упит от этого.
     Он очень усталый и  стареет на глазах. После встречи с Асадом на  улице
Алексея  Толстого жаловался  нам  с  Брутенцем, что  дошел до  ручки, голова
ломится. И впрямь: вчера де Мезьеру (премьер ГДР)  наговорил с ходу  такого,
от  чего придется отступить. Потом  диктовал свою  речь  для  съезда  РСФСР,
который  действительно  все  может и порешить, если Россия захочет выйти  из
СССР.
     Воротников уже подал в отставку  (с поста  Председателя Совмина РСФСР).
Власова  на ПБ  прочат на его место. Но,  наверное,  это не  пройдет. Скорее
всего, будет  Ельцин  "со  всеми вытекающими".  А М.  С.  его  в Свердловске
объявил конченым политическим деятелем.

     7 мая 1990 года
     Да, с Горбачевым что-то происходит: сегодня устроил встречу  с  Героями
Советского Союза и  орденоносцами "Славы". Какой-то  генерал, приехавший  из
Литвы, 20 минут нес  черт знает что -- будто он не в 1990-м, а в 1950  году.
Другие  под  стать, и  все под  бурные аплодисменты. Западная печать усекла:
Горбачев,  мол, эти празднества,  45-летие победы  и проч.  проводит,  чтобы
умаслить  армию, которая еще не сказала  своего  слова в политике. Наверное,
так оно и есть. Но тут сказываются и его крайкомовские "эмоции". (А почему у
меня самого их нет? Вернее, они у меня совсем другие, эти эмоции, хотя я-то,
как и эти генералы и орденоносцы, воевал.)
     Язов выступил  тоже по-генеральски, по  существу  цинично. Обрушился на
ученых-очернителей:  насчитали,  мол,  46  миллионов,  а  погибло  на  полях
сражений всего (!) 8. Забыл даже о  3 миллионах пленных  только в 1941 году.
По чьей  вине, товарищ Язов? А  ведь их судьба оказалась хуже, чем у убитых.
Словом, М. С. напускает серую пену, чтобы прикрыть просчеты перестройки. Эта
его  акция --  та  самая  другая  крайность,  против которой  он так яростно
выступает.
     20 мая
     Вчера,  в субботу, М. С.  позвал  в  Ново-Огарево обдумать  концепцию к
XXVIII съезду КПСС. Приехали Яковлев,  Примаков, Фролов, Шахназаров, Болдин,
Петраков  и  я.  Весь  день  дискутировали.   Попутно  услышали   такие  его
рассуждения "о своей  доле". Жизнь  что?  Она одна. Ее не  жалко  отдать  за
что-то стоящее. Не на жратву  же или на баб  только.  И я ни о чем не жалею.
Раскачал такую страну. Кричат: хаос, полки пустые!  Партию развалил, порядка
нет!  А  как по-другому?  История  иначе  не делается. И  как правило, такие
большие повороты сопровождаются большой кровью.  У нас пока удалось избежать
ее.  И  это  уже колоссальное  достижение.  И  весь  мир  теперь  рассуждает
категориями  нашего  нового  мышления.  Это  что, так  себе?  И все  ведь  к
человеку, все в русло цивилизаторское. А дефициты и  полки пустые переживем.
Колбаса будет. Ругают, клянут! 70 процентов аппарата  ЦК и самого ЦК  против
меня. Ненавидят. Не делает это им чести:  если поскрести -- шкурничество. Не
жалею ни о чем и не боюсь. И на съезде не буду ни каяться, ни оправдываться.
     Целый день разговор шел вокруг этих проблем. Он даже согласился  с моим
заявлением (а это я  уже не раз ему говорил), что перестройка означает смену
общественной  системы.  Согласился, но добавил: в  рамках  социалистического
выбора. Ну и ладно пока...

     23 июня 1990 года
     Лигачев  на  крестьянском  съезде  уже  в  открытую  назвал  президента
предателем,  развалившим  страну и социалистическое содружество. И  добавил,
что он, Лигачев, будет бороться до конца.
     На московской  партконференции Прокофьев  (первый секретарь МГК) обошел
Горбачева  слева.  Силаев,  премьер-министр  России,  выступил   за  частную
собственность (полная метаморфоза  у технократа).  Кстати, Бочарова взять  в
премьеры Ельцин побоялся,  а взял Силаева, хотя  это был  человек Горбачева.
Чудеса, да и только!
     А вообще-то, как отвлечешься от повседневных перегрузок (давление опять
дает о себе знать) -- находит ощущение полного завала и распада... Наверное,
это  и  есть настоящая революция: от  системы к системе.  Что  я  и  пытаюсь
заложить в доклад к  XXVIII съезду. Скорее всего, люди именно так переживают
такие времена.
     Вчера Полозков  избран первым секретарем Российской компартии.  Со всех
сторон,  включая  даже   редакцию   "Коммуниста",  от   всяких  писателей  и
театральных деятелей идут протестующие  телеграммы и звонки: индивидуально и
целыми организациями  люди хотят выходить из  партии. Мне тоже  надо об этом
подумать. Горбачев, который  все дни торчал на съезде  Российской компартии,
выслушивал  грубости и  принимал  прямые  оплеухи от  этой своры.  Сносил не
просто грубости, а махровую дикость. Потом произнес заключительное слово. Но
свел   все  (этого   потребовали  от   него!)  к  ответам   на   вопросы  --
провокационные,   глупые,   ехидные,   с   подковырками.   Отвечал   путано,
многословно, сумбурно, иногда не  умея  выразить  того,  что хотел, или, как
всегда,  боясь определенности,  сознательно  плутал,  чтобы  не  было  ясно.
Повторил свое клише -- против ухода с поста генсека, против превращения КПСС
в  парламентскую партию,  за  рабочий класс  как  социальную базу партии,  и
прочее,  и прочее. По существу  это все популистское, компрометирующее самою
его перестроечную концепцию.
     И вообще он слишком стал разным: один за границей, другой -- здесь. Это
особенно контрастно  выглядит  после  недавней поездки  в Америку.  Там  его
здравый смысл, там его теория "движения страны к процветанию". Тут инстинкты
страха, тактически -- аппаратный образ  мышления, органичная привязанность к
компромиссам, которые уже наносят огромный вред политике и всему делу.
     Если  он  пойдет  на Пленум  ЦК  КПСС  (для  утверждения проекта своего
доклада к XXVIII  съезду), то теперь-то уж  его  разнесут вчистую  --  после
этого темного российского съезда. И даже могут снять с генсекства. И сделают
это  обязательно,  если   он  представит  доклад,  который   подготовлен   в
Волынском-2.  А играть "ва-банк", судя по его  поведению на съезде Компартии
РСФСР, он не  будет. Значит, подчинится. Думаю, и от рынка отступится  --  и
будет всеобщий  позор и бесславный конец. Может  быть, не сразу, а по сильно
скользящей наклонной.  "Великий человек" --  а  он оказался именно  в  таком
положении -- не смог удержаться на уровне своей великости, когда пробил час.
А он пробил именно в эти дни.
     Мы с Шахназаровым  написали ему записку, умоляя оставить пост в партии.
Доказывали, что для него это означало бы подняться над всеми партиями, стать
действительно президентом. И, кстати, уход  позволил  бы ему отгородиться от
нападок и оскорблений всяких шавок,  которые  пользуются уставным  партийным
правом и  дискредитируют его с позиции собственной "культуры".  Записка была
проигнорирована. Горбачев  либо  считает, что  опять все ему  сойдет (хотя с
каждым  разом сходит все хуже  и хуже и для него, и для страны), либо что-то
задумал. Но тогда зачем  он раздевается публично на съезде РКП?  Чтобы потом
обвинили в обмане, в коварстве?

     8 июля 1990 года
     Идет  съезд  партии.  Скопище  обезумевших  провинциалов   и  столичных
демагогов.  Настолько  примитивный  уровень, что  воспринять  что-то,  кроме
марксизЬма-ле-нинизЬма,  они  просто  не  в  состоянии.  Все  иное  для  них
предательство, в лучшем случае -- отсутствие идеологии.
     После встречи  с секретарями  райкомов  и горкомов Горбачев сказал мне:
"Шкурники. Им, кроме кормушки и власти, ничего не нужно". Ругался матерно. Я
ему: "Бросьте  вы  их. Вы --  президент,  вы же видите, что это за партия, и
фактически вы заложником ее остаетесь, мальчиком  для битья". "Знаешь, Толя,
-- ответил  он мне,  -- думаешь не вижу? Вижу. Да  и  все твои (!) Арбатовы,
Шмелевы... письма пишут такие же. Но нельзя собаку отпускать с поводка.
     На съезде  Ивашко  (зам. генсека)  отвел М. С. в сторонку. Пошептались.
Оказалось,  тот предупредил,  что  в  резолюции съезда  хотят генсеку "неуд"
поставить. Тут же М.  С.  забрал в  свои руки  председательство  на  съезде.
Большинство  только  что проголосовало за то, чтобы каждого  члена Политбюро
выслушать и дать ему персональную  оценку. М. С. ринулся "спасать ситуацию":
"Если вы на это пойдете, партия расколется". Вот  и получается,  что, вместо
того чтобы  самому расколоть  такую партию два года назад, он  сейчас, когда
она превратилась во враждебную ему и перестройке силу, продолжает спасать ее
от раскола.
     Он обвиняет своих оппонентов в том, что они не ощущают, что живем уже в
другом  обществе. Но он сам этого не ощущает, потому что его понимание,  что
такое "другое общество", не  совпадает с тем, какое оно на самом деле. А оно
оказалось в массе  своей "плохим", а  не "хорошим", на что  он  рассчитывал,
когда давал свободу.

     9 июля
     Вчера весь день Горбачев -- "с рабочими и  крестьянами" в  Кремле на их
съезде. Потом -- на комиссии по обсуждению проекта Устава партии. Неумолим и
настойчив.  Только  чего  добивается-то?  Лигачева  в  качестве  заместителя
генсека? И что он будет "иметь" с этой партии?
     Вся московская интеллигентская  пресса  кроет  и  съезд,  и  Лигачева с
Полозковым и  недоумевает по  поводу  тактики Горбачева. Поступают сведения,
что творческие союзы собираются скопом уходить из КПСС.
     Вот вчерашнее интервью Горбачева после встречи с рабочими. Опять:  КПСС
-- это партия рабочих. И идеология ее -- от рабочего класса. Те, кто за него
или хотя бы без него, но  за перестройку, в  полной растерянности. В докладе
на  съезде  он  говорит  одно,  а под  угрозой забастовки  в Кузбассе  и под
давлением горлопанов на съезде говорит другое. Не чувствует он гула истории,
о чем сам же предупреждал в свое время Хонеккера.
     Контрастом  является речь Ельцина, которую ему написал Попцов. Один  из
делегатов  назвал  ее бонапартистской,  может,  и правильно  с точки  зрения
популизма,  в  расчете  предотвратить  гражданскую  войну.  И вообще  Ельцин
выглядел  солиднее президента,  ибо он определеннее. А этот мечется в  своей
компромиссной тактике, хотя самому полуграмотному в  политике уже видно, что
никакой консолидации не будет.

     12 июля
     Сегодня  Ельцин театрально  с трибуны съезда заявил, что он выходит  из
КПСС, и покинул зал под редкие выкрики "Позор!". М. С. вечером позвонил мне.
Стал  пояснять,  что  это  "логический  конец".   Я  ему  в  ответ:  "Нельзя
недооценивать этого шага". Такие вещи производят сильное впечатление:
     во-первых, эмоционально. Человек позволил себе, и это вызывает уважение
и интерес к нему;
     во-вторых, сигнал общественности и Советам, что можно с КПСС  отныне не
считаться: можно с партап-паратом поступать теперь вот так;
     в-третьих,  сигнал  коммунистам:  можно  уже не дорожить  партбилетом и
оставаться на коне;
     в-четвертых (Горбачеву  тогда я этот пункт "не сказал"): это  вы довели
дело до того, что могут происходить такие вещи;
     в-пятых, вы тут две  недели  из-за запятых спорите. Перед всей  страной
болтовню разводите, разрушая свой авторитет.  А урожай  на полях сыплется. И
вообще все останавливается;
     в-шестых, и  главное (тоже оставил при себе): вы  зубами  рвали,  чтобы
сохранить за  собой  пост генсека  партии, Ельцин  плюнул  ей в лицо и пошел
делать дело, которое вам надлежало делать.
     Обиделся, когда я стал расхваливать команду министров и парламентариев,
которых Ельцин с Силаевым набрали. Бурно, по-горбачевски, стал предрекать им
провал. Мол, соприкоснутся с жизнью... Вот-вот, ответствовал я: думаю, что с
Россией  они  справятся  быстро.  Ух,   как  он  взвился,  обвинил  меня   в
профессорстве, в  эйфории и т. д. Конечно, не очень это я деликатно... после
музыкального момента с выходкой Ельцина на съезде.
     Жутко  не хочется  в  этой ситуации лететь с  ним и с Колем на  Кавказ.
Может, пронесет? М. С. становится мне по-человечески неприятен. Его понесло,
но по ложным волнам. Он начинает портиться, как все при власти. Жалко.
     Эти дни все  думаю об отставке. Конечно, смешно обижаться на президента
сверхдержавы,  да  и  вообще,  что  значат  мои  ощущения  перед  лицом  его
перегрузок. Однако есть и собственное достоинство и,  кроме того, становится
неинтересно делать дело при таком его поведении.  Именно в таком состоянии я
и сачканул: из особняка на улице Алексея Толстого, где была встреча с Колем,
я уехал в ЦК,  а не на  аэродром, чтобы лететь на Кавказ (под предлогом, что
меня лично М. С. не пригласил).  Хотя мне было известно,  что в утвержденном
списке сопровождающих моя фамилия была.

     21 июля
     Был у него Делор. Тоже присматривается. Обещает все изучить. Но под "ни
за что" денег  не даст. Вообще, под имя  Горбачева закладная становится  для
Запада все более сомнительной. Вон он сколько наговорил в последнее время: и
Колю, и Вернеру (генсек НАТО),  и индийскому премьеру, каждому из сиятельных
иностранцев.  И что будет у  нас  авторитетный Президентский совет,  сильный
Совет Федерации,  Союзный договор. А  когда  собрался  этот Совет Федерации,
Ельцин не явился, а из Прибалтики приехали второстепенные лица. Правда, была
Прунскене.  Но  с  ходу  заявила,  что не  собирается участвовать ни в каком
Союзном договоре, что  Литва  уходит, ее только  этот вопрос  и  интересует.
Горбунова из Латвии Горбачев  лично просил  приехать --  не приехал.  Ельцин
претендует  на Кремль  -- в качестве Президента России и для пущей важности.
Наиздавал  указов,  по  сравнению с которыми эстонские законы прошлого года,
фактически дезавуировавшие права Центра,-- детская забава. Горбачев остается
властью без связи и рычагов. Как же он рассчитывает руководить?
     Нет,   Михаил  Сергеевич.  Вы  начали  процесс,  который  должен  иметь
естественное развитие. Вы  это закладывали в главную идею перестройки. И это
произошло.  Так не дискредитируйте себя  попытками  управлять из Центра. Вам
остается мудро наблюдать, как все теперь пойдет само собой, и не мешать и не
навредить. Ведь  это и ваш  лозунг  -- не мешать. Правда,  вы его  сказали в
отношении  колхозов и их  судьбы. Но надо его  распространить на все, на всю
страну. И прежде всего -- разогнать министерства. Правильно сказал по поводу
нашей реформы английский  министр в разговоре с вами: "Когда кошке  отрезают
хвост по кусочкам -- это хуже, чем сразу".
     Гаврила Попов издал по Москве постановление  отозвать всех милиционеров
с  охраны  общественных  объектов,  прежде всего ЦК, МГК, райкомов  и т.  п.
Милиционеров, мол,  не хватает для борьбы с  преступностью,  а тут  еще надо
охранять Волынское-1, Волынское-2 и сколько их там.

     29 июля
     Встречался  Горбачев с японским деятелем Икэдой.  Интересная фигура. Он
хлопал  Горбачева по  плечу и  что-то выкрикивал  по-японски -- от  восторга
перед великой личностью. Горбачева это вдохновило, и он стал философствовать
и  опять "далеко пошел".  То  же,  впрочем,  произошло и с Андреотти.  Есть,
однако,  надежда, что  этот реально поможет,  а  не  только будет  изучать и
советовать,  как Делор, Буш, Херд и другие. А Ельцин в это время обратился к
соотечественникам с призывом убрать урожай и пообещал вознаграждение, т.  е.
не  "на  ура!", и не только  лозунгами сделал  то,  что я советовал  сделать
Горбачеву. Он проигнорировал и опять опоздал.
     Между прочим, в обращении Ельцина  есть такие  слова: "Давайте  спасать
то,   что  еще   можно  спасти  в  России,   над   которой   провели   такой
недобросовестный эксперимент". Это о перестройке.

     21 августа 1990 года
     (Запись сделана по возвращении из Крыма в Москву)
     В день приезда в Крым в  отпуск Горбачев озадачил  меня статьей на тему
"рынок и социализм". "Меня,  вот,  -- говорил он, -- обвиняют, я хочу увести
страну от социализма, предать социалистический  выбор".  Через два дня я ему
принес  набросок. Он мне: "Ты меня  неправильно  понял. Возможно, я не  ясно
изложил идею". Из того, что  он потом наговорил, я  усек, что  он  уже хочет
чего-то совсем другого.
     Через три  дня  я принес новый  вариант. Покривился, хотя и сказал, что
теперь уже  вроде получается. Короче  говоря, и хочется, и колется у него на
эту тему. А главное, не получается сочетания двух слов в названии статьи.
     Шахназарову он в это же время поручил подготовить интервью по проблемам
Союзного договора. Когда тот  прислал проект,  Горбачев  забраковал и  долго
ругался.  А  ругался, потому что Шах реалистически  изобразил, что неизбежно
произойдет. А М. С. этого не хочет и опять опаздывает. Сначала он  ратует за
восстановление ленинского  понимания федеративности, потом -- за обновленный
федерализм,  потом -- за реальную федерацию, потом -- за конфедерацию, потом
--  за  союз суверенных  республик.  Наконец  -- за союз государств и это --
когда  некоторые  республики  уже  заявили  о  выходе  из  СССР.  Шахназаров
переделал и прислал взамен слезливую бодя-гу, увещевание -- не уходите, мол,
вам будет плохо, а в новом Союзе будет хорошо!
     Но Горбачев уже  передумал  и  насчет статьи,  и насчет интервью. Решил
поехать на маневры в Одесский военный округ, там произнести речь и затронуть
эти темы.  Трижды передиктовывал текст. В вопросе о рынке вроде продвинулся.
Впервые произнес,  что  основа  всего  --  частная  собственность,  уже  без
прилагательного: социалистическая или какая-нибудь там другая. Определился и
с   кризисом  социализма,  успокоился  насчет  приватизации,  включив  ее  в
социалистический выбор, но во главу  решительно поставил разгосударствление.
Словом,  держит  его еще  идеология, а вернее, мифология,  к которой, как он
считает, еще  привязано  большинство  населения. Отдает  ей  дань, хотя  все
меньше и меньше.
     Вернувшись из Одессы, спрашивал меня, какие отклики на его речь. Увы, я
ничего  ему  не мог  сказать  -- никаких откликов  ни  в  Москве,  ни  среди
отдыхающих  в  санатории, где  я  жил,  я  не  услышал.  Он  никак не  может
примириться с тем,  что  слово теперь  ценится  только  как дело,  а не  как
отражение идеологии. С идеологией действительно покончено везде.
     Из  Крыма по просьбе  разных организаций  он посылал приветствия всяким
конференциям,  слетам, международным  встречам,  но их  даже  не публиковали
центральные газеты. И тем более никаких откликов на них не последовало.
     11 августа 1990 года вечером он собрал в Мухалатке кое-кого из  больших
начальников, в это  время отдыхавших в  Крыму. Это он проделывал каждый год,
но меня пригласил впервые на такое сборище. Были Назарбаев,  Язов, Медведев,
Фролов, Нишанов, Ниязов, Примаков, с женами, у кого  таковые были. Примаков,
конечно,-- за тамаду. Все подряд говорили тосты. Горбачев  сам  предоставлял
слово.
     Назарбаев   вступал   в  дело   неоднократно,  в   тональности  у  него
чувствовалась  подчеркнутая  самоуверенность.  Много  рассуждал  о свободном
рынке,  о   том,   какими  богатствами  располагает  "его  государство"   --
уникальными, без которых другие в Союзе не проживут.
     А  тем временем  разворачивался иракский кризис. У меня были  опасения,
что М.  С.  поостережется круто осудить Хусейна.  Но я, к счастью, ошибся. К
тому же Шеварднадзе  действовал строго  в духе нового мышления. Правда, все,
начиная с согласия на встречу с Бейкером в Москве и  на совместное заявление
с ним,  согласовывал с Горбачевым по телефону. Иногда,  впрочем, если звонил
ночью, я Горбачева не беспокоил и брал на себя, уверяя Эдуарда Амвросиевича,
что Горбачев поддержит.
     Пригласил однажды вечером Горбачев  меня и Примакова на семейный ужин к
себе  на  дачу.  Поговорили откровенно,  главным  образом вокруг  Ельцина  и
Полозкова.
     Горбачев:  "Все  видят, какой Ельцин прохвост, человек без  правил, без
морали, вне культуры. Все  видят,  что он  занимается демагогией (Татарии --
свободу,  Коми  -- свободу, Башкирии --  пожалуйста). А по векселям  платить
придется  Горбачеву. Но  ни  в одной газете,  ни в  одной передаче  ни слова
критики,  не  говоря  уже об ос