дельной.  Он  почти  никогда  не
предлагал мне больше проехать с ним круг, стараясь выбирать меня из  очереди
дожидавшихся его учениц как можно реже. Так что  мне  нисколько  не  грозило
катание с Руди - может быть, я бы и его свалила с ног, и тогда ему тоже было
бы неприятно.
   После встречи  с  Руди  со  мной  что-то  случилось.  Мы  виделись  всего
несколько раз, но внезапно все во мне переменилось.  Я  покинула  мир  своих
воображаемых героев. Наступил конец романтических влюбленностей в реальных и
выдуманных героев -  персонажей  из  книг,  общественных  деятелей,  друзей,
посещавших наш дом. Я потеряла способность  любить  бескорыстно,  жертвовать
собой во имя спасения любимого и начала думать о реальных молодых людях  как
о молодых людях - пленительных созданиях, с которыми я хотела встречаться  и
среди которых в один прекрасный день надеялась найти своего Суженого.  Я  не
влюбилась в Руди, - может статься, и влюбилась бы, если  бы  мы  встречались
чаще, - но вдруг оказалась во власти новых ощущений. Я вступила в мир женщин
на охоте! С этого момента образ  лондонского  епископа,  последнего  объекта
моего поклонения, поблек. Я  хотела  теперь  встретить  настоящего  молодого
человека, множество молодых людей - хотя таких  возможностей  представлялось
очень мало.
   Не могу точно припомнить, сколько времени длилось мое пребывание  у  мисс
Драйден, - во всяком случае, меньше двух лет. Моя непостоянная  мама  больше
не выдвигала новых идей в области моего образования; может быть, до ее  ушей
перестали доноситься слухи о  новых  замечательных  учебных  заведениях.  Но
скорее всего, она инстинктивно почувствовала, что я наконец  нашла  то,  что
полностью удовлетворяло меня. Я училась тому, что имело для  меня  значение,
что созидало во мне интерес к жизни.
   Прежде чем я оставила Париж, развеялся один из моих  снов.  Мисс  Драйден
ждала  свою  старую  ученицу,  графиню  Лимерик,  замечательную   пианистку,
питомицу  Карла  Фюрстера.  Обычно  в   таких   случаях   две-три   девушки,
занимавшиеся музыкой, давали отчетный концерт. На этот раз  я  попала  в  их
число. Результат оказался катастрофическим. Перед концертом я нервничала, но
это было нормальное  волнение  -  ничего  сверхъестественного.  Однако,  как
только  я  села  за  рояль,  обнаружилась  моя  полнейшая  беспомощность.  Я
ошибалась, путалась, темпы шатались, фразировка  отдавала  дилетантизмом,  я
играла бездарно и полностью провалилась.
   Невозможно было проявить ко мне большую доброту,  чем  это  сделала  леди
Лимерик. После концерта она пришла  побеседовать  со  мной  и  сказала,  что
понимает, как я волновалась, что все мои неудачи объясняются  страхом  перед
сценой. Может быть, в дальнейшем, когда я стану более опытной  пианисткой  и
буду часто выступать перед публикой, мне  удастся  преодолеть  его.  Я  была
очень благодарна ей за эти ласковые слова, но в глубине души сознавала,  что
все обстоит еще более серьезно, чем она думает.
   Я продолжала заниматься, но  прежде  чем  окончательно  вернуться  домой,
попросила Карла Фюрстера откровенно ответить мне, считает ли он, что упорный
труд и прилежание могут сделать из меня профессиональную пианистку. Он, хоть
и тоже чрезвычайно  деликатно,  не  стал  лгать.  У  меня  нет  достаточного
темперамента, чтобы выступать перед публикой, сказал  он.  И  я  знала,  что
учитель прав. Я была очень благодарна ему  за  то,  что  он  сказал  правду.
Некоторое время я чувствовала себя несчастной, но постаралась  не  принимать
этот печальный вывод слишком близко к сердцу.
   Если  вашим  мечтам  не  суждено  осуществиться,  гораздо  лучше  вовремя
признать это и двигаться дальше,  вместо  того  чтобы  сосредоточиваться  на
разбитых упованиях и надеждах.
   Рано испытанное поражение послужило мне хорошим уроком на  всю  жизнь;  я
поняла, что  не  обладаю  темпераментом,  позволяющим  мне  выступать  перед
публикой  в  любом  качестве.  Думаю,  что  корень  этого  явления  лежит  в
неспособности контролировать свои физические реакции.

   Часть четвертая
   КАВАЛЕРЫ, УХАЖЕРЫ,
   ФЛИРТ, ПОМОЛВКА
   (Популярная викторианская игра)
   Глава первая
   Вскоре после того, как я вернулась домой из Парижа, мама тяжело заболела.
Врачи и на  этот  раз  не  изменили  себе,  диагностировав  уже  аппендицит,
паратиф, желчнокаменную болезнь и ряд других заболеваний. Несколько раз  она
едва не оказалась  на  операционном  столе.  Лечение  не  приносило  никаких
результатов - ее страдания не уменьшались, и  речь  то  и  дело  заходила  о
хирургическом вмешательстве. Но мама сама неплохо  разбиралась  в  медицине.
Когда ее брат  Эрнест  учился  на  медицинском  факультете,  она  с  большим
энтузиазмом помогала ему и наверняка стала бы лучшим врачом, чем он. В конце
концов Эрнест был вынужден отказаться от этой профессии, так как выяснилось,
что он не переносит вида крови. К тому времени мама совершенно  не  уступала
ему в медицинском опыте и познаниях, и ни  кровь,  ни  раны,  ни  физические
страдания нисколько не отвращали ее. Я замечала  мамин  интерес  к  медицине
каждый раз, когда мы посещали зубного врача: в  ожидании  приема  она  сразу
откладывала в сторону модные журналы, "Куин" или "Татлер", и принималась  за
медицинские, "Ланцет" или "Бритиш Медикал Джорнал",  если  только  они  тоже
оказывались на столике.
   Наконец, потеряв терпение, мама сказала:
   - Я думаю, что они ничего не знают -  раз  я  сама  не  понимаю.  Главное
теперь - вырваться из рук врачей.
   Ей удалось найти врача из породы  "послушных",  и  вскоре  мама  получила
хороший совет: солнце, тепло, сухой климат.
   - Зимой мы едем в Египет, - заявила  она.  И  снова  последовало  решение
сдать дом. К счастью,  в  те  времена  расходы  на  путешествие  значительно
уступали нынешним и легко покрывались немалой суммой, которую нам платили за
Эшфилд. Торки в те поры был зимним курортом. Летом никто не приезжал туда, а
все жители Торки  обычно  покидали  его,  спасаясь,  как  они  говорили,  от
"страшной жары". (Совершенно не понимаю, о какой "страшной жаре" могла  идти
речь: теперь я нахожу, что летом в Южном Девоне дикий холод.)
   Как правило, жители Торки направляли свои стопы в вересковые ланды и  там
снимали дом. Мама с папой тоже предприняли однажды такую  поездку,  но  жара
оказалась настолько чудовищной, что папа немедленно нанял догкарт и двинулся
обратно, в Торки, чтобы каждый день отдыхать от жары в  нашем  саду.  Короче
говоря, Торки представлял собой английскую Ривьеру, и люди  платили  большие
деньги, чтобы снять здесь обставленную виллу на очень приятный зимний  сезон
с дневными концертами, интересными лекциями, балами  и  оживленной  светской
жизнью.
   Наступила и мне пора "выходить в свет". У меня уже была настоящая высокая
прическа в греческом стиле с большим пучком локонов, собранных на затылке  и
перевязанных узкой лентой. Мне очень шла эта прическа, особенно  с  вечерним
платьем. Волосы у меня были очень длинные, я с легкостью могла бы  сесть  на
них. Длинные волосы считались предметом женской гордости, на самом  же  деле
эта немыслимая длина означала всего лишь, что они  не  слушались,  постоянно
выбивались из прически и прядями свисали вниз. Борясь  с  этим  неудобством,
парикмахеры  создавали  произведения  под  названием  postiche   -   большой
накладной шиньон из локонов. Собственные волосы затягивались на  голове  так
туго, как только это было возможно, а к ним прикреплялся postiche.
   "Выход в свет" считался чрезвычайно важным событием в  жизни  девушки.  В
богатых  семьях  матери  обыкновенно  давали  в  честь  дочери  бал.   Сезон
предполагалось проводить в Лондоне. Разумеется, понятие "сезон" не  означало
разгульного   образа   жизни,   который   оно   приобрело    за    последние
двадцать-тридцать  лет.  Те,  кого  вы  приглашали  танцевать  или  на   чье
приглашение откликались, всегда были  из  числа  близких  друзей.  Некоторая
трудность состояла в постоянной нехватке молодых людей; но в целом на  балах
царила атмосфера  непринужденности.  Существовали  еще  и  благотворительные
балы, присутствие на которых считалось хорошим тоном.
   Конечно, я не могла позволить себе ничего подобного. Мэдж "вышла в  свет"
в Нью-Йорке. Там она ходила на приемы и на балы, но "сезон" в  Лондоне  даже
папа не мог себе позволить для Мэдж, что ж говорить  обо  мне.  Мама  горела
желанием предоставить мне все, на что, по ее мнению, девушка имела право  от
рождения; подобно тому, как из куколки  получается  бабочка,  так  школьница
должна превратиться в светскую молодую леди, встречаться с другими девушками
и молодыми людьми, чтобы, проще  говоря,  получить  шанс  отыскать  будущего
мужа.
   Все считали себя обязанными проявлять доброту и оказывать знаки  внимания
юным созданиям. Их приглашали на приемы, водили в  театр,  они  общались  со
своими друзьями сколько душе угодно. Ничего похожего на французскую  систему
держать дочерей взаперти и  позволять  им  встречаться  только  с  тщательно
отобранными молодыми людьми, которые смогли бы в будущем  составить  хорошую
партию, стать подходящими мужьями, оставившими  в  прошлом  свои  безумства,
отдавшими дань увлечениям  молодости,  и  достаточно  состоятельными,  чтобы
содержать жену. По-моему, очень  хорошая  система.  Во  всяком  случае,  она
давала более высокий процент счастливых браков. Бытующее  в  Англии  мнение,
что француженок насильно отдавали замуж за стариков, - это совершенная ложь.
Француженки могли выбирать, но среди  ограниченного  круга  претендентов  на
руку и сердце. Гуляка, ведущий бурный образ жизни,  очаровательный  "mauvais
sujet"*, которому каждая девушка, несомненно,  отдала  бы  предпочтение,  не
допускался в сферу ее общения.
   В Англии все было вовсе не  так.  Во  время  балов  и  вечеринок  девушки
встречались с молодыми людьми разного сорта. По стенкам, как верные  дуэньи,
скучали их мамы, но ничему не могли помешать. Разумеется, в семьях проявляли
разумную осмотрительность и следили за  кругом  молодых  людей,  с  которыми
разрешалось общаться дочерям,  но  все  же  возможности  выбора  были  очень
широкими;  часто  девушки  останавливали  свое  внимание  на   нежелательных
персонах и могли зайти даже столь далеко, чтобы обручиться или  достичь  так
называемого  "согласия".  "Согласие"  было  очень  удобным  выражением;  оно
позволяло родителям избегать сильных  трений  или  вражды  в  случае  отказа
принять выбор дочери.
   -  Ты  еще  очень  молода,  дорогая.  Я  совершенно  согласна,  что   Хью
очаровательный молодой человек, но он тоже очень молод и еще не определился.
Я не имею ничего  против  вашего  согласия  и  вы  можете  встречаться,  но,
пожалуйста, без всякой официальной помолвки.
   Затем они развивали закулисную  борьбу  в  поисках  подходящего  молодого
человека, который отвлек бы дочь  от  Хью.  Часто  это  удавалось.  Открытое
сопротивление, несомненно, склонило бы дочь к настойчивости,  но  полученное
разрешение отчасти разрушало шарм избранника, а так как в своем  большинстве
девушки отличаются здравым смыслом, то  рано  или  поздно  они  меняли  свое
решение.
   Учитывая нашу бедность, мама понимала, что мне будет трудно выйти в  свет
в общепринятом смысле.
   Думаю, что, выбрав Каир для поправки  своего  здоровья,  мама  заботилась
прежде всего обо мне. Она поступила мудро.  Я  была  очень  стеснительна,  в
обществе отнюдь не блистала. Освоившись на танцах, научившись  непринужденно
болтать с молодыми людьми и свободно чувствовать себя в любой обстановке,  я
получила бы вполне ценный опыт.
   С точки зрения юной девушки, Каир воплощал сладостную мечту.  Мы  провели
там три месяца, пять раз в неделю я ходила танцевать. Балы давались во  всех
крупных отелях по  очереди.  В  Каире  стояло  несколько  полков;  ежедневно
проводились состязания по водному поло; в умеренно  дорогом  отеле  все  это
оказывалось в вашем распоряжении. На зиму сюда съезжалось большое  общество,
в основном мамы с дочками. Я оставалась застенчивой, но страстно  увлекалась
танцами  и  танцевала  хорошо.  Мне  нравились  молодые   люди,   и   вскоре
обнаружилось, что и я нравлюсь им, так что все шло прекрасно. Мне было всего
семнадцать лет, и Каир сам по себе ровно ничего не значил для меня - девушки
от восемнадцати до двадцати одного года редко  думают  о  чем-нибудь,  кроме
юношей, что более чем естественно!
   Ныне искусство флирта безнадежно утрачено,  но  тогда  оно  процветало  и
походило, как мне  представляется,  на  воспетую  трубадурами  "le  pays  du
tendre"*. Прекрасная прелюдия жизни: полусентиментальная,  полуромантическая
привязанность,  возникающая  между  теми,  кого  сейчас,  с  высоты   своего
возраста, я назвала бы "девочками и мальчиками". Легкое вступление  в  науку
жизни без слишком жестокой расплаты и тяжелых разочарований. Не  припоминаю,
чтобы у кого-нибудь из моих друзей и знакомых  появились  незаконнорожденные
дети. Нет, вру. Была не слишком красивая история: знакомая девушка  приехала
на каникулы к своему школьному  приятелю,  где  ее  и  соблазнил  его  папа,
пожилой мерзавец с дурной репутацией.
   Интимная близость была большой редкостью, потому что молодые люди  обычно
придерживались очень высокого  мнения  о  девушках,  и  если  бы  разразился
скандал, то в глазах общества погибли  бы  оба.  Мужчины  предавались  своим
интимным забавам с замужними женщинами, в основном гораздо старше себя,  или
с "маленькими подружками" из  Лондона,  о  существовании  которых  никто  не
подозревал. Приведу инцидент, который произошел как-то (гораздо  позднее)  в
Ирландии во время одной вечеринки. В доме,  кроме  меня,  были  еще  две-три
девушки и несколько молодых людей, главным образом солдат, один  из  которых
неожиданно срочно уехал, сославшись на полученную из дома  телеграмму.  Всем
было ясно, что это всего лишь предлог. О причине никто не подозревал, но  он
доверился одной из старших девушек, которую хорошо знал и  считал  способной
разрешить его проблему. Оказывается, его попросили проводить на бал одну  из
девушек; ехать было довольно далеко. Он послушно повез ее на машине,  но  по
дороге девушка предложила остановиться в каком-нибудь отеле и снять комнату.
   - Мы можем приехать попозже, - сказала  она,  -  никто  не  заметит,  вот
увидишь, - я часто так делаю.
   Молодой человек пришел в такой ужас, что, решительно отказавшись от этого
предложения, считал более невозможным для себя  встречаться  с  ней.  Именно
этим объяснялся его внезапный отъезд.
   - Я просто не мог поверить своим ушам -  она  казалась  настолько  хорошо
воспитанной, совсем юной, у нее чудесные  родители...  Из  тех  девушек,  на
которых хотелось бы жениться.
   То были великие дни девичьей чистоты. И не думаю, что мы чувствовали себя
хоть сколько-нибудь ущемленными. Романтические увлечения, с легким привкусом
секса или намеком на него, совершенно удовлетворяли нас. В конце концов, и у
животных принято ухаживать и кокетничать. Самец напыживается и ухаживает,  а
самка  притворяется,  что  ничего  не   замечает,   но   втайне   испытывает
благодарность. Это еще не настоящая жизнь, скорее - прелюдия. Трубадуры были
совершенно правы, когда слагали свои песни о "lepays du tendre". Я без конца
могу перечитывать "Окассена и Николетту".  Есть  в  этой  книге  очарование,
естественность и искренность. Только в юности, никогда больше, у  вас  может
возникнуть это совсем особое чувство: упоение дружбой с  мужчиной;  ощущение
духовного родства; вам нравятся одни и те же  вещи,  вы  только  подумали  о
чем-то, а он уже произнес  вашу  мысль  вслух.  Многое  из  этого,  конечно,
иллюзии, но прекрасные  иллюзии,  и,  мне  кажется,  каждая  женщина  должна
пережить в своей жизни такой период. Потом вы можете посмеяться над собой  и
сказать: "Боже мой, какая же я была дурочка!"
   Как бы то ни было, но в Каире я ни в  кого  не  влюбилась.  У  меня  было
слишком  много  дел.  Все  время  что-то  происходило,  и   молодых   людей,
привлекательных и интересных, было так много! Если  кто-нибудь  задевал  мое
сердце, то разве что сорокалетние мужчины, вежливо танцевавшие со мной время
от времени как с милой маленькой девочкой. В свете неукоснительно соблюдался
закон, согласно которому не полагалось танцевать с одним и тем же  партнером
более двух раз. В лучшем случае, можно было увеличить это число до трех раз,
но тут уже дуэньи не сводили с вас глаз.
   Естественно, огромной радостью было первое  вечернее  платье.  Мне  сшили
одно из  бледно-зеленого  шифона  с  кружевной  отделкой,  другое  -  белое,
шелковое, очень простого фасона,  и,  наконец,  третье  из  тафты  глубокого
бирюзового  цвета  -  по  этому  случаю  Бабушка  достала  отрез  из   своих
сокровенных запасов. Ткань была потрясающая, но, увы, так  долго  пролежала,
что не выдержала египетского климата, и однажды вечером,  во  время  танцев,
одновременно разлезлись юбка, рукава и воротник - мне пришлось  ретироваться
в туалет.
   На следующий день мы отправились к каирской портнихе из Леванта. Она шила
за очень большие деньги. Платья, купленные в Англии, стоили гораздо дешевле.
И все-таки я получила платье из бледно-розового атласа,  с  букетом  роз  на
плече. Я-то, конечно, хотела черное  вечернее  платье:  все  девушки,  чтобы
выглядеть взрослее, мечтали о черных платьях, но все  мамы  были  решительно
против.
   За мной сильнее всего ухаживали в ту пору молодой человек из Корнуолла  и
его друг - оба из шестидесятого стрелкового полка. Однажды  вечером  капитан
Крайк,   джентльмен   чуть   более   почтенного   возраста,   обрученный   с
очаровательной американкой, пригласил  меня  танцевать,  и,  когда  провожал
после танца к маме, сказал ей:
   - Получайте вашу дочь. Она научилась танцевать. В самом деле, она танцует
превосходно. Теперь вам остается научить ее говорить.
   Упрек  полностью  заслуженный.  Я   по-прежнему   совершенно   не   умела
поддерживать беседу.
   Я была хороша собой. Разумеется, стоит мне теперь заикнуться об этом, вся
моя семья разражается хохотом. В особенности дочь и ее друзья.
   - Мама, это неправда! Взгляни на эти страшные старые фотографии!
   Некоторые из фотографий действительно неудачные -  чистая  правда.  Но  я
думаю, что это из-за одежды, которая не настолько устарела, чтобы обозначить
собой "эпоху" - для этого она недостаточно вышла из моды. Конечно, мы носили
тогда чудовищные шляпы, не меньше метра в диаметре,  соломенные,  украшенные
лентами, цветами и тяжелыми вуалями. В студиях делали фотографии обязательно
в этих шляпах, к тому же подвязанных под подбородком бантом; или  еще  такой
вид: волосы, завитые мелким бесом и украшенные букетом роз, свисавшим  возле
уха, как телефонная трубка. Между тем одна из ранних  фотографий,  где  я  -
одному Господу известно почему - сижу около прялки, с двумя косичками в виде
тонких крысиных хвостиков, совершенно очаровательна.  Один  молодой  человек
как-то заметил:
   - Мне очень нравится эта фотография, с Гретхен.
   Видимо, на этой фотографии я похожа на Маргариту из "Фауста". Есть и  еще
одна хорошая, сделанная в Каире, где я  в  огромной  темно-синей  соломенной
шляпе с одной  розой.  Меня  сняли  в  удачном  ракурсе,  и  изображение  не
перегружено бесконечными лентами и вуалями. Платья, под стать  шляпам,  тоже
изобиловали оборками, воланами, рюшами и складочками.
   Вскоре я безумно увлеклась поло и повадилась смотреть игры  каждый  день.
Мама время от времени предпринимала попытки обогатить мой кругозор и  водила
меня в музей, а также всячески настаивала на том, чтобы мы  поднялись  вверх
по Нилу и прониклись величием Луксора. Я отчаянно,  со  слезами  на  глазах,
протестовала:
   - О нет, мама, нет, пожалуйста, только не сейчас. В  понедельник  у  меня
костюмированный бал, а во вторник я обещала поехать на пикник в Сахару...  -
и так далее, и тому подобное.
   Чудеса