сть, что Израиль сумеет дать отпор арабам.

     * 38ь Ц

     Один  за другим,  без  суеты  и  шума, мужчины  и женщины покидали свои
рабочие места в  городах  и деревнях и отправлялись  на  защиту  родины.  Их
величайшей  силой  было  сознание  того,  за  что они воюют.  Каждый человек
понимал, что  если  для  арабов  поражение  означало разгром армии,  то  для
Израиля  оно  означало  прекращение  его  существования  как  государства  и
истребление народа. Один израильский офицер, служивший в британской армии во
время  Второй  мировой  войны  и  участвовавший  в  Аламейнской  битве,  так
представлял себе  последствия израильского поражения:  "Это была  бы  вторая
Масада. Если бы египтяне добрались сюда, они бы не застали никого в живых. Я
предпочел бы убить свою жену  и дочь,  чем допустить, чтобы  они попали в их
руки. И я не знаю никого, кто поступил бы иначе".

x x x

     Совершенно случайно во время ближневосточного  кризиса  Гарольд Вильсон
находился в Вашингтоне. Задолго  до этого было  запланировано  посещение  им
Экспо-67  в  Монреале и  переговоры с  канадским премьер-министром  Лестером
Пирсоном. Визиты британских премьер-министров  в США, предпринимаемые дважды
в  год  для  обсуждения  текущих дел,  стали  традицией,  и поэтому  Вильсон
отправился  на  совершенно  обычную  встречу,  которая не привлекла  к  себе
большого  внимания.  15  мая, за две недели  до  этой поездки,  де  Голль на
конференции  в   Париже  вновь  подтвердил,  что  Франция  наложит  вето  на
присоединение  Великобритании  к  Общему   рынку  в  ближайшем  будущем.  За
несколько  дней  до  начала  ближневосточного  кризиса  среди  проанглийских
элементов в администрации  Джонсона  преобладало мнение, что было бы  лучше,
если  бы Вильсон  вообще не приезжал в  Вашингтон. Предполагали, что Вильсон
либо  сделает  оскорбительные  замечания  о  войне  во  Вьетнаме из  желания
доказать де Голлю, что он, Вильсон, стал, наконец, хорошим европейцем,  либо
обойдет этот вопрос молчанием, укрепив этим  устоявшееся недоверие французов
к англо-американской коалиции.
     Не следует  забывать, что  в то время, особенно  после поездки генерала
Уэстморленда в Вашингтон и  его  выступления перед специальной  объединенной
сессией конгресса о  Вьетнаме, Белый дом противился любой попытке ограничить
американское участие во вьетнамской  войне. Английские парламентарии, в  том
числе  правые лейбористы и  некоторые  консерваторы (например, Дэвид Хауэл),
которые посетили США во время весенних каникул,  были удручены  непреклонной
позицией  Белого дома. Хауэл так высказался о Джонсоне после своего свидания
с ним: "Он, по-видимому, заменил политику молитвой".
     В  Вашингтон  поступило  сообщение  из  Лондона,  что  против  Вильсона
выступили в его партии не только  левые,  но и деятели  с репутацией правых.
Они  обвиняли его  в том, что он продолжает поддерживать США во  вьетнамском
вопросе. В  августе 1966  года,  когда  Вильсон  приехал  в  США с очередным
визитом, президент обратил его внимание на то, что в своем частном заявлении
в   палате  общин  по   поводу  первой   бомбардировки  Ханоя  он,  Вильсон,
"отмежевался" от того, с чем никогда не был связан.
     Судя  по  всему,  Вильсон  наскучил  президенту.  По-видимому,  Джонсон
полагал, что  Вильсон пытается нажить политический капитал дома, делая  вид,
что   между   ними   существует   политическая   близость,   тогда   как   в
действительности президент даже не позаботился уведомить Вильсона о том, что
состоит в тайной переписке с Хо Ши Мином. Джонсон не возлагал больших надежд
на попытки Англии играть роль посредника. Президент был  бы рад, если бы эти
усилия увенчались  успехом,  но  ему и его  администрации  такая перспектива
представлялась маловероятной.
     Англо-американские  переговоры не привели  к  выработке конструктивного
плана  действий  на  Ближнем  Востоке. После  объявления  Насером  о блокаде
Акабского  залива  Лондон  и  Вашингтон  пытались  подготовить декларацию  о
свободе навигации,  подлежащую последующему  одобрению  морскими  державами.
Сообщение  об этом,  сделанное в палате общин 31 мая  Джорджем Брауном, было
встречено на передних скамьях правительственного большинства аплодисментами.
Подводя  итог прениям,  премьер-министр предостерег палату  общин,  что  для
миротворчества  остается  мало времени.  Он  добавил:  "Одной из предпосылок
установления  длительного  мира  является  признание  за Израилем  права  на
существование".
     Он заявил, что Англия оставляет за собой  право действовать совместно с
другими  странами, если Совет Безопасности  окажется не в состоянии  принять
решение. Из этой речи следовало, что, несмотря на ограниченность времени, не
предвиделось никаких практических шагов. Была идея предпринять акцию морских
держав с целью  ослабления  блокады в  случае  отказа Насера  от какого-либо
компромисса. Но  во  время встречи  Вильсона  с Джонсоном  этот  проект  еще
находился в начальной стадии.
     В пятницу  1  июня, когда Вильсон прибыл из Канады в Вашингтон, ему был
оказан торжественный прием.  На южной лужайке Белого дома его приветствовали
литаврами  и  залпами,  и  был  выстроен в  полном составе почетный  караул.
Комментатор Эн-би-си  Джо  Гарш спросил: "Произошла какая-нибудь перемена  в
наших особых отношениях с Англией? Зачем эти  флаги и  двадцать один залп?..
Такое впечатление, что  мы встречаем короля Патагонии". Он имел  в виду, что
Белый дом считал более почетным прием без шумихи.
     Вильсон  провел  наедине с  Джонсоном два  часа  перед  ужином  и  имел
двухчасовую беседу с президентом и членами его кабинета  после ужина. В 4.30
он появился на пресс-конференции в британском посольстве. В течение получаса
он  не  дал  ни  одного  определенного ответа  ни на один вопрос, а вечером,
отвечая  на  тост,  поднятый Джонсоном  в честь  королевы, заметил,  что уже
дважды в продолжение текущей  недели говорил  о ближневосточном  кризисе:  в
палате общин и на пресс-конференции. "Было важно,  -  пояснил  он, - чтобы я
ничего не сказал по этому поводу, и поэтому я ничего не сказал!".

x x x

     Дипломатические переговоры тянулись в  Вашингтоне, Нью-Йорке и Лондоне,
и у израильтян надежда на создание при поддержке США международной  флотилии
для открытия Тиранских проливов быстро испарилась.
     Хотя   на   начальных  стадиях   кризиса   британское   и  американское
правительства гарантировали свою помощь  Израилю в открытии проливов, в июне
израильскому руководству стало  совершенно ясно, что  эти обещания останутся
словами.  Не  только  этот  факт,  принесший  разочарование  тем израильским
министрам,  которые  продолжали  полагаться  на  переговоры и  международную
акцию, но и другие события усилили позицию сторонников действия.
     Переговоры израильского министра  иностранных дел  Абы Эвена, сделавшие
его мишенью для насмешек и  сарказма со стороны многих его соотечественников
и даже некоторых коллег по кабинету, способствовали  созданию - в результате
его  14-дневного  непрерывного паломничества  в Вашингтон,  Лондон,  Париж и
обратно  - такого общественного мнения,  при  котором  Израиль  мог  нанести
решительный удар. Общественное мнение большинства западных столиц склонилось
окончательно на  сторону  израильтян,  когда нежелание Израиля приступить  к
решительным действиям без уверенности в  безрезультатности усилий дипломатии
было еще сильнее оттенено безрассудным и провокационным поведением Насера. С
каждым  днем  становилось  все  более  очевидным,  что  дипломатия ничего не
добьется и что маловероятно, чтобы правительства Соединенных Штатов и Англии
выполнили  свои  половинчатые  обещания.  Это  способствовало  тому,  что  в
Соединенных Штатах и  Англии,  а  также  в  таких  малых странах Европы, как
Голландия,  сложилось мнение,  что они  или их правительства не  имеют права
осуждать Израиль, если он решит сам заняться своими делами.
     В конце первой недели июня израильтяне  поняли две вещи. Во-первых, что
они не  навлекут на себя недовольства  президента Соединенных Штатов,  как в
1956  году.  Во-вторых,  что Советский  Союз не  вмешается. Трудно  сказать,
явились  ли  эти  выводы  результатом верной  оценки  положения  израильской
разведкой  или  был  получен  по   неофициальным  каналам  намек   Джонсона.
Разумеется, государственный департамент  в  лице  своего посла  в Тель-Авиве
Уолворта  Барбура  дал  "красный  свет"  войне.  Тем  не  менее  израильтяне
чувствовали,  что они могут безбоязненно  действовать,  если того  потребует
ситуация.  Начальник израильской разведки генерал Ярив рисовал обстановку  в
очень мрачных красках.  Дело  было  не  только  в  том историческом поцелуе,
которым обменялись Насер и король  Хусейн в каирском аэропорту: израильтянам
стало также известно, что  египетский  генерал Риад  прибыл в  Амман,  чтобы
создать там передовой командный пункт, и что иорданские войска  переданы под
его командование. Помимо этого,  в субботу вечером 4  июня авангард иракской
пехотной дивизии и подразделение  из более 150 танков начали переправу через
реку Иордан, продвигаясь  на  запад. Это накопление иракских  войск, которое
должно было  завершиться  в конце недели, создало  новую  и очень  серьезную
угрозу  Израилю. Полагая, что израильские силы могут  эффективно бороться  с
800   египетскими  танками  в  Синае,  израильское  командование  восприняло
появление  300-400   дополнительных  танков  противника  в  непосредственной
близости к  основным воздушным  базам и  населенным центрам своей страны как
нетерпимую  опасность. Кроме  того,  египетские  летчики  стали  вести  себя
слишком нагло. В течение десяти лет, с 1956 года, не  наблюдалось  ни одного
нарушения  израильского воздушного пространства египтянами, тогда как только
за две недели конфликта произошло не  меньше трех  инцидентов  с египетскими
самолетами  МИГ-21.  Описав полукруг над территорией между  Мертвым морем  и
Эль-Аришем, египтяне  пролетели над некоторыми важнейшими авиабазами Израиля
и районами сосредоточения основной части израильских бронетанковых сил.  Эти
полеты  производились на  высоте 50-60  тысяч  футов со  скоростью 1,7 мах.*
Египтяне  находились над территорией Израиля не больше 4 минут, и поэтому их
не могли  перехватить. Хотя израильтяне знали,  что  фотоаппаратура на борту
МИГов  может  сделать  снимок  масштаба  1:150000,  их  беспокоила  растущая
самонадеянность  египетских  пилотов.  Они  опасались,  что  египтяне  могут
осуществить  новую,  более детальную  аэросъемку  воздушных  баз  и  военных
объектов.

     *  Мах   -  единица  измерения   скорости  самолетов,  равная  скорости
распространения звука в данной среде.

     Другой фактор, побуждавший  израильтян действовать,  заключался в  том,
что  Израиль вновь обрел  - это поняли  немногие как в Израиле, так и за его
пределами   -  фактор  внезапности.  Почти  все  наблюдатели,  следившие  за
развитием кризиса - журналисты, дипломаты и военные эксперты, - считали, что
стратегическое положение Израиля  сильно ухудшилось с тех пор,  как египтяне
приступили  к концентрации  90-100тысячной армии и 800  танков на  Синайском
полуострове.  За  неделю до начала  войны израильтяне сетовали в один голос:
"Мы  упустили  свой  поезд".  Несомненно,   что  официальный  Каир,  пережив
несколько напряженных и тревожных дней, почувствовал облегчение и решил, что
он одержал победу без войны.
     При таком положении вещей израильтяне приняли  решение нанести удар. На
тайном заседании,  начавшемся  ночью 3 июня  и  закончившемся  утром 4 июня,
последние сомнения и колебания были отброшены или  преодолены. В воскресенье
вечером солдаты и летчики узнали, что на следующее утро начнется война.
     Для  кабинета, большинство  членов  которого были  штатскими людьми  со
слабым представлением о военном деле, принять такое  решение было мучительно
и болезненно. Когда  командующий ВВС  генерал Ход заявил им, что израильская
авиация не  допустит бомбардировки противником Тель-Авива и может уничтожить
авиацию Египта  и любого другого арабского государства, которое  вмешается в
конфликт,  они встретили его слова  с недоверием.  Так много ходило слухов о
новой египетской  авиации,  личный состав  которой  был  обучен  русскими  и
которая   располагала   400   современными   реактивными   истребителями   и
бомбардировщиками... Как можно было уничтожить  одним  ударом  такую  силу и
дать к тому же гарантию, что Тель-Авив не подвергнется бомбардировке? Многим
из них мерещились десятки  тысяч  жертв  среди мирного населения. Именно это
делало столь трудным принятие решения нанести удар. Но  Даян был оптимистом,
и введение его  в правительство  означало, что, наконец,  появился  министр,
глубоко  понимавший  военное  и  политическое положение  Израиля.  Наряду  с
Вейцманом и Ходом  он был  одним  из  немногих, кто знал,  что  обещания ВВС
вполне реальны.  Это было,  пожалуй, самым решающим вкладом Даяна в  победу.
Как заметил  один старший офицер, "Рабин  был начальником  штаба Даяна, Даян
был главнокомандующим".
     Когда в  ночь на четверг  1 июня Даян приступил к обязанностям министра
обороны, он был  уже  вполне  в  курсе всех  дел. В течение двух  предыдущих
недель  он, с разрешения премьер-министра  и  начальника  генерального штаба
генерала Рабина, был занят инспектированием полевых частей и, в особенности,
просмотром с командирами их планов. С четверга до субботней ночи он внес ряд
изменений в планы,  не  отступая  от первоначальной концепции кампании.  Эта
концепция  предусматривала  сдерживание  сил  противника   на  иорданском  и
сирийском  фронтах и одновременно уничтожение египетской армии на  Синайском
полуострове.
     Еще до своего назначения министром Даян не скупился на советы отдельным
командирам,  и,  хотя  он считался  гражданским  лицом, его вмешательство не
вызывало особых возражений. Например, в  среду  31 мая,  за  день  до своего
назначения,  он посетил командующего Центральным  фронтом генерала  Наркиса,
перед  которым  была  поставлена   задача  отразить  возможное   наступление
противника, предположительно иорданцев, на район Тель-Авива, густонаселенную
прибрежную полосу и  израильскую часть Иерусалима. Встретившись в Иерусалиме
и изучив планы, они отправились  в Кастель, на командную высоту за пределами
города,  откуда  просматривалась  вся местность.  Даян  предложил  свести  к
минимуму  все  передвижения   израильских  войск,  чтобы  не  спровоцировать
иорданцев. Израильтяне не  намеревались наносить  удар по Иордании, если она
не откроет военных действий. По этой причине  генералу Наркису были выделены
ограниченные силы  для защиты Тель-Авива, Иерусалима  и прибрежной полосы от
Беэр-Шевы на юге до Нетании на севере.
     Даян  предупредил Наркиса,  что  в  случае  атаки  иорданцев,  которая,
предположительно,   должна   была   носить   локальный  характер  и  явиться
демонстрацией солидарности короля Хусейна с  его арабскими собратьями, он не
должен докучать генеральному штабу  просьбами о подкреплении: "Стисните зубы
и ничего не  просите".  Даян был известен  как человек дела,  и весть  о его
назначении была воспринята многими как предзнаменование решительных перемен.
Приступив к своим обязанностям и  стремясь снова заполучить - с точки зрения
одержания быстрой победы и предотвращения массовых жертв  среди гражданского
населения  -   такой  жизненно  важный  для   Израиля  козырь,  как   момент
внезапности, Даян  счел своей первоочередной  задачей разубедить мир  в том,
что  война неотвратима. Вместе с тем  учитывалось, что армия,  которая  была
отмобилизована и  после двухнедельного ожидания в пустыне требовала принятия
решения, с большей готовностью согласится с решением не начинать войну, если
оно исходит от правительства, членом которого был Даян. Он был тем "штатским
человеком", который казался им достойным доверия.  Они  также  знали, что он
мог принять такое решение, основываясь на здравых военных соображениях.
     Первое  публичное  появление  Даяна  после  его вступления в  должность
министра обороны  произошло на пресс-конференции  в  Тель-Авиве в  субботу 3
июня.  В отчете, опубликованном на другое утро  в  газете "Джерузалем пост",
сообщалось:

     Министр обороны Даян, выступая  вчера на пресс-конференции, заявил, что
слишком  поздно  ожидать спонтанной  военной  реакции  на египетскую блокаду
Тиранских  проливов  и  слишком рано  делать какие-либо  выводы  о возможном
исходе  дипломатической  кампании:  "Правительство  до  моего  вступления  в
него... обратилось к дипломатии; мы должны предоставить ей шанс".

     На другой день - за день до начала войны - в редакции газет в Израиле и
во всем  мире  поступили фотографии отдыхающих израильских  солдат,  которые
загорали  на  пляжах. В  качестве  одного из  элементов  израильского  плана
дезинформации  нескольким тысячам израильских солдат был предоставлен отпуск
на  субботу. Египетский шпион в Тель-Авиве  мог с  полным основанием послать
донесение о том, что страна охвачена каникулярным настроением.
     Другие   аспекты   израильского   плана   дезинформации    обнаружились
впоследствии. Израильское  правительство также внесло свою лепту в понижение
температуры. После заседания кабинета, на котором приняли решение выступить,
было выпущено следующее коммюнике, предназначенное для газет в понедельник 5
июня:

     Вчера  на   своем  еженедельном   заседании   кабинет  заслушал  отчеты
премьер-министра и нового министра  обороны по вопросам безопасности и обзор
министра  иностранных дел  о развитии политических  событий. Решено ввести в
кабинет члена парламента г-на Иосефа Сапира.
     Одобрены следующие законопроекты:
     а) о выпуске израильских облигаций (Второй заем развития 1967 года),
     б) о налоге на нужды обороны в 1967 году,
     в) о займе на нужды обороны 1967 года.
     Одобрена поправка  к Правилам  по трудоустройству  о продлении срока, в
течение которого  иммигранты и уволенные в  запас  военнослужащие пользуются
первоочередным правом на получение работы.
     Ратифицированы следующие договоры:
     а) Соглашение о техническом и научном сотрудничестве между Комиссией по
атомной  энергии Израиля  и Комитетом по  контролю за производством  атомной
энергии Перу;
     б) Соглашение о культурном обмене между Израилем и Бельгией;
     в)  Конвенция между Израилем  и  Англией  о юридической  процедуре  при
рассмотрении гражданских и торговых дел.

     Не подлежит  сомнению, что, в  общем, израильский  маневр  достиг своей
цели. Египетских генералов видели  на теннисных кортах Каира; все говорило о
том, что почти никто не думал о возможном скором ударе.
     Считалось,  что Израиль  "упустил  свой поезд"  по той  причине, что он
утратил  инициативу, а с появлением 80-тысячной  армии  и 800  танков на его
южной  границе  стратегическое  соотношение  сил резко  изменилось  в пользу
арабов. При этом забывали о соотношении сил в воздухе,  где решалась  судьба
войны. Сторона, достигшая здесь превосходства, приобретала власть над армией
и  гражданским  населением противника.  Но  в  воздухе  соотношение  сил  не
претерпело сколько-нибудь  значительных изменений. В дебет Израиля следовало
внести большую вероятность иорданского и иракского вмешательства. В кредит -
то, что  большая часть египетской  авиации  была  сосредоточена на передовых
синайских базах вблизи границ, где их самолеты были гораздо более уязвимы.
     Вечером в пятницу 2 июня корреспондент, представлявший "Ньюс оф уорлд",
посетил Даяна  в  его  доме в  Цахале,  в  предместье  Тель-Авива. Журналист
усомнился в том, что Израиль "упустил  свой поезд" и утратил инициативу, ибо
исход войны решался в воздухе, где стратегический баланс оставался  прежним,
недавно назначенный  министр обороны  ответил:  "Вещи  редко  бывают  только
темными  или только  светлыми: гор