ил ухо к груди Ларсана и объявил, что все  кончено.  После  этих  слов
Рультабийль попросил всех уйти из Квадратной башни и позабыть о покойнике.
   - Я сам займусь им, - мрачно  сказал  он.  -  Этот  труп  -  лишний,  его
отсутствия никто не заметит.
   Затем он  отдал  Уолтеру  распоряжение,  а  Артур  Ранс  перевел  его  на
английский:
   - Уолтер, принесите-ка мне мешок, в котором лежал "лишний труп".
   С  этими  словами  он  жестом  приказал  нам  выйти;   мы   повиновались.
Рультабийль остался наедине С трупом своего отца.

***

   Роберу Дарзаку стало плохо, и мы  тотчас  же  перенесли  его  в  гостиную
Старого Боба. Но это была лишь минутная слабость: открыв глаза, он улыбнулся
Матильде, склонившей над ним свое прекрасное лицо, на котором читался  страх
потерять любимого мужа в  минуту,  когда  благодаря  таинственному  стечению
обстоятельств она обрела его вновь. Робер  Дарзак  убедил  ее,  что  ему  не
грозит никакая опасность, и попросил вместе с м-с  Эдит  выйти  из  комнаты.
Когда дамы оставили нас, мы  с  Артуром  Рапсом,  принявшись  оказывать  ему
помощь, увидели, в каком необычном состоянии  он  находился.  Каким  образом
этому  человеку,  которого  все  считали  мертвым,  которого  на   последнем
издыхании засунули в мешок, - каким  образом  удалось  ему  выйти  живым  из
пресловутого шкафа? Раздев г-на Дарзака и сняв повязку, скрывавшую  рану  на
груди, мы увидели, что эта рана (случаи не такой уж редкий) хоть  и  вызвала
мгновенный обморок, не была серьезной. Пуля, попавшая в Дарзака в разгар его
отчаянной борьбы с Ларсаном, расплющилась о грудную кость и вызвала  сильное
кровотечение, организм получил болезненную  встряску,  но  никакой  жизненно
важный орган задет не был.
   История знает случаи, когда людям казалось, что они  видят,  как  умирает
такой раненый, а тот через несколько часов как ни  в  чем  не  бывало  вновь
появлялся перед ними. Мне и самому вспомнился случай, который успокоил  меня
окончательно. Мой добрый приятель журналист Л,  на  дуэли  с  музыкантом  В,
выстрелил своему противнику прямо в грудь, и  тот  упал,  не  успев  сделать
ответного выстрела. Однако через несколько секунд  мертвец  встал  и  всадил
пулю моему приятелю в бедро, так  что  тот  чуть  было  не  лишился  ноги  и
несколько месяцев пролежал в  постели.  Музыкант  же  пришел  в  себя  и  на
следующий день отправился прогуляться  по  бульвару.  Как  и  Дарзаку,  пуля
угодила ему в грудную кость.
   Только мы закончили  перевязывать  Дарзака,  как  подошедший  папаша  Жак
закрыл дверь в коридор, которая была приоткрыта.  Я  принялся  размышлять  о
причинах, побудивших к этому доброго старика, но тут в  коридоре  послышался
звук, словно по полу тащили чье-то тело. Я подумал о Ларсане, о мешке из-под
"лишнего трупа" и о Рультабийле.
   Оставив Артура Ранса рядом с г-ном Дарзаком, я  подбежал  к  окну.  Я  не
ошибся: во дворе появилось мрачное шествие.
   Уже почти стемнело. Благодатная ночь опускалась на все вокруг. Я различил
Уолтера, сторожившего вход под потерну. Он смотрел в сторону первого  двора,
готовый, очевидно, преградить путь любому, кто вздумал  бы  пройти  во  двор
Карла Смелого.
   Я увидел, как Рультабийль и папаша  Жак  идут  к  колодцу,  сгибаясь  под
тяжестью какого-то темного предмета; предмет этот был мне хорошо знаком,  но
в ту ужасную ночь в нем было тело другого человека... Мешок был  тяжел.  Они
положили его на край колодца. И тут я увидел, что колодец открыт -  да,  его
деревянная крышка стояла в стороне. Рультабийль вспрыгнул на край колодца  и
полез внутрь. Делал он это уверенно, словно путь был ему уже знаком.  Вскоре
голова его скрылась из виду.  Тогда  папаша  Жак  спихнул  мешок  внутрь  и,
поддерживая его, наклонился над краем. Затем он выпрямился и закрыл колодец,
аккуратно положив на место крышку и придавив ее железными брусьями. Они  при
этом звякнули, и я вспомнил, что этот звук озадачил меня в ту ночь, когда  я
перед "открытием Австралии" бросился вслед за тенью, но та вдруг исчезла и я
оказался перед затворенной дверью Нового замка.
   Но мне хотелось увидеть... До  последней  минуты  мне  хотелось  увидеть,
узнать. Слишком много  необъяснимого!  Я  знал  только  самую  важную  часть
правды, но не всю правду, мне кое-чего  недоставало,  чтобы  понять  все  до
конца.
   Выйдя из Квадратной башни, я отправился к себе в Новый замок  и  встал  у
окна; мой взгляд пытался проникнуть во мрак,  нависший  над  морем.  Темная,
непроницаемая ночь. Ничего. Тогда я попробовал прислушаться, но не  различил
даже скрипа весел. Вдруг далеко, очень далеко в море - во всяком случае, мне
показалось, что это происходит где-то у  самого  горизонта,  рядом  с  узкой
красной  полоской  заката,  украшавшей  ночь  последним  отблеском  дневного
солнца, - вдруг в эту полоску вошла какая-то тень,  отнюдь  не  большая,  но
мне, не видевшему ничего, кроме нее, она показалась колоссальной, громадной.
Тенью этой была лодка; словно бы сама скользнув по воде, она остановилась, и
из нее поднялся силуэт Рультабийля. Я узнал его, как если бы он находился  в
двух метрах от меня. На фоне красной полоски все  его  жесты  вырисовывались
необычайно отчетливо. Продолжалась сцена недолго. Он наклонился и  сразу  же
выпрямился, держа в руках мешок, чьи очертания сливались с его собственными.
Затем мешок упал во мрак, и я снова видел лишь  маленький  силуэт  человека,
который простоял несколько секунд нагнувшись, затем опустился в лодку, и  та
снова заскользила по воде, пока не вышла за пределы красной полоски. А потом
пропала и она.
   Рультабийль опустил в воды залива Геркулес труп Ларсана.

Эпилог

   Ницца, Кан, Сан-Рафаэль, Тулон... Без сожаления я следил, как  проплывают
передо мной этапы моего обратного пути. На следующий день  после  завершения
этих ужасных событий я поспешил оставить Юг, поскорее  оказаться  в  Париже,
погрузиться в свои  дела,  а  главное,  оказаться  наедине  с  Рультабийлем,
который едет теперь в соседнем купе вместе с Дамой в  черном.  До  последней
минуты, то есть до Марселя, где им предстоит расстаться, я не хочу мешать их
нежным,  а  быть  может,  и  отчаянным  излияниям,  разговорам  о   будущем,
последнему прощанию. Несмотря на все уговоры Матильды, Рультабийль  решил  с
нею расстаться, ехать в Париж и продолжать работу в газете. У  него  хватило
твердости духа оставить супругов вдвоем. Дама в черном не  смогла  возражать
Рультабийлю: условия диктовал он.  Он  захотел,  чтобы  г-н  и  г-жа  Дарзак
продолжали  свадебное  путешествие,  как  будто  в  Красных  Скалах   ничего
необычайного не произошло. Выезжал в это счастливое путешествие один Дарзак,
а закончит его - другой, однако для всех это будет один и  тот  же  человек.
Г-н и г-жа Дарзак женаты. Их соединяет гражданский закон.  Что  же  касается
закона церковного, то, по словам Рультабийля, это  может  решить  лишь  папа
римский, и  супруги  отправятся  в  Рим,  чтобы  все  устроить  и  успокоить
угрызения совести. Пусть они будут счастливы, по-настоящему счастливы -  они
этого заслужили.
   Никто никогда не узнал бы о  жуткой  драме  с  мешком,  в  котором  лежал
"лишний труп", если бы сейчас, когда я пишу эти  строки,  когда  прошло  уже
столько лет и можно не бояться скандального процесса, - если  бы  сейчас  не
возникла необходимость познакомить публику с тайной Красных Скал, как в свое
время я познакомил ее с секретами Гландье. Все дело тут в мерзавце Бриньоле,
которому известно довольно много и который из Америки, куда он  эмигрировал,
угрожает, что заставит нас все рассказать. Он собирается  написать  какой-то
мерзкий пасквиль, а поскольку профессор Стейнджерсон перешел в небытие, куда
по его теории каждый день исчезает все и откуда каждый день  все  появляется
снова, мы решили опередить события и поведать всю правду.
   Бриньоль... Какова была его  роль  в  этом  ужасном  деле?  Сейчас  -  на
следующий день после развязки, сидя в поезде, который везет меня в Париж,  в
двух шагах от обнявшихся и плачущих Рультабийля и Дамы в черном, - сейчас  я
задаю себе этот вопрос. Ах, сколько вопросов я задавал  себе,  прислонившись
лбом к окну спального вагона! Одно слово, одна фраза  Рультабийля  могли  бы
мне все прояснить, но он со вчерашнего  дня  забыл  "  думать  обо  мне.  Со
вчерашнего дня он не расстается с Дамой в черном.
   Они попрощались в "Волчице" с профессором  Стейнджерсоном.  Робер  Дарзак
сразу же уехал в Бордигеру, где позже к нему присоединится  Матильда.  Артур
Ранс и м-с Эдит проводили нас до вокзала. Вопреки моим  предположениям,  м-с
Эдит отнюдь не опечалилась из-за моего отъезда. Такое безразличие  я  отношу
на счет того, что на перроне нас нагнал князь Галич. Она сообщила  ему,  что
Старый Боб чувствует себя превосходно, и больше мною не занималась. Мне  это
причинило настоящую боль. Теперь, кажется, мне пора сделать  читателям  одно
признание. Я никогда и не намекнул бы о чувствах, которые я испытывал к  м-с
Эдит, если бы через несколько лет, после  смерти  Артура  Ранса  -  об  этой
трагедии я, быть может, когда-нибудь расскажу, - я не женился на  белокурой,
грустной и грозной Эдит...
   Мы подъезжаем к Марселю... Марсель! Прощание было душераздирающим. Они не
сказали друг другу ни слова.
   Когда поезд тронулся,  она  осталась  неподвижно  стоять  на  перроне,  с
опущенными руками, в своем  темном  платье,  словно  статуя,  олицетворяющая
траур и тоску.
   Плечи Рультабийля вздрагивали от рыданий.

***

   Лион. Нам не  спалось,  и,  спустившись  на  перрон,  мы  вспомнили,  как
несколько дней назад проезжали здесь, стремясь на помощь бедняжке. Мы  снова
погрузились  в  драму.  Рультабийль  говорил,  говорил...  Должно  быть,  он
старался забыться, не думать больше о  своей  боли,  которая  заставила  его
плакать, словно мальчишку, как в те времена...
   - Но ведь этот Бриньоль оказался мерзавцем, старина! - заявил  он  мне  с
упреком, который почти заставил меня поверить, что  я  всегда  считал  этого
бандита честным человеком.
   И тут он рассказал мне все об этом  невероятном  деле,  которое  занимает
здесь так немного строчек. Ларсану  был  нужен  родственник  Дарзака,  чтобы
засадить того в сумасшедший дом. И он отыскал  Бриньоля.  Лучшего  помощника
ему не приходилось и желать. Оба мошенника поняли друг  друга  с  полуслова.
Всем известно, что  даже  сегодня  не  составляет  большого  труда  засадить
кого-либо в палату психиатрической лечебницы.  Как  это  ни  невероятно,  во
Франции для  подобного  мрачного  дела  достаточно  желания  родственника  и
подписи врача. Изобразить чужую подпись всегда было для Ларсана пустяком. Он
ее подделал, и Бриньоль, которому он щедро заплатил, взял все на  себя.  Его
приезд в Париж был уже частью комбинации.  Ларсан  планировал  занять  место
Дарзака еще до свадьбы. Несчастный случай, из-за  которого  Дарзак  повредил
себе глаза, как я и  думал,  был  вовсе  не  случаен.  Бриньоль  должен  был
устроить все таким образом, чтобы зрение г-на Дарзака оказалось не в порядке
- тогда Ларсан, заняв его место, получил бы сильный козырь: черные  очки,  а
так как носить их не снимая невозможно, то и право находиться в тени.
   Отъезд  г-на  Дарзака  на  Юг  упростил  преступникам  задачу.  В   конце
пребывания Дарзака в Сан-Ремо Ларсан, не  перестававши!!!  за  ним  следить,
буквально упрятал его в сумасшедший дом. Естественно,  ему  помогла  в  этом
специальная "полиция", не имеющая никакого отношения к официальной полиции и
предоставляющая свои услуги семьям в  различных  неприятных  случаях,  когда
требуются соблюдение тайны и быстрота.
   Однажды Дарзак прогуливался у подножия горы. Сумасшедший дом находился на
ее склоне, в двух шагах от итальянской  границы;  там  давно  уже  было  все
приготовлено  для  встречи  бедняги.  Перед  отъездом   в   Париж   Бриньоль
договорился с директором и представил  ему  своего  доверенного  -  Ларсана.
Встречаются порой директора  психиатрических  лечебниц,  которые  не  задают
лишних вопросов - лишь бы все было в согласии с буквой закона да клиенты  не
скупились. Произошло все очень быстро, такие вещи случаются каждый день.
   - Но как вы об этом узнали? - спросил я у Рультабийля.
   - Помните, друг мой, -  ответил  репортер,  -  вы  принесли  мне  в  форт
Геркулес кусочек  бумаги  -  в  тот  день,  когда,  никого  не  предупредив,
отправились выслеживать этого ловкача Бриньоля, который ненадолго поехал  на
Юг? Этот обрывок бланка из Сорбонны с двумя слогами "...бонне" сослужил  мне
хорошую службу. Во-первых, обстоятельства,  при  которых  вы  его  нашли,  а
во-вторых, то, что вы подобрали его  там,  где  прошли  Ларсан  и  Бриньоль,
сделали его для меня весьма ценным.  И  потом,  место,  где  вы  его  нашли,
оказалось для меня неожиданностью,  когда  я  отправился  искать  настоящего
Дарзака, убедившись, что именно его как "лишний труп"  спрятали  в  мешок  и
увезли.
   И Рультабийль красноречиво  рассказал  мне,  как  постепенно  проникал  в
тайну, оставшуюся так и не понятой нами.  Во-первых,  неожиданное  открытие,
связанное со скоростью высыхания краски, во-вторых, ложь одного из Дарзаков.
После того как человек с мешком  уехал,  Рультабийль  расспросил  Бернье,  и
привратник повторил лживые слова того, кого все принимали за  Дарзака.  Этот
человек удивился словам Бернье, но не сказал, что  Дарзак,  которому  Бернье
отпер в пять часов, был вовсе не  он.  Он  решил  скрыть  появление  второго
Дарзака, а скрывать это ему был смысл лишь в том случае, если второй  Дарзак
был подлинным. Он должен  был  утаить,  что  где-то  есть  или  был  другой,
настоящий Дарзак. Это было ясно как день. Рультабийль удивился, не зная, что
и подумать, ему стало плохо, зубы его застучали. Быть  может,  надеялся  он,
папаша Бернье ошибся, неверно истолковав удивление  и  слова  г-на  Дарзака.
Рультабийль должен спросить об этом у самого Дарзака,  и  тогда  все  станет
ясно. Скорее бы он вернулся! Замкнуть круг должен сам г-н  Дарзак.  С  каким
нетерпением ждал его Рультабийль! И  когда  тот  вернулся,  как  Рультабийль
цеплялся за самую слабую надежду...  "Вы  видели  лицо  этого  человека?"  -
спросил он, и, когда Дарзак ответил: "Нет, не видел", - Рультабийль не сумел
скрыть своей радости. Ведь Ларсан легко мог ответить: "Да, видел,  это  лицо
Ларсана". Молодой человек  не  догадался,  что  это  была  последняя  уловка
бандита, намеренная оговорка человека,  прекрасно  вошедшего  в  роль:  ведь
настоящий Дарзак именно так и поступил бы.  Он  избавился  бы  от  страшного
груза, даже не посмотрев на него. Но что стоили все ухищрения Ларсана против
разума  Рультабийля?  Фальшивый  Дарзак  после  точных  вопросов,   заданных
Рультабийлем, замкнул круг. Он солгал.  Теперь  Рультабийль  все  понял.  Во
всяком случае, глаза его, которые всегда  смотрят  вдогонку  разуму,  теперь
прозрели.
   Но что же делать? Разоблачить Ларсана  немедленно,  и  тот,  быть  может,
ускользнет? А заодно раскрыть глаза матери на то,  что  она  вторично  вышла
замуж за Ларсана и помогла убить Дарзака? Нет, ни в коем случае!  Он  должен
поразмыслить,  понять,  что-то  придумать.  Рультабийль  хотел   действовать
наверняка и поэтому попросил отсрочку на сутки.  Он  обеспечил  безопасность
Дамы в черном, переселив ее к профессору Стейнджерсону и взяв с  нее  тайное
обещание не выходить из замка. Он обманул Ларсана, заставив  того  поверить,
что совершенно уверен в виновности Старого Боба. И когда Уолтер  вернулся  в
замок с пустым мешком, у него появилась надежда: а вдруг Дарзак жив? Как  бы
то ни было, он отправляется  его  искать.  У  Дарзака  он  берет  револьвер,
найденный в Квадратной башне, совершенно новый. Такие револьверы он видел  в
оружейной лавке в Ментоне. Он отправляется в эту лавку, показывает револьвер
и узнает, что купил его накануне  утром  человек  со  следующими  приметами:
мягкая шляпа, просторное серое пальто, большая, окаймляющая все лицо борода.
Рультабийль тут же теряет этот след, но не задерживается,  а  берет  другой,
который привел Уолтера к Кастийонской расселине. Там он делает то,  чего  не
сделал Уолтер.  Тот,  найдя  мешок,  ничем  больше  не  занимался,  а  сразу
спустился в форт Геркулес. А Рультабийль, продолжая идти по следу (его  было
легко  читать  благодаря  большому  расстоянию  между  колесами   двуколки),
обнаружил, что от Кастийона, вместо того чтобы возвращаться к Ментоне,  след
идет дальше, на противоположный склон  в  сторону  Соспеля.  Соспель!  Разве
Бриньоль не вышел в  Соспеле?  Бриньоль...  Рультабийль  вспоминает  о  моей
экспедиции. Зачем Бриньоль приехал в эти края? Его присутствие здесь  должно
быть тесно связано с драмой. С  другой  стороны,  исчезновение  и  появление
Дарзака говорит за то, что кто-то  его  лишил  свободы.  Но  где?  Бриньоль,
который явно связан с Ларсаном, просто так из Парижа не приехал бы. А  может
быть, он приехал в этот ответственный момент, чтобы пронаблюдать за узником?
Размышляя таким  образом  и  сделав  логические  умозаключения,  Рультабийль
расспросил хозяина трактира, расположенного у Кастийонского туннеля,  и  тот
признался, что накануне его удивило появление человека, приметы  которого  в
точности совпадали с приметами  посетителя  оружейной  лавки.  Человек  этот
зашел к нему напиться, но казался не в себе и вел себя очень странно:  можно
было подумать, что он сбежал из сумасшедшего дома. Рультабийль почувствовал:
"Жарко!"  и  безразличным  тоном  поинтересовался:  "Так  у  вас  тут   есть
сумасшедший дом?" Хозяин ответил: "Конечно, есть, на склоне горы  Барбонне".
Вот тут-то два слога "...бонне" и приобрели смысл. Теперь у  Рультабийля  не
оставалось сомнений, что Дарзака силою упрятали в сумасшедший  дом  на  горе
Барбонне. Он вскочил в экипаж  и  приказал  везти  его  в  Соспель,  который
находится у подножия этой горы. Он рисковал встретить  Бриньоля,  однако  не
встретил и тут же отправился к больнице для  умалишенных.  Настроен  он  был
очень решительно. Как репортер  газеты  "Эпок"  он  собирался  "разговорить"
директора под предлогом, что делает материал  для  профессоров  Сорбонны.  И
тогда, быть может, ему удастся точно узнать, что стало с Дарзаком: ведь  раз
мешок найден пустым, раз след двуколки  тянулся  в  Соспель,  где,  впрочем,
терялся, раз Ларсан не счел необходимым избавиться от Дарзака, сбросив его в
мешке в Кастийонскую расселину, значит, ему выгодно было  возвратить  живого
Дарзака в сумасшедший дом. Тут Рультабийлю пришла в  голову  здравая  мысль:
живой Дарзак гораздо нужнее Ларсану, чем  мертвый.  Какой  прекрасный  будет
заложник, когда Матильда заметит подмену! Он ведь сделает  Ларсана  хозяином
положения, и несчастная женщина будет вынуждена заключить с ним что-то вроде
соглашения. Если же Дарзак умрет, Матильда убьет Ларсана сама или выдаст его
правосудию.
   Рультабийль рассчитал верно. У дома умалишенных он наткнулся на  Бриньоля
и не долго думая схватил его за горло и пригрозил револьвером. Бриньоль  был
трусом. Он тут же запросил пощады и заявил, что Дарзак жив.  Через  четверть
часа  Рультабийль  знал  все.  Однако  револьвера  оказалось   недостаточно:
Бриньоля страшила смерть - он  очень  любил  жизнь  и  все,  что  делает  ее
приятной, в особенности деньги. Рультабийль без труда убедил его,  что  если
он не предаст Ларсана, то его песенка спета, а вот если он поможет семейству
Дарзаков  выйти  из  этого  положения  без  скандала,  то  неплохо  на  этом
заработает. Они ударили по рукам и отправились в сумасшедший  дом,  директор
которого принял и выслушал их с известным изумлением, вскоре  превратившимся
сперва в  ужас,  а  затем  в  необычайную  любезность,  которая  вылилась  в
немедленное освобождение Робера Дарзака. Дарзак по счастливой случайности, о
которой я уже  рассказывал,  почти  не  пострадал  от  раны,  чуть  было  не
оказавшейся смертельной. Безмерно счастливый, Рульт