го  на
культурном фронте, могу себе представить, как у него обстоят дела на  фронте
политическом. Но, очевидно, в  стране,  развращенной  соцбезответственностью
коллективизма, это может  быть  единственное  проверенное  средство  держать
власть и контролировать ситуацию.

   Вещи, необъяснимым  образом  проскочившие  мимо  него,  способны  вывести
президента из состояния спокойной государственной уверенности.  В  чем  я  и
убедилась, спросив Гейдара Алиева,  "а  знает  ли  он,  что  для  последнего
приезда  учеников  Ростроповича  в  Баку  учителя  музыкальной  школы  имени
Ростроповича собирали деньги для приема?" Тень набежала на лицо президента.
   -  Это  дезинформация.  Ростропович  был  один.  Даже   без   виолончели.
Мастер-класс вел в нашей музыкальной академии, а когда закончил, организовал
концерт учеников. Я разберусь.
   Брови  удивленно  приподнялись  и   сдвинулись   в   сторону   помощницы,
стенографирующей  нашу  беседу.  После  моего  отъезда  по  факту   денежной
инициативы учителей была устроена  разборка  на  государственном  уровне,  и
виновники (те, что не доложили вовремя) понесли в  особо  крупных  моральных
размерах.
   Существенный штрих к портрету - как Алиев говорит. А  точнее,  как  может
говорить в свои годы. Он говорит без бумажки, без перерыва на  глоток  воды,
без помощника по культурным вопросам и подолгу.
   Для артистов он способен  сделать  исключения.  Несколько  лет  назад  он
отменил почетные звания, справедливо полагая их социалистическим пережитком.
Но если пчеловоды, виноделы и зоотехники согласились  продолжать  свое  дело
без наклейки "почетный", то для деятелей культуры лишение  званий  оказалось
трагедией. Президент был вынужден реанимировать звания:
   -  Этим  я  подчеркнул,  что  художники,  артисты  и  поэты  -  профессии
особенные. А культура у нас в почете.
   Каким бы запахом коммунистических лозунгов ни отдавало это  высказывание,
культура и ее деятели в Азербайджане остаются в  относительном  моральном  и
материальном порядке. Порядок особенно ощутим в сравнении с экс-республиками
Востока, где зарплаты в театрах  исчисляются  двумя  десятками  долларов,  а
творить художники (артисты, музыканты) вынуждены в условиях, приближенных  к
фронтовым: без отопления, без электричества и воды.
   В отличие от руководителей других  восточных  (в  особенности  азиатских)
республик президента Алиева пока не постиг синдром  канонизирования  за  его
заслуги перед культурой. Во всяком случае, алиевскими изображениями в фас  и
профиль пока не украшены дензнаки республики - манаты. Зато свое  живописное
поклонение в Баку торжественно приволок художник  Никас  Сафронов,  которому
для вдохновения и дела необходимо быть возле сильных и известных мира  сего.
Однако  портрет  Гейдара  Алиева  работы  Сафронова  кабинет  президента  не
украсил.

   - Вы мечтали стать художником и даже  закончили  архитектурный  институт.
Каким бы вы сегодня нарисовали портрет президента Алиева?
   - Я никогда не думал, что мне зададут такой вопрос. С того времени, когда
я учился, прошло почти шестьдесят лет. Но  интерес  к  искусству  сохранился
особый. Я всегда любил реалистическое искусство. И предпочел бы быть на фоне
пейзажа - горного или морского.  Но  среди  людей.  Только  не  в  кабинете.
Кабинет я не очень люблю.

   Пока же я вижу его на фоне кабинета, лишенного восточной роскоши.  Гейдар
Алиев - человек с фантастической судьбой, чья головокружительная  карьера  -
вверх от рядового кагэбэшника до первого секретаря ЦК компартии республики и
вниз  до  секретаря  Нахичеванского  обкома  и  снова  вверх  до  президента
Азербайджана.  Это  потрясает.  И  связь  между  его   культурой,   имиджем,
артистическими  способностями  и  тем,  как  вопреки   всем   социальным   и
политическим переменам он остался на плаву, - очевидна.

   Неужели политики или проститутки меньше грешат,  чем  актеры?  Во  всяком
случае я не припомню, чтобы проворовавшийся политик  с  репутацией  недотепы
сменил  депутатский  пиджак  на  аскетичную   монашескую   одежду.   А   про
представительниц первой древнейшей профессии и говорить нечего...
   Актеры же  уходят  в  лоно  церкви,  оставив  о  себе  лишь  материальные
свидетельства удачного дебюта или состоявшейся карьеры -  фильмы,  рецензии.
Леонид Каюров (МХАТ), Александр Михайлов и Елена Черняк (Центральный детский
театр), Игорь Минаев (Щукинское училище), Ольга Гобзева.
   Что их заставило яркой, насыщенной, артистической жизни предпочесть жизнь
религиозную? Каков путь с  подмостков  в  монастырь?  Многие  из  них  ведут
замкнутый образ жизни, стараясь не вспоминать о своей прежней профессии, как
о самом большом грехе. Встретиться со мной согласилась лишь известная в миру
актриса Ольга Гобзева. Эта бывшая актриса

   В кино монахинь
   не играла
   Живое кладбище искусства -
   Крещен ли был Олег Даль -
   Поиск спасительного креста -
   О чем свидетельствуют актеры -
   Ангельские одежды для актрисы

   Мы встретились в бывшей  воскресной  школе  Марфо-Мариинской  обители.  В
обители  на  Ордынке,  основанной  Святой  и  Великой  Княгиней   Елизаветой
Федоровной,  был  некогда  женский   монастырь,   а   сейчас   располагается
православная гимназия, в которой Ольга Гобзева преподает.  Здесь  покойно  и
тихо. Иконы, иконы, портрет Государя Императора...
   - Простите, как вас теперь называть?
   - Мать Ольга.
   - Как сегодня мать Ольга относится к актрисе Ольге Гобзевой?
   - Как к другому человеку, который уже умер. Я очень скорблю о тех грехах,
которые совершила. Я грешница, великая грешница. И молю  Господа,  чтобы  он
показал мои грехи и простил, конечно.
   - Мне всегда казалось, что Ольга Гобзева была в порядке: много снималась,
играла в театре. Что случилось? Что должно было  произойти,  чтобы  она  все
бросила и ушла в лоно церкви?
   - Сказать, что у меня случилась какая-то трагедия или неудачно  сложилась
судьба - было бы неправдой. Я действительно много снималась,  у  меня  около
восьмидесяти картин. И хотя не все фильмы были знаменитыми, не  все  шли  на
экранах и вообще многое лежало на полках, тем не менее моя творческая судьба
сложилась очень удачно. Я всегда делала то, что хотела. Причина моего  ухода
кроется очень глубоко, возможно, в моем роду.
   Родная  сестра  моей  бабушки  была  игуменьей,  а  вторая  сестра  ее  -
монахиней. По линии отца был церковный староста.  Мой  отец  -  царство  ему
небесное - был  верующим  человеком,  и  ни  в  какие  годы,  ни  когда  нас
раскулачивали в двадцатые, ни в тридцатые, ни в сороковые, у нас в  доме  не
гасла лампада. И поэтому сказать: я ушла от мира, что-то бросила,  пришла  к
чему-то новому... это не так. Я пришла в свой дом.

   - Но тогда почему вы не пошли по стопам родителей, а стали актрисой?
   - Когда я была маленькой, мы жили на Новой Басманной улице. Наш домик был
довольно бедный, с коммуналками, напротив стоял дворец Стахова -  Дом  детей
железнодорожников. Меня туда тянуло какой-то неведомой силой.  И  вот  я  из
бедноты попала в такую совершенно изысканную атмосферу. Занималась в  кружке
художественного слова, читала стихи, прозу,  и  там  я,  наверное,  получила
такое воспитание, которое предопределило мой выбор. Когда я  подросла,  меня
люди как бы нарекли: вот тебе обязательно надо стать актрисой. И я  поверила
в это. Отец, конечно, не был доволен моим  выбором,  а  мама  была  мягче  и
считала, что если мне это нравится...
   - И вот вы стали актрисой. Но, возможно, вас отпугнула  закулисная  игра,
которая часто ведется не по правилам, жестко и нечестно?
   - Я вам рассказала уже, что моя творческая судьба складывалась достаточно
удачно. Но вместе с тем были взлеты, падения и горести. Мне, например, очень
хотелось сыграть роль Сонечки Мармеладовой. Была такая  актерская  мечта.  Я
даже  пробовалась,  но  мне  объяснили,  что  нужна  блондинка.  Меня  тогда
поразило: разве Достоевский писал что-то про какую-то блондинку?  Но  не  во
мне дело. Меня насторожило, испугало  то,  что  в  нашем  театре  Киноактера
гибнут люди: самоубийства, смерти...
   - Вы имеете в виду Изольду Извицкую?
   - Да, Изольда Извицкая - прелестная красавица, хорошая актриса...  Может,
это и не было  самоубийство,  я  не  знаю  подробностей.  Инна  Гулая,  Дора
Турбакова. Когда  я  встретила  Дору  в  Ленинграде,  то  увидела  человека,
совершенно опустившегося, спившегося. Вместе с тем я поняла: она  не  просто
попала в водоворот порока, а уже сломала судьбу.
   Алик Даль... Мы ведь с ним в одном кружке  занимались.  В  последний  раз
встретились  в  Клайпеде,  возле  гостиницы.  Он  все  мне  пытался   что-то
рассказать, раскрыть какую-то свою боль. Мы проговорили часа два, но его  то
ли позвали, то ли он ушел, не помню. Кажется, договорились встретиться через
день-два, а его уже не стало. Мне жалко Алика. Надо помянуть его, только  не
знаю, крещен ли он.
   - Как вы видите свою прошлую артистическую жизнь?
   - Иногда у меня было ощущение живого кладбища:  гибли  души,  разрушались
судьбы. Ведь актер -  такова  профессия  -  он  сосредоточен  на  себе.  Это
ощущение собственного "я" - страшное. И если актеры  не  находят  выхода  из
этого состояния, тогда они ищут способа забыться, начинают пить. Олег  Даль,
Володя Высоцкий, Юра  Богатырев  -  умерли  молодыми.  Все  они  были  моими
партнерами. Поиск, я думаю, должен быть не внутри себя, не вширь.  А  ввысь,
хотя мы все равно ищем вширь. Но если еще  искать  и  ввысь,  то  получается
спасительный крест. Человек в своих поисках должен  подниматься  к  небесам.
Понимаете?
   - Я все же хочу вернуться к вашему театральному и  кинопрошлому,  которое
продолжалось, страшно подумать, тридцать два года...
   - В театре я  играла  немного.  Последний  спектакль  "Сегодня  праздник"
испанского драматурга  Вальехо.  Там  произошла  история  достаточно  яркая,
решившая все окончательно для меня. Я играла роль героини, у  которой  погиб
ребенок и которая сама  находилась  на  грани  смерти.  Не  хотелось  просто
"умирать", падать на сцену. Тогда мы с режиссером придумали вот что: героиня
попадала в другой мир и там встречалась со своим  ребенком,  что  обозначало
смерть.
   Я с большим увлечением играла. И однажды, придя в гримерную, я увидела  в
зеркале совершенно иного человека, незнакомую мне женщину. Платье - то же, а
лицо иное. На меня смотрела некая испанка. Я испугалась. Это  было  страшное
перевоплощение, потому что в свою душу я впустила  кого-то.  После  антракта
режиссер, столкнувшись со мной в кулисе,  сильно  вздрогнул,  а  друзья  мои
говорили, что у меня чужие глаза и чужой голос.
   - Если бы я видела это в тот момент,  то  сказала  бы,  что  вы  достигли
высочайшего профессионализма, перед которым снимают шляпу.
   - Многим это показалось успехом, удачей, но я глубоко испугалась. Господь
ведь вдохнул одну душу неповторимую в нас, одну. Чем человек индивидуальнее,
тем  он  более  церковен.  Наша  православная  церковь  больше   воспитывает
личность, не давая ей распадаться.
   - Тогда выходит, что артисты должны непременно уйти из театра, иначе себя
уничтожат как личности?
   - Слава богу, что это бывает редко. Есть артисты хорошие, добрые, которые
могут  быть  исповедниками  веры.  Я  бы  разделила  всех  артистов  на  две
категории:   на   актеров,   свидетельствующих   о   добре,    и    актеров,
свидетельствующих о зле. Вот, например, кино - это рентген; там через глаза,
взор видна душа человека, который на  экране.  При  этом  видно,  что  актер
выбирает для себя. Правда, бывают артисты, которые свидетельствуют и о  том,
и о другом. Это  ложный  психологизм,  перетекание  из  одного  состояния  в
другое.
   Я, помню, озвучивала актрису, игравшую Эдит Пиаф. Прекрасную актрису, вы,
кстати, на нее похожи, на молодую. И вдруг в какой-то момент я  поняла,  что
актриса для достижения большего проникновения принимала наркотики.  В  одном
из кадров у нее изменилось лицо, расплылись  глаза...  Представьте,  к  чему
человек  может  прийти,  если  он  ради  успеха  идет  на  разрушение  своей
божественной природы.  Вот  актеры,  которые  уходят  в  церковь,  принимают
постриг, понимают, что душевная жизнь непременно  сопряжена  с  духовной,  и
ищут себя именно в духе.
   - Видя, как профессия разрушает других людей,  вы  чувствовали,  что  она
разрушает вас?
   - Когда я училась еще во ВГИКе, у меня получались всякие роли хорошо, и я
довольно рано привыкла, чтобы за мной тянулся шепоток: "Вот  она  пошла,  та
самая распрекрасная". Мне об этом сейчас смешно даже говорить. Тем не  менее
я упивалась славой, была заносчивой и  при  этом  могла  обидеть  и  обижала
людей.
   - Это те самые грехи, о которых вы  говорили  мне  и  за  которые  молите
прощение?
   - Да, безусловно. Я обманула своего жениха, не  пришла  в  загс.  Я  была
кокетливой, мне нравилось нравиться режиссеру, зрителям. Мне говорили, что я
сделала бы карьеру, если бы была более  проста  в  отношениях.  Если  бы  не
держалась принципов - в творчестве не должно быть никаких  романов,  никаких
альянсов. Поэтому я не выходила замуж за режиссера, который меня  снимал  не
раз.
   - Значит, актерство, по-вашему, - греховная профессия?
   - Нет, конечно. Грех - он не в профессии, он в человеке. Я вам скажу, что
есть актеры, которые хотят воплотить высокую духовную идею. Я для  себя  вот
этого не нашла. Но это касается лично меня.
   - Скажите, мать Ольга, среди ваших ролей были роли монахинь?
   -  В  чистом  виде  роль  монахини  я  не  играла.  Хотя  элементы  этого
присутствовали, и не в одном фильме. Начать с того, что  мой  духовный  отец
благословил меня  сниматься  в  фильмах,  прославляющих  церковь.  Я  так  и
поступала. Поэтому согласилась сниматься  в  фильме  "Этюды  о  Врубеле",  в
Киеве, где были документальные кадры празднования тысячелетия Крещения Руси.
Там произошла встреча с Патриархом Иерусалимским Святейшим  Диодором.  И  он
меня благословил и оставил автограф на моем приглашении.
   Когда я стала монахиней, я слышала о себе от  недобрых  людей:  "Вот  она
теперь играет новую роль". Но тут стоит поразмыслить. Актер, если он  удачно
сыграет, получает все мирские блага - цветы, поклонение, аплодисменты. Когда
же человек становится монахом, он остается один на один с миром, в скорбях и
поношении. Но должен принимать их с благодарностью. Тут не до игры. Со  мной
произошло чудо. Оно  в  том,  что  я  стала  инокиней.  Это  тоже  монахиня,
рясофорная монахиня.
   - При этом,  насколько  мне  известно,  вы  насельница  Свято-Введенского
монастыря, председатель  Марфо-Мариинского  сестричества  Федоровской  Иконы
Божьей Матери, постоянный член Совета Союза Православных Братств...  Вам  не
кажется, что здесь вы сделали б?ольшую карьеру, чем в кино и театре?
   - Никакой карьеры здесь нет.  Эти  должности  -  увеличение  креста.  Как
председатель сестричества я отвечаю за людей, их судьбы. Наш Совет - это еще
более тяжелый крест, потому что на нас сыпятся наветы, напасти. Какая  здесь
карьера, скажите?
   -  Мать  Ольга,  а  как  для  красивой  женщины,  привыкшей  к  вниманию,
облачаться в одежды черные, малопривлекательные?
   - Одежда, которую надевают  инокини,  очень  их  красит.  Это  ангельская
одежда. А что касается женской красоты - рано или поздно она блекнет. Я  уже
немолодая женщина, и я тоже переживала, что  у  меня  появилась  седина.  Но
приходит совершенно иная красота - внутренняя.  Она  ярче.  Сейчас  красивые
лица можно редко увидеть, потому что лица не одухотворены.
   - Ваше положение сейчас запрещает общение с мужчинами в том  смысле,  как
это происходит в миру.  Но  ведь  существует  природа,  которая  от  нас  не
зависит. Усмирить плоть, возможно ли это?
   - Конечно, возможно и даже нужно.  Я  давно  веду  аскетическую  жизнь  и
никаких затруднений не испытываю. Ведь жизнь монаха состоит из трех обетов -
послушание,  целомудрие  и  нестяжательство.  Было  такое  чувство,  которое
оболгали, - это платоническая любовь. Духовная любовь, иными словами.
   - А интересно, мать Ольга, как ваш сын отнесся к тому, что его мама  была
актрисой, а стала монахиней?
   - Очень хорошо. Он пришел в восторг. Вместе с его двоюродным  братом  они
сказали на современном сленге: "Крутая, классная мама". Это была его  первая
реакция, но впоследствии жизнь его усложнилась  во  многих  отношениях.  Мое
новое положение стало для него серьезным испытанием.  Я  ведь  веду  скудную
жизнь, а у него желания, вполне  естественные  для  его  возраста...  Сейчас
Святославу семнадцать. Он закончил  школу  и  работает  здесь,  в  гимназии,
классным наставником. Как будет дальше, я не  знаю.  Молюсь,  чтобы  Господь
указал ему истинный путь.
   - Скажите, вы совсем сожгли за собой мосты ?
   - В девяносто втором году я еще снималась в кино.  Мой  послед-ний  фильм
"Господи, прости нас грешных" (студия Довженко).  И  вот  там,  на  съемках,
когда  бывали  пирушки,  меня  избегали,  стеснялись,  не  приглашали,  хотя
режиссер относился ко мне хорошо.
   - Потому что в церковь ходили?
   - Да нет, я никому про это не говорила. Но ведь не своих как бы видно.
   - Если вы поддерживаете отношения с  вашими  бывшими  коллегами,  то  как
можно охарактеризовать эти контакты?
   - Я общаюсь с ними, но гораздо скупее, чем прежде. У них есть любопытство
и есть какой-то легкий испуг. Я даже не могу определить, чего больше. Как-то
мне позвонила Анастасия Вертинская: она знает, что мне до пенсии еще далеко.
И она сказала, что "Фонд русского актера" мне будет  помогать.  Правда,  она
это говорила как бы стесняясь. А мне приятно, что мои бывшие  коллеги-актеры
проявляют милосердие.
   - И  все-таки  актерские  заработки  -  это,  не  мне  вам  рассказывать,
значительно больше и вообще несравнимы с монашеским доходом.
   - Я получаю деньги за преподавание в гимназии. Монастырь присылает нам  и
картошку, и муку. Одежда у меня монастырская. Мне ведь очень мало  нужно.  В
году четыре поста. В среду и пятницу тоже пост. В  это  время  я  ем  только
постное. Прежде я была гурманкой. А сейчас спокойно смотрю на  это:  есть  -
есть, нет - нет. Монахини вообще мяса не едят.
   - Трудно быть монахиней?
   - Крест более тяжелый.  Удары  сильнее.  Монах  посвящает  себя  Господу,
монахиня - это невеста Христова, за что враг рода человеческого мстит, через
людей, а бывает - впрямую.  У  монахов  свои  скорби.  Но  радость,  которая
дается, превышает  все  скорби,  жизнь  становится  иная.  Более  яркая  или
контрастная, если хотите. Гораздо  более  интересная,  чем  любая  актерская
жизнь. Это несравнимо.

   Р.S. Мать  Ольга,  излучающая  доброту  и  покой,  мягко,  но  настойчиво
попросила изменить первоначальное название этой главы:  "Христова  невеста".
Дабы не упоминать имя Господа всуе.

   Актеры и животные - это не такая простая  сусальная  история,  как  может
показаться на первый взгляд. Братья наши  меньшие,  как  рентген,  проявляют
невидимое миру - устройство брата-актера и его непостижимой профессии.
   Некоторые  животноводы  из  актерской  среды  даже  используют  служебное
положение для удовлетворения своих зоологических страстей  в  особо  крупных
размерах. Так, свой академический кабинет с антикварной мебелью и роскошными
люстрами художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин превратил  в
не менее роскошную клетку для попугая по кличке Федор. Пока Юрий  Мефодьевич
проводит  заседание  худсовета,  Федя  нагло  летает  по  кабинету,   и   он
единственный из присутствующих, кто вне критики. Его нахальный свист  вносит
в строгую картину академического театра нежную краску. Помимо  птицы  Федора
на службе, у Соломина дома

   Два рояля,
   три собаки,
   четыре кошки
   Жена-кошатница - это подарок -
   Адъютант на Птичьем рынке - У царя  собачья  роль  -  Почем  колбаса  для
Барсика? -
   Собачья стая лучше,