрыгнул, когда в одной  маленькой  веси  сообщили,  что  еще
через два дня, а ежели поедет шибко, то и на следующий день уже  выедет  к
морю. А по ту сторону моря, что и морем-то назвать нельзя,  берег  с  этой
стороны видно, лежит страна дождей и туманов,  именуемая  Британией.  Там,
говорят, водятся дивные чудища, драконы крылатые, колдуны  целыми  стадами
ходют, а гномами кишмя кишат горы. А уж от злых волшебниц отбоя нету.
     -- Все правда, -- подтвердил Томас счастливо. --  Все  там  не  такое
хорошее, как здесь, но это моя страна! И она самая лучшая на свете.
     Он заметил, что Яра тревожится, посматривает на  него  искоса.  Томас
догадывался, а помалкивал. Где-то здесь на  побережье  лежат  владения  ее
жениха. Богатого, который заплатит за  эту  женщину  любые  деньги.  Дурак
стоеросовый! Не догадывается, что он и  сам  бы  приплатил,  лишь  бы  эту
ведьму с лиловыми глазами сняли с его шеи!
     Кони  шли  резво,  лишней  поклажи  не  было,  а  пересаживались   на
отдохнувших часто. К вечеру выехали  в  долину,  где  на  той  стороне  на
пологом холме белела свежеоструганным частоколом огромная крепость.
     -- Там, -- кивнула Яра.
     Томас насторожился. Глаза женщины сухо блестели,  спину  она  держала
неестественно прямо. Ее  золотые  волосы  пышным  водопадом  ниспадали  на
спину, красная ленточка опоясывала лоб.  На  Томаса  не  смотрела,  вперив
взгляд вдаль.
     -- Что?
     -- Я просто... хотела предупредить. Это владения моего жениха.
     Томас присвистнул.
     -- Ого!... Не соврала, как вижу. Он не беден, скажу честно. Не беден.
Спасибо, что  предупредила.  Теперь  я  увеличу  сумму  втрое.  Хоть  одна
выгодная сделка! А то все слава да слава...
     Жизнь собачья, зато слава казачья, вспомнил он слова калики. Эх,  уже
нахлебался этой славы досыта. Через губу льется, хоть и стоит на цыпочках.
     Чем   ближе   подъезжали,   тем   больше   Томас   замечал   странное
несоответствие. Город выглядит богатым и беспечным. Вокруг немало  врагов,
одни крестоносцы чего стоят, да и соседи бьются насмерть, только выйди  из
дому,  как  разграбят,  а  горшки  перебьют.  Городище  выглядит  чересчур
беззащитным. Ни высоких стен, ни  глубокого  рва  с  ледяной  водой,  лишь
частокол, но через него ребятня переберется, коза перепрыгнет!
     На въезде в городские врата он спросил с улыбкой стража:
     -- Не слишком ли легко живете?
     Страж, молодой  мужик  в  длинной  рубахе,  подпоясанный  веревочкой,
распахнул рот:
     -- Чо?
     -- Укрепить бы свой город, -- сказал Томас с легкой укоризной.
     Они въехали в город, а страж, опомнившись, со смехом кричал вдогонку:
     -- Укрепить?.. А на кой нам стены?.. В нашем городе князь --  Михайло
Урюпинец!
     Томас ощутил, как небо обрушилось на плечи. Это имя преследовало его,
вызывая то восхищение, то досаду, то зависть с того  дня,  как  выехал  из
Киева. Сказочный богатырь, рыцарь без страха и упрека, храбрейший  витязь,
герой сражений в пустынях и на море, благородный воин и защитник слабых...
Но ко всему еще теперь, как выясняется, и жених Яры,  которому  он,  Томас
Мальтон, обязался передать ее из рук в руки за солидное вознаграждение!
     Яра взглянула искоса.
     -- Нам направо.
     -- Здесь улица горшечников, -- фыркнул Томас. -- Этот герой на досуге
не лепит горшки?
     Яра  надменно  смолчала,   а   он   сам   устыдился   грубой   шутки,
оскорбительной для героя и недостойной благородного рыцаря. Переулок,  где
жили и работали горшечники, вывел  на  главную  улицу,  а  та  привела  на
центральную площадь.  Посредине  стояли  столбы  местным  богам,  Томас  с
возмущением увидел и фигурку Христа на кресте, святого Николая-угодника  и
трехголового бога  со  слоновьими  ушами,  явно  привезенного  с  Востока,
привелось однажды видеть подобную непотребность.
     На той стороне, огороженный невысоким заборчиком до пояса, не выше, в
глубине огромного, как поле, двора стоял княжеский  терем.  Во  дворе  был
колодец, коновязь на две дюжины коней, росли цветы, стояли широкие столы и
длинные дубовые лавки.
     Яра, не слезая с  коня,  отворила  ворота.  С  Томасом  старалась  не
встречаться взглядом. Они въехали бок  о  бок  во  двор.  Набежали  слуги,
разобрали коней. Старший челядник, кланяясь, объяснил:
     -- Княже будет утром. Вчерась сообщили, что крестоносцы  вторглись  в
земли кацапов. Князь взял с собой малую дружину и поскакал в  чем  был  на
супостатов...
     Томас буркнул:
     -- Зачем же в чем был? С врагом надо драться умело.
     Челядник поглядел на статного рыцаря с жалостью.
     -- Он знает, с кем как. Это на людоеда огненного он одевал  кольчугу,
а когда шел супр