отив великанов, то брал еще и  меч,  а  войско  этих  зайд
приблудных он размечет просто деревом...
     -- Каким деревом? -- не понял Томас.
     -- А любым, -- объяснил челядник любезно. -- Какое попадется под руку
по дороге. Хоть столетний дуб вырвет с корнем, хоть ясень... Вы  проходите
наверх, там светлицы. Князь велел гостям отдавать лучшие покои, верхние. А
раз уж прибыла сама блистательная Яра, то занимайте весь верхний поверх.
     Их отвели в огромные светлые  палаты.  Небогато,  отметил  Томас,  но
здесь все говорит, что хозяин за богатством не гонится. Зато все  украшено
затейливой  резьбой,  даже  решетка  на  окнах  выкована   мастерами.   Не
поленились и цветы отлить в металле, и завитушки сделать, и  разные  узоры
переплести. На стенах развешено оружие, половину которого Томас не  только
не видел, но даже не подумал бы, что такое существует.
     Из дальних квестов привозит, подумал он с ревнивой завистью. Еще  бы!
Имея крылатого коня, можно во всех концах света побывать и к  обеду  домой
вернуться. Тут не только на воинских подвигах можно разбогатеть, на  одной
торговле легко сколотить состояние...
     Яра ушла на женскую половину, больше Томас ее не видел. Ему  принесли
лохань с горячей водой, он помылся. Спину ему потерли лыком, еле вытерпел,
а потом переодели заморского рыцаря в чистое.
     Он ожидал, что  его  пригласят  на  ужин  в  нижний  зал,  но  то  ли
выказывали особое уважение, то ли опасались нарушить какие-то ритуалы,  но
стол ему накрыли в той же комнате, которую отвели для сна и отдыха.
     -- Я столько не съем, -- ахнул он: за стол можно было  усадить  малую
дружину, а может, ее и сажали, до того как бравый князь увел  с  собой  на
лютых ворогов. -- Впрочем, не убирайте, если здесь так едят ведь  в  чужой
монастырь со своим уставом не ходят?

     Он спал чутко.  Под  утро  скрипели  ворота,  слышались  возбужденные
голоса,  звон  железа.  Дважды  прозвучал  сильный   мужественный   голос,
победный, похожий на звук боевого  рога,  от  которого  по  жилам  быстрее
струится кровь. Михаил Урюпинец, понял он. С победой, судя по голосам.  Не
осталось в прусских лесах крестоносцев даже на семя.
     Повернулся на другой бок, но сон не шел. Отрок явился с  лоханью  для
умывания, подивился великой  лености  заморского  воина.  С  виду  бывалый
витязь, весь в тугих мышцах, сухой, жилистый, ни капли жира, шрамы на лице
и на теле, а валяется в постели, как ленивая девка.!
     А черт с тобой, ответил Томас мысленно. Было так горько, что жить  не
хотелось, а почему -- понять не мог. Вроде бы  до  родного  берега  только
рукой подать. А там его  ждет  несравненная  Крижана,  за  которую  бьются
лучшие рыцари Британии, там его суровый отец и любящий дядя, там его тихая
милая мать...
     -- Да встаю, встаю, -- сказал он с досадой. -- Яра уже встала?
     Отрок пожал плечами.
     -- Я не был на женской половине.
     -- А... ну ладно. Я бы хотел, чтобы моего коня оседлали  сразу  после
завтрака.
     Отрок сожалеюще покачал головой.
     -- Уезжаешь, заморский герой?
     -- Надо.
     -- Там тоже великие подвиги?
     -- Там мой дом, -- ответил Томас сердито.
     Он наскоро ополоснулся, ему подали вышитое петухами  полотенце.  Пока
вытирался досуха, внесли стол, накрыли едва ли меньше, чем в прошлый  раз,
когда ужинал за всю отсутствующую дружину. Но  сейчас  дружина  вернулась,
может быть, это для нее?
     Снизу доносились шум и песни. Потом через окно Томас увидел,  как  по
двое-трое люди в кольчугах и при оружии покидают княжеский терем.  Дружина
быстро отпировала с князем, а то и вовсе пили стоя, как кони, пошли делить
добычу. У крестоносцев можно было поживиться. Вот уж те пошли за  шерстью,
вернулись стриженными.
     Потом он бродил по палате взад-вперед, при каждом шорохе выглядывал в
окно. Яры не видно, по двору изредка проходила то девка с ведрами,  то  из
кузницы выносили охапками косы и вилы. Вдруг  сердце  застучало  так,  что
горячая кровь бросилась  в  голову,  опалило  жаром.  С  дальнего  крыльца
сбежала Яра, она была в своем прежнем платье, только  добела  выстиранном,
быстро пошла к колодцу. Там уже сверкала  желтыми  янтарными  боками,  как
медовые соты, огромная поленица,  вчера  ее  еще  не  было.  Заготавливают
загодя, ясно.
     Томас сломя  голову  выскочил  из  палаты,  прогрохотал  сапогами  по
лестнице и только перед дверью наружу остановился, перевел  дух  и  пихнул
створку неспешно, с ленцой, как и должно быть свойственно северному  англу
из туманных и вечно сырых земель.
     А в самом деле, ему, северному человеку, здесь даже жарко. Ну  и  что
если осень? Это местным  осень,  а  ему  даже  жарко,  а  в  колодце  вода
ключевая. Взять полную бадью одной рукой, как делают  хвастливые  молодцы,
опрокинуть  себе  на  голову...  Даже  не  снимая  рубашку.  Его   сильное
мускулистое тело  воина  видно  будет  и  сквозь  намокшую  ткань.  А  что
неподалеку беседуют у поленицы дров Михаил и Ярослава, так это их дело. Он
не собирается подслушивать, но в такую жару ополоснуться ну  просто  нужно
до зарезу.
     Русский богатырь был обнажен до пояса, темная от солнца кожа блестела
капельками пота.  Левой  рукой  он  небрежно  облокачивался  на  березовые
поленья, в правой держал топор. Томас оценил взглядом  вес  топора  --  по
спине побежали нехорошие мурашки.
     Они повернули головы, заслышав шаги. В ее лиловых  глазах  он  увидел
неудовольствие и опасные искорки. Не лезь, говорили они,  это  мой  жених,
мои дела. Я не лезу, ответил он независимо, я только вышел к колодцу. Я не
виноват, что торчите на дороге, как две вороны на дохлой корове.
     -- А... -- сказала Яра натянутым голосом. -- Мы как  раз  говорили  о
тебе, сэр Томас, и вещем волхве...
     -- Желаю здравствовать, -- поклонился Томас учтиво, --  я  видел  как
вы, сэр Михуил, въехали в замок на большой такой лошади  странного  цвета.
Оказываются, цыгане и хороших коней продают, никогда бы не подумал!
     Свинья ты, а не благородный рыцарь, сказал ему взгляд лиловых глаз.
     Богатырь смотрел на него в упор. Они были одного роста,  может  быть,
русич на бровь выше, но в плечах он явно шире англа, шея, как ствол  дуба.
По ней, как и по всему телу, выступали похожие на  корни  могучего  дерева
толстые жилы. Он весь был переплетен этими жилами.
     -- Это и есть тот человек, -- сказал он густым могучим голосом, --  с
которым ты ехала от самого Киева?
     -- Я ехала с двумя сильными мужчинами, -- сказала Яра, защищаясь,  --
святым отшельником Олегом Вещим и благородным сэром Томасом.
     -- Сэр Томас -- это я, --  сказал  Томас  и  дружески  улыбнулся.  --
Доброго здоровья тебе, Михуил, как говорят здесь на Руси.
     В синих глазах богатыря блеснули опасные искорки.
     -- На Руси так не говорят! А меня всяк знает как Михаила Урюпинца.
     -- Вот здорово! У нас тоже один был, которого все знали... Гм...
     Михаил отвернулся к Яре, игнорируя англа.
     -- Я завоевал земли типичей, я наложил дань на прасолов... Все соседи
присмирели, на западе я мечом раздвинул пределы.  Все  сделано,  как  твой
отец и требовал. Теперь ничто не может помешать нам призвать  Лелю...  или
встать под венец, если тебе ближе новый бог. Мне все равно.
     За плетнем начали собираться парни  и  девки,  подростки,  дети.  Все
жадно смотрели, из  ближних  домов  выбегали  даже  домохозяйки,  на  ходу
вытирая ладони о передник. У всех вид такой, словно чего-то ждали.
     Яра избегала взгляда Михаила.
     -- Все равно я должна еще вернуться и испросить благословения батюшки
и матушки...
     -- Они его уже дали, -- настаивал Михаил. -- Ты же знаешь, что  дали.
Только поставили ряд условий. Я  все  выполнил!  Даже  молодильные  яблоки
добыл, жар-птицу привез из заморья.
     Томас похлопал его по плечу.
     -- Молодец, парень!.. Яра, Михуил только выглядит странно, а ведь  он
свершил подвиги! Жар-птицу довезти из земель короля  Хесболлы  не  просто.
Кормить часто, поить только вином, а клетку чистить постоянно...  А  гадит
она так, что  даже  Хесболла  держит  их  только  с  подветренной  стороны
дворца...
     Михаил тряхнул плечом. Томас и так чувствовал, что его пальцы хлопают
по гладкому валуну, а сейчас словно гора шевельнулась.
     -- Сэр Томас, -- сказала Яра, -- не вмешивайся!
     -- Да я что, -- удивился Томас. -- Я только  сказал,  что  Михуил  --
молодец.
     Богатырь  повернулся  к  нему  всем  телом.  Томасу  показалось,  что
развернулась гора. В синих глазах русича искры сменились пламенем.
     -- Похоже, ты никак не запомнишь мое имя...
     -- Плохая память, -- пожаловался Томас. --  Яра  подтвердит,  что  не
всех ее родственников я запомнил...
     -- Всех ее родственников сами боги не сочтут,  --  медленно  произнес
богатырь, -- Но мое имя ты запомнишь...
     -- Конечно, Михуил! Ты только повторяй его чаще.
     Он  чувствовал,  что   зашел   слишком   далеко,   отчаянно   пытался
остановиться, но словно дьявол вселился в его плоть и двигал  его  языком.
Если этот здоровяк протянет к нему руку, то переломит, как соломинку.
     -- Михаил! -- вскрикнула Яра испуганно. -- Перестань!
     -- Гостей встретили по-доброму, -- сказал Михаил, не  сводя  горящего
взора с рыцаря. -- А провожать сейчас будем, как заслуживают...
     -- Сэр Томас! -- вскрикнула она еще испуганнее. -- Прекрати!
     Я бы рад, подумал он отчаянно. По-дурацки веду себя, не  по-рыцарски,
даже не по-христиански. Но христианского на мне, оказывается, только кожа,
а сам я еще дикий язычник...
     Все-таки чувство вины пробилось наверх, он сказал, отступая:
     -- Да ладно, не будем ссориться... Ты прав, это твой огород. Я ухожу.
     Он повернулся, чтобы уйти, но сзади раздался разъяренный рев:
     -- Он обозвал меня козлом?.. Козлом в огороде?
     Томас снова обернулся, раскинул руки.
     -- Я не хотел тебя обидеть. Так говорят у нас в Британии.  Мол,  я  в
твои дела не вмешиваюсь, на твоих полях не охочусь. Я ухожу, будь  здоров,
Михуил.
     Он не прошел  и  двух  шагов,  как  среди  парней  и  девок  раздался
предостерегающий крик. Томас резко обернулся, нырнул под просвистевшее над
головой бревно, так показалось. Михаил не выпускал из  рук  огромный  кол,
упал, перекатился через голову и подхватился на ноги  с  такой  легкостью,
что у Томаса похолодело сердце.
     -- Мишка! -- орали от плетня. -- Заморский щеголь безоружный!
     Михаил отшвырнул кол, словно только что обнаружил в руке. А  кол  был
размером со столб, на которых сарацины распинали грабителей.
     -- Мне не нужно оружие, -- сказал он и прыгнул на Томаса.
     Томас и не подумал встретить  эту  летящую  на  него  каменную  гору:
раздавит, как жабу. Качнувшись в сторону, сильно и страшно ударил по  шее,
как учили юных рыцарей старые воины.  Пальцы  онемели,  а  Михаил,  быстро
развернувшись, бросился снова, уже не так стремительно,  просто  не  желая
промахнуться. Похоже, что он и не заметил смертельного  рыцарского  удара.
Зато пальцы Томаса ныли, будто со всей дури врезал по стволу дуба.
     Томас быстро ударил  дважды,  целясь  в  надвигающееся  лицо.  Михаил
двинул головой, и Томас едва не заорал, когда костяшки пальцев  треснулись
о медвежий лоб русича.
     Огромные руки захватили Томаса. Воздух с орлиным клокотанием вырвался
из груди, затрещали кости. В ребрах закололо. Когда в глазах стало темно и
замигали звездочки, Томас, почти не помня уроков рукопашного боя, изо всех
сил топнул, надеясь попасть каблуком по голым пальцам.
     Страшный медвежий рев почти оглушил, но схватка ослабела.  Томас  тут
боднул головой и услышал хруст. Рев перешел в вопль, а пальцы на его спине
разжались.
     Томас отступил на шаг. Перед  глазами  плыло,  он  молил  Богородицу,
чтобы не дала упасть. В кровавом тумане возникла чудовищно мощная  фигура.
Михаил орал, сыпал проклятиями и угрозами, обеими руками зажимал  разбитый
нос. Кровь хлестала между пальцами узкими горячими струйками.
     --  Ну  как...  --  прохрипел  Томас.  Он  заставил  онемевшие   губы
растянуться в злой усмешке. -- На этом закончим... Михуил?
     Он осекся, но слово -- не воробей, сам не поймаешь, но Михаил  поймал
и, хуже того, видел, что  поймали  и  заулыбались  зеваки  по  ту  сторону
плетня.
     С ревом пошел на Томаса. В его синих беспощадных глазах Томас  прочел
свою смерть. Кровь из  перебитой  переносицы  текла  по  лицу  и  заливала
потоком широкую грудь. Однако богатырь оставался в полной силе, в то время
как ноги Томаса еще дрожали, а дыхание вырывалось с всхлипами.
     Томас замахнулся правой, ударил левой. Получился не удар, а шлепок по
лицу. За  плетнем  заорали,  подбадривая  Михаила.  Синие  глаза  налились
кровью, пощечина хуже, чем удар, это -- оскорбление, теперь уже до  конца,
теперь уже на смерть...
     Словно из-за далеких гор донесся вопль Яры:
     -- Растащите их!.. Они убьют друг друга!..
     И чей-то ликующий крик:
     -- Эт турниром у них зовется... Обычай такой.
     Михаил замахнулся. Томас ожидал подвоха, так  и  случилось:  богатырь
ударил другой. Наставники твердили, что быстрота в бою важнее,  чем  сила,
Томас это усвоил крепко и  потому  часто  выживал  там,  где  гибли  более
сильные, но, похоже, Михаила обучали  те  же  наставники.  Увернувшись  от
удара в челюсть, Томас получил его в плечо. Боль пронизала  все  тело,  он
ощутил, как повисла рука, а плечо словно отсидел, перестал ощущать.
     Повинуясь чутью, он изо  всех  сил  ударил  правой,  почувствовал  на
пальцах мокрое. Михаил отшатнулся, кровь  брызнула  гуще.  Налитые  кровью
глаза не отпускали лица рыцаря.
     Краем глаза Томас видел белое  платье  Яры  --  девушка  прижала  обе
ладони ко рту. Парни улюлюкали и дергали кулаками, избивая воздух.
     -- Ну что сопли жуешь? -- сказал Томас приглашающе. --  Иди  сюда,  я
обломаю тебе рога.
     Когда сражаться уже невозможно, учили наставники, благородный  рыцарь
должен уметь  умереть  красиво.  В  этом  разница  между  простолюдином  и
рыцарем. Он должен пасть  в  красивой  позе  и  сказать  последнее  слово,
которое  всегда  ждут  от  умирающего.  Этому  слову  придается   огромное
значение, оно бывает вещим, так как в последний  миг  открывается  царство
небесное... не всем, правда. Некоторые, опасаясь, что их  подхватят  вовсе
не ангелы, а если ангелы, то с рогами, заранее  придумывают  это  слово...
Все равно они умирают по-рыцарски.
     -- Ты... умрешь... -- прохрипел Михаил.
     -- Все мрут, -- ответил Томас словами  калики,  --  Только  я  сперва
посажу цветочки на твоей могиле... Ты какие любишь?
     Михаил наступал, глаза следили за каждым движением чужака. Не  считая
перебитого носа, он был все так же силен, а Томас чувствовал, что еще один
такой удар в плечо оставит его калекой на всю жизнь.
     Михаил быстро и сильно ударил. Томас поднырнул...  хотел  поднырнуть,
но, избегнув удара в лицо, снова получил в плечо,  уже  другое.  В  глазах
заплясали искры. Он подумал, что сейчас умрет, но  все  не  мог  вспомнить
красивую фразу, которую  однажды  придумал  на  стенах  Иерусалима...  ну,
хорошо, подслушал, уж больно было  здорово  сказано:  гордо,  с  рыцарским
достоинством и с чисто англским юмором.
     Отступая, ощутил, что левое плечо отошло, пальцы  снова  сжимаются  в
кулак, хотя боль стегала  при  каждом  движении.  Двигаясь  из  стороны  в
сторону, он остановил богатыря, тот  подозрительно  наблюдал  за  чужаком,
высматривая подвох, а когда так и не обнаружил, двинулся снова. Томас, уже
приловчившись, нанес три коротких и сильных удара в лицо. Впечатление было
такое, что лупит в гранитную скалу. Костяшки  пальцев  саднило,  там  была
кровь, но и Михаил остановился, выбрасывал вперед руки, парировал удары.
     Томас чуть воспрянул духом: в кулачном бою англам нет  равных,  да  и
второе плечо постепенно отходит от оцепенения, как вдруг Михаил  с  криком
бросился вперед, обхватил Томаса обеими руками.
     Не ожидавший такого Томас  только  вспикнул,  как  мышь.  Михаил  дал
подножку, и оба рухнули на землю. Томас оказался внизу, от удара хрустнули
кости, а воздуха не осталось вовсе.
     -- Все, -- сказал Михаил свирепо, -- ты кончился, чужак!
     Из последних сил Томас прошептал:
     -- Ты что? Моя северная кровь только начала разогреваться...
     Он надеялся, что Михаил приподнимется, чтобы бить его сверху могучими
руками, огромными, как наковальни, --  можно  попытаться  хоть  что-то  до
того, как первый удар обрушится на его голову, тогда конец  всему.  Однако
богатырь решил не искушать судьбу, свирепо давил его в медвежьих объятиях.
Кровь текла по его лицу и капала в глаза Томасу.
     Томас, чувствуя, как потемнело в  глазах,  в  последней  попытке,  за
которой уже смерть, ударил лбом, хрустнуло, страшный крик едва не разодрал
ему перепонки. Хватка ослабела, Томас вывернулся, расцепил  руки,  кое-как
поднялся на ноги.
     Михаил шатался в двух шагах,  кровь  хлестала  ручьями  из  разбитого
лица. Обеими руками он зажимал рану.
     -- Жених, -- сказал Томас с отвращением. -- Кто пойдет за такого, кто
дважды наступает на одни и те же грабли?
     Михаил качнулся, но пошел на него, растопырив  огромные  руки.  Томас
отступил, дважды ударил, это подействовало, тогда он  начал  из  последних
сил  осыпать  ударами.  Пальцы  онемели,  но  лицо  богатыря  уже  было  в
кровоподтеках, глаза заплыли. Огромный кулак задел  Томаса  по  голове,  в
черепе словно раскололась глыба из каменоломни. Он упал, перекатился через
голову, чувствуя, как острая боль рвет все  тело.  Откатился  еще,  ожидая
страшные добивающие удары ногами. Однако  русич  лежачего  не  бил  --  не
подлый Восток! -- и Томас сумел встать, увернулся  от  просвистевшего  над
ним кулака, поднырнул, входя в  кольцо  огромных  рук  и  мощно  ударил  в
подбородок.
     Михаил всхрапнул и остановился. Руки разомкнулись и неуверенно  пошли
вниз. Томас, задержав дыхание, бил и бил  короткими  сильными  ударами:  в
лицо, под ложечку, нанес два сильных удара в ухо.
     Богатырь качнул и снова двинулся на него. Каменный он в  самом  деле,
что ли, подумал Томас в отчаянии. Он отступил на  шаг,  спина  уперлась  в
стену. Конец, понял он обреченно.  Сил  не  осталось  ни  капли.  Все.  Он
раздавлен.
     Михаил сделал шаг на подгибающихся ногах и рухнул вниз лицом.  Томас,
не веря глазам, заставил себя поднять руки и скрестить пальцы  в  победном
жесте. Если умирать надо красиво, то и побеждать красиво.
     Сквозь шум крови в ушах слышал крики,  возгласы.  Кто-то  хлопнул  по
плечу -- Томас едва  не  заорал  от  боли.  Повернулся,  чтобы  разглядеть
дурака, но от этого движения в шее будто лопнула жила, в  глаза  хлестнуло
горячим.
     Яра вырвалась из чьих-то рук, выбежала  на  поле  битвы.  Ее  лиловые
глаза лишь на миг остановились на залитом кровью лице Томаса -- она раньше
него поняла, что это кровь из разбитого носа Михаила, --тут же бросилась к
Михаилу.
     Он лежал, как сброшенная с небес скала. Яра с  трудом  повернула  его
лицом вверх. Руки его бесцельно шарили по земле, загребали  пыль,  а  губы
что-то шептали.
     Она резко повернулась к Томасу. Лиловые глаза метнули молнию.
     -- Сэр Томас! Как ты... как ты мог так гадко поступить?
     Томас отклеился от стены. Его поддерживали, все  еще  похлопывали  по
спине, плечам. Со всех сторон он видел улыбающиеся  лица.  Похоже,  где-то
сумел переломить симпатии на свою сторону.
     Томас кивнул на склонившуюся над распростертым бойцом Яру.
     -- Почему она...
     -- Русская женщина, -- ответил ему кто-то таким  тоном,  словно  этим
было все сказано.
     -- И что?
     -- Всегда на стороне поверженного.

     Глава 17

     Михаила увели, поддерживая под руки. Отрок подал  Томасу  оседланного
коня. Томас огляделся, чувствуя, что оставляет  здесь  часть  себя.  Может
быть, лучшую часть.
     -- Подержи