строномия, физика и т. д.), "так как эти занятия только утомляют дух, не
принося человеку никакой пользы"... "Нет, они думают о справедливости и
добродетели; нет у них корысти, причиняющей смертным тысячи бед, войну и
бесконечный голод. У них верные весы и меры в городах и деревнях, они не
занимаются кражами и грабежом, не обманывают друг друга при размежевании,
богатый не утесняет бедного и т. д. и т. д." Точно так же в псалме 119 (ст. 99)
еврей, вкусивший эллинской науки, восклицает: "Я мудрее всех тех, которые меня
учили!"
И тут самомнение оказалось преувеличенным. Ознакомившись с греческой наукой,
евреи должны были убедиться, что те нравственные начала, которые проводились в
Библии, были также достоянием греческой философии. Однако от выдвинувшихся
евреев окружающая их антисемитски настроенная среда требовала, если они не в
состоянии доказать превосходство своей культуры, признать ее низшей и либо стать
эллинами до конца, либо уйти от общественной жизни. Доказать превосходство своей
культуры было для евреев вопросом жизни и смерти. И при еврейской находчивости и
изворотливости такие доказательства не замедлили найтись.
Еврейский историк Евполем, живший в Палестине в эпоху маккавейского восстания,
по словам Клемента и Евсевия, "говорит, что Моисей был первым мудрецом и первый
дал евреям алфавит; от евреев заимствовали его финикияне, а греки - от финикиян.
Он же впервые составил писанные законы, данные им евреям" (fr. 1 Fr.). В том,
что Моисей был основателем всяческой мудрости, сходились все еврейские
публицисты: приближенный известного своим юдофильством египетского царя Птоломея
VI Филометора еврей-философ Аристобул, посвятивший свое сочинение этому царю,
доказывал, что Пифагор, Сократ и Платон заимствовали свое учение у Моисея (Eus.
pr. er. XIII, 12), даже Гомер и Гезиод черпали у Моисея. То учение, которое
приписывается Гераклиту, было уже задолго до него открыто Моисеем (Philo, quis
rer. div. her. 43). Моисей уже задолго до стоиков пришел к стоицизму (Philo, de
migr. Abr. 23).
Конечно, доводы этих публицистов были малоубедительными для греков; более ловкие
и более шовинистически настроенные журналисты выпустили ряд "еврейских
произведений под языческой маской", выдавая за авторов этих произведений египтян
или греков, иногда знаменитых писателей греческой древности, и влагая им в уста
или слова, свидетельствующие о превосходстве еврейских религиозных
представлений, или о признании за евреями права на первенство в науке.
Особенно интересен дошедший до нас в отрывках труд, написанный неизвестным
египетским евреем и вложенный в уста египетского жреца Артапана. "Авраам, -
говорит он (fr. 1 Fr.), - пришел в Египет со всей своей семьей и научил
египетского царя Фаретота астрологии". "Иосиф был устроителем всей египетской
страны. До него у египтян не было установленных земельных границ и вследствие
того, что земля не была поделена, сильные притесняли слабых. Иосиф первый
поделил землю на участки, поставил пограничные знаки и большое количество
стоявшей под паром земли сделал годной для обработки, причем часть пашни раздал
жрецам" (fr. 2 Fr._2). "Моисей был прозван греками Мусеем.
Этот-то Моисей и был учителем Орфея" (fr. 3 Fr._4; по греческой легенде, Мусей
был не учителем, а учеником Орфея). "Когда Моисей вырос, он научил египтян
многим полезным вещам: кораблестроению, машинам для кладки камней, египетскому
вооружению, оросительным и военным орудиям; он же изобрел и философию" (fr. 3
Fr._4).
Далее, Артапан приписывает Моисею изобретение египетской религии и затем
продолжает: "Моисей чтился жрецами наравне с богами, ему дали имя "Гермес" за
то, что он дал им толкование ("герменею") иероглифов" (fr. 3 Fr._6). Затем
Моисей совершает победоносный поход в Эфиопию. "Эфиопы, хотя и были врагами, так
полюбили Моисея, что усвоили от него обычай обрезания, и не только они, но и все
египетские жрецы" (fr. 3 Fr._10; по противоположному взгляду антисемитов, евреи,
наоборот, заимствовали обрезание от египетских жрецов). "Моисей ударил посохом
по Нилу, и река стала такой многоводной, что залила весь Египет. Отсюда берут
начало разливы Нила" (fr. 3 Fr._28).
Далее, целый ряд нравоучительных изречений и предсказаний в духе еврейской
религии был выпущен в свет под именем старинной греческой пророчицы Сивиллы; ряд
поучительных стихов такого же характера был вложен в уста Фокилиду, Эсхилу,
Софоклу, Еврипиду, Филемону и Менандру, были сделаны обширные интерполяции в
произведения историков - Феопомпа, Гелланика, Гекатея и др.*
*См. Шюрер, о. с.553-629.
И к этим подделкам нельзя подходить с меркой и оценкой нашего времени. И
псевдоэпиграфика, и интерполяции были широко распространенным приемом в древней
литературе, чему в высшей степени способствовало отсутствие печатного станка. В
древности было самым обычным явлением выпускать книгу под чьим-либо громким,
чужим именем, особенно под именем писателя седой древности. Особенно в моде это
было как раз для пропаганды новых религиозных учений. Так, учения орфической
религиозной школы были изданы под именем мифического Орфея и т. п. Точно так же
и интерполяции с политической или религиозной целью были обычным явлением в
древней литературе, начиная уже с Гомера (некоторые части "Каталога Кораблей"
заведомо вставлены позже, в эпоху Лисистрата, с политической целью).
Таким образом, еврейские литераторы только следовали в этом установившимся тогда
повсюду литературным нравам - они были не лучше и не хуже других. Их преемники -
христианские литераторы пошли по их стопам. Слова Иосифа Флавия об Иисусе (Atn.
XVIII, 33) несомненная тенденциозная христианская интерполяция. Таким образом,
надо иметь крайне предвзятые взгляды, чтобы видеть в этих фальсификациях
какую-то специфическую еврейскую особенность, как поступает, например, Бек
(Boeckh, Gr. Trag. Princ. p. 146), говоря: ученые евреи подделали много стихов
славнейших из греческих поэтов, по причине скорее бессовестного, чем
благочестивого коварства, присущего еврейской природе (impia magis q. pia
fraude, hebraerum nat. insita).
Если отбросить морализирующие и оценочные рассуждения, то Фрейденталь (о.
с.189-194), в общем, прав, говоря, по этому поводу: "Всякое время и его
произведения должны быть разбираемы по его собственным принципам, чужая мерка
неприложима... Псевдоэпиграфика проникла в еврейский эллинизм из Греции.
Древнееврейская литература не знает псевдоэпиграфов... У греков, наоборот,
искусство литературного фальшивомонетчества так же старо, как их проза. Первым
пустившим его в ход был никто иной, как сам благородный Солон (Piut. Sol. 10),
который в патриотических целях интерполировал Гомера.
За ним следует пресловутый Ономакрит, который, согласно древней традиции, не
только провинился в таком же преступлении по отношении к Гомеру, но также
написал гимны, предсказания и оракулы, ложно приписав их Орфею и Мусею; его
обман был обнаружен, и он был изгнан Гиппархом. Но только после Ономакрита эта
литература разрослась столь пышным цветом, что Геродот часто был вводим ею в
обман, Аристофану она давала материал для самых веселых его шуток, а Платону -
для горьких жалоб. Но можно ли сравнить псевдоэпиграфику геродотовского и
платоновского времени с нелепо-шарлатанской псевдоэпиграфикой александрийского
времени, обязанной своим происхождением тщеславию, корыстолюбию и партийным
проискам?..
Нет ни одной интерполяции, сделанной еврейским эллинистом, нет ни одного
псевдоэпиграфа, который не имел бы греческого прототипа в интерполяциях поэтов и
прозаиков, в подложных письмах, декретах, оракулах и предсказаниях, в орфических
и сивиллиных стихах, в подложных лирических, драматических и гномических
произведениях, в религиозных, исторических и философских трудах. Достаточно
представить себе хотя бы бесконечное количество столь чреватых влиянием
христианских псевдоэпиграфов, апокрифических евангелий и Деяний Апостольских,
подложных откровений и писем вплоть до Исидоровых декреталий и еще более поздних
подлогов".
Напрасно только Фрейденталь, ослепленный еврейским национализмом, утверждает,
что древнееврейская литература не знает псевдоэпиграфов: все Пятикнижие,
поскольку оно приписывается его составителями Моисею, - грандиозный
псевдоэпиграф, вернее - три или более псевдоэпиграфов, составленные в разное
время и умышленно приписанные составителями их одному и тому же человеку -
Моисею. Таким образом, евреи были не лучше и не хуже греков: псевдоэпиграфика
характерна для литературных нравов всей древности.
Более серьезным является вопрос о прямой фальсификации, о заведомом, ни на чем
не основанном измышлении исторических фактов. Здесь уже нельзя ссылаться на
греческую историческую литературу, в которой, правда, были обычным явлением
жонглирование случайными аналогиями, наивные этимологии, легкомысленные,
ненаучные выводы и обобщения и т. д., но заведомое измышление исторических
фактов все же не было обычным. Наоборот, представители еврейской светской
историографии все, исключая одного только Деметрия, обвиняются в подобных
искажениях, причем такое обвинение бросается им не только учеными, относящимися
к евреям несочувственно, но и таким националистически настроенным еврейским
ученым, как Фрейденталь; и он характеризует работу этих историков как
"беспочвенные измышления", как "ответную ложь", как "смелые выдумки и
заключения".
Ввиду высоких научных достоинств книги Фрейденталя и ввиду того, что от него,
как от националистически настроенного еврея, менее всего можно было бы ждать
слишком сурового отношения к еврейским историографам, его мнение получает в
нашем вопросе особый вес. Вот почему прежде, чем перейти к разбору вопроса о
еврейской фальсификации, необходимо познакомить читателя с мировоззрением
Фрейденталя.
Фрейденталь, как я сказал уже, националист, но националист, которого опыт
трехтысячелетней истории еврейства ничему не научил. Он всецело стоит на точке
зрения "народов-хозяев", по которой отличительными признаками национальности
являются своя территория, своя резко отграниченная от других культура и, прежде
всего, свой язык. "Язык - не только орудие мышления, но и его источник. Как
только воды этого источника иссякают и становятся мутными, уже не может
процветать свободное и красивое духовное развитие. (Собственный) язык народа -
источник всей его духовной жизни" (о. с. 195).
Поэтому Фрейденталь относится с симпатией только к еврейству древнейшей эпохи;
эллинистическое еврейство, в сущности, не имевшее ни своей территории, ни своей
резко отграниченной культуры, ни своего языка, - с его точки зрения, только
заблудшее стадо: разница между фрейденталевской философией еврейской истории и
философией Библии лишь в том, что для составителей Библии грех евреев состоит в
отпадении от Иагве, а для него в отпадении от еврейского языка.
Но, с другой стороны, Фрейденталь - прямой наследник Евполема, Артапана и им
подобных: и он твердо убежден, что евреи в нравственном отношении неизмеримо
выше всех других народов (по крайней мере, древности). Поэтому задача книги
Фрейденталя двоякая: 1) показать, что эллинистически-еврейские писатели были
отбросами еврейства, и 2) показать, что даже эти отбросы в нравственном
отношении были ничуть не хуже того эллинского общества, которое, втянув их в
свою культуру, загрязнило их непорочную еврейскую душу эллинской мерзостью ("Die
Mehrzahl d. jud. Hellenisten verfiel in alle Fehler der entart. Griechlinge",
стр. 198).
Для того, чтобы доказать первое положение, Фрейденталь утверждает, что настоящая
еврейская литература (на еврейском языке) чужда даже псевдоэпиграфики, тогда как
еврейско-эллинистическая литература изобилует ложью и фальсификацией. Для
доказательства второго положения он старается показать, что все те недостатки,
которые свойственны евреям-эллинистам - общи для всей эллинистической
литературы. Доказательства первого положения, как мы увидим, неубедительны;
второе положение Фрейденталь доказал фактами, но так как евреи-эллинисты,
вопреки мнению Фрейденталя, не отбросы, а лучшие представители еврейства, то и
эти факты не дают права сделать заключения о нравственном превосходстве евреев
над греками.
Фрейденталь обвиняет еврейскую историографию во лжи и измышлении фактов.
Конечно, ввиду утраты огромного большинства исторических трудов древности, в
большей части случаев трудно судить, что позаимствовано из ненадежного или плохо
понятого источника, что есть результат недостаточно строгих научных приемов и
что есть заведомое измышление, ложь. И тем не менее для еврейской историографии,
как указывает сам Фрейденталь, еще не совсем утеряна ее связь с
первоисточниками.
Так, если псевдо-Артапан утверждает, что Авраам изобрел астрологию, то он (быть
может, через анонимного самаритянского историка) восходит в Берросу:
единственный домысел Артапана - произвольное отождествление "праведного мужа"
Берроса с Авраамом на основании весьма шатких хронологических соображений -
обычное явление для эпохи религиозного синкретизма, когда тысячи умов были
заняты отождествлением богов и героев различных религий (Freudenthal, 94).
Точно таким же образом и Моисей был отождествлен с Гермесом, который уже раньше
был сближен с египетским Тотом. Гермес - слово, созвучное с "герменевт"
(характерная для эллинизма наивная этимология) и означает "истолкователь"
(Артапан, fr. 3 Fr._6). Моисей также назван истолкователем воли Божьей (Exod. 4,
12 слл., 20, 19); следовательно, Моисей и Гермес - одно лицо. На основании такой
же этимологии Моисей был отождествлен и с Мусеем.
Таким образом, Артапан и счел себя вправе приписать Моисею все то, что
египетская легенда приписывала Тоту - Гермесу. Точно так же не еврейская
историография, а сама греческая наука со времен Геродота не переставала
указывать, что вся греческая культура, в частности, алфавит, позаимствованы с
Востока, а так как для евреев было аксиомой, что из всех народов Востока они
были древнейшим и культурнейшим, то, конечно, они отсюда делали вывод, что
они-то и являются изобретателями всей культуры (Фрейденталь, 117, 192), вывод
тем более для них необходимый, что только признание эллинской науки,
проистекающей из еврейской, давало им право заняться ею, несмотря на то, что она
чужда еврейскому Закону (P. Kruger, о. с.20-21).
Таким образом, большая часть столь огорошивших нас сообщений еврейской
историографии не ложь, а результат научной работы по установленным в греческой
науке методам: путем религиозно-синкретического метода отождествления, наивной
этимологии и т. д. Несомненно, что так же дело обстояло и для тех мест,
источники которых для нас утрачены: можно, если угодно, осмеивать эти научные
приемы, но ничто не дает права обвинять еврейскую историографию в сознательной
лжи.
Итак, и в этом случае евреи были не хуже и не лучше окружавшей их среды.
Руководимые патриотическим чувством и горя желанием во что бы то ни стало
возвеличить свой народ, они делали то же, что делали милетяне для прославления
Милета, македоняне для прославления Македонии, а впоследствии и римляне для
прославления Рима (сказание об основании Рима троянцем Энеем и т. д.). Но quod
licet Jovi, non licet bovi; евреям, этой "нации, рожденной для рабства", не
подобало, с точки зрения греков и римлян, делать то, что разрешалось их
"хозяевам". Ясно поэтому, что вся отрасль еврейской литературы должна была
вызвать и вызвала полемику в греко-римском мире. Еврей-эллинист нашего времени
Теодор Рейнак (Textes d’auteurs grecs et romains, Paris, 1895, prеface, XII)
говорит: "Вместо того, чтобы скромно радоваться случайным совпадениям между их
религией и философией греков, евреи претендуют на то, что вся эллинская мудрость
имеет источником Пятикнижие; таким образом, Платон, Аристотель и Зенон
оказываются плагиатами Моисея. Конечно, эта претензия должна была вывести из
себя самолюбие эллинистического общества, которое не желает, чтобы его поучала
маленькая группа варваров, только что появившаяся на сцене и о которой никто
ничего не слышал до Александра..."
Полемика древних пыталась поставить вверх ногами еврейские теории: не эллинская
наука имеет источником Библию, а наоборот, все еврейские учения позаимствованы
ими у других народов. "Если евреи, - говорит Цельс (у Оригена, с. Cels V, 43), -
гордятся тем, что они якобы посвящены в высшую мудрость... (то они неправы),
ведь уже давно известно, что даже их учение о небе (Цельс путает культ неба с
единобожием. - С. Л.) заимствованное: не говоря уже о других народах, это
исконный взгляд персов, как свидетельствует Геродот (I, 131)... Нельзя также
считать их более святыми людьми, чем прочие, по той причине, что они
подвергаются обрезанию: в этом их предшественниками являются египтяне и колхи.
Точно так же в воздержании от свиного мяса их предшественники - египтяне,
которые сверх того воздерживаются еще от козьего, овечьего, коровьего и рыбьего
мяса".
В приведенной еврейской литературе евреи выставляются мудрейшей и даровитейшей
нацией. Полемисты-антисемиты утверждали обратное - евреи тупы, невежественны и
легковерны. Аполлоний Молон выдвинул впервые обвинение, подхваченное и в
нынешней антисемитской литературе: "Евреи - самые тупые из всех варваров, и
потому они - единственный народ, не сделавший ни одного полезного в жизни
практического изобретения" (fr. 27, DR).
"Евреи не выдвинули из своей среды ни одного замечательного или выдающегося
человека ни в области практических наук, ни в области (теоретической) мудрости",
- повторяет вслед за ним знаменитый Апион (Апион, fr. 63 DR_6). "Евреи не
создали ничего замечательного", - вторит им Цельс (fr. 88 R,_8). Таким образом,
взятое якобы из жизни наблюдение, что евреи не создали ни одного выдающегося
самостоятельного ученого и что вся их культура заимствованная, как должен
признать и Штегелин (о. с.25), в действительности, следовательно, возникло
только в результате полемического задора.
Только в одном отношении эллинская полемика, говоря о еврейской тупости, верно
подметила особенность еврейской психологии. Как мы видели выше, еврейская
Сивилла с гордостью заявляла, что евреи не занимаются праздными вещами, какими,
по ее мнению, являются естественные науки и искусства: все помыслы евреев были
обращены на науку о добродетели. Именно эту узость, этот педантизм и неумение
воспламениться стройной связью явлений и красотой форм в природе и искусстве,
независимо от ее пользы для самоусовершенстования, эту эстетическую
ограниченность и отсутствие сердечного жара, греки называли "холодностью",
psychrotes.
Под понятие "холодности" греки подводили, по-видимому, и невосприимчивость к
чарам любви, почему Мелеагр Гадарский, элегический поэт II в. До Р. Х., в
шуточном стихотворении находит нужным указать, что евреи при всей их
"холодности", в этом отношении безупречны. Обращаясь к своей бывшей
возлюбленной, вступившей, по-видимому, в число sebomenoi, он говорит (fr. 24 R).

Нежная Демо! Скажи: кто в объятьях твоих разжигает
Тело тобою свое? Сердце порвалось в груди!
Видно, к субботе любовь охватила тебя... Не дивлюсь я:
И средь холодных суббот царствует пылкий Эрот!
Равным образом и поздний писатель Рутилий Намациан (De reditu suo), отметив в
стихах 385-386 слепоту евреев к красотам природы, называет евреев:
Глупых теорий источник, с холодной* субботой на сердце,
Сердце же еще холодней самой религии их.
Наконец, в легковерии и невежестве евреев обвинял Мнасей Патарский (fr 19 R).
Цельс (fr 88 R,_4; Orig. c. Cels. IV, 33), Гораций (Sat. I, 597 слл. credat
Judaeus Apella) и, если верить Аммиану Марцелину, император-философ Марк Аврелий
(Rer, gest. 22, 5, 5).
Но древние нашли еще одно доказательство несостоятельности еврейских претензий,
особенно интересное для нас потому, что оно в русской истории приписывается
князю Владимиру Святому: очевидно, оно проникло в русскую традицию из
Александрии при посредстве Византии. Апион (fr. 63 С R) говорил:
"Доказательством того, что еврейские законы не отлич