же нет, останется лишь сказать - помилуй их Бог. Пусть не в этой,  в
следующей жизни они, быть может, все же  пойдут  "все  выше  и  вперед"?  Но
остается проблема невинных людей - тех,  кто  искренне  и  отважно  идет  по
нынешнему жизненному пути и здесь нуждается в защите от зла. Они  -  главная
наша забота.
   Вероятно,  когда-нибудь  порочность  научатся  лечить,  -  может,   будут
пересаживать сердца, может, - замораживать людей, не исключено,  что  найдут
способ менять клетки и гены.  Представьте  себе,  сколько  кретинов  захочет
воспользоваться знанием того, как  влияет  на  интеллект  недостаточная  или
чрезмерная функция щитовидной железы.
   Я  отвлеклась  от  предмета,  но,  надеюсь,  объяснила,   почему   жертвы
интересуют меня больше, нежели преступники. Чем больше  у  жертвы  жизненной
энергии, тем больше возмущает меня преступление и тем больше я  ликую,  если
удается в последний момент вызволить обреченного из объятий смерти.
   Однако вернемся из долины мертвых. Я решила не "вылизывать" эту книгу  до
блеска. Во-первых, возраст у меня преклонный, а нет ничего утомительней, чем
перечитывать  написанное  и  пытаться   привести   все   в   хронологическое
соответствие или организовать факты по-новому, избегая  повторов.  Я  скорее
просто разговариваю сама с собой, что свойственно писателю.  Бредешь  иногда
по  улице,  проходишь  мимо  магазинов,  куда  собирался   заглянуть,   мимо
учреждений, которые должен был посетить, энергично - но, надеюсь, не слишком
громко - беседуешь сам  с  собой,  выразительно  закатывая  глаза,  и  вдруг
замечаешь, что прохожие сторонятся, явно принимая тебя за сумасшедшую.
   Ну что ж, вероятно, это то же  самое,  что  разговаривать  с  Котятами  -
кошачьим семейством моего детства, я обожала это  занятие,  когда  мне  было
четыре года. Вообще-то я и сейчас люблю поболтать с ними.
   Глава третья
   В марте следующего года, как и предполагалось, я отправилась в  Ур.  Макс
встречал меня на вокзале. Интересно, буду ли я смущена, думала  я,  в  конце
концов, до разлуки мы были вместе совсем  недолго.  К  моему  удивлению,  мы
встретились так, словно расстались лишь вчера. Макс писал  мне  подробнейшие
письма, и я была осведомлена о ходе  археологических  раскопок  того  сезона
настолько, насколько вообще может быть осведомлен новичок  в  этой  области.
Несколько  последних  дней  перед  возвращением  домой  я  провела  в   доме
экспедиции. Лен и Кэтрин принимали меня очень тепло, а  Макс  решил,  что  я
должна непременно ходить на раскопки.
   Нам не повезло с погодой: началась  песчаная  буря.  Тогда-то  я  впервые
заметила, что глаза у Макса невосприимчивы  к  песку.  В  то  время  как  я,
ослепленная этим  бедствием,  принесенным  ветром,  ковыляла  позади  Макса,
постоянно на него натыкаясь, сам  Макс  шагал  впереди  с  широко  открытыми
глазами и показывал то, другое, пятое, десятое. Первым моим побуждением было
бежать назад и укрыться  в  доме,  но  я  мужественно  поборола  собственное
малодушие, потому  что,  несмотря  на  все  превратности  погоды,  мне  было
чрезвычайно интересно самой увидеть то, о чем писал Макс.
   По окончании сезона мы решили возвращаться домой через Персию. Тогда  как
раз начала действовать  авиалиния,  немецкая.  Небольшой  самолет  летал  из
Багдада в Персию, и мы воспользовались его услугами. Это  была  одномоторная
машина, экипаж которой состоял из  одного  пилота,  и  мы  чувствовали  себя
отчаянными храбрецами. Быть может, тот полет и в самом деле был  рискованным
- нас не покидало ощущение, что мы вот-вот врежемся в горный склон.
   Первая посадка была в Хамадане, вторая  -  в  Тегеране.  Из  Тегерана  мы
полетели  в  Шираз.  Помню,  он  чудесно  выглядел  с   воздуха   -   словно
темно-зеленый изумруд посреди  обширной  серо-коричневой  пустыни.  По  мере
снижения зеленый цвет становился еще более насыщенным и,  когда  мы  наконец
сели, нашим взорам  открылся  зеленый  город-оазис  со  множеством  садов  и
пальмовых аллей. Я не думала, что  столь  большая  часть  территории  Персии
покрыта пустынями, но теперь знаю, почему иранцы так ценят  сады  -  они  им
слишком дорого даются.
   Помню, мы побывали в очень красивом доме. Спустя много лет, снова приехав
в Шираз, я упорно пыталась найти его - увы, безуспешно. А в третий приезд мы
его отыскали. Я узнала его по медальонам, которыми были  расписаны  стены  и
потолок одной из комнат. Один медальон изображал Холборнский виадук. Видимо,
еще в викторианские времена местный шах, побывав в  Лондоне,  направил  туда
художника, приказав зарисовать приглянувшиеся владыке места. И  вот,  спустя
много  лет,  Холборнский  виадук,  слегка,  правда,  выцветший,  затертый  и
поцарапанный, все еще украшал стену ширазского дома. В  доме  никто  уже  не
жил, он разваливался, но все еще был красив, несмотря на то, что  входить  в
него стало небезопасно. Он послужил мне местом действия для рассказа "Дом  в
Ширазе".
   Из Шираза на машине мы отправились в Исфахан. Это была долгая поездка  по
разбитой колее. Все время через пустыню. Лишь время  от  времени  попадалась
захудалая деревушка. На ночь пришлось остановиться в  очень  уж  примитивном
доме для проезжающих и спать на  голых  досках,  прикрытых  лишь  ковриками,
вытащенными из  машины.  Прислуживал  в  доме  мужчина  сомнительного  вида,
похожий на бандита, а помогали ему несколько крестьян,  напоминавших  скорее
головорезов.
   Мы провели там  ужасную  ночь.  Доски,  на  которых  мы  спали,  казались
неправдоподобно жесткими. Трудно поверить, но после нескольких часов  такого
сна бедра, руки и плечи покрылись синяками. Однажды мне уже доводилось столь
же неудобно спать в номере багдадского отеля. Помню, я решила узнать, в  чем
дело: подняла матрас и обнаружила тяжелую доску, положенную явно  для  того,
чтобы прижать выскочившие пружины. Однако коридорный дал другое объяснение -
якобы до меня в номере жила иракская дама, которая не могла  уснуть,  потому
что  постель  была  слишком  мягкой,  вот  доску  и  положили,  чтобы   дать
возможность даме отдохнуть хоть несколько часов.
   Утром мы снова пустились в путь и, сильно измученные, прибыли  наконец  в
Исфахан. С того первого визита  я  всегда  считала  Исфахан  самым  красивым
городом в мире. Нигде больше  нет  таких  великолепных  цветов  -  розового,
голубого  и  золотого,  -  в  какие  окрашены  растения,  птицы,   арабески,
прелестные сказочные дома  и  чудесные  яркие  изразцы.  Поистине  волшебный
город! После того первого знакомства я не была в Исфахане почти двадцать лет
и со страхом ожидала новой встречи -  вдруг  все  окажется  совсем  иным?  К
счастью,  город  очень  мало   изменился.   Естественно,   появились   новые
современные улицы и несколько  более  современных  магазинов,  но  здания  и
дворики благородной исламской архитектуры, чудесные изразцы и фонтаны никуда
не исчезли. Исфаханцы не были теперь столь фанатично настроены, и  появилась
возможность заглянуть в некоторые мечети, недоступные чужакам прежде.
   Дальше мы с Максом решили ехать через Россию, если  получение  паспортов,
виз,   обмен   денег   и   прочие   формальности   не    окажутся    слишком
труднопреодолимыми. В осуществление этой  идеи  мы  отправились  в  Иранский
банк. Здание, в котором он располагался, было  настолько  великолепным,  что
банк невольно воспринимался скорее как дворец, нежели как просто  финансовое
учреждение. И точно: оказалось нелегкой задачей обнаружить,  где  же  именно
проводились  банковские  операции.  Пройдя  сложную  систему   коридоров   с
фонтанами, вы попадали в просторный вестибюль, в дальнем конце  которого  за
стойкой молодые люди в  элегантных  европейских  костюмах  писали  что-то  в
конторских книгах.  Но,  как  я  успела  заметить,  на  Ближнем  Востоке  за
банковской стойкой дела не делаются. Вас  всегда  посылают  к  управляющему,
заместителю управляющего или, на худой конец, к чиновнику, который  выглядит
как управляющий.
   Чиновник  кивком  головы  подзывает  одного  из  посыльных  в  живописных
одеждах, приглашает вас присесть на любой из необъятных  кожаных  диванов  и
надолго исчезает. Наконец он возвращается, кивает посыльному и тот ведет вас
по грандиозной мраморной лестнице к некоей заветной двери. Он стучит в нее и
входит, оставив вас снаружи, затем выходит, сияя улыбкой и показывая, как он
рад, что вам дозволено приобщиться  к  сокровенному.  Входя  в  комнату,  вы
чувствуете себя не меньше чем эфиопским принцем.
   Обаятельный, обычно  довольно  тучный  человек  встает  вам  навстречу  и
приветствует на безупречном английском  или  французском  языке,  приглашает
сесть, предлагает чай или кофе, спрашивает, когда вы приехали, понравился ли
вам Тегеран, откуда вы следуете, и наконец - как бы случайно, между делом  -
интересуется, чем может быть  вам  полезен.  Вы  сообщаете,  что  вам  нужны
дорожные чеки. Он берет маленький колокольчик,  стоящий  у  него  на  столе,
звонит  -  входит  другой  посыльный,  и  чиновник  бросает  ему:   "Мистера
Ибрагима". Приносят кофе, продолжается разговор о  путешествиях,  о  мировой
политике, видах на урожай.
   Является   мистер   Ибрагим   -   обычно   человек   лет    тридцати    в
красновато-коричневом европейском костюме. Управляющий банком объясняет ему,
что вы желаете, а вы  сообщаете,  в  каких  купюрах  предпочитаете  получить
сумму, требующуюся вам наличными. Тогда  мистер  Ибрагим  достает  из  папки
шесть или больше бланков, которые вы должны подписать, после чего исчезает и
начинается новая интермедия.
   Воспользовавшись именно такой паузой,  Макс  и  заговорил  о  возможности
посетить Россию. Управляющий банком вздохнул и воздел руки к небу.
   - Вас ждет множество трудностей, - сообщил он.
   Макс  согласился,  он  знает,  что  это  трудно,  но   принципиально   не
невозможно. Ведь не существует официального запрета пересекать границу.
   - Сейчас там, кажется, нет вашего дипломатического представительства.  Ни
одного консульства.
   Мы знаем, ответил Макс, что наших консульств там нет, но,  насколько  ему
известно, нет и запрета для англичан посещать страну по своему желанию.
   - Конечно, никаких запретов!  Разумеется,  вам  придется  взять  с  собой
наличные.
   Естественно, согласился Макс, он понимает, что придется брать наличные.
   - И любые финансовые отношения с  нами  будут  считаться  незаконными,  -
печально сообщил управляющий.
   Это меня немного насторожило. Я не имела такого опыта, как Макс, по части
восточной манеры ведения дел  и  не  могла  взять  в  толк,  как  банковская
операция может быть незаконной и в то же время широко практикуемой.
   -  Видите  ли,  -  объяснил  управляющий,  -  законы  меняются,  меняются
постоянно. И они всегда друг другу противоречат. Один закон гласит, что  при
определенных условиях вы не можете получить деньги, а другой утверждает, что
только при этих самых условиях вы и можете  их  получить,  -  что  прикажете
делать? Мы делаем то, что кажется наиболее разумным в  данный  день  данного
месяца. Говорю вам это, чтобы вы знали заранее, что хоть я и могу вести ваши
дела - оплачивать покупки, обеспечивать  нужной  валютой  -  все  это  будет
незаконно.
   Макс сказал, что все понял. Управляющий  повеселел  и  заверил  нас,  что
путешествие будет чудесным.
   - Давайте подумаем - вы хотите до Каспийского моря ехать на  машине?  Да?
Это восхитительная поездка: сначала в Решт, из Решта - в Баку  на  пароходе,
на русском пароходе. О нем я совсем ничего не знаю, но люди ездили  на  нем,
да, ездили.
   По его  тону  можно  было  предположить,  что  люди,  плававшие  на  этом
пароходе, бесследно исчезли и об  их  дальнейшей  судьбе  никому  ничего  не
известно.
   - Вам придется везти с собой не только деньги, но и еду, я не знаю, можно
ли в России где-нибудь поесть. Во всяком  случае,  в  поезде  Баку  -  Батум
поесть негде, все надо брать с собой.
   Мы перешли к обсуждению проблемы гостиниц и некоторых других  проблем,  и
все оказывалось неимоверно сложным.
   Тем временем появился еще один джентльмен  в  красно-коричневом  костюме,
моложе мистера Ибрагима, этого звали мистер Магомет. Мистер  Магомет  принес
еще  несколько  бланков,  которые  Макс  подписал,  и  попросил  мелочь   на
приобретение  необходимых  марок.  Был  вызван  очередной   посыльный,   его
отправили на базар менять деньги.
   Снова явился мистер Ибрагим. Он передал нам  требуемую  сумму  в  купюрах
большого достоинства вместо купюр малого достоинства, которые мы просили.
   - О да, но это очень трудно, - печально оправдывался он, -  действительно
очень трудно. Иногда у нас имеются  в  наличии  купюры  одного  достоинства,
иногда - другого. Вам еще повезло - или не повезло, - что вы получили эти.
   Пришлось признать факт невезения.
   Управляющий попытался подсластить пилюлю, снова послав  за  кофе,  затем,
обернувшись к нам, сказал:
   - Лучше всего в Россию взять все  деньги  в  туманах*.  Туманы  в  Персии
запрещены, но это единственное, на что здесь можно жить, ибо  ничего,  кроме
туманов, у вас на базаре не возьмут.
   Еще один мармидонянин был  послан  на  базар  менять  значительную  часть
только что полученных нами денег на  туманы.  Туманы  оказались  чрезвычайно
тяжелыми монетами из чистого серебра.
   - А с паспортом у вас все в порядке? - поинтересовался управляющий.
   - Да.
   - Он действителен для Советского Союза?
   Мы ответили утвердительно  -  он  действителен  для  всех  стран  Европы,
включая Советский Союз.
   - Ну, тогда хорошо. Визу,  безусловно,  будет  нетрудно  получить.  Итак,
решено? Вам нужно нанять машину - это помогут сделать в отеле -  и  взять  с
собой еды дня на три-четыре. Поездка из  Баку  в  Батум  занимает  несколько
дней.
   Макс сказал, что хотел бы сделать остановку в Тифлисе.
   - О, об этом спросите, когда будете получать визу. Не  думаю,  чтобы  это
было возможно.
   Макс огорчился, однако пришлось смириться. Поблагодарив управляющего,  мы
откланялись. Наш визит продолжался два с половиной часа.
   Еда в отеле была несколько однообразной. Что бы мы ни заказывали, что  бы
ни просили, официант всегда говорил: "Сегодня очень  хорошая  икра  -  очень
хорошая, очень свежая". Мы охотно  заказывали  икру,  она  была  смехотворно
дешева - сколько бы нам ее ни приносили, это  неизменно  стоило  всего  пять
шиллингов. Но иногда мы все же  пытались  отказаться  от  икры,  скажем,  на
завтрак - утром икры почему-то не хочется.
   - Что у вас на завтрак? - спрашивала я.
   - Икра - tr`es frais*.
   - Нет, икры я не хочу, принесите, пожалуйста,  что-нибудь  другое.  Яйца?
Бекон?
   - Больше ничего нет, - отвечал официант. - Есть еще хлеб.
   - Совсем ничего? Даже яиц?
   - Икра, tr`es frais, - твердо стоял на своем официант.
   Нам приносили немного икры и очень много хлеба.  Другое  блюдо,  которое,
помимо икры, нам предлагали на обед, - нечто под  названием  "La  Tourte"**,
представлявшее собой большой и слишком сладкий пирог с джемом, тяжелый, но с
приятным ароматом.
   Пришлось консультироваться с нашим официантом  относительно  того,  какую
еду брать в Россию. В основном официант рекомендовал, разумеется, икру -  мы
смирились с двумя невероятных размеров банками. Официант  посоветовал  также
захватить шесть жареных уток. Плюс к этому мы везли с  собой  хлеб,  коробку
печенья, несколько банок джема и фунт чая -  "для  паровоза",  как  объяснил
официант. Мы не совсем поняли, зачем паровозу  чай.  Быть  может,  он  хотел
сказать, что в России принято, чтобы пассажиры угощали чашкой чая машиниста?
Как бы то ни было, мы прихватили чай и кофе.
   В тот вечер после ужина мы разговорились с молодой французской парой.  На
француза произвела большое впечатление наша предполагаемая поездка  -  он  с
ужасом качал головой: "C'est impossible! Impossible pour Madame! Ce  bateau,
le bateau  de  Recht  `a  Baku,  ce  bateau  russe,  c'est  infect.  Infect,
Madame"***.
   Замечательный язык! Это французское  "infect"  было  преисполнено  такого
отвращения к мерзости, творившейся на пароходе, что я готова была отказаться
от поездки.
   - Вы не должны везти туда мадам, - настаивал француз.
   Но "мадам" не дрогнула.
   - Думаю, этот пароход вовсе не так "infect", как он говорит, - сказала  я
Максу позднее. - Во всяком случае, у нас полно присыпки от клопов  и  прочих
насекомых.
   В  назначенный  срок,  получив   необходимые   документы   в   российском
консульстве, ни за что не пожелавшем разрешить  нам  посещение  Тифлиса,  мы
двинулись,  нагруженные  множеством  туманов.  Нам  удалось  нанять  хорошую
машину.
   Путешествие  к  Каспию  действительно  было  восхитительным.  Сначала  мы
карабкались вверх по голым скалистым холмам. А перевалив через высшую  точку
и спустившись вниз, оказались в  совершенно  другом  мире  -  в  Реште  была
теплая, мягкая погода и шел дождь.
   Когда нас вели на infect  русский  пароход,  мы  немного  нервничали.  Но
взойдя на борт, обнаружили такое разительное  отличие  от  Персии  и  Ирака,
какое трудно себе представить. Во-первых, на пароходе было безупречно чисто,
как в больнице, как в настоящей больнице. В каютах стояли  высокие  железные
кровати,  на  них  лежали  жесткие  соломенные  тюфяки,   покрытые   чистыми
простынями из грубой хлопковой ткани; в каждой каюте  был  простой  жестяной
кувшин и таз. Члены корабельной команды напоминали роботов  -  все  под  два
метра ростом, светловолосые, с безразличным выражением лиц. Они обращались с
нами вежливо, но так, словно на самом деле нас там  не  было.  Мы  с  Максом
чувствовали себя точно так же, как самоубийцы из пьесы "Уходящие в плаванье"
- муж и жена,  словно  призраки,  кружащие  по  кораблю.  С  нами  никто  не
разговаривал, никто на нас не смотрел  и  вообще  не  обращал  ни  малейшего
внимания.
   Однако наконец мы увидели, что в салоне  накрывают  столы  и  с  надеждой
заглянули внутрь. Никто не сделал приглашающего жеста и  даже,  кажется,  не
заметил нас. Макс, собрав все свое мужество, спросил, можно ли  нам  поесть.
Его  вопроса  явно  не  поняли.  Он  попробовал  задать  его  по-французски,
по-арабски  и,  как  мог,   по-персидски.   Никакого   впечатления.   Тогда,
отчаявшись, он раскрыл рот и решительно указал  пальцем  на  горло  -  этого
универсального жеста не понять было невозможно. Официант тут же пододвинул к
столу два стула, мы сели, и нам принесли еду.  Она  была  вполне  приличной,
хоть и весьма простой, и стоила неправдоподобно дешево.
   В Баку нас встречал представитель "Интуриста" - обаятельный, все  знающий
и бегло говорящий по-французски. Он предложил нам пойти в оперу на "Фауста".
Мне этого, однако, вовсе не хотелось: не  затем  я  ехала  в  Россию,  чтобы
слушать "Фауста". Мы попросили составить нам другую программу. Тогда  вместо
"Фауста" он потащил нас осматривать разные здания, в том числе недостроенные
многоквартирные дома.
   Простой  и  забавной   была   процедура   схождения   на   берег.   Шесть
роботоподобных  носильщиков,   выстроившись   по   старшинству,   поочередно
подходили  к  нашим  вещам.  Такса,  как  сообщил  наш  интуристовский  гид,
составляла один рубль за любое место  багажа.  Каждый  носильщик  брал  одну
вещь. Самому незадачливому достался  неподъемный  чемодан,  набитый  книгами
Макса; самому везучему - мой зонтик. Плату оба получили равную.
   Отель, где нас поселили,  тоже  оказался  забавным.  Этот,  как  нетрудно
догадаться, реликт прежней роскоши был  переполнен  грандиозной  старомодной
белой мебелью со множеством резных роз и херувимов. Почему-то вся она стояла
посреди комнаты, словно грузчики только что внесли гардероб, стол, комод - и
все так и оставили. Даже кровати не придвинули к  стене.  Кстати,  они  были
очень красивыми и удобными, но простыни из слишком  грубой  хлопчатобумажной
ткани, явно для них не предназначенные, не покрывали матрас