сь  теперь  два
подпаска и десятка три овец. Я уже называл талисманы, которые обычно ме-
ня выручали, но при подобном стечении обстоятельств оба они были  совер-
шенно бесполезны. Верхний край стены, утыканный битым стеклом, не  слиш-
ком удобная трибуна; я мог быть красноречив, как Питт, и  обворожителен,
как Ришелье, но ни садовника, ни пастухов этим не проймешь. Короче гово-
ря, выхода из моего глупейшего положения не было, оставалось  сидеть  на
стене и ждать: рано или поздно либо сторож, либо один из пастухов взгля-
нет в мою сторону, поднимет тревогу - и меня схватят.
   Часть стены, на которой (видно, за мои грехи) я расположился, была  с
внутренней стороны не ниже двенадцати футов; листья бука, которые  могли
бы меня укрыть, наполовину уже облетели, и, таким образом, я был на виду
и, конечно, подвергался опасности, но зато и сам видел часть садовых до-
рожек и через зеленую арку лужайку перед домом и окна. Долгое время  ни-
чего нигде не шелохнулось, лишь мой друг-садовник знай копал землю;  по-
том я услышал стук распахнувшихся ставней, и почти тут же появилась мисс
Флора в утреннем капоте и направилась в мою сторону, то и дело  останав-
ливаясь и разглядывая цветы, сама прелестная, как цветок.  Да,  там  был
друг, а здесь, совсем рядом, некая неизвестная величина - садовник;  как
же дать о себе знать Флоре, не привлекая внимания  садовника?  Окликнуть
было никак нельзя, я едва осмеливался дышать. Я приготовился  подать  ей
знак, едва она посмотрит в мою сторону, но  она  смотрела  куда  угодно,
только не на меня. Она разглядывала какой-то дрянной цветок левкоя,  по-
том устремила взор на вершину горы, наконец, даже остановилась  у  стены
как раз под тем местом, где восседал я, и со знанием дела  заговорила  с
садовником, но верх стены она так и не удостоила взглядом.  Наконец  она
вновь направилась к дому, и тогда, совершенно отчаявшись,  я  отколупнул
от стены кусочек штукатурки, старательно прицелился и попал ей  сзади  в
шею. Она схватилась за ушибленное место, удивленно поглядел? по сторонам
и, увидев меня (а я, само собою, развел ветки в стороны, чтобы ей  легче
было меня заметить), тихонько  вскрикнула,  но  мигом  подавила  возглас
изумления.
   Проклятый садовник сразу же вскинул голову.
   - Что это вы, мисс? - спросил он.
   Находчивость Флоры меня изумила. Она уже отворотилась  и  смотрела  в
противоположную сторону.
   - Там какой-то малыш забрался в артишоки, - отвечала она.
   - Ах окаянный! Ну, погоди ж ты! - свирепо закричал садовник, торопли-
во заковылял и скрылся среди вечнозеленых кустарников.
   В тот же миг Флора повернулась и кинулась ко мне с протянутыми  рука-
ми, лицо ее вспыхнуло божественным румянцем смущения, а затем  покрылось
смертельной бледностью.
   - Мсье де Сент-Ив! - промолвила она.
   - Дорогая мадемуазель, - сказал я, - это  возмутительная  бесцеремон-
ность, я знаю! Но что мне оставалось делать?
   - Вы на свободе? - спросила она.
   - Если это можно назвать свободой, - отвечал я.
   - Но вам никак нельзя здесь оставаться! - вскричала она.
   - Я знаю. Но куда же мне деться?
   - Придумала! - воскликнула она и даже хлопнула в ладоши.  -  Спускай-
тесь по стволу, только смотрите, чтоб на клумбе не осталось следов. Ско-
рей, а то сейчас вернется Руби! Я занимаюсь птицей, и у меня ключ от ку-
рятника; пока что я запру вас там.
   Я немедля оказался рядом с нею. Мы оба кинули  торопливый  взгляд  на
незрячие окна дома, на аллеи самого его нигде никого не было видно,  ка-
залось, никто не мог нас заметить. Флора ухватила меня за рукав и  побе-
жала. Сейчас было не до того, чтобы благодарить ее, - каждая секунда  на
счету, и я побежал с нею в дальний угол сада,  где  среди  деревьев  был
огороженный проволочной сеткой дворик и в нем дощатая хибарка -  обещан-
ное мне убежище. Флора втолкнула меня туда без единого  слова,  выпустив
при этом почти всю птицу, и в следующее мгновение я остался  взаперти  с
полудюжиной наседок. В полутьме курятника все они сурово  уставились  на
меня и, кажется, на чем свет стоит бранили за вторжение.  Конечно,  куры
всегда прикидываются особами высоконравственными, хотя я никогда не  за-
мечал, чтобы в своих повадках они сильно отличались от прочих  смертных.
Так вообразите, сколь строгой и неприступной выглядит не простая курица,
а британская!
 
 
   ГЛАВА VIII
   КУРЯТНИК
 
   По меньшей мере полчаса я провел в обществе этих  беспокойных  двуно-
гих, предоставленный своим мыслям и заботам. Ободранные ладони мои отча-
янно болели, и мне нечем было утишить эту боль;  меня  терзали  голод  и
жажда, ни еды, ни питья не было; я донельзя измучился, а  присесть  было
негде, разве что на пол, да уж слишком непривлекательно он выглядел.
   Заслышав приближающиеся шаги, я воспрянул  духом.  В  замке  загремел
ключ, и вошел юный Рональд. Он затворил за собой дверь и  прислонился  к
ней спиною.
   - Ну, знаете ли, доложу я вам! - начал он и не по летам сурово  пока-
чал головой.
   - Знаю, я поступил весьма бесцеремонно, - отвечал я.
   - Ну и кашу вы заварили, черт подери, я в крайне  щекотливом  положе-
нии, - сказал он.
   - Ну, а о моем положении что вы думаете? - спросил я.
   Вопрос мой, по-видимому, сильно его озадачил, и он уставился на  меня
юношески простодушным взглядом. Мне хотелось рассмеяться ему в лицо,  но
я был все же не настолько жесток.
   - Я в ваших руках, - сказал я и слегка поклонился.  -  Поступайте  со
мною, как почтете нужным.
   - Ну, конечно! - воскликнул он. - Так ведь я же не знаю, что нужно!
   - Видите ли, - сказал я, - ежели бы вы были уже офицером,  дело  дру-
гое. Но, в сущности, вы пока еще не воин, а я уже не воин; в таком  слу-
чае, мне кажется, поскольку оба мы джентльмены, значит,  как  и  водится
меж благородными людьми, законы дружбы превыше всех прочих законов.  За-
метьте, я сказал "мне кажется". Упаси вас бог подумать, будто  я,  желаю
навязать вам свое мнение. Мелкие неприятности подобного рода неизбежны в
военное время, и тут каждый джентльмен решает сам за себя. Будь я на ва-
шем месте...
   - Да-да, как бы вы тогда поступили? - спросил Рональд.
   - Честное слово, не знаю, - отвечал я. - Вероятно, колебался бы,  как
и вы.
   - Вот послушайте, - сказал он. - У меня есть один  родственник,  и  я
стараюсь понять, как он думал бы на моем  месте.  Это  генерал  Грэм  из
Лайндока - сэр Томас Грэм. Я с ним два знаком, но преклоняюсь перед ним,
кажется, больше, нежели перед господом богом.
   - Разделяю ваше восхищение, - сказал я, - и у меня есть на то  веские
причины. Я воевал против него, был побежден и обращен в  бегство.  Veni,
victus sum, evasi [13].
   - Как! - воскликнул Рональд. - Вы были у Бороссы?
   - Был и остался жив, а этим немногие могут похвалиться, - отвечал  я.
- Хорошенькое было дельце, жаркое. Испанцы вели себя хуже некуда,  впро-
чем, как и всегда в решающем сражении. Маршал герцог Беллюнский поставил
себя в дурацкое положение, и уже не в первый раз. А ваш друг  сэр  Томас
пожал все плоды, если тут вообще можно говорить о жатве.  Он  храбрый  и
находчивый воин.
   - Так, значит, вы меня поймете! - сказал юноша. - Я бы  хотел  заслу-
жить одобрение сэра Томаса. Как бы он поступил на моем месте?
   - Что ж, могу поведать вам одну историю, - отвечал я, - и не вымысел,
а чистую правду, об этом самом сражении у Чикланы, или у Бороссы, как вы
ее называете. Я служил в восьмом пехотном полку; мы  отступали,  но  вам
это обошлось недешево. Мы отбили столько атак, что и не счесть,  но  тут
подоспел ваш восемьдесят седьмой пехотный полк; он надвигался  медленно,
но неотвратимо. Впереди на коне ехал седовласый офицер со шляпой в руке,
он объезжал батальоны и что-то спокойно говорил солдатам. Наш майор  Ви-
го-Руссильон вонзил шпоры в бока своего коня, выхватил саблю из ножен  и
поскакал ему навстречу, но при виде  этого  величавого  старца,  который
держался так спокойно и непринужденно, словно находился не на поле  бра-
ни, а в кофейне, майор растерялся и поскакал назад.  Вы  понимаете,  они
оказались лицом к лицу всего лишь на краткий миг,  однако  успели  обме-
няться взглядом. Вскоре после этого майор был ранен, взят в плен и отве-
зен в Кадис. В один прекрасный день пленникам объявили, что  их  посетит
генерал сэр Томас Грэм.
   "Помнится, мы встречались с вами на поле брани, сэр", - сказал  гене-
рал и взял майора за руку.
   Он и был тот седовласый офицер.
   - Ах! - воскликнул Рональд, глаза его сияли восторгом.
   - Так вот, - продолжал я, - с того дня сэр Томас посылал  майору  ку-
шанья со своего стола - обед из шести блюд.
   - Да, это прекрасная, прекрасная история,  -  сказал  Рональд,  -  но
все-таки это не одно и то же, ведь правда?
   - Охотно с вами соглашаюсь, - отвечал я.
   Юноша помолчал, сосредоточенно размышляя.
   - Что ж, рискну! - воскликнул он наконец. - Мне кажется,  это  измена
государю... и, кажется, за такое преступление следует  позорная  кара...
но все равно, пусть меня повесят, я вас не выдам!
   Я был взволнован не меньше его.
   - Право, я почти готов просить вас отказаться от  вашего  решения,  -
сказал я. - Я поступил жестоко, явившись к вам. Жестоко и малодушно.  Вы
благородный противник, вы станете благородным солдатом.
   Тут в голову мне пришла счастливая мысль,  как  польстить  этому  во-
инственному юноше: я вытянулся и отдал ему честь.
   На миг он смутился, весь вспыхнул. Потом сказал с улыбкой:
   - Ладно, ладно, надо принести вам поесть. Но, увы, не шесть блюд. Вам
придется довольствоваться тем, что мы добудем контрабандой. Вы ведь  по-
нимаете, надо еще отвести глаза тетушке. - И он снова запер меня наедине
с негодующими курами.
   Вспоминая этого юношу, я не могу удержаться от улыбки.  Однако,  если
он вызовет улыбку и у читателя, мне станет совестно. Если сын мой в  его
годы станет похож на него, это будет отрадно для меня и  совсем  неплохо
для нашей отчизны.
   Но при всем том, признаюсь, я нисколько не  огорчился,  когда  вместо
него явилась его сестра. Она принесла мне немного черствого хлеба и кув-
шин молока, в которое, по шотландскому обычаю, щедро прибавила виски.
   - Прошу прощения, - сказала она, - но я не посмела принести вам ниче-
го другого. У нас такая маленькая семья, и тетушка не  спускает  глаз  с
прислуги. Я долила в молоко немного виски - это лучше вас подкрепит, ну,
а в придачу тут есть яйца. Сколько яиц вам нужно к молоку?  Остальные  я
должна отнести тетушке - под этим предлогом я сюда и  пришла.  Я  думаю,
вам будет довольно трех или четырех. Вы умеете их вбивать в молоко?  Или
лучше мне сделать это самой?
   Желая удержать ее здесь как можно дольше, я показал ей свои  кровото-
чащие ладони. Девушка громко ахнула.
   - Дорогая моя мисс Флора, не разбив яиц, не сделаешь яичницы, -  ска-
зал я, - а сбежать из Эдинбургского замка не безделица. Один  из  наших,
кажется, даже разбился.
   - Да ведь вы бледны как полотно и еле держитесь на ногах! -  восклик-
нула она. - Вот вам моя шаль, постелите ее в углу и сядьте,  а  я  собью
вам яйца. Видите, я и вилку захватила. В былые времена я бы отлично мог-
ла ухаживать за якобитами или ковенантерами! Нынче  вечером  вы  поедите
лучше: Рональд принесет что-нибудь из города. Денег у  нас  довольно,  а
провизией мы распоряжаться не можем. Ах, если бы мы с Рональдом  были  в
этом доме хозяевами, вам не пришлось бы томиться здесь, в жалкой  хибар-
ке! Рональд так вами восхищается!
   - Дорогой друг, - сказал я, - бога ради, не смущайте меня  еще  новым
подаянием. Я счастлив был принять его из ваших рук, когда у меня была  в
том нужда, теперь же, хоть я и  нуждаюсь  решительно  во  всем,  зато  в
деньгах у меня недостатка нет. - Я вытащил пачку ассигнаций  и  протянул
Флоре одну бумажку, на которой стояла цифра десять фунтов и подпись зна-
менитого Абрахама Ньюлендса. - Сделайте милость, возьмите эти деньги  на
расходы; ведь вы, безусловно, согласились бы, чтобы я взял их  у  вашего
брата, окажись он на моем месте, а я - на его. Мне понадобится не только
еда, но и платье.
   - Положите деньги на пол, - сказала Флора. - Я не могу  остановиться,
пока не собью яйца.
   - Вы не обиделись? - воскликнул я.
   Она ответила взглядом, который уже сам был мне наградой и,  казалось,
в будущем сулил еще больше. Была в нем и тень упрека  и  такое  тепло  и
нежность, что я лишился дара речи. И пока она  не  кончила  приготовлять
кушанье, я не сводил с нее глаз.
   - Ну вот, - сказала она, - теперь отведайте.
   Я отведал - и поклялся, что это поистине нектар.  Флора  собрала  ос-
тальные яйца, присела напротив меня и смотрела, как я ем. В ту минуту от
этой высокой юной девушки веяло материнской нежностью, и на  нее  невоз-
можно было смотреть без восхищения. Аппетит у меня был хоть куда, и я по
сей день удивляюсь умеренности, с которой тогда ел.
   - Какое платье вам понадобится? - спросила Флора.
   - То, которое приличествует джентльмену, - отвечал я. -  Прав  я  или
нет, но, думаю, эта роль подходит мне более  всего.  По  моему  замыслу,
мистер Сент-Ив (а так я буду именоваться во время предстоящего мне путе-
шествия) будет фигурой в достаточной мере экзотической, и костюм у  него
должен быть под стать.
   - Но тут есть одна трудность, - сказала Флора. - Если на  вас  грубая
одежда, никто не смотрит, как она сидит. Но  если  речь  идет  о  платье
джентльмена... О, тут уж совершенно необходимо, чтобы оно сидело  безуп-
речно! А особливо при том, - она не сразу нашла нужное слово, - при том,
что манеры у вас несколько необычные и все вас тотчас приметят.
   - Увы, бедные мои манеры! - сказал я. - Но что поделаешь, милый  друг
Флора, человечество принуждено мириться со всеми  этими  незначительными
приметами и различиями. Вот хотя бы вы - вас мигом приметишь даже в тол-
пе посетителей, что приходят в крепость навестить несчастных узников.
   Я вдруг убоялся, что спугнул своего доброго ангела,  и,  не  переводя
дыхания, стал говорить, какая материя и какие цвета желательны для моего
туалета.
   - Но, мистер Сент-Ив! - воскликнула Флора, глядя на меня широко раск-
рытыми глазами. - Мистер СентИв, если таково отныне ваше имя, я не гово-
рю, что все это не будет вам к лицу, но благоразумно ли  так  наряжаться
для дальнего пути? Боюсь, - продолжала она с милым смешком, - боюсь,  не
слишком ли это сумасбродно!
   - Ну, а сам я разве не сумасброд? - спросил я.
   - Я и вправду начинаю так думать, - отвечала она.
   - Вот видите! Меня достаточно долго выставляли на  посмешище.  Неужто
вы не чувствуете, что в плену для меня горше всего была одежда, в  кото-
рой я вынужден был ходить? Можете заключить меня в тюрьму, можете,  если
угодно, заковать в цепи, но дайте мне остаться самим собой. Вы и  помыс-
лить не можете, каково это - чувствовать себя клоуном, да еще среди вра-
гов, - с горечью прибавил я.
   - Но вы глубоко несправедливы! - воскликнула  Флора.  -  Вы  говорите
так, словно кому-нибудь приходило на ум над вами смеяться. Ничего подоб-
ного не было. Все мы болели за вас душой. Даже моя тетушка, хоть, боюсь,
порою ей и не хватало деликатности. Видели бы вы ее  дома,  слышали  бы,
что она говорит! Она принимала в вас такое участие! Нас огорчала  каждая
заплата на вашем платье; тут нужна бы сестринская забота.
   - Вот чего я лишен... У меня никогда не было сестры, - сказал я. - Но
если вы говорите что вид мой не был вам смешон...
   - Что вы, мистер Сент-Ив! - воскликнула она. - Никогда. Ни одной  ми-
нуты. Все это слишком печально. Видеть джентльмена...
   - В шутовском наряде и к тому же с протянутой рукой, точно нищего?  -
перебил я ее.
   - Видеть джентльмена в беде, который  переносит  ее  с  таким  досто-
инством, - возразила Флора.
   - И неужто вы не понимаете, мой прелестный неприятель, - сказал я,  -
что даже если все так и было, как вы говорите, даже  если  вы  находили,
что шутовской наряд мне к лицу, ради меня самого, ради  моей  отчизны  и
ради вашей доброты я только еще сильней хочу, чтобы вы  наконец  увидели
того, кому так облегчили существование, в том обличье, какое  ему  пред-
назначено богом! Чтобы вы могли вспомнить его не  только  в  ярко-желтой
хламиде и три дня небритым!
   - Вы придаете чересчур большое значение одежде, - заметила  Флора.  -
Для меня же это не так важно.
   - А для меня, боюсь, это очень важно, - сказал я. - Но не судите меня
слишком строго. Ведь я пекусь лишь о том, чтобы было чем вспомнить чело-
века. У меня у самого их много, этих бесценных памяток, милых сердцу по-
дарков, и, пока я жив, пока мне не изменила память, я с ними не  расста-
нусь. Немало воспоминаний храню я и о великих делах и о высоких доброде-
телях - о милосердии, сострадании, вере. Но иной раз нельзя забывать и о
мелочах. Помните ли вы, мисс Флора, тот день, когда я увидел  вас  впер-
вые, день, когда задувал сильный восточный ветер? Сказать вам, какое  на
вас было тогда платье, мисс Флора?
   К этому времени мы оба уже поднялись, и она взялась за  ручку  двери,
собираясь уйти. Быть может, сознание, что она уходит, придало мне  храб-
рости воспользоваться этими последними минутами, а это, в свою  очередь,
помогло ей ускользнуть.
   - Право же, вы слишком романтичны! - со смехом сказала она, и на этом
солнце мое закатилось, очаровательница моя исчезла, и я вновь остался  в
полутьме в обществе наседок.
 
 
   ГЛАВА IX
   ВТРОЕМ ХОРОШО, А ЧЕТВЕРТЫЙ УЖЕ ЛИШНИЙ
 
   Остаток дня я спал в углу курятника на шали Флоры  и  проснулся  лишь
оттого, что в глаза мне ударил свет; я  вскочил,  едва  не  задохнувшись
(ибо в эту минуту мне, разумеется, привиделось, что я все еще  спускаюсь
с крепостных стен), и увидел, что надо мною склонился Рональд с  фонарем
в руке. Оказалось, что уже за полночь, что проспал я чуть не шестнадцать
часов, что Флора уже загнала кур в курятник, а я и не  слыхал,  как  она
входила. Невольно я спросил себя: наклонилась ли она надо мною, когда  я
спал, взглянула ли на меня? Мои высоконравственные соседки спали  непро-
будным сном; приободренный мыслью о предстоящем ужине, я насмешливо  по-
желал им доброй ночи, вышел в сопровождении Рональда в сад и был бесшум-
но введен в спальню на первом этаже. Там меня ждали мыло, вода,  бритва,
застенчиво предложенная мне юным хозяином, который сам пока еще  в  этом
предмете не нуждался, и новое платье.  Какая  это  была  восхитительная,
хоть и несколько ребяческая радость - вновь побриться самому, не полага-
ясь на тюремного цирюльника! Волосы мои сильно отросли, но у меня хвати-
ло благоразумия не пробовать остричься собственноручно. От природы они у
меня вьются, и я, право же, не находил, чтобы прическа эта меня  слишком
уродовала. Платье оказалось почти так хорошо, как я надеялся.  Жилет  из
тончайшей шерсти был очень мил, панталоны - отличного кашемира, и сюртук
сидел превосходно. Когда я облачился во все это и глянул на себя в  зер-
кало, я поневоле послал своему изображению воздушный поцелуй.
   - Дорогой мой, - сказал я Рональду, - а духов у вас нет?
   - Господи помилуй, конечно, нет! - воскликнул тот. -  Зачем  они  вам
понадобились?
   - Самонужнейшая штука в походе, - отвечал я. - Ну ничего, обойдемся.
   Теперь с теми же предосторожностями, стараясь не производить  ни  ма-
лейшего шума, меня ввели в маленькую столовую  с  эркером.  Ставни  были
закрыты, фитиль в лампе опасливо приспущен. Красавица  Флора  поздорова-
лась со мною шепотом, и, когда меня усадили за стол, оба продолжали соб-
людать такие предосторожности, которые показались бы  чрезмерными,  даже
если бы мы находились в Ухе Диониса [14].
   - Она спит вон там, - пояснил Рональд, указывая в потолок, и при мыс-
ли, что я нахожусь в такой близости от места, где покоится золотой  лор-
нет, даже и я ощутил некоторое смятение.
   Милый юноша привез из города пирог с мясом, и мне отрадно  было  уви-
деть рядом с, ним, графин поистине великолепного портвейна. Пока я