сли вы, господин Дарзак,  думаете,
что сможете долго вводить жену в заблуждение относительно появления Ларсана,
то вы глубоко ошибаетесь.
   - И все же к концу нашей поездки она почти примирилась с мыслью, что  это
была галлюцинация, и на вокзале в Гараване  выглядела  вполне  спокойной,  -
ответил Дарзак.
   - В Гараване? - переспросил  Рультабийль.  -  Взгляните-ка,  мой  дорогой
господин Дарзак, какую телеграмму она мне оттуда послала.
   С этими словами репортер протянул телеграмму из двух слов:  "На  помощь!"
Прочитав ее, Дарзак ужаснулся и, горестно покачав головой, проговорил:
   - Она снова сойдет с ума.
   Этого опасались мы все, и - странное дело! -  этой  фразой,  прозвучавшей
как отголосок нашего ужаса, встретила Рультабийля на перроне в Ментоне  г-жа
Дарзак, хотя она вместе с отцом обещала г-ну Рансу не покидать Красные Скалы
до его возвращения. Причин, вынудивших его просить об этом, г-н Ранс  им  не
объяснил (так как не успел ничего придумать), но обещал сделать  это  позже.
Увидев на перроне Рультабийля, г-жа Дарзак  бросилась  к  нему  и,  как  нам
показалось, лишь ценой немалого усилия над собой не заключила его в объятья.
Я видел, как она  вцепилась  в  него,  словно  потерпевший  кораблекрушение,
который вцепляется в руку. Способную  спасти  его  от  гибели  в  пучине.  Я
слышал, как она шепнула:
   "Я чувствую, что схожу с ума!" Что же касается Рультабийля,  я  несколько
раз видел его таким же бледным, но таким холодным - никогда.

Глава 6
Форт Геркулес

   Выйдя из поезда в Гараване, путешественник  в  любое  время  года  словно
оказывается в саду  Гесперид,  чьи  яблоки  разожгли  вожделение  победителя
Немейского чудовища <Имеется в виду один из подвигов Геракла.>. Но  несмотря
даже на бесчисленные лимонные и апельсинные  деревья,  которые,  стоя  вдоль
дорожек, возносят в ароматный воздух над оградами свои солнечные плоды,  мне
не пришла бы на ум древняя легенда о сыне Юпитера и  Алкмены,  если  бы  все
здесь не напоминало о его  славе  и  путешествии  на  этот  чудесный  берег.
Рассказывают, что финикийцы, привезя своих пенатов под сень этих  скал,  где
впоследствии  обосновалось  семейство  Гримальди   <Генуэзские   патриции.>,
назвали здешнюю маленькую гавань, а также гору, мыс  и  полуостров  на  этом
побережье именем Геркулеса, своего божества. Мне же,  однако,  кажется,  что
так они назывались и раньше: древние боги,  уставшие  от  белой  пыли  дорог
Эллады, не могли найти  места  для  отдыха,  более  прекрасного,  теплого  и
благоуханного, чем это. Они-то и были  первыми  туристами  на  Ривьере.  Сад
Гесперид находился именно здесь, и Геркулес приготовил это место  для  своих
товарищей с Олимпа,  убив  злого  стоглавого  дракона,  который  желал  один
владеть всем Лазурным берегом. Поэтому мне сдается, что найденные  несколько
лет назад в Красных Скалах кости Elephas antiquus <Древнего  слона  (лат.).>
принадлежали на самом деле этому дракону.
   Выйдя из здания вокзала, мы молча дошли до берега,  и  тут  нашим  глазам
открылся величественный силуэт укрепленного феодального замка,  стоящего  на
полуострове Геркулеса, который из-за произведенных  на  итальянской  границе
работ уже десять лет как перестал - увы!  -  быть  собственно  полуостровом.
Косые лучи солнца падали на стены древней Квадратной башни, и ее отражение в
море сверкало, словно броня. Башня  напоминала  старого  часового,  который,
помолодев  в  солнечном  блеске,  сторожит  Гараванскую  бухту,  похожую  на
лазурный серп. По мере нашего приближения яркие отблески  постепенно  гасли.
Светило  за  нашей  спиной  опускалось  к  горным  хребтам;  на   западе   с
приближением вечера отроги уже закутались в свою пурпурную шаль, и, когда мы
вошли в замок, он казался только зловещей, грозной тенью.
   На первых ступеньках узкой лестницы, ведущей в одну из башен, мы  увидели
женщину  с  прелестным  бледным  лицом.  Это  была  жена  Артура   Ранса   -
очаровательная и ослепительная Эдит. Я  уверен,  что  Ламмермурская  невеста
<Роман В. Скотта, а также опера Доницетти.> не  была  бледнее  в  тот  день,
когда молодой черноглазый иностранец спас ее от свирепого быка, однако  Люси
была голубоглаза и  златоволоса.  О  Эдит!  Ах,  если  вы  ходите  выглядеть
романтической героиней в  средневековом  окружении"  принцессой,  далекой  и
туманной, страдающей и печальной, нельзя иметь такие глаза, миледи!  А  ваши
локоны - чернее воронова крыла? Цвет этот - вовсе не  ангельский.  Разве  вы
ангел, Эдит? Разве вы и в самом деле так томны? Правдива ли  кротость  ваших
черт? Простите меня, Эдит, за все эти вопросы, однако  когда  я  увидел  вас
впервые и был обманут нежной гармонией вашей легкой  фигурки,  застывшей  на
каменной ступени, я проследил за взглядом, брошенным вами на дочь профессора
Стейнджерсона, и заметил в нем  такую  жесткость,  которая  являла  странный
контраст с вашими приветливыми речами  и  беззаботной  улыбкой.  Голос  этой
молодой женщины безусловно очарователен, ее грация  неподражаема,  ее  жесты
гармоничны. Когда Артур Ранс  нас  знакомил,  она  отвечала  весьма  просто,
приветливо и радушно. Мы с Рультабийлем  -  из  вежливости,  а  также  желая
сохранить свободу передвижений - заявили, что можем жить в другом  месте.  С
прелестной гримаской  пожав  плечами,  она  сказала,  что  комнаты  для  нас
приготовлены, и заговорила о другом.
   - Идемте же. Идемте. Вы еще не видели замка. Сейчас  я  вам  все  покажу.
Нет, "Волчицу" покажу в другой раз - здесь это единственное печальное место.
Как там мрачно, темно, холодно! Оно внушает страх  -  я  обожаю,  когда  мне
страшно. Ах, господин Рультабийль,  вы  мне  станете  рассказывать  страшные
истории, не правда ли? С этими словами очаровательная хозяйка в белом платье
проскользнула мимо нас. Двигалась она как актриса. В этом восточном саду, на
фоне старой грозной башни и увитых цветами хрупких арок разрушенной  часовни
она была чудо как  хороша.  Мы  пересекли  просторный  двор,  столь  обильно
украшенный повсюду травами и цветами, кактусами и алоэ, кустами  лавровишни,
дикими розами  и  маргаритками,  что,  казалось,  вечная  весна  нашла  себе
пристанище  в  этом  замковом  дворе,   где   когда-то   собирались   воины,
отправляющиеся в поход. Двор, отчасти оттого, что был  открыт  всем  ветрам,
отчасти из-за человеческого небрежения превратился в прекрасный  дикий  сад,
за которым хозяйка почти не ухаживала и даже не пыталась придать  ему  былой
вид. Среди  всей  этой  благоухающей  зелени  виднелся  изящнейший  образчик
старинной  архитектуры.  Представьте  себе  безукоризненную  арку  в   стиле
пламенеющей готики, воздвигнутую на  фундаменте  романской  часовни;  увитые
плющом и вербеной столбы устремляются из своего благоухающего укрытия  вверх
и завершаются на фоне лазурного неба стрельчатой аркой, которая, кажется, ни
на что не опирается. Крыши у часовни уже нет, стен тоже, остался  лишь  этот
кусочек каменного кружева, держащийся  в  вечернем  небе  чудесной  прихотью
равновесия... Слева от нас возвышалась громадная и мощная  башня  XII  века,
которую, как сказала м-с  Эдиг,  местные  крестьяне  называют  "Волчицей"  и
которую не пошатнули ни время, ни люди, ни мир, ни воина, ни пушки, ни бури.
Она  все  такая  же,  какой  увидели  ее  в  1107  году  грабители-сарацины,
завладевшие островами Лерен, но бессильные против замка Геркулес.  Такой  же
ее видел и Саладжери со своими генуэзскими  пиратами:  они  захватили  тогда
форт и даже Квадратную башню и Старый замок, но защитники крепости  взорвали
куртины, связывавшие "Волчицу" с другими укреплениями, и  она  продержалась,
пока не пришли на выручку провансальские сеньоры. Ее-то и выбрала  м-с  Эдит
для жилья.
   Но оставим осмотр замка и  перейдем  к  людям:  Артур  Ранс,  к  примеру,
смотрел в эти секунды на г-жу Дарзак. Они же с Рультабийлем, казалось,  были
где-то далеко. Г-н Дарзак  обменивался  с  г-ном  Стейнджерсоном  ничего  не
значащими замечаниями. На самом деле всеми этими людьми владела одна  мысль,
но они молчали, а если и говорили, то обманывали самих себя.  Мы  подошли  к
потерне <Потайной выход из укрепленного замка.>.
   - А это место мы называем Садовой башней! Отсюда открывается вид на  весь
форт,  на  замок,  на  южный  и  северный  берег.  Смотрите!  -  с   детской
непосредственностью воскликнула Эдит и  вытянула  вперед  руку,  на  которой
висел шарф. - Тут у каждого камня  своя  история.  Если  будете  вести  себя
хорошо, я расскажу.
   - Как весела Эдит, - пробормотал Артур Ранс. - А вот  я  ничего  веселого
тут не вижу.
   Пройдя через потерну, мы оказались в другом  дворе.  Перед  нами  высился
старинный донжон  <Главная  башня  замка.>.  Выглядел  он  и  в  самом  деле
внушительно. Донжон был высокий и квадратный, поэтому  его  называли  еще  и
Квадратной  башней.  А  поскольку  башня  эта  находилась  в  самой   важной
стратегической точке, она носила еще одно название -  Угловая  башня.  Стены
этого самого мощного из всех оборонительных сооружений замка выше  и  толще,
чем в остальных местах. Их начинали складывать еще колоны <Мелкие  земельные
арендаторы.> Цезаря...
   - Внизу, - продолжала Эдит, - в противоположном углу  стоит  башня  Карла
Смелого <Карл Смелый (1433 - 1477) -  герцог  Бургундии  Возглавил  коалицию
знати, поднявшую мятеж против короля Людовика XI.>; ее называют так  потому,
что именно он приказал ее воздвигнуть, когда  потребовалось  укрепить  замок
против артиллерии. О, я ведь  очень  ученая!..  Старый  Боб  устроил  в  ней
кабинет. Жаль - мы бы там сделали прекрасную столовую. Но Старому Бобу я  ни
в чем не могу отказать. Старый Боб - это  мой  дядюшка.  Еще  когда  я  была
маленькая, он требовал, чтобы я его так называла. Сейчас его здесь нет. Дней
пять назад он уехал в Париж и  вернется  только  завтра.  Поехал  сравнивать
древние кости, найденные им в Красных Скалах, с экспонатами парижского Музея
естественной истории. А вот и каменный мешок!
   Эдит указала на обычный  колодец  посреди  двора,  который  она  называла
"каменным мешком" только по романтичности своей натуры. Над колодцем, словно
женщина над фонтаном, стоял эвкалипт с гладким стволом и безлистыми ветвями.
   Пройдя во второй двор, мы - во всяком случае я,  потому  что  Рультабийль
становился все более безразличным и ничего не видел и не слышал, - мы  лучше
поняли расположение форта Геркулес. Поскольку оно играло весьма важную  роль
в событиях, которые разыгрались почти сразу после нашего приезда  в  Красные
Скалы, я помещаю здесь для читателей общий план форта,  начерченный  позднее
самим Рультабийлем.
   Замок был построен в 1140  году  владетелями  Мортолы.  Чтобы  совершенно
изолировать его от  суши,  они  сделали  из  полуострова  остров,  перерезав
тоненький перешеек, связывавший его с берегом. На самом берегу они построили
барбакан  -  полукруглую  башню,  предназначенную  для  защиты  подступов  к
подъемному мосту и двувходных башен.  Сейчас  от  барбакана  не  осталось  и
следа. Шли века, и перешеек снова появился на своем  месте,  подъемный  мост
сняли, а ров засыпали. Стены форта повторяли очертания полуострова, имевшего
форму неправильного шестиугольника. Они  стояли  прямо  на  скалах,  которые
кое-где нависали над волнами, беспрестанно  их  подтачивавшими,  так  что  в
образовавшихся гротах могла укрыться небольшая лодка, если  ее  владелец  не
боялся, что прибой разобьет ее о  каменный  свод.  Такое  расположение  было
весьма удобным, и защитники крепости могли не опасаться штурма  ни  с  какой
стороны.
   В форт можно было войти через северные ворота, которые охранялись башнями
А и А-1, соединенными сводом. Эти башни сильно пострадали во время последних
осад генуэзцев, потом были частично восстановлены и приведены  в  жилой  вид
тщанием миссис Ранс, которая поселила там прислугу. На первом этаже башни  А
жили привратники. Из башни А под арку выходила маленькая дверца, позволявшая
наблюдать за всеми, кто входит и выходит. Обе створки  массивных,  окованных
железом  дубовых  ворот  давным-давно  были  распахнуты  настежь  -  ими  не
пользовались, так как двигать их  было  довольно  трудно,  и  вход  в  замок
преграждала лишь легкая решетка, которую мог открыть каждый - будь то хозяин
или поставщик провизии. Это был единственный вход в  замок,  который  вел  в
первый двор, образованный  крепостными  стенами,  а  также  отчасти  целыми,
отчасти полуразвалившимися башнями. Крепостные  стены  были  далеко  не  так
высоки, как раньше. Древние  куртины,  когда-то  соединявшие  башни  друг  с
другом, были снесены и заменены чем-то  вроде  вала,  шедшего  по  периметру
двора; со двора на вал вели довольно пологие пандусы. Вдоль всего  вала  еще
сохранился парапет  с  бойницами  для  легких  орудий.  Эта  переделка  была
выполнена в XV  веке,  когда  владельцам  замков  уже  приходилось  серьезно
считаться с артиллерией. Башни Б, Б-1  и  Б-2  долгое  время  сохранялись  в
первоначальном  виде,  но  потом  их  островерхие  крыши  заменили  плоскими
платформами, на которые поставили пушки;  позже  их  сравняли  по  высоте  с
парапетом вала, в результате чего из них получилось  нечто  вроде  демилюнов
<То же, что равелины, но стоящие не перед куртиной, а перед  бастионом.>.  В
XVII веке башни сделали ниже, чтобы они не заслоняли  вид  из  окон  другого
построенного тогда же замка, называемого Новым, хотя он теперь  и  заброшен.
Новый замок помечен на плане буквами В-В-1.
   На земляных площадках старых  башен,  также  обнесенных  парапетом,  были
посажены  пальмы,  которые,  впрочем,  росли  плохо,  обжигаемые  ветрами  и
солеными морскими брызгами.  Если  перегнуться  через  полукруглый  парапет,
благодаря которому каждая башня как бы нависает над скалой, в  свою  очередь
нависающей над морем, становится понятно, что замок так же неприступен,  как
и в те времена, когда куртины были на треть ниже старых  башен.  Как  я  уже
говорил, время пощадило лишь "Волчицу", до сих пор нисколько  не  изменившую
своего вида, если не  считать  сторожевой  башенки  наверху,  причудливый  и
старинный силуэт которой уже не  вырисовывается  на  фоне  средиземноморской
лазури. О развалинах часовни я уже говорил. Бывшие службы К,  примыкающие  к
парапету между Б и Б-1, теперь переделаны в конюшню и кухню.
   Я описал переднюю часть форта Геркулес. Во второй двор замка  можно  было
проникнуть только через потерну Е - миссис Ранс называла ее Садовой  башней;
она представляла собой, в сущности,  флигель  с  толстыми  стенами,  который
защищали когда-то башня Б-2 и еще одна башня,  расположенная  в  точке  В  и
снесенная при постройке Нового замка. Между башнями Садовой и Карла  Смелого
тянулись когда-то ров и стена, выходившая контрфорсом в первый двор. Широкий
и глубокий ров все еще существовал, стену же снесли,  и  ее  заменила  стена
самого Нового замка. Посередине ее находились ворота, теперь заколоченные, и
мост, ведущие  во  второй  двор.  Подъемный  мост  разобрали,  а  может,  он
обрушился  сам,  и,  поскольку  высокие  окна  замка  закрывались   толстыми
железными решетками, можно было с уверенностью заключить,  что  второй  двор
остался таким же неприступным, каким и был в те времена, когда Нового  замка
еще не существовало.
   Уровень земли во втором дворе - дворе Карла Смелого, как еще называли его
местные старожилы, - был несколько выше, чем в  первом.  Скала  образовывала
там естественный приподнятый пьедестал для громадной черной колонны  Старого
замка - квадратного, прямого и монолитного, отбрасывавшего свою колоссальную
тень на светлые воды моря. В Старый замок  можно  было  войти  только  через
маленькую дверь 3. Старожилы называли Старый замок Квадратной башней,  чтобы
отличать ее от Круглой или башни Карла Смелого. Между тремя башнями  второго
двора тянулся такой же,  как  в  первом  дворе,  парапет,  замыкавший  таким
образом второй двор.
   Мы уже  говорили,  что  когда-то  Круглую  башню  сделали  вдвое  ниже  и
перестроили; осуществил это владетель Мортолы по плану самого Карла Смелого,
которому он оказал помощь в швейцарской войне. Эта башня  имела  в  диаметре
пятнадцать туазов <1 туаз равняется 1,949  м.>,  в  ее  основании  находился
орудийный каземат, пол которого был на туаз ниже уровня скального основания.
Пандус  вел  в   восьмиугольный   зал   этого   каземата,   своды   которого
поддерживались четырьмя цилиндрическими колоннами. В  стенах  каземата  были
прорезаны широкие амбразуры для трех больших пушек. Именно  здесь  м-с  Эдит
хотела устроить просторную столовую, поскольку благодаря толстым стенам  там
всегда  было  прохладно,  а  через  квадратные  амбразуры  с   внушительными
железными решетками в помещение попадало много света, отраженного от скал  и
сверкающей воды. У этой башни, которую занял дядюшка м-с Эдит для  работы  и
хранения  своих  коллекций,  была  наверху  прекрасная  орудийная  площадка;
хозяйка замка приказала нанести туда хорошей земли и устроила  висячий  сад,
прекраснее которого и вообразить нельзя. В саду стояла  уединенная  беседка,
покрытая  сухими  пальмовыми  листьями.  На  плане  замка  я  показал  серой
штриховкой все здания или части  зданий,  которые  заботами  м-с  Эдит  были
отремонтированы, приведены в порядок и сделаны пригодными для жилья В  Новом
замке это были лишь две спальни  да  небольшая  гостиная  на  втором  этаже,
предназначенные для гостей. Там поместили нас с Рультабийлем, а чету  Дарзак
поселили в Квадратной башне, о чем мы позже поговорим подробнее.
   На первом этаже этой башни две  комнаты  занимал  Старый  Боб  -  он  там
ночевал. Г-н Стейнджерсон поселился  на  втором  этаже  "Волчицы",  под  ним
помещались супруги Раис.
   М-с Эдит пожелала сама показать нам наши  комнаты.  Она  провела  нас  по
залам с обвалившимися потолками, вспученным паркетом  и  покрытыми  плесенью
стенами, однако то сохранившиеся куски лепнины, то  трюмо,  то  облупившаяся
картина, то потрепанный ковер говорили о  былом  великолепии  Нового  замка,
рожденного в великий век фантазией владетеля Мортолы. В наших же комнатах от
прежней  роскоши  не  осталось  и  следа,   но   все   дышало   трогательной
заботливостью. Опрятные и чистенькие, без ковров, с  побеленным  потолком  и
светлым лакированным полом, обставленные в основном современной мебелью  они
нам сразу понравились. Между нашими спальнями находилась небольшая гостиная.
   Завязав галстук, я окликнул Рультабийля и спросил, готов ли он. Ответа не
последовало. Пройдя к нему в спальню, я с удивлением обнаружил, что  он  уже
ушел. Тогда я подошел к окну, которое, так же как у меня, выходило  на  двор
Карла Смелого. В этом просторном дворе росли лишь высоченные эвкалипты, и до
меня донесся их сильный аромат. За  парапетом  вала  раскинулись  молчаливые
воды. Вечерело, море стало темно-голубым, на горизонте у итальянского берега
ночные тени подползали к мысу Оспедалетти. На земле и в воздухе ни звука, ни
ветерка. Такую тишину и неподвижность я  встречал  в  природе  только  перед
яростной бурей и грозой. Однако ничто не  предвещало  подобных  катаклизмов,
ночь явно обещала быть тихой...

***

   Но что за тень там показалась? Откуда  взялся  этот  скользящий  по  воде
призрак? Какой-то рыбак медленно греб, сидя в небольшой лодке, а на ее  носу
стоял Ларсан! Ошибиться было невозможно, немыслимо! Узнать его не составляло
труда.  А  чтобы  никто  не  сомневался,   что   это   он,   Ларсан   принял
вызывающе-грозную позу, которая лучше всяких слов говорила: "Да, это я!" Да,
это был он, Большой Фред! Лодка с  неподвижной  фигурой  медленно  двигалась
вокруг форта. Пройдя под окнами Квадратной башни,  она  взяла  курс  на  мыс
Гарибальди, к каменоломням в  Красных  Скалах.  Скрестив  руки  на  груди  и
повернувшись к башне, человек стоял,  словно  дьявольское  наваждение,  пока
ночь медленно и незаметно не приблизилась к нему сзади и не скрыл