Теперь  он  взмахивал
крыльями  размеренно,  неспешно,  поддерживая  себя  в  слабых   воздушных
течениях. Яра вскрикнула:
     -- Что ты делаешь?
     -- Сиди, женщина!
     Спина Томаса  горбилась,  он  что-то  делал.  Яра  даже  не  решалась
дергаться, ноги соскальзывали с гладкой чешуи, если бы не привязали сразу,
уже упорхнула бы следом за несчастными.
     -- Ты берешься... управлять драконом? -- крикнула она неверяще.
     -- Плевое дело,  --  ответил  он.  --  Это  не  конем!  То  на  землю
грохнешься, то о дерево зацепит, то за ветку головой на полном  скаку,  то
еще что... А здесь -- небо! Лечу, куда хочу.
     Она знала, что он наглый до невозможности, но чтобы оказаться  наглым
настолько, даже не могла вообразить и поверить. А он что-то бурчал веселое
под нос, трогал рукояти кинжалов, дергал, постукивал,  и  дракон  послушно
сворачивал, поднимался и снижался.
     Внизу проплывал лес, реки и озера, показался  горный  хребет.  Дракон
сделал полукруг, Томас наклонился, едва не падая, что-то высматривал.  Яра
спросила в страхе:
     -- Ты... уже бывал на драконах?
     --  Я  даже  на  верблюде  ездил,  --  ответил  Томас  гордо.  Он  не
оборачивался. -- А дракон -- что, большая корова с крыльями.
     -- Тогда ты маг?
     -- Еще какой! -- ответил Томас с еще большей гордыней. -- А  ручки-то
вот они... ха-ха!
     Она не поняла последнего заклинания, но явно оно было мощное, так как
Томас  заметно  воспрянул  духом,  повеселел.  Дракон  растопырил  крылья,
скользил в воздушных струях, слегка покачивался с боку на бок.  Яра  почти
видела идущие снизу мощные потоки, на которых держался  огромный  зверь  и
среди которых лавировал. Если бы не прилипшая к  телу  мокрая  одежда,  то
полет сквозь встречный ветер мог бы понравиться!

     Яра потеряла  счет  времени,  не  знала  сколько  она  просидела  под
пронизывающим ветром на спине  дракона.  Гребень  был  слабой  защитой  от
ледяных струй воздуха. Томас горбился на загривке, и она не могла  понять,
как это он управляет страшным зверем, но от холода мысли текли вяло.
     Внезапно Яра ощутила, что дракон широкими кругами направляется  вниз.
Ей казалось, что это земля вращается, как в водовороте,  в  желудке  стало
холодно, она чувствовала подступающую тошноту.
     -- Очень озябла? -- донесся сочувственный голос Томаса.
     -- Спа...си...бо... -- простучала  она  зубами.  --  Но  я  могла  бы
потерпеть еще чуть...
     Дракон подобрал крылья, пошел вниз круче. Воздух свистел в ушах,  Яра
пряталась за гребнем от пронизывающего ветра. Томас бросил  ей  удивленный
взгляд.
     -- Ты решила, что я сажаю дракона ради тебя? Чтобы не околела вовсе?
     -- А... нет?
     Он отвернулся, Голос был напряженный:
     -- Ты забыла, что чаша пока что в руках твоих друзей.
     Яра ощутила злость -- бесчувственный зверь,  бесчувственнее  дракона!
-- но и чувство вины кольнуло в сердце. Она сжалась в  комок,  воздух  уже
наполнялся запахами  земли  и  леса,  затем  мелькнули  и  побежали  назад
верхушки деревьев.
     Их подбросило, затрясло часто и  сильно.  Дракон  остановился,  часто
дыша, потащил крылья на спину. Томас быстро разрубил веревку на руках Яры.
     -- Беги в лес.
     -- А ты?
     -- Беги, говорю!
     Она послушно прыгнула, упала, перекатилась и,  вскочив,  побежала  на
подгибающихся ногах к деревьям. Уже оттуда бросила испуганный взгляд через
плечо. Томас что-то  делал  с  ярмом,  дергал,  ломал,  наконец  отшвырнул
обломки и прыгнул на землю.
     Дракон медленно поднял голову, оглядел окрестности. В огромных глазах
загорались огоньки, он словно просыпался ото сна. Упершись всеми  четырьмя
в землю, встряхнулся, как огромный пес, из пасти вырвался дым.
     Томас бегом вломился в лес вслед за Ярой. Она спросила, тяжело дыша:
     -- Ты его... отпустил?
     -- А что, ты хотела сделать из него жаркое?
     Они углубились в лес, ушли подальше. Яра поинтересовалась язвительно:
     -- А... зачем? Ты, мол, добрый?.. Людей бьешь, а зверей гладишь?
     Томас буркнул через плечо:
     -- Лети мы дальше, нас могли бы  догнать  уже  на  трех  драконах!  А
сломал ярмо, чтобы враги не могли и его приспособить для охоты за нами.
     Снова шли через  вырубки,  пробирались  по  опушкам  леса.  Опускался
вечер, в полной тьме проскользнули  через  поля  и  огороды,  ибо  селения
теснились  плотно,  а  через  равные  промежутки  были  видны  укрепленные
городища.
     Когда на рассвете миновали пятую весь, Томас выругался  сквозь  зубы,
остановился. Дорогу загораживал целый отряд. Впереди стоял рослый воин,  в
доспехах, без щита, но с мечом. Он улыбался, его  лицо  показалось  Томасу
знакомым.
     Яра  оглянулась.  Отрезая  отступление,  позади   появились   шестеро
вооруженных до  зубов.  Все  рослые,  широкие  в  плечах,  в  пластинчатых
доспехах..
     -- Что вам надо? -- спросил Томас.
     Воин, игнорируя его вопрос,  указал  на  них  мечом.  Голос  его  был
жестоким и холодным:
     -- Убейте их!
     Воины, сомкнув щиты, двинулись  на  беглецов  в  мокрой  одежде.  Яра
видела только немигающие глаза в узких щелях между краями шлемов и  верхом
щитов. Длинные копья с широкими лезвиями смотрели прямо в их лица.
     Яра  чувствовала,  как  Томас  задержал  дыхание.  Глаза   его   были
отчаянными. Он сильным рывком  отбросил  ее  к  стене,  загораживая  своим
телом. Он был с голой грудью, в правой руке блестел кривой меч,  на  левую
быстро намотал свою изорванную рубаху.
     -- А если мы сдадимся? -- крикнул он торопливо.
     Воин игнорировал, смотрел пристально. Яра ощутила болезненный холод в
животе, словно железные острия копий уже с размаху вошли в ее тело.  Томас
внезапно сделал выпад, быстро ударил крест-накрест, хрустнуло, наконечники
двух копий упали на землю. Тут же Томас молниеносно шагнул вперед,  достал
одного кончиком меча, оттолкнул левой рукой древки копий и ударил еще.
     Двое упали, обливаясь кровью, а Томас быстро отпрыгнул, закрывая Яру.
     -- Похоже, -- прохрипел он, -- здесь нам придется задержаться.
     На них нахлынули с двух сторон. Томас вертелся, как  угорь,  его  меч
блистал с такой скоростью, что  сливался  в  сверкающую  полосу,  но  одно
острие ударило в грудь, другое задело плечо, еще одно метило прямо в лицо.
Томас успел дернуться, острие рассекло скулу, кровь побежала по щеке.
     Яра пыталась выбраться из-за его спины,  но  Томас,  израненный,  все
равно закрывал ее собой изо всех сил.  Железо  звенело,  слышались  крики,
топот, надсадное дыхание.
     Вдруг ей показалось, что нападающих становится  меньше.  Она  наконец
выскользнула из-под руки Томаса, бросилась на  одного,  повалила,  сильным
ударом разбила лицо и выхватила меч. На нее бросились тоже, она  рубила  и
что-то кричала, пока последний нападающий не упал,  сраженный  ее  ударом.
Две стрелы торчали у него в горле.
     Сверху спрыгивали звероватого  вида  люди,  с  непокрытыми  головами,
бородатые. Некоторые были в простых доспехах: кожаных, копытных или даже с
нашитыми медными бляхами, другие были в звериных шкурах. Почти все держали
в руках громадные  дубины,  некоторые  утыканные  гвоздями  или  окованные
железом, но наверху на скале Яра заметила десятка два стрелков из луков.
     Пока добивали раненых, к ним подошел огромного роста молодой мужчина.
Ростом он был даже выше Томаса, в плечах шире, белокурые волосы  ниспадали
на плечи, а глаза были синие и глубокие.
     -- Кто такие? -- спросил он дружелюбно.
     Повинуясь  движению  его  руки,  к  Томасу  подскочили  двое  воинов,
поддержали под локти. Томас, обливаясь кровью, прошептал:
     -- Мы просто странники... Но кто вы... и почему нам помогли?
     Воин пожал плечами.
     -- Я не знаю ни вас, ни тех, кто напал на вас. Но  когда  две  дюжины
вооруженных мужчин нападает на такую семейную пару, а  вы  просто  созданы
друг для друга, то не надо долго думать, на чью сторону встать.
     -- Спасибо, -- прошептал Томас.
     Он чувствовал, как  заботливые  руки  кладут  его  прямо  на  дороге,
перевязывают  раны,  затем  поднимают  и  куда-то  несут.  Затем  слабость
нахлынула с такой силой, что все погрузилось во тьму.

     Глава 13

     Племя лютичей, как он узнал на другой день,  владело  всеми  здешними
землями от реки Лабы  до  самого  Северного  моря.  Вернее,  не  племя,  а
объединение племен, куда входило около  сотни  племен,  они-то  и  приняли
название лютичей. У них не было короля, в во главе каждого  племени  стоял
князь. Когда десяток  племен  объединились  в  союз,  князь  над  князьями
именовался  уже  великим  князем,  а  когда  десяток   таких   объединений
собирались в сверхсоюз, князь над  великими  князьями  именовался  светлым
князем.
     Звенько, который со своими  людьми  спас  Томаса  и  Яру,  был  сыном
светлого князя. Когда Томас прикинул размер владений  светлого  князя,  он
лишь удивился, почему тот не провозгласит себя королем.  Звенько,  который
почему-то ощутил  к  англскому  рыцарю  горячую  симпатию,  объяснил,  что
племена тут же выйдут из союза. Все ценят свою свободу  превыше  всего,  а
признать власть короля -- это отказаться от независимости племен!
     --  Пусть  бодричи  выбирают  себе  короля,  --  сказал  он  со  злой
насмешкой. -- Те жабоеды лучшего не заслуживают!
     -- Жабоеды?
     Лекарь пришел перевязать ему раны, переложил ароматными листьями.  Он
же был и кощунником, от него  Томас  узнал,  что  он  находится  в  землях
западных  славян,  которых  со  времен  похода  Карла  Мартелла   называли
вильцами, а с десятого века лютичами. Удачный поход  против  них  совершил
Карл Великий в 789 году, если считать от рождества  их  нового  бога.  Его
войска дошли даже до крепости короля племенного союза  лютичей  Драговита,
где и были разгромлены. Правда, вряд ли Карл Великий продвинулся  бы  хоть
на шаг от  границы,  если  бы  с  ним  не  шли  войска  бодричей,  другого
племенного союза западных славян. Те вели нещадную многовековую  войну  на
истребление  с  лютичами,  а  жабоедами  наперебой  называли  друг  друга.
Потому-то есть жаб казалось самым обидным, хотя есть, говорят,  народы  на
берегах Сены и Тибра, которые жаб едят и пальчики облизывают.
     Сотни племен ближе к западу объединились в  четыре  племенных  союза:
вагры, полабы,  бодричи  и  варны,  а  те  вошли  в  сверхсоюз,  именуемый
бодричами со столицей в Велиграде. Каждая пядь этой земли  полита  кровью.
Бьются два могучих союза славян, которые поклоняются одним богам,  говорят
на одном языке. Что ж, это  уже  веская  причина,  чтобы  ненавидеть  друг
друга.
     В каждом доме, как отметил  Томас,  парили  и  гнули  дубовые  доски,
готовили под щиты. Малые, средние, большие.  С  малыми  круглыми  ходят  в
короткие набеги, со средними -- в дальние, а большие  щиты  хороши  только
для обороны, боя на городских улицах, в своих домах.
     Долгими зимними вечерами при свете лучин вытачивались бляхи из  копыт
коней, своих и диких, из лобных костей коров, быков, туров. Из них умельцы
так искусно набирали доспех поверх кожаного панциря,  что  костяная  чешуя
лежала как на большой рыбе. Легкие  сабли  скользят,  стрелы  отскакивают,
даже сильный удар копья уходит мимо.
     Томас, весь перевязанный чистыми тряпицами, обнял Звенько.
     -- Спасибо! Ты спас наши шкуры. Если что понадобится, только свистни!
     -- Вряд ли свидимся, -- ответил Звенько и сдавил Томаса в объятиях  с
такой мощью, что у того затрещали кости. --  Ох,  прости...  Ну,  на  тебе
заживает быстро! Раны победителей заживают быстрее, чем раны  побежденных.
А ты их уже сам побивал, я зря вмешался.
     Он ухмыльнулся. Оба знали, насколько Томас побеждал.

     В родном краю и стены помогают, но войско крестоносцев было  в  чужом
краю. В сарацинских степях они видели мир во всю ширь, видели, как садится
тяжелое, багровое солнце, запоминали, за каким холмом  исчезает.  А  здесь
прямо перед глазами только лес, всюду лес. Справа, слева, спереди,  сзади,
даже над головой чудовищно низкие ветви закрывают небо.
     Хуже того, из-под земли, прорывая толстый мох, лес вылезает  толстыми
отвратительными корнями, на которых не только кони, но и люди ломают ноги.
То, что  выглядит  слегка  холмистой  дорогой,  оказывается  переплетением
скользких, за которые  не  ухватиться,  белесых  корней,  умело  прикрытых
толстым зеленым мхом. Прорывался мох беззвучно,  рыцарь  порой  исчезал  с
головой, приходилось останавливаться  всему  отряду,  выволакивать  наверх
попавшего в западню леса.
     Эти  земли  издавна  пытались  захватить  магдебурские  и  бременские
маркграфы. К ним стягивались, как волки в готовую к набегу стаю, рыцари со
всей Европы в надежде получить захваченные земли в  удел.  А  когда  после
крестовых походов вернулись уцелевшие рыцари,  то  папа  римский  их  тоже
бросил в кровавую бойню на  славянские  земли,  благословил  на  захват  и
грабежи.
     Они-то, закаленные ветераны сарацинских битв, сумевшие выжить, и были
на острие похода. У себя на родине могут стать зачинщиками  смут,  ибо  за
время их отсутствия земли  прекраснодушных  подвижников  уже  захвачены  и
поделены теми, кто твердо знает, в каком мире живет. А здесь можно сгинуть
да еще и пользу принести, отвоевав  часть  земель,  или  хотя  бы  ослабив
сильного противника.
     И вот грозное войско тяжело двигалось через дремучий лес. Поляны,  на
которых отдыхают кони, а люди видят небо, почти  не  встречались.  Тяжелые
рыцарские кони увязали во влажной земле, столетиями не видавшей не то  что
солнца -- неба. Корни выступали из земли,  прикрытые  толстым  слоем  мха,
кроты и барсуки рыли подземные ходы так близко к  поверхности,  что  около
десятка коней  с  переломанными  ногами  оставил  великий  магистр  Ордена
благородный рыцарь Гваделуп позади войска. Да и  сам,  спешившись,  почуял
внезапно, как земля ушла из-под  ног.  Провалился  всего  по  колено,  под
ногами в норе что-то страшно завизжало и вцепилось острыми зубами в сапог,
но выбрался весь белый от испуга, сердясь на  рыцарей,  прятавших  ехидные
усмешки.
     Даже проводники постоянно оглядывались, примечали деревья,  повороты,
ручьи, медлили, отчего магистр гневался и грозил  страшными  пытками.  Ему
объясняли, да и сам знал,  что  каждую  весну  такой  лес  меняется.  Если
дубы-великаны еще стоят, то на месте прошлогодней тропки  может  появиться
болотце, ручей изменит русло, старых тропок  нет,  а  завалы  из  огромных
деревьев возникают совсем в других местах.
     Ценой огромных усилий вышли к засеке из поваленных деревьев. Гваделуп
застонал от злости, поклялся когда-нибудь сжечь этот лес вместе с мерзкими
язычниками, что живут в нем аки звери. Наваленные крест-накрест вершинками
встречь чужаку,  деревья  образовали  непроходимую  преграду.  Еще  полдня
истратили, пока нашли тайные проходы. Долго рубили и  растаскивали,  чтобы
могли пройти и тяжелые рыцарские кони.
     Едва ступили на найденную тропу, как  в  дальнем  краю  поляны  резко
взметнулась листва. Донесся резкий щелчок спущенной  тетивы.  Гваделуп  не
успел схватиться за щит, как конь рухнул, будто ему подрубили ноги.
     Магистр успел выдернуть одну ногу из стремени, но его тоже бросило на
землю. С бранью поднялся, красными от гнева глазами оглядел поляну. Пятеро
воинов, прикрываясь щитами, спешно бросились на ту сторону. Раздались  еще
два щелчка, двое воинов рухнули. Трое добежали целыми, один сразу заорал:
     -- Здесь никого!.. Одни арбалеты!
     Проводник подбежал к магистру, покачал головой:
     -- Не арбалеты... Самостpелы.
     В листве искусно прятались гигантские луки, наглухо  закрепленные.  В
траве скрытно тянулись жилки, закрепленные за колышки.  Нечаянно  задевший
жилку сам спускал тетиву, нацеленную ему в грудь. Лишь  магистру  повезло,
он был в седле, но не повезло его коню.
     Раненых уже раздевали,  осматривали.  Лекарь  угрюмо  качал  головой.
Стрелы били страшно, даже щиты не спасли. Оба были ранены тяжело, умрут  к
концу дня.
     -- Такие ставят на лося,  --  пояснил  проводник.  Он  подал  длинную
стрелу, вместо привычных  перьев  торчали  деревянные  пластинки,  искусно
заточенные, тонкие. -- Простой стрелой, что бьем уток, его не свалишь.
     -- Значит, у них нет боевых стрел, только охотничьи?
     В голосе магистра было столько  презрения,  что  проводник,  смиренно
опустив глаза, пояснил со скрытой издевкой:
     -- Бодричи говорят, что лосей бьют в осень, а дураков -- всегда. Даже
простыми палками.

     Гваделуп знал, что от этого похода зависит вся его дальнейшая судьба.
Его избрали  магистром  большинством  в  один  голос.  Но  если  поход  не
завершится взятием стольного града лютичей, он  потеряет  не  только  этот
голос.
     Он привел с собой горсточку рыцарей даже с островов, в том числе трое
приплыли из Британии. Остальные присоединились в Германии,  многие  отряды
уже ждали, явившись на клич  папы  римского.  Поход  был  объявлен  против
язычников, а рыцари и папа делали  вид,  будто  не  знают,  что  лютичи  и
бодричи, как и весь славянский мир, давно  приняли  учение  Христа  и  что
Пресвятая Дева должна защищать славян так же, как саксов или германцев.
     Да, от этого похода зависело, быть Гваделупу владетельным бароном или
не быть. По итогам этого похода решится, останется он магистром Ордена или
же более умелый займет это кресло. Точнее, седло боевого коня, ибо  он  не
собирался  протирать  зад   в   скучных   прениях   о   судьбах   мира   и
культуртрегерстве германцев.
     Но от этого похода зависело много больше. У Гваделупа сердце начинало
стучать чаще, когда перед ним возникал образ белокурой красавицы. Она жила
в туманной Британии, ее замок был на берегу Дона. Могучая река в том месте
делает излучину, там роскошный лес, полный дичи,  в  реке  кишит  рыба,  в
зарослях камыша тесно от птицы.  У  нее  мягкие  и  добрые  родители,  там
хорошие соседи, а с такой красавицей женой он  был  бы  принят  при  дворе
короля и занял там подобающее ему место.
     При одном ее имени у Гваделупа кровь приливала к чреслам. За  нее  он
готов сражаться хоть копьем и мечом, хоть зубами и когтями, за  нее  готов
пойти на ложь и вероломство, в борьбе за нее ударит  в  спину  или  нальет
яда.
     Ее даже звали звучно и необычно, в ее  имени  он  слышал  звон  льда,
шуршание снежинок.
     Звали ее -- Крижана!

     В поисках тропы  проводники  вывели  на  гигантское  открытое  место,
окруженное  стеной  все  того  же  дремучего  злого   леса.   Крестоносцы,
возрадовавшиеся было при виде деревянных стен, взвыли от разочарования.
     Это была не крепость, а языческий храм, такие уже видели. Капище, как
называют их славяне. За высоким частоколом из заостренных  жердей  высился
навес на четырех столбах, под ним полукругом расположились камни. В центре
был очаг, багровые угли еще дымились. А  вокруг  навеса  стояли  языческие
идолы, вырезанные из стволов старых дубов.
     Разбив топорами ограду, пешие  воины  ринулись  вовнутрь.  Магистр  с
конными рыцарями наблюдали, как крушили и ломали, потом подрубили столбы и
свалили в кучу. Много усилий затратили,  чтобы  поджечь  пусть  сухое,  но
твердое, как камень, дерево. А когда капище запылало, почти  каждый  вытер
пот с чувством глубокого удовлетворения.
     Господь дал им меч, чтобы повергать  чужих  богов  и  утверждать  Его
власть. А так как нечестивые боги существуют только в дереве и  камне,  то
сейчас их власть исчезает, взамен приходит власть Господа. Владыки всех  и
вся. И те, кто его  не  признает,  --  злостные  мятежники,  которых  надо
истреблять без жалости и милосердия.

     Гваделуп знал, что, как медведи в лесу, так и  грады  лютичей  похожи
один на другой, как капли воды. Магистр Говард Синий,  который  возглавлял
предыдущий поход, был самодовольный дурак, он погубил не одно войско,  сам
едва унес ноги, но знатность рода