е выйти за меня, если хорошенько подумаете.
   Было слишком рано, чтобы снова затевать спор. Проводив его,  я  вернулась
домой в полной растерянности.
   Спросила у Розалинды, понравился ли ей Макс. "О  да,  очень!  -  ответила
она. - Он понравился мне больше, чем полковник Р.  и  мистер  В."  Розалинда
наверняка поняла, о чем идет речь, но, будучи воспитанной девочкой, не стала
говорить об этом открыто.
   Несколько последовавших за этим недель были ужасны.  Я  чувствовала  себя
несчастной, сбитой с толку, ни в  чем  не  уверенной.  Сначала  решила,  что
вообще  не  хочу  снова  выходить  замуж,  что  мне   необходимо   сохранить
независимость и поберечь свое самолюбие от  новых  ударов  судьбы,  что  нет
ничего глупее, чем выходить замуж за человека, который намного моложе  тебя,
что  Макс  слишком  молод,  чтобы  разобраться  в  своих  чувствах,  и  это,
следовательно, будет нечестно с моей стороны - ему надо жениться на  хорошей
молоденькой девушке, к тому же я только теперь начала ощущать вкус  свободы.
Затем, незаметно, мои аргументы стали меняться. Да, он намного моложе  меня,
но у нас так много общего. Он тоже не любит веселых вечеринок и танцев  -  с
другим молодым человеком мне было бы трудно держаться на  равных,  но  не  с
Максом. А по музеям я могу ходить не хуже любого другого, может быть, даже с
большим пониманием и интересом, чем молодая женщина. Смогла же я обойти  все
церкви в Алеппо и даже  получить  от  этого  удовольствие;  я  буду  слушать
рассказы Макса о древних временах, выучу греческий алфавит и прочту переводы
"Энеиды", - по сути дела, работа Макса и его мысли мне  гораздо  ближе,  чем
дела Арчи в Сити.
   "Но ты не должна снова выходить замуж, - говорила я себе. -  Нельзя  быть
такой дурочкой".
   Все случилось неожиданно. Если  бы  я  восприняла  Макса  как  вероятного
будущего мужа, когда мы  впервые  встретились,  я  была  бы  осторожнее:  не
отдалась бы так легко этим непринужденным, счастливым взаимоотношениям. Но я
ничего не подозревала - и вот, пожалуйста,  нам  так  хорошо,  так  легко  и
радостно вместе, словно мы уже женаты.
   В отчаянии я обратилась к своему домашнему оракулу:
   - Розалинда, как ты посмотришь на то, что я снова выйду замуж?
   - Ну что  ж,  я  ожидала,  что  когда-нибудь  это  случится,  -  ответила
Розалинда  с  видом  человека,  который  привык   всегда   учитывать   любые
возможности. - Считаю это вполне естественным.
   - Да, наверное...
   - Мне бы только не хотелось,  чтобы  ты  выходила  за  полковника  Р.,  -
задумчиво продолжала она.
   Я удивилась, потому что полковник Р. всегда суетился вокруг Розалинды,  и
мне казалось, что ей нравится играть с  ним  в  игры,  которые  он  для  нее
придумывал.
   Я упомянула Макса.
   - По-моему, это лучше всего, - откликнулась  Розалинда.  -  Нет,  правда,
будет очень хорошо, если ты выйдешь за него. - И прибавила: -  Мы  могли  бы
завести свою лодку. Он, кажется, неплохо играет в теннис?  Мы  будем  с  ним
играть. И он может быть во многом полезен.  -  Она  перечисляла  достоинства
Макса сугубо со своей, утилитарной точки зрения с предельной искренностью. -
И Питер его любит, - прибавила она последний, главный аргумент.
   Тем не менее то лето было одним из самых трудных в моей  жизни.  Один  за
другим все восставали против моего замужества. Хотя на самом деле, в глубине
души, это лишь придавало мне уверенности. Сестра была категорически  против:
разница  в  возрасте!   Даже   в   голосе   моего   зятя   Джеймса   звучало
предостережение.
   - А ты не думаешь, - сказал он, - что принимаешь решение под  обаянием...
э... той жизни, которая тебе так понравилась,  жизни  археологов?  Что  тебе
просто было хорошо в Уре, у Byли. Быть может, поэтому твои  чувства  кажутся
тебе такими теплыми?
   Но я знала, что это не так.
   - Конечно, это твое личное дело, - мягко добавил он.
   Милая Москитик, разумеется, вовсе не считала, что это  мое  личное  дело,
она была уверена, что это ее дело - оберечь меня от опрометчивого шага. Лишь
Карло, моя  дорогая,  добрая  Карло,  и  ее  сестра  были  мне  опорой.  Они
поддерживали меня, хотя, догадываюсь, лишь из преданности. На самом  деле  и
они, вероятно, думали, что я совершаю досадную ошибку, но ни разу об этом не
обмолвились, потому что не в их правилах  было  вмешиваться  в  чужие  дела.
Наверное, они сожалели, что  я  не  выбрала  симпатичного  сорокадвухлетнего
полковника, но раз я приняла другое  решение,  что  ж,  они  встали  на  мою
сторону.
   Наконец я сообщила  новость  супругам  Вули.  Они,  как  мне  показалось,
обрадовались. Лен,  во  всяком  случае.  Кэтрин,  как  всегда,  понять  было
труднее.
   - Только вы не должны выходить за него замуж раньше, чем через два  года,
- сказала она.
   - Два года?! - испуганно переспросила я.
   - Да, иначе это его погубит.
   - Но мне кажется, это глупо. Я и так  намного  старше  его.  Какой  смысл
ждать, пока я состарюсь еще больше?
   - Я думаю, для него это будет вредно, - ответила Кэтрин. - Очень  вредно,
если он в его возрасте возомнит, что может получить сразу все, что пожелает.
Ему полезнее будет подождать - пройти испытательный срок.
   С этим я согласиться не могла. Такая точка зрения казалась мне суровой  и
пуританской.
   Максу я заявила, что считаю ошибкой с его стороны намерение  жениться  на
мне и предложила еще раз хорошенько все взвесить.
   - А что, ты думаешь, я делал последние три месяца? - ответил он. - Я  все
время об этом думал, пока жил во Франции, и решил: снова увижу ее  -  станет
ясно, придумал я все это или нет. Оказалось - нет. Ты была  такой,  какой  я
помнил тебя, такой же желанной.
   - Это страшный риск.
   - Для меня - нет. Можешь  считать,  что  рискуешь  ты.  Но  разве  нельзя
рискнуть? Если не рисковать, ничего и не получишь.
   С этим нельзя было не  согласиться.  Я  никогда  не  действовала,  исходя
только из соображений здравого смысла. Его  слова  успокоили  меня:  что  ж,
пусть я рискую, но рискнуть стоит, чтобы обрести человека,  который  сделает
меня счастливой. Мне будет жаль, если ошибется он, но, в конце  концов,  это
его решение и он принял его сознательно. Я постановила ждать шесть  месяцев.
Макс не видел в этом смысла. "К тому же, - добавил он, мне нужно снова ехать
за границу, в Ур. Думаю, мы должны пожениться в сентябре".  Я  поговорила  с
Карло, и мы составили план.
   Вокруг меня было столько шума, и я так  страдала  от  этого,  что  хотела
сохранить все в тайне, насколько возможно. Было решено,  что  Карло  и  Мэри
Фишер, Розалинда и я отправимся на остров Скай недели на  три.  Оглашение  о
предстоящем браке можно сделать там, а обвенчаться скромно в соборе  святого
Коломба в Эдинбурге.
   Затем я повезла Макса к Москитику и Джеймсу -  Джеймс  смирился,  но  был
печален, Москитик всеми силами старалась расстроить наш брак.
   Однажды я и сама оказалась близка к тому, чтобы его расстроить. Мы  ехали
в  поезде,  и  Макс,  внимательней,  чем  обычно,  слушая  рассказ  о   моих
родственниках, вдруг сказал:
   - Джеймс Уоттс? Я учился в Новом колледже с неким Джеком Уоттсом. Это  не
сын твоего Уоттса? Потрясающий был артист - замечательно всех изображал.
   Меня покоробило при мысли, что Макс и мой племянник - ровесники. Наш брак
показался мне невозможным.
   - Ты слишком молод, - сказала я в отчаянии. - Ты слишком молод!
   На сей раз Макс встревожился не на шутку.
   - Вовсе нет, - сказал он, - просто  я  поступил  в  университет  довольно
рано, и все мои друзья были такими серьезными; я вовсе не состоял в  веселой
компании Джека Уоттса.
   Но сомнения не покидали меня.
   Москитик из кожи вон лезла, чтобы  отговорить  Макса  от  женитьбы,  и  я
испугалась, что он невзлюбит ее, но случилось наоборот. Он  понял,  что  она
очень искренна и от всей души  желает  мне  счастья.  "И  вообще  она  такая
забавная", - сказал он. Все находили мою сестру забавной. "Дорогой Москитик,
- говорил, бывало, мой племянник Джек своей матери, - я тебя очень люблю, ты
такая забавная и такая милая". Это очень точное определение.
   Визит закончился тем, что  Москитик,  рыдая,  удалилась,  а  Джеймс  стал
сердечно утешать меня. Хорошо еще, что моего племянника Джека не было дома -
он мог расстроить все планы.
   - Конечно, я с самого начала знал, что ты твердо  решила  выйти  за  него
замуж, - сказал мне зять. - И знаю, что своих решений ты не меняешь.
   - О, Джимми, ничего ты не знаешь. Я весь день только и делаю,  что  меняю
решения.
   - Но не по существу. Однако я надеюсь, что все будет xopошо. - Это не то,
что выбрал бы для тебя я, но ты всегда была благоразумна, а он  мне  кажется
молодым человеком с будущим.
   Я так любила милого Джеймса - он был необыкновенно терпим и кроток.
   - Не обращай внимания на Москитика, - сказал он. -  Tы  же  знаешь  ее  -
когда все свершится, она станет вести себя совсем по-другому.
   Тем временем мы всё держали в секрете.
   Я спросила Москитика, приедет ли она в Эдинбург  на  наше  венчание,  она
ответила, что лучше  ей  не  ездить:  "Я  буду  все  время  плакать  и  всех
расстраивать". Я была ей искренне благодарна за это. Двое добрых,  спокойных
шотландских друзей  станут  мне  надежной  и  достаточной  опорой.  Итак,  я
отправилась на Скай с ними и с Розалиндой.
   Скай мне чрезвычайно понравился. Иногда, правда,  хотелось,  чтобы  дождь
шел не каждый день, но это был мелкий, моросящий дождь, который не  очень  и
мешал. Мы бродили по вересковым зарослям, где чудесно пахнет мокрой землей и
торфом.
   Через  пару  дней  после  нашего  приезда  Розалинда  привлекла  всеобщее
внимание в гостиничном ресторане одной репликой. Питера, который  приехал  с
нами, разумеется, туда не брали, но как-то во время обеда  Розалинда  громко
произнесла, обращаясь к Карло:
   - Конечно же, Карло, Питер должен был бы стать твоим мужем, не правда ли?
Ведь он спит с тобой.
   Все постояльцы, преимущественно пожилые дамы, дружно обратили свои  взоры
на Карло.
   Мне Розалинда тоже дала несколько советов по поводу будущего замужества:
   - Знаешь, - сказала она, - когда ты выйдешь замуж за Макса, тебе придется
спать с ним в одной постели.
   - Я знаю, - ответила я.
   - Знаю, что ты знаешь, ведь ты уже была замужем за папой, но, быть может,
ты об этом не подумала?
   Я заверила ее, что подумала обо всем.
   Шли недели. Я гуляла по вересковым  рощам,  и  иногда  у  меня  случались
приступы отчаяния при мысли, что я ломаю Максу жизнь.
   Макс тем временем с головой был завален работой в Британском музее, кроме
того,  заканчивал  рисунки  археологических  находок.  В  последнюю   неделю
накануне свадьбы, он рисовал каждый день до пяти часов утра. Я  подозревала,
что Кэтрин Вули заставляла Лена загружать его работой сверх всякой меры: она
очень сердилась на меня за то, что я не захотела отложить нашу свадьбу.
   Перед моим отъездом из Лондона Лен зашел ко мне явно чем-то смущенный - я
не могла понять, что с ним.
   - Видите ли, - сказал он наконец, запинаясь, -  боюсь,  у  нас  возникнут
затруднения. Я имею в  виду  в  Уре  и  Багдаде.  То  есть,  понимаете,  вы,
наверное, не сможете поехать с нами в экспедицию. Дело в том, что там у  нас
нет лишнего места ни для кого, кроме членов экспедиции.
   - Конечно, - ответила я, - я это хорошо понимаю -  от  меня  там  никакой
пользы. Мы уже все обсудили. Макс конечно же и  сам  бы  не  поехал,  но  не
считает возможным бросить вас  накануне  сезона,  когда  уже  поздно  искать
замену.
   - Я думаю... Я уверен... - Лен помолчал. - Я полагаю, что -  ну,  знаете,
кому-то может показаться странным, если вы не приедете в Ур.
   - Не понимаю, что здесь странного, - ответила я. -  К  тому  же  в  конце
сезона я приеду в Багдад.
   - Да, конечно, тогда, надеюсь, вы проведете несколько дней в Уре.
   - Значит, все в порядке? - подвела я итог.
   - Да, но я думал... мы  думали...  то  есть  Кэтрин...  конечно,  мы  оба
считали...
   - Да? - подстегнула я его.
   - ...Может быть, вам лучше не приезжать в Багдад - сейчас. То  есть  если
вы приедете в Багдад вместе с Максом, а потом он отправится в  Ур,  а  вы  -
домой, не кажется ли вам, что это будет выглядеть  странно?  То  есть  я  не
знаю, все ли одобрят это.
   Во мне вдруг поднялось непреодолимое раздражение. Я не собиралась ехать в
Ур, я бы никогда и не заговорила  об  этом,  потому  что  не  считала  такую
поездку возможной, но  почему  мне  нельзя  ехать  в  Багдад,  если  я  того
пожелаю?
   Вообще-то мы с Максом уже решили, что я в Багдад не поеду - в том не было
никакого смысла. Мы собирались провести медовый месяц в Греции, а из Афин он
должен был ехать в Ирак, а я - домой,  в  Англию,  и  все  билеты  были  уже
заказаны, но сообщать об этом Лену в сложившейся ситуации я не сочла нужным.
   Довольно резко я возразила:
   - Полагаю, Лен, едва ли ваше дело решать, куда мне ездить, а куда -  нет.
Если я захочу приехать с мужем в Багдад, я туда приеду - ни к раскопкам,  ни
к вам это никакого отношения не имеет.
   - О! Я надеюсь, вы не обиделись. Просто Кэтрин думает...
   Я не сомневалась, что сам Лен тут ни при чем - все это штучки  Кэтрин.  И
хоть я ее любила, терпеть ее диктат над собой не  собиралась.  Увидевшись  с
Максом, я рассказала ему о разговоре с Леном и о том, что не сообщила тому о
своем намерении не ездить в Багдад. Макс пришел в ярость, мне  едва  удалось
его успокоить.
   - Я настою, чтобы ты поехала, - сказал он.
   - Глупо. Это дорого, к тому же нам будет очень грустно там расставаться.
   Именно тогда он рассказал мне о том,  что  на  следующий  год,  вероятно,
будет работать у доктора Кэмпбелла-Томпсона на раскопках Ниневии в  Северном
Ираке, и при любых обстоятельствах возьмет меня туда с собой.
   - Еще ничего не решено, - добавил он, - многое нужно  уладить,  но  после
этого сезона я больше не собираюсь расставаться с тобой так надолго. У  Лена
будет достаточно времени, чтобы найти мне замену.
   Дни на острове Скай шли  своим  чередом.  В  положенный  срок  состоялось
церковное оглашение нашего предстоявшего брака, и все пожилые дамы в церкви,
обожающие романтические события вроде  свадеб,  смотрели  на  меня  добрыми,
ласковыми глазами.
   Макс приехал в  Эдинбург,  туда  же  с  острова  Скай  направились  мы  с
Розалиндой, Карло, Мэри и Питером. Нас обвенчали  в  маленькой  часовне  при
соборе святого Коломба. Свадьба получилась именно такой, как  мы  хотели,  -
никаких репортеров, все удалось сохранить в  тайне.  Двусмысленность  нашего
существования, однако, никуда не исчезла, ибо мы, как поется в старой песне,
расстались на церковном пороге. Макс поехал  в  Лондон  заканчивать  работу,
связанную с урскими находками, мы с Розалиндой на следующий  день  вернулись
на Крессуэл-плейс, где нас встретила моя верная Бесси, тайно вызванная туда.
Макс держался поодаль и лишь через  два  дня  подъехал  к  крыльцу  дома  на
Крессуэл-плейс в нанятом  "даймлере".  На  нем  мы  прибыли  в  Дувр,  затем
пересекли Канал и направились к первой цели нашего свадебного путешествия  -
Венеции.
   Все турне Макс придумал сам: для меня оно должно  было  стать  сюрпризом.
Уверена, никто не получал от свадебного путешествия такого удовольствия, как
мы. Единственное, что его омрачило, это то, что уже на подступах  к  Венеции
Восточный экспресс подвергся нашествию клопов.

   Часть девятая
   ЖИЗНЬ С МАКСОМ
   Глава первая
   Свадебное путешествие привело нас в Дубровник, оттуда - в Сплит. Сплит  я
не забуду никогда. Как-то вечером, прогуливаясь  по  городу  и  завернув  за
какой-то угол, мы очутились на площади, посреди которой до неба  возвышалась
огромная  статуя  Святого  Георгия  -  одна  из  лучших   работ   скульптора
Местровича. Она  была  настолько  огромна  и  так  господствовала  над  всем
окружающим, что навсегда врезалась мне в память как некая веха на  жизненном
пути.
   Много смешных воспоминаний связано у нас с  югославскими  меню.  Они  все
написаны по-сербохорватски, и мы, разумеется, понятия не имели, что  в  них.
Мы, бывало, тыкали в меню пальцем наугад и не без  волнения  ждали,  что  же
принесут. Иногда нам подавали огромное блюдо из цыпленка, иногда  яйца-пашот
под очень острым белым соусом,  а  иногда  гигантские  тарелки  супергуляша.
Порции всегда были чрезмерными, и ни в одном ресторане не хотели получать по
счету. Официант обычно  бормотал  на  ломаном  английском,  французском  или
итальянском: "Не сегодня, не сегодня. Заплатите завтра". Не  знаю,  что  они
делали, если кто-то питался в ресторане неделю, а потом уплывал на пароходе,
так  и  не  заплатив.  В  последнее  перед  отъездом  утро,   твердо   решив
расплатиться по всем счетам, мы, разумеется, столкнулись с  самыми  большими
трудностями в своем любимом ресторане: у нас не хотели брать денег. "Зайдите
попозже", - сказали нам. "Но мы не можем зайти  попозже,  -  в  который  раз
твердили мы, - потому что уезжаем в полдень на пароходе".  Небольшого  роста
официант тяжко  вздохнул  -  перспектива  заниматься  арифметикой  его  явно
удручала - ушел в маленькую комнатушку, долго чесал  там  затылок,  пробовал
поочередно разные карандаши, ворчал и в конце концов минут через пять  вынес
весьма скромный счет за то невероятное количество еды, которое мы поглотили,
после чего пожелал нам удачи, и мы отбыли.
   Следующим этапом было путешествие вдоль побережья  Далмации  и  Греции  в
Патры. Макс объяснил, что мы поплывем на маленьком грузовом суденышке.  Стоя
на пристани в ожидании его,  мы  немного  нервничали.  Потом  вдруг  увидели
совсем крохотный кораблик, эдакую "скорлупку", и не поверили, что именно  на
нем нам предстояло плыть. У него  было  необычное  название,  состоявшее  из
одних согласных - "Сбрн" - как  его  следовало  произносить,  мы  так  и  не
узнали. Но это действительно был наш корабль - сомневаться  не  приходилось.
Он брал на борт четырех пассажиров: в одной каюте - мы, в другой - еще двое,
сошедшие на берег в  следующем  порту.  Теперь  весь  корабль  был  в  нашем
распоряжении.
   Нигде больше не едала я таких блюд, как  на  том  пароходике:  вкуснейшая
баранина, нежная, разделанная на  небольшие  отбивные,  с  сочными  овощами,
рисом, чудесным  соусом  и  чем-то  аппетитным,  зажаренным  на  вертеле.  С
капитаном корабля мы болтали на ломаном итальянском.
   - Вам нравится еда? - спросил он. - Я рад. Я специально для  вас  заказал
настоящую английскую еду.
   Я искренне надеялась, что он никогда не попадет в Англию и не узнает, что
на самом деле представляет  из  себя  "настоящая  английская  еда".  Капитан
поведал нам, что ему предлагали перейти на большее пассажирское судно, но он
отказался  от  повышения  и  остался  здесь,  так  как  предпочитает  тихую,
спокойную жизнь - пассажиры не докучали ему на этом корабле,  к  тому  же  у
него великолепный кок.
   - На корабле, где много пассажиров, забот на оберешься, - объяснил он.  -
Словом, не нужно мне никакого повышения.
   Несколько чудесных дней мы провели на этом маленьком сербском  суденышке,
останавливаясь в небольших портах - Санта-Анна, Санта-Маура,  Санта-Каранта.
Мы сходили на берег, а капитан предупреждал нас, что за полчаса до  отплытия
даст гудок. Бродя по оливковым рощам или сидя среди цветов, мы вдруг слышали
гудок, разворачивались и бросались к причалу. Как чудесно  было,  отдыхая  в
оливковой роще, чувствовать себя совершенно счастливыми  и  умиротворенными.
Это был наш Эдемский сад, наш рай земной.
   Наконец мы прибыли в Патры,  помахали  на  прощанье  капитану  и  сели  в
маленький смешной поезд, который должен был доставить  нас  в  Олимпию.  Его
переполняли не только пассажиры, но и огромное количество клопов. На сей раз
они искусали мне ноги  под  брюками,  которые  на  следующий  день  пришлось
разрезать - настолько ноги распухли.
   Греция не  нуждается  в  восхвалениях.  Олимпия  оказалась  именно  такой
прекра