оложен   среди  дюн   в  15   милях   к  западу   от
египетско-израильской  границы. Его укрепления из  трех параллельных траншей
тянулись на 3 мили.  Первая  линия траншей отстояла от второй на 300  ярдов,
вторая от третьей - на 600 ярдов. Все траншеи были бетонированы, и их первая
линия  пересекала минное поле, так что мины лежали как впереди, так и позади
нее. На обоих  флангах траншей были  сосредоточены пехотные и  бронетанковые
части.  В районе укреплений было много  египетских  танков,  противотанковых
орудий  и  артиллерии  разных  калибров.  За   укреплениями  были  размещены
дополнительные  пехотные  и  бронетанковые  части для  защиты  тыла.  Многие
укрепления были построены еще в 1948 году, но с тех пор стало их значительно
больше и они были улучшены. Этот участок обороны защищала бригада из четырех
пехотных батальонов 2-й египетской  пехотной  дивизии. Бригада была  усилена
80-90  танками Т-54  и Т-34, а также шестью  артиллерийскими дивизионами  со
122-миллиметровыми    русскими   орудиями,    несколькими   противотанковыми
дивизионами и подразделениями тяжелых минометов.
     Абу Агейла  господствует над пересечением дорог  из Эль-Ариша,  Джебель
Либни и Кусеймы, и  ее гарнизон мог эффективно блокировать главную дорогу из
Ницаны  в центр Синая. Чтобы сохранить  темп своего продвижения, израильтяне
должны были уничтожить в своем тылу этот сильный объект, опираясь на который
противник  мог поставить  под угрозу снабжение армии горючим и боеприпасами,
без  чего  стремительное  наступление  захлебнулось бы.  Кроме  того, вторая
бригада генерала Иоффе не могла продвигаться до взятия Абу Агейлы.
     Овладеть Абу Агейлой было поручено бригадному  генералу Ариэлю  Шарону,
который в  1956  году  командовал  бригадой парашютистов, с боем захватившей
перевал  Митле.   До  войны  1967  года  он  руководил   боевой  подготовкой
израильских вооруженных сил. Шарон  - человек крепкого сложения, с замашками
рубаки.  Своим  лицом под  копной  седеющих  волос  он  напоминает  римского
полководца.  Из-под  его  погона торчит малиновый берет парашютиста (подарок
друзей, французских парашютистов, - более яркий, чем какой-либо другой берет
в израильской армии).
     По  мнению Шарона,  египтяне использовали  при  обороне  Абу  Агейлы  в
основном русскую  тактику. Он добавил: "Это было кстати  для нас, потому что
мы избегаем фронтальных атак".  Шарон разработал свой план  наступления лишь
за  два или  три дня  до начала войны. Он  располагал точной информацией  об
укреплениях в  Абу Агейле и о расположении египетских войск  в  этом районе.
Впоследствии он  рассказывал: "У нас  был песчаный  макет всего района, и  я
ознакомил  с   ним  каждого  офицера,  чтобы  он  хорошо  ориентировался   в
обстановке,  знал точно, что ему  делать. Это  было самое важное, так как мы
избрали для атаки ночное время". Шарон решил наступать ночью, потому что, по
его словам, "египтяне, в отличие от израильтян, не любят драться в это время
и уклоняются от рукопашного боя".
     План Шарона предусматривал следующее:
     1.  Выдвинуть  артиллерию на  передовую позицию, откуда  она смогла  бы
вести интенсивный и прицельный огонь по египетским траншеям.
     2.  Блокировать египтян  с тыла, чтобы преградить путь подкреплениям, и
нанести удар с тыла силами одного танкового батальона.
     3.  Перебросить  на  вертолетах парашютистов и атаковать  Абу Агейлу  с
севера,  зайдя в  тыл  главным оборонительным  линиям  и подавляя египетскую
артиллерию.
     4.  Пехоте   атаковать  левый  (северный)  египетский  фланг,  очистить
передовые траншеи и с помощью саперов проложить проход через минные поля.
     5. Осуществить прорыв танками в самом участке обороны.
     Танковая бригада  Шарона пересекла границу  в понедельник в 9.00  утра.
Она  продвинулась  к Абу  Агейле  и  к полудню с  ходу  овладела  передовыми
позициями 2-й египетской дивизии, уничтожив при этом несколько танков. Вслед
за  израильскими танками  огромной колонной  двигались  шесть артиллерийских
дивизионов со своим боевым снаряжением. Египтяне обрушили на них шквал огня.
В 15.00  эта артиллерия заняла  огневые позиции  в  5 милях  от  Абу Агейлы.
Оттуда они могли подвергать мощному и концентрированному обстрелу египетские
укрепления.  Израильтяне  пристреливались  до  тех  пор,  пока их орудия  не
накрывали  замеченные  неприятельские  цели.  За танковой бригадой  от самой
границы следовала  в гражданских автобусах одна из пехотных  бригад  Шарона.
"Мы измазали грязью  все наши автобусы и гражданский  транспорт,  - объяснял
генерал Шарон, -  не столько, чтобы  замаскировать их, но  чтобы  придать им
немного  более  боевой вид".  (По-видимому, люди Шарона не  совсем  достигли
своей цели,  ибо  полковник  израильских  ВВС,  который  руководил  наземным
контролем  над  налетами израильской  авиации  на синайские объекты, заметил
впоследствии:  "Мы почти всегда  опознавали с воздуха наш  транспорт. Всякий
раз, когда мы видели  фургоны для мороженого, сосисок  или молока, мы знали,
что это могут быть только наши").
     Покрыв расстояние  почти  в  10  миль, пехота покинула  свои  автобусы,
которые  завязли в  песке  и не  могли дальше ехать. Следующие  десять  миль
солдаты шли пешком по  пустыне и только  с  наступлением  ночи, под покровом
темноты,  заняли  исходные  позиции  для  атаки  левого  (северного)  фланга
египтян.
     Тем  временем  разведочная группа,  которой  придали танковый батальон,
подразделение саперов и расчеты тяжелых минометов, продвигалась  севернее  в
обход  позиций  египтян с фланга, чтобы блокировать  их с тыла.  В 15.00 эти
силы ворвались в  расположение египетского батальона, который  преграждал им
путь на  северо-запад  от  Абу Агейлы.  Завязались тяжелые  бои, израильская
атака была отражена, и семь израильских танков  были уничтожены. Израильские
командиры радировали  о немедленном введении в  действие авиации, но попытки
израильских самолетов выйти  на объект не увенчались  успехом из-за песчаной
бури,  бушевавшей  в  тот  день в этом  районе  и  ограничивавшей  видимость
несколькими сотнями  метров.  Тем  не менее  вскоре после  15.30 израильтяне
предприняли  вторую  атаку.  На   сей  раз  им  удалось  овладеть   позицией
противника. Затем  они вышли на дорогу Эль-Ариш -  Абу Агейла, приняли бой с
20-ю танками Т-54 и заняли египетскую позицию, блокировавшую дорогу.
     С  наступлением  темноты  они  продвинулись  на  юго-восток  и  вышли к
пересечению дорог, ведущих в Джебель  Либни, которые они  также блокировали.
Прибыло  горючее  и боеприпасы,  но израильтяне приостановили  наступление в
ожидании приказа продолжать продвижение к Абу  Агейле и окружить  египтян  с
тыла. В то же время Шарон выслал второй разведочный отряд с танками, джипами
и минометами в южном направлении, к дороге  Кусейма - Абу Агейла. Там они  с
наступлением ночи окопались.  Благодаря  этим двум маневрам  израильтян, все
египетские  пути переброски  подкреплений из  Кусеймы,  Эль-Ариша и  Джебель
Либни  оказались перерезанными.  Тем самым были отрезаны все пути отхода  из
Абу Агейлы. Окружение было завершено.
     С  наступлением  сумерек два  вертолета  с  парашютистами-сигнальщиками
пролетели  на малой  высоте  над дюнами и  приземлились в  миле к  северу от
египетских укреплений.  В их  задачу  входило посредством световых  сигналов
направить  главные  силы, перебрасываемые  вертолетами, к  исходному  рубежу
атаки.  Как только стемнело, туда был  переброшен в полном составе  батальон
парашютистов.  "Вертолетами  можно с гораздо  большей точностью и  быстротой
перебросить войска, чем  с помощью  самолетов, которые сбрасывают солдат  на
большой площади", - заметил Шарон.
     В 21.45  израильские  войска были готовы к атаке. Были устроены заслоны
за египетскими линиями, и израильский танковый батальон северо-западнее  Абу
Агейлы  был  готов  атаковать  египтян  с  тыла.  Израильская   пехота  была
придвинута на  расстояние нескольких  сотен метров  к египетским траншеям, и
основная масса бронетанковых сил, которая  держалась в  отдалении, чтобы  не
попасть под прямой обстрел египетской артиллерии в дневное время, была также
передвинута на передовые рубежи, против египетских позиций.
     Командный пункт Шарона находился в то время в дюнах, всего в 1000 ярдах
от египетских траншей. Шарон потом  рассказывал:  "Было светло, как днем, от
разрывов  осколочно-фугасных  и  зажигательных   снарядов,   освещавших  всю
местность".  В  22.00 штаб Южного  фронта  предложил  на  усмотрение  Шарона
перенести наступление на другой день, когда можно будет обеспечить поддержку
с воздуха. До этого срока  израильская авиация смогла совершить  только один
налет на траншеи  египтян в  районе Абу Агейлы. Один самолет  был сбит огнем
зенитной артиллерии, но летчик спасся.
     Шарон впоследствии вспоминал:

     У  меня было вполне реальное основание опасаться за жизнь наших солдат.
Я  чувствовал,  что  даже  при   поддержке  авиации  овладеть  столь  сильно
укрепленной позицией в дневное время будет очень трудно. Я  утром видел, как
наши солдаты двигались вперед через  дюны. На их лицах была уверенность, и я
знал, что они  готовы к штурму.  Я не мог заставить их ждать. Я  был уверен,
что мы возьмем Абу Агейлу.

     В  22.45  Шарон  отдал  приказ о  наступлении. В тот  же  момент  шесть
артиллерийских дивизионов, которые он ранее придвинул к противнику и которые
скрывались за дюнами к востоку от Абу Агейлы, открыли огонь.
     Вот рассказ Шарона об этом событии:

     В течение получаса свирепствовал шквал огня. За всю жизнь я не слышал и
не видел ничего подобного. Затем я приказал парашютистам прорвать египетские
оборонительные позиции и подавить вражескую артиллерию. В  то же время я дал
указание  танковому  батальону,  размещенному  северо-западнее  эль-аришской
дороги, выступить  и атаковать  противника  с тыла. Через несколько  минут я
распорядился, чтобы вся танковая бригада придвинулась вплотную к  египетским
позициям и открыла  огонь, но в воздухе было столько копоти  и пыли, что они
не могли стрелять, так как не видели цели.
     В 23.15 наша артиллерия прекратила огонь, начали стрелять танки, пехота
перешла  в наступление.  Каждый  батальон должен  был очистить  определенную
траншею противника. Ранее я послал за 150 фонарями. На полевом складе у меня
был  друг, и я велел  передать ему,  что мне  нужны  50 красных фонарей,  50
зеленых и 50 синих. На складе стекла  фонарей спешно покрасили,  и через два
или три  часа  их доставили  мне.  Каждому батальону  были  переданы  фонари
определенного цвета. Таким образом наши танкисты знали точно, где  находится
наша  пехота,  и  могли  вести  огонь  через головы наступающих  солдат.  Мы
применили прожекторы, чтобы осветить всю  местность и  обеспечить прицельную
точность танковым пушкам.
     Во вторник в 0.30 египетский огонь начал ослабевать. Парашютисты делали
свое  дело, но несли потери. В  одной части из 150 человек 5 было убито и 15
ранено.  Я приказал не  оставлять раненых. Мы никогда не оставляем их, но на
этот раз я хотел, чтобы они взяли своих раненых с собой в  случае египетской
контратаки. Так  как одного раненого несут  два человека,  то почти половина
солдат этой части не могла принимать участия в бою.
     Пехота,  получившая  приказ  очистить  одну  милю  траншей,  фактически
очистила  полосу в  добрых  три  мили,  ведя  непрерывные рукопашные бои.  Я
немедленно приказал  саперам  приступить к  разминированию минных полей. Они
сделали это миноискателями и танками, снабженными  молотильными цепами. Было
важно, чтобы наши танки прорвались в египетские  укрепления до рассвета: при
дневном  свете  они превратились бы  в  превосходную  мишень  для египетской
артиллерии.  В одном  месте  египтяне  взорвали дорогу.  Образовалась  такая
глубокая  воронка,  что  наши  танки  не  могли преодолеть ее.  Им  пришлось
свернуть в сторону - и сразу же один танк подорвался на мине. Но очень скоро
нашему саперу  Зеэву  удалось  очистить другой  проход,  и  танковая бригада
ворвалась в укрепленную полосу. Тем временем танки, продвигавшиеся с севера,
ворвались с тыла в расположение египетских войск.
     В 3.30  я мог радировать  командующему Южного фронта, что  Абу Агейла в
моих  руках,  несмотря  на то,  что танковое сражение  в  укрепленной полосе
площадью 8х4 мили произошло на рассвете и продолжалось с 4 до 6 часов утра.
     В  6.00 бой затих,  и я  приказал своим войскам,  блокировавшим  с  юга
дорогу Кусейма - Абу Агейла, продвигаться на Кусейму. Взятие Абу Агейлы было
самой  сложной операцией, какую  когда-либо  выполняла наша армия. Наши люди
победили, потому что они верили и знали, что могут выполнить свою задачу.
     Вторая  из  двух бригад  генерала  Иоффе должна была пройти через  наши
расположения. Чтобы они смогли это сделать, мы должны были освободить дорогу
от сотен  машин, всех  автобусов и молочных фургонов, которые мы перебросили
туда днем  раньше. Повернуть их назад  и отправить  домой  мы  не смогли. Мы
только столкнули их с дороги в песок,  и люди  Иоффе  смогли продвигаться  к
Джебель Либни.
     В Абу Агейле я распростился со своими командирами пехотных и парашютных
частей  и  с  танковой  бригадой  направился  на юг  к  оазису  Нахл,  чтобы
встретиться с другими частями, которые были переданы под мое командование.

     Прорвав оборону  противника под  Рафиахом и  Абу  Агейлой,  израильтяне
оказались в  тылу главных  сил египетской армии и перед  ними  открылись два
направления в центральный Синай.  Свежие части второй бригады генерала Иоффе
достигли в среду в 6.00 утра Джебель Либни. Теперь были созданы  все условия
для  окончательного  окружения и  уничтожения  египетской армии на Синайском
полуострове.




Глава седьмая. ИЕРУСАЛИМ И ЗАПАДНЫЙ БЕРЕГ ИОРДАНА



     Когда в  Синае гремели бои, в Иерусалиме разыгрывались еще более важные
события.  Командующий  Центральным фронтом бригадный  генерал Узи  Наркис  с
завистью узнавал, как  на  юге развертывается главное сражение, а его войска
вообще не участвуют в боях. Но видно, он родился в рубашке: в конце  первого
дня войны главный раввин армии  генерал Шломо Горен сказал ему во время боя:
"Твои люди делают историю. То, что происходит в  Синае, ничто по сравнению с
этим".
     В понедельник утром израильские силы в центре на иорданском фронте и на
севере на сирийском фронте занимали оборонительные позиции.  Согласно  плану
они должны  были  сдерживать противника на обоих этих фронтах, когда главные
силы   израильской  армии   будут  уничтожать   египетскую  армию  в  Синае.
Израильтяне  надеялись, и  до  рокового поцелуя, которым  обменялись Насер и
Хусейн  в  Каире  во  вторник  30  мая, они  искренне  верили, что  Иордания
воздержится от  участия в  каком-либо конфликте между Израилем и  Египтом. В
1956 году Иордания оставалась в стороне, и существовало общераспространенное
мнение, что она так же поступит в 1967 году.
     Как только  в  тот вторник  вечером стало  известно о  заключении пакта
между Насером  и  Хусейном,  генерал Наркис, командовавший войсками, которые
должны были защищать Иерусалим, Тель-Авив и  всю  густонаселенную прибрежную
равнину,  получил   специальные   инструкции   от   генерального   штаба   о
необходимости  избегать провокаций  и  придерживаться  строго оборонительной
тактики.  Одной  из главных  проблем, с  которыми Наркис мог  столкнуться  в
случае  войны, было положение на Горе  Скопус.* Это был израильский  анклав,
отрезанный от израильской части Иерусалима и полностью окруженный иорданской
территорией. На Горе  Скопус  находился старый  Еврейский университет. Здесь
сложилось противоестественное  положение  в  результате  демаркации  границ,
проведенной Комиссией по соблюдению перемирия 1948 года. По этому соглашению
демилитаризованная  зона,  закрытая  для  военной  техники,  охранялась  120
израильскими  солдатами, которые сменялись раз в две недели. Эта израильская
колонна пользовалась правом  свободного  прохода  раз в две  недели  на Гору
Скопус и обратно, при этом ООН осуществляла контроль над количеством солдат.
Было  также  строго  ограничено  количество  оружия  и боеприпасов,  которые
израильтяне могли провезти на гору Скопус. Но они, по-видимому, нашли способ
переправить  оружие, и  к началу  войны  на  горе был довольно  значительный
арсенал, хотя воинский контингент для защиты этого сектора и не превышал 120
человек.   За  несколько  дней  до  начала  войны  израильское  командование
удовлетворило просьбу иорданской стороны отменить регулярную смену гарнизона
на горе Скопус. Очевидно, иорданцы обратились с этой просьбой, чувствуя свое
бессилие сдерживать ярость иерусалимской черни, наэлектризованной сообщением
о   блокаде  Акабского  залива.   Неожиданная  готовность  израильтян  пойти
навстречу   иорданцам,  несмотря  на  право  требовать  полного   соблюдения
соглашения, свидетельствует об их стремлении не подавать повод иорданцам для
какой-либо провокации.

     * Гора Цофим.

     Другой  проблемой,  с которой  столкнулся  Наркис,  был  статус  бывшей
правительственной  резиденции,  расположенной  южнее  Иерусалима  в  районе,
контролируемом ООН. Наркис обязан был не допустить захвата иорданцами  этого
здания, ставшего штаб-квартирой Объединенных Наций.
     Однако эти  проблемы,  несмотря  на  все  их  значение,  носили местный
характер.  Наркис должен  был  предотвратить две  более серьезные опасности.
Во-первых, иорданцы могли окружить и отрезать  израильскую часть Иерусалима;
во-вторых,  что  представляло  еще  большую угрозу, они могли  прорваться на
запад в район Нетании и разрезать Израиль надвое. Здесь так называемая талия
Израиля не превышала 10 миль.
     Успех  иорданцев   в  этой   операции  означал  бы  со  стратегической,
экономической и политической точек зрения катастрофу  для Израиля и серьезно
понизил бы его обороноспособность, ибо коммуникационные линии страны, идущие
на север и юг, были бы перерезаны. Сосредоточение главной  массы израильских
танков  на юге  страны  сделало бы  север особенно  уязвимым для сирийских и
иорданских атак.
     За несколько недель до войны иорданцы сконцентрировали следующие силы в
южной части Западного берега Иордана: 27-ю бригаду с батальоном 3-й танковой
бригады  -  между  Иерусалимом  и  Иерихоном,  а  несколько севернее  - 60-ю
танковую  бригаду  с  80  танками  "Паттон".  Эти  силы  представляли  собой
значительную угрозу горе Скопус и бывшей правительственной резиденции.
     Прибытие в Иорданию 24 мая полной иракской  пехотной дивизии, усиленной
150 танками, еще более  осложнило положение Израиля.  Такие  крупные  силы в
соединении с иорданскими войсками, могли представлять большую угрозу Израилю
в  его наиболее  уязвимом пункте  - в районе  узкой  прибрежной полосы между
иорданской границей и Средиземным морем.
     В среду 31 мая Моше Даян, еще не вошедший в правительство, с разрешения
Эшкола посетил Наркиса и  посоветовал ему: "Не досаждайте генеральному штабу
просьбами о подкреплении. Стисните зубы и ничего не просите". План, принятый
Наркисом  за  несколько дней до посещения  Даяна,  предусматривал,  что если
Иордания  вступит  в  войну,  то  израильские  пехотные  части прорвутся  из
Иерусалима к горе Скопус, а танковые части будут переброшены к возвышенности
между Иерусалимом и Рамаллой, опираясь на которую они смогут  господствовать
над всем Иерусалимом и защищать гору Скопус  и правительственную резиденцию.
Это  в  то же  время означало  приближение к  Старому Городу.* Наряду с этим
Наркис предполагал бросить в  действие  свою пехоту,  чтобы взять и удержать
Сур Бахир  и перерезать  дорогу,  связывающую Иерусалим с Вифлеемом.  **  Он
просил также передать ему бригаду парашютистов, чтобы захватить  полицейскую
школу  -  иорданский  опорный  пункт  на  пути  между  израильским  сектором
Ие