й
язычок огня, спрятался, следом вылетели красные искры, похожие на  крупных
мух. Олег  и  хозяин  перекатились  через  трещину,  а  когда  кувыркались
обратно, оба застряли  в  расширяющемся  провале.  Томас,  тяжело  дыша  и
шатаясь от схватки в диком жару, от которого пот заливал глаза  и  тут  же
высыхал, стягивая лицо соленой  коркой,  поспешно  шагнул  к  противникам,
протянул руку, пытаясь ухватить Олега и оттащить от опасности, но  в  лицо
полыхнуло страшным жаром, затрещали  брови  и  ресницы.  Он  прикрыл  лицо
ладонью, выставил другую руку, слепо шаря в воздухе, наклонился к полу...
     Пальцы ожгло, едва не закричал. Грохнуло, в уши ударил  сухой  треск.
Он на миг отодвинул ладонь от глаз, отпрянул.
     Пещеру от стены до стены  пересекала  пылающая  огнем  трещина,  куда
легко провалился бы даже всадник с конем.  Оттуда  повалил  густой  черный
дым, вынес запах горелого мяса, кожи, костей. На потолке  пещеры  полыхали
отсветы адского пламени, что гудело в  глубине.  Томасу  почудился  долгий
страшный крик, словно кто-то падал и падал,  удаляясь  через  нескончаемое
пламя.
     Кашляя и сипя  пересохшим  горлом,  Томас  отполз  к  дальней  стене,
прижался спиной. Глаза выедал дым,  рядом  застыли  залитые  кровью  трупы
сраженных хазэров, кровь от жары высохла, превратилась в коричневую корку,
уже потрескавшуюся, как кора старых деревьев. По ту сторону трещины сквозь
огонь и дым Томас смутно  видел  мраморный  столик.  На  нем  поблескивала
натертая мешком в дороге его чаша. Святой Грааль!
     Томас сделал нечеловеческую попытку приподняться, но пораженное жаром
тело не шелохнулось. В голове мутилось, вспыхивали  бредовые  видения.  Он
вдруг понял, что умирает от адского пламени,  сухости,  но  вместо  страха
была только печаль: чашу не сумел довезти...
     Стены глухо затрещали, под ним  тяжело  качнулось,  по  шлему  звонко
цокнули камешки, застучали по плечам. На миг пыль и дым скрыли  чашу,  тут
же словно повеяло прохладой. Томас  тряхнул  головой,  очищая  взор:  края
трещины сдвинулись, оставалась черная изломанная полоса. То один край,  то
другой поднимались, Томас слышал треск перетираемых глыб, хруст.
     Отпихнувшись от стены, он упал на четвереньки и пополз через  пещеру.
Пол перестал подрагивать, но все еще жег пальцы,  да  и  доспехи  обжигали
тело. Чаша светилась в дымной комнате  странно  знакомым  чистым  неземным
светом. Томас всхлипнул: такой же чистый свет брызнул  от  Олега,  верного
друга, когда тот бросился на дверь этого убежища злого мага!
     Ударившись головой о ножку стола, он уцепился за раскаленный  мрамор,
поднял непослушное  тело.  Когда  лицо  оказалось  вровень  с  чашей,  она
вспыхнула ярче, словно призвав. Томас бережно взял  трепещущими  пальцами,
всхлипнул от  изнеможения.  Чаша  странно  оставалась  прохладной,  словно
стояла в тенистом саду на берегу холодного ручья.  Шатаясь,  Томас  прижал
чашу к стальной груди, вернулся в угол, где оставил  меч  возле  сраженных
хазэров, и, опираясь на него, как на палку, поковылял обратно из  комнаты,
с  трудом  переступил  через  разбитую  дверь,  которую  вышиб  калика  --
оплавленную, обгоревшую.
     Он уже был за дверью, когда сзади прогремело. Посреди пещеры с  сухим
треском и грохотом вздыбился каменный пол, глыбы  разлетелись,  как  сухие
листья. Снизу как  каменный  столб  поднялся  калика  --  тяжело  дышащий,
изможденный, шатающийся от усталости. Томас  с  воплем,  едва  не  выронив
чашу, бросился к другу. Калика оперся о его плечо,  на  стальной  пластине
зашипели, мгновенно испаряясь, капли мужского пота. Грудь калики  часто  и
высоко вздымалась:
     -- Чашу взял?.. Хорошо. Это очень важно.
     -- Олег... -- проговорил Томас  счастливо.--  Побратим  дорогой...  Я
даже не догадывался, что ты еще и  демон...  Ну  да  ладно,  будем  в  аду
вместе!..
     Олег глубоко вздохнул всей грудью, сказал хриплым голосом:
     -- Пошли быстрее.
     -- Ты знаешь, где выход?
     -- Понятия не имею.
     -- Но как же...
     -- Здесь находится еще один враг. Глава Семи Тайных!
     Томаса осыпало морозом, несмотря на горячий воздух, спросил сипло:
     -- Не хватит ли драки?
     -- Надо же узнать, что за кутерьма вокруг этой старой медной чаши?
     Он  быстро  двинулся  из  пещеры.  За  их  спинами  загремело,   свод
обрушился, сквозь дверной проем Томас видел падающие  огромные  глыбы.  Он
заспешил за каликой, в спину толкнуло горячим воздухом. Он  оглянулся  еще
раз: свод обрушился, стены смыкались.
     Олег бросил нетерпеливо:
     -- Пещера нам больше не нужна.
     -- Нам, конечно, -- согласился Томас.  Он  спросил  осторожно:  --  А
тот... маг? Не уцелел, как ты?
     -- Нет, -- ответил Олег, не оборачиваясь.
     В двух шагах за Томасом  просел  потолок,  из  трещины  хлынул  поток
грязной воды. Он ускорил шаг, выбежал за каликой на сухое.
     -- Ты его убил?
     -- Не смог. Слишком много убийств! Оставил жить.
     -- Что с ним?
     -- Заключил в камень. Где-то на глубине  в  версту.  Или  больше,  не
помню.
     Томас спешил, не отрывая обалделого взора от некогда широкой,  теперь
сгорбленной спины. Меч он сунул в ножны, но чашу  прижимал  к  груди,  ибо
мешка уже не было.
     -- Он не освободится? Было бы некстати...
     -- Даже Семеро Тайных не освободят! Размазан внутри...  вперемешку  с
камнем.
     Томас вскрикнул хрипло:
     -- Ты жесток, как язычник! Он предпочел бы смерть.
     -- Смерть, -- ответил Олег тяжело,  не  поворачивая  головы,  --  это
надолго, очень надолго... А у живого есть надежда.
     За их спинами снова загремело, на головы  и  плечи  обрушился  песок,
мелкие камни. Томас крикнул на ходу:
     -- Если заключение пожизненное... А сколько живут маги?
     -- По-разному, -- огрызнулся калика.-- Фагим погиб в сто тысяч лет  с
хвостиком, а Трцик умер от старости в сорок... Ты держи чашу покрепче!  Не
отвлекайся. Надо весь клоповник порушить, а  не  о  милосердии  думать  по
отношению к тем, кто живет нашей кровью. Как аукнется, так и откликнется!
     Ступени вели вниз, коридор дважды поворачивал, Томас бережно прижимал
чашу к груди.
     Коридор заканчивался небольшой скромной дверью. По обе стороны  двери
горели, рассыпая искры, смоляные факелы. Ни  стражей,  ни  запоров.  Томас
зябко передернул плечами.
     Калика толкнул дверь, она отворилась без  скрипа.  Открылась  средних
размеров аскетически  убранная  комната.  Монашески  убранная,  сказал  бы
Томас, если  бы  не  чуял  присутствия  Сатаны.  В  стенах  горели  свечи,
распространяя сладковатый приятный запах,  посреди  пещеры  стоял  высокий
стол, а спиной к Олегу и Томасу сидел широкий в плечах  мужчина  в  черной
одежде, что-то писал на пергаменте белым гусиным пером.

     Глава 21

     Не оборачиваясь, продолжая писать, человек спросил неторопливо:
     -- Что задержало тебя, Вещий?
     -- Мелочи, -- ответил Олег. Он морщился, пальцы  правой  руки  щупали
локоть левой, где вздувался огромный кровоподтек.--  А  что,  ждал  долго,
Слымак?
     -- Ничего, -- ответил человек.-- Все равно заканчивал кое-какие дела.
     Он отложил перо, медленно  повернулся.  Томаса  пробрало  смертельным
холодом, на него дохнуло могилой. Слымак  был  с  белыми  волосами,  седой
бородкой, но излучал такую мощь, которой Томас ни в себе, ни в ком  другом
никогда не чуял. Запавшие глаза смотрели пронизывающе. Томас  ощутил,  что
злой мудрец сразу понял его всего, оценил мысли и желания, взвесил честь и
рыцарскую гордость, просмотрел воспоминание о берегах  Дона  и  прекрасной
Крижине. Слымак не выглядел силачом, но Томас уже не сомневался:  шелохнет
бровью -- каменная стена разлетится вдребезги.
     -- Затея с похищением чаши, -- сказал Олег медленно, -- твоя?
     Он говорил напряженно, следил за каждым движением главы Семи  Тайных.
Слымак же непринужденно откинулся на спинку кресла, закинул ногу на  ногу,
улыбался расслабленно, непринужденно, по-хозяйски.
     -- Вещий, -- проговорил он, смакуя это слово, -- а не разгадал...  Не
разгадал?
     -- Не разгадал, -- ответил Олег честно.
     -- Теперь можно сказать, -- произнес Слымак  небрежно.  Томас  поймал
себя на тревожной мысли, что они с каликой как мыши в коробке  с  огромным
котом. -- Конечно же, чаша для нас, людей практичных,  ничего  не  значит.
Она мало значит даже для Британии, хотя для нее кое-что могла сделать...
     -- А для кого важно?
     Слымак покровительственно улыбнулся, потеребил бороду:
     -- Для новой страны, нового народа... который  мог  возникнуть  через
сотни лет!
     Олег сказал глухим голосом:
     -- Ваши расчеты идут так далеко?
     -- Твоя школа, Вещий.  Ты  сам  заложил  основы  ведарства,  нынешней
точной науки. По нашим расчетам, эту чашу перевезут через океан, там лежит
огромный материк... Словом, образуется новый народ, который обещает  стать
чересчур независимым... гм... в  силу  ряда  обстоятельств  возникновения.
Этот народ может обрести неслыханную мощь! Сам  понимаешь,  нам  не  нужны
противники, нужны работники.
     -- А чаша обязательно попадет на новый материк? -- спросил Олег.
     Слымак кивнул на застывшего Томаса, тот не  двигался,  обеими  руками
прижимал к груди чашу:
     -- Его потомки!.. Яблоко  от  яблони  падает  недалеко.  Авантюристы,
разбойники, поэты, наемники, мечтатели, пророки... Хлынут на новую  землю,
создадут  государство  нового...  гм...  сорта.  Все  известные  ныне   --
курятники, скотные дворы с ним в сравнении. Сам  понимаешь,  не  допустим.
Нет народа или царства, чтобы нам не повиновалось.
     Олег сказал негромко:
     -- Разве не слышал, как погиб Фагим? Он был главой Семи Тайных.
     На бледных щеках Слымака выступили красные  пятна.  Он  откинулся  на
спинку кресла, мелко засмеялся:
     -- Да, тебе удалось объединить славян. Правда, только  восточных.  Но
даже эту твою победу мы обернули в поражение! Уже сын Рюрика, которого  ты
привел в Новгород, пытался взять от хазар иудейскую веру, жена его приняла
христианство по римско-католическому  обряду,  внук  Рюрика  --  неистовый
Святослав, -- придерживался истинно русской веры лишь из-за  равнодушия  к
вере вообще. А уже его сын, правнук Рюрика... ха-ха... сменил свое русское
имя Владимир на греческое Василий, с его помощью мы накинули стальную сеть
на дикого зверя по имени Русь!
     Олег почернел, словно опаленный невидимым огнем. Зубы люто  скрипнули
в жестокой тишине, он опустил взор.
     -- А сам Владимир, -- продолжал Слымак со злым смехом, --  крестивший
твою Русь, был лишь наполовину русичем, о чем ты боишься даже вспомнить!..
По матери он... ха-ха!.. кто? Малуша, его мать, дочь Гульчи -- ныне  члена
Семи Тайных! Ты хорошо знаешь, кто был  отцом  Малуши.  Знаешь,  не  уводи
взгляд!.. И знаешь, почему Малуше легко  было  оплести  чарами  неистового
Святослава, последнего русского князя, а  также  знаешь,  почему  его  сын
Владимир, считавшийся презренным сыном рабыни, убил родных  братьев...  по
отцу родных, чистокровных русичей! И почему стал великим князем всей Руси,
добился руки дочери римского императора, силой окрестил дикую Русь!
     Олег сгибался,  словно  под  лавиной  падающих  камней.  Он  уже  был
смертельно бледен, вместо глаз  --  черные  ямы,  дышал  хрипло,  внезапно
постаревший, смертельно усталый.
     -- Даже имени твоего народа  почти  не  осталось,  --  бросил  Слымак
люто.-- В самых  дальних  селах,  куда  еще  не  дотянулась  наша  власть,
остались  русичи,  а  везде  --  русские  рабы,  русские  смерды,  русские
невольники... Потом просто будут называться русскими.  Ты,  волхв,  хорошо
знаешь разницу между существительным и прилагательным!.. Я как-то встретил
Сардана, тот как раз внедрился к киевлянам, спрашиваю: ты  кто  теперь  по
племени? Он отвечает: русский. Я засмеялся  и  говорю:  а  я  греческий...
ха-ха!.. Согласись, юмор высшего класса!
     Каждое слово пригибало Олега, как падающие на  плечи  тяжелые  глыбы.
Томас, страдая за друга, с ужасом понял,  что  злой  маг  говорит  правду:
калика остался последним русичем. Остальные в его Отчизне  --  всего  лишь
русские.
     -- Где ваши Ратмиры, Всегневы, Веденеи, Вышеславы? -- добавил Слымак.
Он наклонился в кресле,  жадно  всматриваясь  в  перекошенное  болью  лицо
волхва.-- Княгиня Ольга приняла имя Елены, что для тебя особенно обидно...
ха-ха!.. Половину мужских имен мы заменили иудейскими --  Иван,  а  другие
смесью из греческого, халдейского и прочего сброда.  Почище  трюк,  чем  у
обров, что запрягали ваших женщин в телеги! Нынешние русичи... нет, русичи
не покорились бы... русские возят нас на своей спине да еще и хвалу поют!
     Олег помотал головой,  словно  борясь  с  потерей  сознания,  спросил
мертвым голосом:
     -- Почему собрались здесь?
     Лицо Слымака перекосилось, в глазах блеснула злоба.  Пятна  на  щеках
стали ярче.
     -- Думаешь, тебя встречаем? Пытаемся захватить?  Много  чести!  Я  не
повторю ошибки Фагима. Я знаю о тебе все! Я сильнее. Да и ты это знаешь.
     -- Слымак, -- прошептал Олег, словно зажатый между тяжелыми  глыбами,
-- ты не зверь, как Сардан или Исфаган!.. Они  бесчеловечные  фанатики.  Я
догадываюсь, почему ты не вмешался... Слымак, ты гений, я знаю. Но неужели
не видишь, что так нельзя?
     -- Вещий, я не верю своим ушам!  Разве  не  ты  в  прадавние  времена
основал Общество Магов и поставил во главе Совет из  семи  самых  могучих?
Чтобы руководить всеми племенами на свете, направлять, исправлять, вести к
добру, подавлять зло? Ты вел несколько тысячелетий!  Потом  якобы  отыскал
другой путь, а магию потребовал запретить, уничтожить. В анналах записано,
что ты в одиночку выступил против всего Совета...
     Томас ошарашенно переводил взгляд со злого  мага  на  своего  лучшего
друга.
     -- Но ты победил, -- продолжал  Слымак.--  Новый  Совет  избрал  твой
путь.  Приняли  твое  ведарство,  а  магию   начали   гасить,   запретили.
Человечество пошло по пути углубления знаний...
     -- Я не хотел костров, на которых сжигают ведьм! --  прервал  Олег  с
болью.-- Перегнули не только с кострами по  всей  Европе,  но  и  с  самим
ведарством.  Из  всего  ведарства,   что   означает   "ведать",   "знать",
"понимать", вы взяли лишь точный анализ, на нем построили всю работу  Семи
Тайных. Я понимаю: чтобы выровнять -- надо  перегнуть  в  другую  сторону,
ведь раньше был непомерный разгул магии... но это путь  мышления  простого
народа! Мы должны понимать, что человеку мало одной науки!  Магию  вытерли
из его жизни -- ладно, хотя и здесь чересчур поспешили.  Но  вы  почти  не
допускаете к человеку и культуру! А это непростительно.
     Голос верховного мага посуровел, глаза зло сверкнули из-под  нависших
бровей:
     -- В культуре -- остатки древних верований, магии,  суеверия,  просто
невежества! На вершину с таким грузом не забраться.
     -- Нас сейчас слышат остальные Тайные? -- спросил Олег внезапно.
     Глаза Слымака сузились, ответил холодно:
     -- Даже гроссмейстеры и простые мастера. Во  всех  частях  света.  Но
тебе не поможет. Кто на твоей стороне -- сочувствуют молча, кто против  --
собрались  здесь,  чтобы  остановить  тебя.  Культура   --   вещь   вялая,
нерешительная, а цивилизация -- напор, уверенность, цепкая хватка!
     -- Еще не вечер, -- бросил Олег.
     --  Что?  --  переспросил  Слымак.  Губы  растянулись  в  насмешливой
улыбке.-- Культура станет такой же цепкой?
     Олег зябко передернул плечами, будто попал под холодный дождь:
     -- Упаси боги культуру у власти! Или хотя  бы  --  с  кулаками...  Но
оставим это, тут не договоримся. Я понял, что если не ради меня  все  это,
то здесь заговор против Киева?
     Слымак с удовольствием засмеялся:
     -- Наши люди уже взяли власть. Скоро выйдут в открытую. Киевляне  уже
рабы, хотя об этом еще не знают. Но узнают скоро.
     Олег стиснул зубы: в голове пульсировала боль, перед глазами  трещало
багровое пламя, охватившее город, бежали  люди  с  поднятыми  топорами,  с
которых капала кровь, летели стрелы, копья,  мчались  обезумевшие  кони  с
опустевшими седлами...
     -- Через тринадцать лет, -- прошептал он убито.
     Слымак подпрыгнул в кресле, крепче вцепился в подлокотники. Глаза его
расширились:
     --  Вычислил?..  Хотя  нет,  полагаешься  на  интуицию,  что   зовешь
предвещанием. Да, тринадцать -- наше тайное число.  Через  тринадцать  лет
решено взять власть в Киеве и по всей Руси.  В  открытую.  Низвергнуть  не
только языческие святыни, что кое-где сохранились в селах, но  и  дурацкие
христианские. Везде, где победим, поставим  свой  символ  --  пятиконечную
звезду! Поставим, Вещий... По всему  Киеву  затаились  в  ожидании  своего
голоса наши зубы и когти, а здесь, в надежном месте, недремлющий мозг!
     Олег поник, потрескавшиеся губы шевелились, он сказал с мольбой:
     -- Опять кровь?.. Но ведь киевляне возьмутся за топоры! Когда  русичи
прижаты к стене,... да только ли русичи!.. у людей  всегда  остается  этот
последний довод!.. Опять лютое смертоубийство, ручьи выйдут из берегов  от
крови...
     Слымак спросил с жадным интересом:
     -- Ты это видишь?.. Жаль, наши расчеты, при всей  точности,  не  дают
зримых картин!
     Олег покачал головой:
     -- Половина Киева сгорит, много люда поляжет... Но не ликуй,  Слымак.
В тот день будут истреблены все ваши люди. До единого. Слымак  отшатнулся,
будто получил удар в лицо.
     -- Когда случится, говоришь?
     -- В 9882 году по  русскому  летоисчислению,  6621-м  по  иудейскому,
451-м по сарацинскому, если же взять от рождения христианского бога, то  в
1113 году... С чего так полюбили чертову дюжину? После той кровавой  бойни
уже никогда открыто не посмеете,  Слымак.  Тайно  --  да,  но  никогда  --
открыто.
     Слымак сузил глаза, как перед прыжком:
     -- Не ты ли поведешь на резню?
     -- Ты знаешь, я против убийств. К тому же без головы... что смогут...
выбитые зубы и вырванные когти?
     Слымак прошипел очень тихо:
     -- Без головы?
     Страшно полыхнуло, ослепив Томаса, голубое пламя. Олега отшвырнуло  к
стене, его охватил трепещущий  странно  шелестящий,  как  крылья  бабочки,
огонь. Томас с поднятым мечом ринулся на злого колдуна, с размаха ударился
о невидимую стену, в страхе ощутил себя отгороженным от схватки словно  бы
чистейшим стеклом.
     Калика оттолкнулся от стены, слепящий белый свет охватил Слымака. Маг
встал из кресла, оказавшись выше Олега, вскинул над головой длинные  сухие
руки. Огонь его не касался, как и  Олега,  облегал  как  одежда,  но  Олег
стискивал зубы, на лбу вздулись толстые  синие  вены,  на  шее  напряглись
жилы, будто калика держал на плечах горный хребет.
     Голубой огонь вокруг Олега вспыхнул ярче. Слымак шагнул к противнику,
словно продавливался сквозь массу невидимого клея. Голубое и  белое  пламя
соприкоснулось, лицо Слымака напряглось, как и  лицо  калики,  оба  дышали
тяжело.
     Томас все еще до  боли  в  пальцах  стискивал  рукоять  меча.  Дважды
попробовал проломиться сквозь невидимую стену, рубил, но тяжелый двуручный
меч отшвыривало, едва не выворачивая руки. Слымак сделал еще шаг,  страшно
зашипело, посыпались белые искры. Оба противника,  маг  и  волхв,  сцепили
зубы и сжали кулаки, по страшным лицам бежали мутные струйки пота.
     Слымак набрал в грудь воздуха, напрягся. Томас в страхе  ощутил,  что
настал  решающий  миг  схватки.  Голубой  огонь  вспыхнул  ярче,  принялся
поглощать белое, чистое пламя.  Олег  скалил  зубы  в  агонии,  запрокинул
голову, бессильно сползал по стене.
     Томас, не помня себя от ярости, заорал боевой  клич  англов,  обрушил
изо всех сил страшный двуручный  меч.  Сверкающее  лезвие,  что  рассекало
всадника до седла, наткнулось  на  преграду,  почти  остановилось,  затем,
проломив невидимую стену, достало чужого мага концом лезвия между лопаток!
     Раздался треск, голубое пламя разом