дал его я. Он ни  в
какую - мол, не могут у нас такое сшить. Мы даже зашли в "Версаче",  но  там
среди черных смокингов  ходили  новые  русские  с  распальцовкой.  А  белого
смокинга не было. И  я  нашел  потрясающего  мастера,  старенького,  который
одевал еще маршала Шапошникова. Когда они встретились, Ширвиндт сказал:
   - Если еврей еврею не пошьет шикарный смокинг, то тогда - всё.
   Примерка была чуть ли не тридцать  первого  декабря.  И  портной,  видно,
торопился и, заглаживая рукав, подпалил его у основания плеча. Смокинг сидел
как влитой. Ширвиндт присмотрелся, обнаружил маленькое пятнышко: "Ну, что  я
говорил? Не могут в этой стране..." Потом поостыл и много лет играет в  этом
смокинге.
   А как портной переживал, все причитал про позор на  свои  седины.  Вообще
мне один мастер  говорил:  хороший  пиджак  сшить  -  все  равно  что  завод
построить.
   - А молодая школа? Молодые артисты и костюм - это что?
   - Может быть, они на свою фактуру надеются, но  меньше  уделяют  внимания
костюму. Вот кто умеет шикарно носить одежду -  от  фрака  до  плаща  -  это
Александр Домогаров. Из женщин - Лариса Кузнецова (Театр имени Моссовета.  -
М.Р.) органична в моих костюмах. Уже по  примеркам  понимаешь,  как  человек
относится к вещи.  А  из  молодых  органично  выглядит  Денис  Никифоров  из
"Табакерки" - я уверен, что он будет следующей звездой в подвале.
   Но все-таки многие из молодых артистов очень  тусклые  в  жизни.  Раз  ты
избрал такую профессию и она публичная,  значит,  надо  иначе  относиться  к
одежде своей, к стилю. Это орудие актера: лицо, улыбка, одежда. Вот  Сережка
Безруков, я не могу сказать, что он стильно одевается,  но  в  работе  очень
придирчив к костюму, к гриму. Виталик Егоров тоже из этой породы.
   - А может, молодым просто денег не хватает?
   - Было бы желание. Да, денег нет, но своя мулька, своя фенька, кепка или,
как у Боярского - шляпа, очки - должны  быть.  Ты  посмотри,  как  Бельмондо
держит сигару. Да чувствуется, что у него каждое движение продумано было еще
тогда, когда он не был великим Бельмондо.
   Кстати о сигаре и о старой школе. Я помню, как  на  одном  из  спектаклей
"Милый друг" дядя Боря Иванов курил сигару. В зале  раздались  аплодисменты.
За кулисами он мне сказал: "Значит, в зале есть ценители сигар". А курил  он
так, чтобы пепла не обронить.
   Сережа Виноградов просит записывать его на пленку  на  репетициях,  чтобы
потом выверять по записи ракурсы, повороты, как он лучше в костюме выглядит,
а как невыигрышно.
   - А был ли в твоей практике случай, когда тебе в лицо бросили костюм?
   - Были. На спектакле "Внезапно  прошлым  летом"  доходило  до  того,  что
Валентина Талызина кричала в лицо мне:  "Совок!"  Я  был  молодой,  меня  от
страха трясло, я переделал ей эскизов больше, чем всем остальным. Она играла
миллионершу, ей все не нравилось, все раздражало. В результате, и  это  было
впервые в моей практике, ей костюм делал отдельный художник. Хотя сейчас  мы
с ней очень хорошо общаемся, забыты все  распри,  но  какое-то  время  искра
пробегала. По молодости лет и неопытности я не мог ей возражать.
   - С артистами в театре -  за  кулисами,  на  сцене  -  все  время  что-то
происходит: от комического до трагического. А с костюмами?
   - Да полн?о. Я никогда не  забуду,  как  Коля  Фоменко  спал  у  меня  на
примерке стоя. Или в "Милом друге"  артистке  Бестаевой  по  ее  просьбе  мы
сделали такое узкое бюстье, что трудно было дышать. Явно переборщили, хотя я
ее предупреждал, что может лопнуть. И  вот  в  самый  ответственный  момент,
когда Домогаров падает на колени и объясняется в  любви,  у  нее  сзади  все
трещит по швам, лопается. Вся спина и все, что ниже  спины,  открылось.  Ну,
артистка не растерялась:  "Ой,  раздевают,  прямо  на  сцене  раздевают!"  -
заверещала она, и, оттого  что  партнер  хватался  в  порыве  за  юбку,  все
выглядело очень  органично.  Зритель  не  понял,  что  произошла  чудовищная
накладка.
   Или на "Венецианском купце". Там артистка Родионова в первом  акте,  стоя
спиной к залу, сбрасывает халат и в чем мать родила опускается в  ванну.  На
репетициях она ко мне приставала, чтобы я ей  спереди  что-нибудь  придумал,
прикрыл, потому что не хотела устраивать праздника монтировщикам:
   - Я же спереди совсем голая, монтировщики смотрят.
   Я  ей  в  качестве  аргумента  один  старый  фильм  привел:  там   казаки
подглядывали в подзорную трубу за купающейся бабой.  Один  слюни  пускал,  а
другой говорил: "Тю, если б ты мне колбасу показал". Но,  похоже,  я  ее  не
убедил, и артистка перед спектаклем всю ночь  шила  себе  передник,  который
скотчем и липучками прикрепляла к животу. А все это сооружение взяло и  чуть
не отклеилось - на радость монтировщикам.
   В театре много всяких коллизий бывает. Сколько мы ни делали брюки Таранде
для "Бюро счастья", все время от его прыжков лопалась ластовица.
   - Интересное дело, актрисы тебе нравятся больше, а женился ты на  девушке
из модельного бизнеса.
   - Нонка сначала была моя любимая модель,  а  потом  стала  любимая  жена.
Самое интересное, что после  того,  как  мы  поженились,  мой  друг-модельер
Володя Зубец почему-то стал стесняться ее  переодевать:  "Андрюш,  там  надо
Ноне лиф поменять, может быть, ты сам..." Раньше таких  проблем  у  него  не
было.
   - У тебя нет комплекса маленького кутюрье  при  высокой  манекенщице?  На
сколько она тебя выше?
   - Чего-чего, а этого комплекса нет. Мне  всегда  нравилось,  что  женщина
выше меня, а Нона на десять сантиметров  выше.  Мы  познакомились  в  ночном
клубе, где у меня был показ как раз с коллекцией из булавок. Потом я ее стал
приглашать на примерки, и после одной примерки...
   - А свадебные наряды, надеюсь, ты никому не доверил моделировать?
   - Конечно, нет. Сам все сделал. У меня были такой узкий кожаный  френч  и
кожаные "дудочки" и лакированные черные  туфли.  А  у  нее  два  варианта  -
брючный  костюм,  а  сверху  платье.  То  есть  полукамзол-полуплатье.   Для
торжественной части - платье, а потом она низ от платья сбросила, и в легком
костюме начались танцы-обжиманцы.
   - Шок - это твое оружие. Поэтому у тебя в коллекции лифчики  из  булавок,
на сцене - несочетаемые цвета, которые тебе приносят славу китчмена?
   - Я не ищу сенсацию. Я ищу материал и идею - вот  в  чем  различие.  Вот,
скажем, лифчики. Я долго ломал голову, какую мне взять ткань, чтобы добиться
в костюме эффекта  металлизированной  воды?  Взять  банальную  металлическую
ткань? Я не люблю банальностей. Когда я начал соединять булавки,  получилась
интересная штука. Спектакль этот, к  сожалению,  не  состоялся,  но  зато  я
сделал коллекцию, где и лифчики, и трусы, шляпки, сумочки и прочее  были  из
булавок. Когда все это к тому же еще и подсвечивалось на подиуме, получалась
никелированная вода. Я целыми ящиками  скупал  в  галантереях  металлическую
фурнитуру и избавил московские магазины от затоваривания.
   - Это была твоя самая экзотическая коллекция по материалам?
   - Да нет. Однажды мне пришло  в  голову  перевернуть  рюмку  на  ножке  и
сделать юбку из стекла. Она была абсолютно прозрачная, а еще внутри  юбка  с
вишенками, со всеми делами. Чтобы достичь этой формы, мы  сделали  вакуумную
печь и несколько недель экспериментировали со стеклом, гипсом, вакуумом. Все
для того, чтобы сделать вот такую юбку. Коллекция вызвала шок.
   Еще было платье из ложек, вилок.  Когда  я  скупал  столовые  приборы  из
мельхиора, опять же  коробками,  девчонки-продавщицы  со  мной  кокетничали.
Я-то, дурак, решил, что я звезда и они меня узнали. А они были уверены,  что
я хозяин нескольких ресторанов.
   - Ты надеешься свои  экзотические  фантазии  перенести  в  консервативный
театр? Слабо, скажем, "Трех сестер" обвешать столовым серебром?
   - Да. Мне не слабо. Режиссеру слабовато и актрисам. Я только  за.  И  мне
ужасно жалко, что театр до сих пор к этому не пришел.
   - А что ты еще не использовал?
   - О-о!!! Я работал только с десятой частью того,  из  чего  можно  делать
безумства. В принципе, костюм можно делать из чего угодно. Хоть из  стульев.
Если бы я хотел шокировать, это было бы элементарно.

   Одни специалисты по театру утверждают, что театр - это секс. Другие  этим
самым сексом занимаются. "Секс. Ложь. И видео" - лучшего названия не  найти,
чтобы публика  побежала  в  театр  сломя  голову.  Хотя  ханжи  и  моралисты
вздрогнут, когда узнают, кому принадлежит идея столь сексуальной постановки.
А в знаменитом театральном подвале на улице  Чаплыгина  эта  идея  пришла  в
голову:
   1. Двум мужчинам
   2. Двум начальникам
   3. Одному 65, другой вдвое его моложе.
   Это  художественный  руководитель  "Табакерки"  Олег  Табаков  и   худрук
Саратовской  академической  драмы   Антон   Кузнецов.   Именно   они   всеми
театральными способами навязывают мысль, что

   Секс - дело честное
   В поисках целомудрия нашли член -
   Как возбудить мужчину -
   Женщина - это не шпроты в масле -
   Игра в секс без пауз - Психотерапия в "Табакерке"

   Антон Кузнецов:
   - В России о лжи говорят. О видео меньше. О сексе - мало и робко.
   Олег Табаков:
   - Мы ханжи в  этом  вопросе.  Ханжее  нас  только  американцы.  При  всей
эпатажности материала эта вещь целомудренная и чистая.
   В поисках целомудрия я спустилась в темный подвал  "Табакерки",  где  уже
полчаса как шла репетиция, и услышала закадровый  мужской  голос  с  мягкими
интонациями:
   - Расскажите о самом необычном месте, где вам пришлось ма-стурбировать.
   Ничего себе целомудрие! - подумала я. Про мастурбацию монотонным  голосом
отвечала хорошенькая девичья головка с  монитора.  А  в  это  время  актриса
Марина Зудина (Анна) говорит актеру Максиму Виторгану (Грэм):
   - По-моему, секс преувеличен. Слишком большое  количество  людей  придает
ему большое значение. И это совсем не правда,  что  женщинам  необходимо,  а
мужчинам обходимо... то есть я хочу сказать, что он им совсем не  обходим...
Запуталась!..
   Расхохоталась.
   Да, похоже, в "Табакерке" всерьез решили разобраться с сексом. И  сделать
это посредством киносценария  некогда  нашумевшего  в  Каннах  американского
фильма "Секс. Ложь. И видео". Малобюджетное параллельное кино тогда поведало
миру историю двух мужчин и двух женщин. Сестры - Анна и Синтия  -  буквально
как лед и пламень. Анна - скромнейшая из  скромнейших,  закомплексованная  и
как следствие - порядочная.  На  Синтии  пробы  негде  ставить,  веселенькая
шлюшка. Она спит с мужем сестры Джоном. А Анне нравится дружбан Джона  Грэм,
который приезжает в их город. У Грэма странное  хобби  -  он  записывает  на
видеокамеру  сексуальные  откровения  женщин,  проделывающих  перед  камерой
разные штуки. Любовный квадрат, замешанный на сексе, лжи и видео.
   Анна и Грэм. Этот увалень ей явно нравится. Но он ей сообщает:
   - Я импотент.
   - Вы что, серьезно?
   - Ну скажем так, в присутствии партнера  у  меня  не  возникает  эрекции.
Поэтому с практической точки зрения я - импотент.
   - Вас это беспокоит?
   - Нет. Я знаю не так много парней, способных хоть  что-то  соображать  во
время эрекции. Поэтому я дам любому из них несколько  очков  форы  по  части
самоконтроля.
   Этот диалог об импотенции  идет  под  страстную  "Беса  ме  мучо".  Текст
шокирует. А режиссер Кузнецов не дает возможности опомниться от  сексуальных
откровений героев,  то  и  дело  погоняет  ритм  спектакля.  Его  он  держит
динамикой мизансцен, звуком,  техническими  штучками.  В  частности,  к  ним
относится и видео, которое как параллельное кино вмонтировано  в  спектакль.
Кино идет на мониторах, установленных по краям авансцены.
   Вот, например, на экране Анна и Грэм пришли снимать квартиру. И пока  они
с  хозяином  осматривают  ванно-кухонное   хозяйство,   ее   сестрица   дома
совокупляется с ее мужем. Конечно, постель можно было бы устроить  прямо  на
сцене, но режиссер перенес ее на другой экран. Очевидно, исходя из принципа,
что эротика в театре всегда смотрится хуже и фальшивее, чем в кино. И вот на
широкую грудь Джона (Ярослав Бойко) сверху  легла  красивая  головка  Синтии
(Анастасия Заворотнюк). Тангообразная тягучая музыка.
   Кстати, видео отсняли в "Табакерке" еще весной за  двое  суток.  И  сутки
ушли на монтаж. Из 32 кадров осталось 20.
   Синтия и Грэм.
   - Синтия Бишоп. Сестра Анны Мелани.
   Красивая длинная нога  светится  через  боковой  разрез  платья  и  нагло
выставлена вперед. Всем своим видом Синтия соблазняет парня. И это  явно  не
устраивает Кузнецова.
   - Ты должна представиться, как Мерилин Монро. Подавать  ему  себя  должна
как подарок. - И подручными мужскими средствами демонстрирует  актрисе,  как
соблазнить с ходу мужика. К ситуации подключается  Олег  Табаков,  до  этого
тихо сидевший в третьем ряду.



   -  Вы  поймите,  если  нет  азарта,  то  мы  ее  (Заворотнюк.   -   М.Р.)
обворовываем, переводим в категорию статистов. Поза может быть любая, но  не
в ней дело. Ты предлагаешь себя, но обаятельно это будет только тогда, когда
женщина это делает активно и заинтересованно. А когда она  предлагает  себя,
как шпроты в масле, то...
   Далее Табаков издает несколько выразительных звуков в подкрепление  своей
плутовской мимики.
   Получив порцию вливания, артисты отдались  сексу  с  новыми  силами.  Тут
следует заметить, что разговор об этом щекотливом деле идет  без  обнажения,
более того - без объятий, лобзаний и почти без прикосновений любовников. Как
успел мне сказать до репетиции режиссер, они затеяли философский разговор на
эту тему. А именно, может ли человек быть счастлив, если  его  чувственность
отсутствует.
   Театр решил честно поговорить о сексе, и это оказалось  делом  трудным  и
унизительным.
   Во  всяком  случае  актриса  Заворотнюк,  которая  похотливо  елозит   на
скамейке, как на коне, перед Грэмом, время от времени крестится  и  говорит:
"Прости меня, Господи". Ее можно понять, когда она в камеру Грэма  расскажет
свою историю:
   - В четырнадцать лет я увидела мужской член.  Он  был  весь  в  венах,  в
складках...
   - Каков он на ощупь?
   - Он очень мягкий... и не такой, как я думала. Я думала, что он гладкий и
твердый, как пробирка.
   Режиссер объявил перерыв аккурат в тот момент, когда сексуальная исповедь
Синтии перекочевала на монитор. И она спросила с экрана:  "Хочешь,  я  сниму
юбку?" На что последовал вопрос Грэма: "Ты всегда ходишь без трусов?"
   Во время перерыва.
   Антон Кузнецов закурил, не потому  что  нервничал,  а  потому  что  хотел
курить.
   - Скажи, произнося со сцены такие откровения, ты столкнулся  с  тем,  что
артисты зажимаются? Стесняются?
   - Не только артисты, но и я сам. Мы можем показать голого актера,  ничего
страшного зрители не увидят. А вот серьезно говорить об  этих  вещах,  чтобы
они стали личными, - тут  возникают  проблемы...  Но  если  о  них  говорить
откровенно, они не будут вульгарными и пошлыми.
   А что по этому поводу думают артисты, точнее,  артистки,  которым  больше
всего досталось такого  текста?  Настя  Заворотнюк  уверяет,  что  пока  она
репетировала спектакль, внутри нее происходило что-то страшное.
   - Возникло столько вопросов, на которые  лучше  было  не  отвечать.  Если
отвечать, то, возможно, придется менять жизнь.
   Марина Зудина:
   - В жизни я менее закомплексованный человек, чем моя героиня.  Я  считаю,
что секс - это одно из самых веселых занятий в жизни. Здесь страшно  другое,
когда нет близости между людьми, как у  моей  героини  -  Джон  живет  своей
жизнью, Анна о своих проблемах говорит не  с  ним,  а  с  психиатром.  Такая
ситуация - сплошь и рядом.
   А еще Зудина сказала, что это первый в ее  жизни  спектакль,  где  ей  не
хочется менять костюм: так она сосредоточена на проблемах своей  героини.  У
Анны черные брюки с пиджаком  на  двух  пуговицах  под  грудью,  открывающим
кусочек живота. У ее сестры - открытое черное платье  с  разрезом  сбоку  до
бедра.
   После перерыва.
   Декорации  на  сцене  настолько   минимальные,   насколько   можно   себе
представить. Французский сценограф Патрис Жеро по периметру черного кабинета
сцены пустил прозрачные пластиковые экраны,  и  в  них  текуче  преломляются
фигуры героев. Из мебели одна тумба без обшивки. Она же стол, она же  стойка
бара, она же кровать. И так же, как мебель,  условна  мизансцена.  Например,
вот такая: как бы на кровати как бы спит Джон. Подходит Анна и говорит ему о
своих подозрениях. Он, как принято у мужчин, защищается нападением:
   - Получается, что в это время я с кем-то трахался.
   - Трахался или нет?
   - Нет, не трахался. Твои подозрения для меня оскорбительны.
   Ну абсолютно ничего нового в поведении самцов.
   В табакерковском подвале зримо понимаешь разницу между театром и кино. Во
всяком случае, изображение на мониторах режиссер  Кузнецов  при  всем  своем
желании изменить не может, а вот живую сцену - спокойно. Для  его  режиссуры
характерны знание текста  наизусть,  четкая  дикция  и  артистичные  показы.
Похоже, не выносит пауз - не терпит пустоты между мизансценами длиною даже в
30 секунд.
   - Я люблю паузы, когда они осмысленны. Для меня в спектакле важны связки.
И даже  движение  башни  или  какого-то  предмета  на  сцене  что-то  должно
рассказывать зрителям.
   При абсолютно шокирующем тексте в "Секс. Ложь. И видео" тем не менее есть
красивые фразы. Например, те, которые произносит Грэм:  "Мужчины  приучаются
любить ту женщину, которую они желают, в то время как женщины все  больше  и
больше  начинают  желать  мужчину,  которого  они  любят".  А  есть  грубые,
животные.
   - Хватай свои жонглерские яйца и быстро дуй сюда, - кричит  Синтия  Джону
по телефону, чтобы при встрече ему объявить: - Джон, ты года не женат, а уже
трахаешь родную сестру жены. Джон, ты лжец. И я  это  знаю  лучше,  чем  все
остальные.
   Покидая психотерапевтический сеанс от "Табакерки", я поймала себя на том,
что гоню разные мысли, которые почему-то стали приходить в голову. А сами-то
авторы рискованного предприятия, пригласившие нас на  откровенный  разговор,
разобрались со своими проблемами?
   Антон Кузнецов:
   - Ну разве с ним можно до конца разобраться? Но я разобрался в одном -  в
этом нельзя себе врать. Поэтому я  и  делаю  этот  спектакль.  Если  человек
говорит: "Секс - это не важно", значит, есть проблемы.
   Олег Табаков:
   - Я разобрался, как мне кажется, на уровне моих шестидесяти пяти лет.  Мы
сбрасываем все на двойственность натуры, на толерантность, на девственность,
у кого она осталась, на отсутствие денег и жилплощади, но только не на себя.
А этот спектакль подталкивает: разберитесь, что с вами происходит.

   Только наивные люди думают, что когда фотограф щелкает - вылетает птичка.
Смешные и трогательные вы - из-под пальца, нажимающего на  затвор,  вылетает
история. Хлоп, и все разом как-то легко попадают в историю. И  вы,  картинно
позирующие, и вы, стыдливо отворачивающиеся. Правда, ни  тот,  кто  выбирает
выгодную точку, ни тот,  кто  замирает  со  смайлом  до  ушей,  об  этом  не
подозревают. А напрасно.
   Вот некогда тощего студента из "Щуки"  Женьку  Дворжецкого,  впоследствии
ставшего популярным артистом театра и кино Евгением Дворжецким, везде видели
с фотоаппаратом. Свою  школьную  страсть  к  фотографии  он  спешил  утолить
повсюду -  на  репетициях  студенческих  отрывков,  дружеских  попойках,  на
халтурах в городах и весях. Наверное, потому, что никто тогда не знал  слова
"папарацци", никто и не прятался от его объектива. Позже, когда Дворжецкий с
антресолей с трудом доставал увесистые альбомы, стало ясно,  что  светом  он
написал портрет целого театрального поколения. Поколения 35-40-летних.  Того
самого, что называют потерянным. Того самого, которое впитало двойную мораль
совковой системы и которое защищало цинизмом свои немудреные ценности.
   Колбасясь на тесных кухнях отдельных квартир