но  пытается
сдержать поток слез Броня Каплан. - Лучше бы я попала под автобус, чем
ехать  в  Израиль!  -  И  тихо,  но с большой внутренней убежденностью
добавляет:  - Как много там недобрых людей!  Жизнь, видно, учит этому.
Кто знает, может быть, и я там стала бы такой же...
     - Мне  стыдно  написать  сыновьям,  что  израильское  государство
оценило их родителей по двести лир задушу, - признается Лев Яковлевич.
     Беседуя с Капланом,  я еще не знал, что будь он квалифицированным
работником дефицитной для Израиля специальности да еще молодым, за его
вызов заплатили бы не двести, а даже целых триста лир!

     ЖЕНЫ "НЕЧЕСТИВЫЕ"

     За вызов  Ици  Гиршовича Меирсона его родственникам не заплатили,
вероятно,  и двухсот лир. В самом деле, зачем "великому" Израилю нужен
немощный человек!  Это в Риге Меирсон мог весьма неплохо жить, получая
пенсию инвалида Отечественной войны и  выполняя  на  фабрике  "Садарс"
легкую работу да еще при укороченном рабочем дне.
     Но родственники в Израиле с  иезуитским  упорством  изводили  его
старую мать:
     - Неужели ты сможешь спокойно умереть,  зная,  что твой Иця женат
на латышке?  Неужели ты не выполнишь веление нашей веры и не разлучишь
их?
     Старушка пыталась    переубедить    окружавших    ее   религиозно
настроенных  израильтян.  Иця  живет  с  женой  двадцать  восемь  лет,
напоминала  им  она.  Именно заботам жены обязан он тем,  что перестал
быть лежачим больным.
     Такие человеческие доводы не тронули правоверных фанатиков. Они в
конце концов заставили старушку  написать  Ице,  что  она  приговорена
врачами  к  смерти  и  хочет,  чтобы  родной сын закрыл ей глаза после
кончины.
     И сын незамедлительно выехал к матери.
     Но приехал  он  к  ней  -  какой  позор  для сына израилева!  - с
женой-иноверкой. Не решилась жена отпустить полуслепого мужа одного на
далекую чужбину.
     Скандал выплеснулся на улицу.
     Ицю с "нечестивой" женой родственники не пустили на порог  своего
дома. И безжалостно потребовали:
     - Прогони ее!  Разведись!  Тебе не потребуется даже тревожить для
этого раввина - ваша загсовская бумажка здесь не имеет никакой цены.
     Меирсон пытался усовестить родственников:
     - Разве  могу  я оставить жену?  Мы прожили вместе более четверти
века! И как она будет жить одна на чужбине?
     Последовал спокойный, деловой ответ:
     - Не пропадет.  Если подмажет щеки и как следует  укоротит  юбку,
сможет подработать проституцией.
     Иця Меирсон  с женой пытались покинуть Израиль на следующий день.
Но выданная ему "Сохнутом" пресловутая  "голубая  книжечка"  была  уже
испещрена  долговыми записями.  Учтено было все - от билета на самолет
из Вены в Израиль до обедов в "курортной  тюрьме",  как  принято  было
называть в Вене замок Шенау.
     Чтобы как-нибудь  просуществовать,  Меирсон пытался устроиться на
работу. Некий мелкий фабрикант сжалился над ним и согласился взять его
в  ночные  сторожа.  Разумеется,  с  пониженной  зарплатой.  Меирсон с
радостью согласился.
     Но его  правоверные  родственники  многозначительно  предупредили
"филантропа":
     - Неужели  вы решитесь взять на работу еврея,  осквернившего себя
браком с иноверкой? А погладят ли вас за это по головке?
     Иця работы не получил.  От голода в стране правоверных его спасла
"иноверка", не гнушавшаяся никакой - самой черной, самой изнурительной
поденщины.
     Встретившись с Меирсоном в Вене, я спросил его, на какие средства
живет он в этом городе.
     - Если  бы  не  жена,  - прослезился он,  - меня уже не было бы в
живых...
     Спустя несколько дней я побывал  в  печально  известном  доме  на
Мальцгассе, где   ютилось   большинство  беженцев[Ныне  эти  ужасавшие
туристов  трущобы,  прозванные  самими  жителями  австрийской  столицы
"позором Вены",   снесены.].   Окруженный   шумливой  толпой  плачущих
взрослых и стайкой детей с  недетской  печалью  в  глазах,  я  заметил
немолодую  женщину,  молчаливо  стоявшую  в  сторонке.  Это  была жена
Меирсона.
     Я спросил ее,  как ей удается в Вене прокормить себя и мужа.  Она
просто ответила:
     - Мне никакая поденка не страшна.  Я крестьянка.  - И, впервые за
всю беседу   вздохнув,  закончила:  -  Нельзя  представить  себе,  как
издевались над нами в Израиле!
     Да, помимо всех обычных прелестей "земли  обетованной",  Меирсоны
еще  сполна испытали на себе фанатически яростное неприятие сионистами
смешанных браков.
     О крайней   степени  этого  неприятия  можно  судить  по  словам,
услышанным новоприбывшими в городе  Димоне  от  представителя  местной
общины:
     - Смешанные браки можно  лечить  только  хирургически:  разорвать
пополам и нечестивую половину отбросить!
     Потому-то, видно,  земляк Меирсона  Иосиф  Подкамень  сначала  не
очень афишировал в Израиле, что оставил в Риге жену-латыщку.
     Правда, кое-кто из сообразительных  родственников  советовал  ему
сыграть на этом обстоятельстве и, как говорится, сделать карьеру:
     - Напиши письмо в газету,  что ты уехал в Израиль еще и для того,
чтобы  навсегда  разойтись  с  женой-иноверкой.  Это  привлечет к тебе
внимание.  И ты  даже  сможешь  вступить  в  какую-нибудь  влиятельную
партию.
     Подкаменю посчастливилось найти  работу  по  своей  специальности
механика по ремонту и наладке ткацких машин.  Это действительно редкое
везение. Например,  в  городе   Митдал-Хаэмин   девушку,   закончившую
железнодорожный    техникум,   послали   на   проводочный   завод,   а
фельдшеров - на плантации цитрусовых.
     Высокая квалификация   Подкаменя  пришлась  по  вкусу  владельцам
ткацкой фабрики,  его упорно не хотели отпускать  из  Израиля.  Помимо
обычных угроз сохнутовцев и зловещих предостережений насчет того,  что
в Советском Союзе каждого возвратившегося из Израиля якобы ждет тюрьма
сроком  минимум  десять лет,  на Подкаменя пытались воздействовать еще
таким аргументом:
     - Сегодня  мы распоряжаемся вашей судьбой,  а через несколько лет
вы будете распоряжаться чужими судьбами. У вас золотые руки, в Израиле
вы в конце концов откроете собственное дело.
     Но Иосифу было не до этих посулов.  Его уже волновало другое: как
же   он   мог   поддаться  увещеваниям  "добреньких"  советчиков,  что
жена-латышка не может быть верным  другом  мужу-еврею,  что  настоящую
жену-друга  он  найдет  только  в  Израиле?  А  там  родственники  уже
нашептывали ему:
     - Только  у нас жена действительно неотделима от мужа.  Оставшись
вдовой,  она даже не имеет права выйти замуж без разрешения  мужниного
брата или его родственников!
     Вокруг Подкаменя  уже  стали  роиться   непрошеные   свахи.   Его
приглашали  на  сборища сионистов,  подчеркивая,  что среди них немало
одиноких  женщин.  Широко  рекламируемое  израильской   прессой   бюро
сватовства  под названием "голда" прислало к Иосифу своего назойливого
агента.
     И Подкамень бежал из Израиля.  Бежал, оставив в полном недоумении
и "ласковых" хозяев, и фанатичных родственников.
     В Вене свободное время Подкамень посвящает переписке с женой. Она
работает на одном из рижских заводов,  составляющих  славу  латвийской
промышленности.  В обшарпанной комнатушке на Мальцгассе, где Подкамень
снимает угол, читает и перечитывает он письма из Риги и тут же строчит
ответы - не очень короткие.
     - Знаете,  - говорил мне со вздохом Иосиф Подкамень, - около дома
на Мальцгассе меня иногда подлавливают  сохнутовцы  и  агенты  венской
сионистской  организации.  Они  меня стараются убедить,  что если меня
пустят в Советский Союз,  то все равно попаду под суд.  Они не  знают,
что самым страшным судом я уже осужден. Самим собой.

     "МАМА, КТО ЭТИ ТЕТИ?.."

     В тот  весенний  вечер  сорокалетний  инженер  Игорь   Израилевич
Злоцкий,  бывший  сотрудник  московского  Гипрокино,  вышел  на  улицы
Тель-Авива в далеко не отличном настроении.  Только что ему  объявили,
что  утром  он  должен  отправиться в город Натанья для шестимесячного
обучения  языку  иврит  в  тамошнем  ульпане  -  так  называются   эти
специальные курсы для олим.
     - Вам  повезло,  -  бодро сказал Злоцкому чиновник мисрада.  - Не
будь вы строителем,  вам  еще  не  одну  неделю  пришлось  бы  ожидать
направления в ульпан.  Правда, должен вас предупредить, - доверительно
продолжал   чиновник,   -   директор   ульпана   недавно    специально
протелефонировал   нам,  чтобы  к  нему  присылали  поменьше  олим  из
Советского Союза.  Во-первых,  они своим мрачным настроением действуют
ему  на  нервы,  а  во-вторых,  господин  директор просто...  не очень
уважает советских евреев.  А вы,  как назло,  из самой Москвы. Так что
постарайтесь произвести на него хорошее впечатление.
     Но к тому моменту израильский образ жизни успел уже произвести на
Злоцкого столь отвратительное впечатление,  что он сейчас думал  не  о
директоре натанийского ульпана.
     Инженер досадовал на самого себя:  как же он  не  догадался,  что
письмо,  полученное им от богобоязненной тещи, о том, что у его бывшей
жены  Галины,  уехавшей  в  Израиль,  отнялись  ноги   от   тоски   по
оставленному мужу,  что  Галя  без  него  угасает,  -  все  это   было
продиктовано  хитро задуманным планом.  Мать и дочь решили любой ценой
заполучить в Израиль Игоря,  с которым, кстати, Талина Эйнаховна легко
и без всяких переживаний развелась перед отъездом к матери...
     ...Подавленный невеселыми  мыслями,  Злоцкий  вышел  на  каменную
набережную Гаяркон.  Он даже не замечал  мелкого,  назойливого  дождя,
разогнавшего прохожих.
     Вдруг кто-то  преградил  Злоцкому  дорогу.  Подняв  глаза,  Игорь
Израилевич  увидел  немолодую,  ярко  накрашенную женщину,  до предела
декольтированная, она пыталась соблазнительно улыбаться.
     - Пойдем со мной,  - услышал Злоцкий ее жалобный голос,  - я тебя
развеселю. -   Сказано   это  было,  кстати,  на  идиш:  тель-авивские
проститутки,  как лица неофициальные, не считают для себя обязательным
зазывать клиентов на иврите.
     Не успел  Злоцкий  опомниться,  как  послышался  голос более юной
конкурентки:
     - Зачем  такому красивому мужчине старуха!  Он пойдет со мной.  -
Она взяла Злоцкого под руку. - Правда?
     Тут же  к  Злоцкому  поспешили  еще  две  женщины.  Злоцкий резко
выдернул руку и побежал.  Вслед  ему  неслись  восклицания,  дословный
перевод которых печатные страницы не выдерживают.
     И лишь самая юная  проститутка,  пытаясь  догнать  ускользнувшего
клиента, кричала:
     - Ты,  наверно,  сейчас занят.  Приходи сюда в пятницу вечером. Я
буду ждать!
     Уже потом  Злоцкому  объяснили,  что  пятничный   вечер   -   это
своеобразные часы "пик" для женщин вроде той, что пыталась его догнать
на набережной Гаяркон.  В эти часы вплоть до субботней полуночи все на
израильских  улицах  замирает.  Покорные  законам  религии,  владельцы
закрывают рестораны,  магазины,  кинотеатры.  Автобусы не ходят. Делом
заниматься  нельзя.  А  проститутки стараются максимально использовать
эти часы.
     - Получается,  религиозные правила распространяются на все, кроме
проституции,  -  удивился по прибытии в Израиль бывший житель Ташкента
Урман.  - Куда смотрит всесильный  раввинат?  Подумайте,  как  я  могу
объяснить   моей  восемнадцатилетней  дочери,  что  у  вас  поощряется
проституция?!
     Хитро подмигнув,  тель-авивский парикмахер из старожилов успокоил
наивного оле:
     - Скажите вашей дочери,  что даже в священных книгах говорится  о
наложницах.  Правда,  тем  платили  дорогими  тканями  и  драгоценными
каменьями,  а не лирами.  А что касается субботнего дня,  то священные
книги  запрещают  в  день  субботний прикасаться только к жене своей и
рабыне. Насчет проституток там ничего не сказано.
     Лею Шор  из  Кишинева  поразила  покорность,  с  которой коренные
израильтянки мирятся с проституцией, все шире и шире растущей.
     - Ничего не поделаешь,  мужчины есть мужчины,  - слышала  не  раз
Лея.  -  Проститутка  в  конце  концов  не такое дорогое удовольствие.
Гораздо хуже будет,  если мужчина заведет себе  любовницу  -  вот  это
дорого обойдется жене и детям.
     Откуда все-таки   у   большинства  израильтянок  такое  смиренное
терпение к явлениям,  посягающим на их семейный очаг?  Ответом на этот
вопрос  могут  стать  документальные признания депутата кнессета Хайки
Гроссман.  В них говорится,  как министерство религии (а это  одно  из
самых влиятельных израильских учреждений) настойчиво узаконивает любые
изуверские  наставления  талмуда  о  полной  зависимости  женщины   от
мужчины.
     "Имеется немало молодых вдов,  - отмечает Хайка Гроссман, - мужья
которых пали в шестидневной войне и которые ради "халицы"  (разрешения
от  родных  покойного  мужа  на вторичное вступление в брак) вынуждены
платить разоряющий их выкуп родственникам покойного. Они делают это по
совету  раввина,  так как у них нет другого адреса для разрешения этой
проблемы,  неведомой ни  одному  другому  государству".  В  упомянутом
документе говорится и о трагическом положении брошенных мужьями "агун"
(соломенных вдов),  лишенных права даже  помыслить  о  создании  новой
семьи,  и  об  унизительной  для  женщины церемонии "явум" - бездетная
вдова  по  принуждению  становится   "ущербной"   (то   есть   законно
бесправной) женой брата покойного мужа.
     Может быть,   более   независима   в  Израиле  женщина  с  высшим
образованием, так называемая академаим? Убедительный ответ дает такое,
к примеру, объявление в газете "Наша страна":
     "Для моей  дочери,  27  лет,  рост   1,6,   разведенной,   _очень
красивой_,  с высшим образованием,  с собственной квартирой и машиной,
_ищем_ хорошего человека высшим образованием в  возрасте  до  35  лет.
Просим писать нам по адресу: Раанана, почт. ящик 138".
     Только горькую  улыбку  может   вызвать   упоминание   о   высшем
образовании невесты,  рекламируемой с целью выгодной продажи. Ведь это
объявление   словно   нарочно   помещено   под   интервью    советника
министерства-абсорбции,  где он отмечает "весьма тяжелые осложнения" в
трудоустройстве академаим,  особенно женщин,  и предсказывает,  что  в
ближайшее  время  следует ожидать катастрофически массовой безработицы
среди олим с высшим образованием и опять-таки "особенно среди женщин".
     Значит, далеко  не случайно в числе женщин,  чьи фотографии можно
увидеть в  альбомах  наиболее  респектабельных  домов  свиданий,  есть
немало академаим!
     А министерство  религии  продолжает  утверждать,  что   моральным
устоям  общества  угрожает  вовсе  не проституция,  а смешанные браки,
столь обычные для семей бывших советских граждан.
     Можно ли  после этого удивляться стремительному росту проституции
в Израиле?
     Выборочные социологические  обследования показывают,  как резко с
каждым годом увеличивается число  подростков,  вступающих  в  связь  с
проститутками.  Вот  как  в городе Герцлие компания местных школьников
"мило подшутила" над стариком,  бывшим жителем Черновиц,  приехавшим в
Герцлие  по  делу.  Старик попросил показать ему гостиницу поскромнее,
где с него  недорого  возьмут  за  ночлег.  Юнцы  участливо  вызвались
проводить  почтенного  незнакомца  в  самую  дешевую гостиницу города.
Поблагодарив провожатых, старик спокойно вошел в вестибюль.
     Тут же он был окружен стаей полуголых молодых женщин.  Испуганный
старик метнулся к стойке,  за которой стоял пожилой человек  -  то  ли
владелец, то ли приказчик. Он деловито осведомился у старика:
     - Вам комнату на время? Или на всю ночь?
     Как не  трудно  догадаться,  молодые  шутники  привели  старика в
замаскированный под гостиницу публичный дом.
     Об этих  и  подобных  им  эпизодах  беженцы  рассказывали  не для
зубоскальства.  Ведь многие приехали в Израиль  с  молодыми  дочерьми.
Можно   себе   представить   состояние   родителей  девушек,  лишенных
возможности учиться и не сумевших найти работу.
     - Не  мог же я держать дочь целый день взаперти в четырех стенах,
да еще  обшарпанных,  - невесело вспоминает Михаил Урман.  - Когда она
говорила мне, что пойдет прогуляется, у меня сердце замирало!
     Встревоженные родители к тому же успели приметить юрких маклеров,
оценивающим  взглядом  рассматривающих новоприбывших девушек.  Один из
таких  "посредников",  готовых  "устроить  судьбу"   девушки,   как-то
подкатился к супругам Шор:
     - Неужели  вашей  дочери  всего  пятнадцатый  год?  Ей-богу,   ее
сложению  позавидует  двадцатилетняя.  Наверно,  девушке хочется модно
приодеться и потанцевать в шикарном ресторане.  Не  мешайте  же  ей  в
молодости порезвиться...
     Нелегко в такой обстановке воспитывать детей.  Что могла ответить
Клара Розенталь   своей   дочурке  Тане,  когда  девочка  засыпала  ее
вопросами:
     - Мама,  кто эти тети с папиросками?  Почему они стоят по вечерам
на улице?  Почему хватают за руки почти каждого дядю?  Разве их дочкам
не страшно дома, когда мамы на улице?
     А что могла  сказать  своей  двенадцатилетней  дочке  женщина  из
Черновиц, когда на глазах девочки произошел такой случай?
     Поезд шел из Беэр-Шевы в  Хайфу.  Среди  пассажиров  набитого  до
отказа  общего  вагона было несколько молодых женщин в воинской форме.
Девочка с восхищением разглядывала блестящие пуговицы и яркие  нашивки
на их мундирах.
     Взрослых же,  в том числе и Зельмана Хаимовича Шаптеваня, бывшего
сотрудника кишиневского "Молплодоовоща",  поразило другое:  именно эти
девушки на глазах у детей с  откровенной  вульгарностью  заигрывали  с
молодыми  пассажирами.  А  затем уединялись с ними в купе,  с грохотом
защелкнув дверной замок. Одна пара сменяла другую.
     Наконец какой-то   пожилой   мужчина  не  выдержал  и  возмущенно
воскликнул:
     - Какие бесстыдницы! Хоть бы детей постыдились!
     И тут в разговор вмешалась молодая женщина,  нехотя  оторвавшаяся
от увлекшей ее книжки:
     - А  что  тут  страшного!  Армейские  девушки  могут   себе   это
позволить.  Не так часто им дают отпуск. А главное, в их воинский паек
входят такие,  слава  богу,  проверенные  противозачаточные  средства,
которые в обычных аптеках не всегда купишь. А если и можно достать, то
цена ой как кусается! Нам они не по карману.

     БОЛЬШИЕ ГОРЕСТИ МАЛЕНЬКИХ СЕРДЕЦ

     Адрес получателя:  город Беэр-Шева,  Шикун  далед  (Рамбан),  44,
Уманской Майе.
     Адрес отправителя:   Тель-Авив,   секретариат    премьер-министра
государства Израиль.
     Дрожащими пальцами Майя Уманская распечатала долгожданный  пакет.
Пробежала глазами несколько строчек. Бессильно опустила руки.
     Почему бухгалтер Уманская,  оставившая с  двумя  дочерьми  родной
Киев, вынуждена была обратиться лично к госпоже Голде Меир?
     Четырехлетняя дочь Майи,  и без того не очень-то здоровая, сильно
простудилась и опасно заболела.  Зная, что олим имеют в течение первых
шести  месяцев  право  на  льготное  лечение,  Майя  отвезла  дочку  в
госпиталь.
     Девочку там оставили. Но шесть дней спустя вызвали мать.
     - У вашей дочки заболевание хроническое, заберите ее домой.
     Мать обомлела.  Куда она может взять больного ребенка? Ведь у нее
нет квартиры  в  самом  скромном понимании этого слова.  Зима.  Погода
меняется чуть ли не каждый день: то из пустыни Негев дуют сухие ветры,
то  моросит  холодный  дождь.  А  простуда  грозит  девочке серьезными
осложнениями.
     Уманская отказалась  забрать  больную  дочку из госпиталя.  Тогда
госпитальная  администрация  вызвала  полицейских.  И  те   немедленно
выдворили больного ребенка из здания госпиталя.
     К кому бы ни обращалась обезумевшая  от  горя  мать,  все  только
разводили руками:  хронических больных бесплатно в госпитале не лечат,
порядок есть порядок!
     Уманская обратилась  в  кнессет  - израильский парламент.  Вскоре
прибыл ответ,  полностью повторявший то, что женщина слышала в местных
учреждениях.
     Соседки посоветовали Майе:
     - Напиши