- С удовольствием, Пол.
   - А тебе так и не выправили нос после той игры, я смотрю.
   - Да, это Проктор тогда постарался.
   - Хороший он защитник. Трудно было его остановить. Ладно,  пока.  Еще
увидимся.
   Он сел в  машину  и,  отъезжая,  помахал  мне  рукой.  Я  вздохнул  с
облегчением, как будто целый час  находился  без  воздуха.  Ничего,  все
обойдется. Вряд ли возникнут какие-нибудь  сложности.  Я  чуть  было  не
попался на вранье про Филадельфию, но он вроде бы ничего не  заподозрил.
А главное - он не взял с собой записку Лоррейн, только  переписал  ее  в
свой блокнот. Подумав о том, что  они  легко  могут  определить  возраст
чернил, я взял, порвал обе записки, да и спустил их в унитаз.  И  в  тот
момент, когда они исчезли в потоке воды, я  с  ужасом  понял,  что  ведь
никем еще пока не доказано, что записка написана ее рукой.
 
Глава 10 
 
   После ухода Пола Хейсена, дождавшись вечера, я в сумерках  отправился
в коттедж "Сутсус". Взял оттуда черный чемодан и привез домой.  Разобрав
поленницу, я достал свою долю, запихнул ее в чемодан и запрятал  его  на
прежнее место. Было приятно осознавать, что все деньги теперь у меня. От
вида огромной массы туго перевязанных пачек сладко замирало сердце.
   В понедельник утром я поехал на Парк-Террэс  и  попросил  Реда  Олина
помочь мне сдать кое-какие  вещи  на  хранение.  Он  отдал  распоряжение
плотнику сколотить  большой  прочный  ящик.  К  тому  времени,  когда  я
закончил обычный осмотр строительной площадки, ящик уже лежал у  меня  в
машине. Он был сделан из толстой фанеры и скреплен по  бокам  досками  и
шурупами.  По  дороге  домой  я  купил  бечевки  и  плотной   коричневой
оберточной бумаги.
   Ирена уже ушла. Я запер все двери и упаковал деньги по четыре пачки в
оберточную бумагу, обвязав ее бечевкой. Получилось семнадцать коричневых
свертков. В каждом свертке по  двести  тысяч  долларов,  за  исключением
последнего,  в  котором  было  четыреста  тысяч  банкнотами  по  пятьсот
долларов. Я плотно уложил пачки в ящик. Они заполнили его почти доверху.
Я с трудом перетащил ящик в гостиную и доложил  оставшееся  пространство
книгами. Привинтив шурупами фанерную крышку, я написал  на  ней  красным
фломастером свое имя.
   Потом отыскал  в  телефонной  книге  номер  склада  и  позвонил.  Они
выразили готовность  принять  мой  ящик  и  пообещали  тут  же  прислать
грузчиков. Через час двое дюжих парней  погрузили  ящик  на  грузовик  и
увезли, оставив мне маленькую оранжевую квитанцию с  мелко  напечатанным
на обороте текстом.  Я  внимательно  прочитал  каждое  слово.  Там  была
указана сумма страховки на каждый кубический фут. Мой ящик был  размером
два на три. Значит, в случае утери я получу шестьдесят долларов. Что  ж,
ладно.
   Теперь нужно было придумать, куда спрятать квитанцию. Я долго  бродил
по дому, пока не нашел хорошее место. Однажды  Лоррейн  решила,  что  ей
непременно нужно научиться  играть  на  флейте.  Она  приобрела  хорошую
флейту и самоучитель. Десять дней  в  доме  раздавались  душераздирающие
скорбные звуки, после чего она оставила эту затею  навсегда.  Я  отыскал
кожаный футляр,  вытащил  мундштук,  засунул  туда  свернутую  трубочкой
квитанцию, вставил мундштук на место и положил футляр на полку.
   Покончив со всем этим, я развалился в кресле, вытянул ноги и  закинул
руки за голову, мысленно анализируя  свои  действия.  Вроде  все  чисто.
Остается только ждать, пока улягутся страсти, и тогда...
   Внезапно я почувствовал на себе взгляд Лоррейн. Она смотрела на  меня
со стены, выглядывая из рамки чеканного серебра. Я  вскочил  и  снял  со
стены ее портрет. Это была черно-белая фотография, снятая на Бермудах во
время нашего медового месяца. Она стояла, держась  за  руль  английского
велосипеда, и улыбалась совсем как живая. Казалось,  сейчас  вскочит  на
велосипед и умчится, послав мне на прощание воздушный поцелуй. Ах, какой
у нас был медовый месяц на Бермудах!
   Глядя  на  фотографию,  я  внезапно  почувствовал   дурноту.   Голова
кружилась. Я был весь во власти какого-то холодного ужаса, словно  стоял
на снежной вершине, а под ногами не было ничего, кроме страшной, ледяной
пустоты. Дрожащими руками я поскорее перевернул фотографию  лицом  вниз.
Но она продолжала смотреть на меня. Я отступил в  сторону,  но  она  все
равно продолжала смотреть. И улыбаться. Это была  странная  улыбка.  Как
будто она знала то, о чем я забыл.
   Черный чемодан! Ну, конечно. Спасибо тебе, Лоррейн.
   Я вытащил его из подвала и,  потопав  хорошенько  ногами,  поехал  на
городскую свалку. Убедившись,  что  за  мной  никто  не  следит,  бросил
чемодан в груду всякого хлама.
   Субботний день тянулся нудно и  бесконечно.  К  вечеру  я  напился  в
одиночку и рано пошел спать. Так рано, что, проснувшись в восемь утра  в
воскресенье, даже не страдал от похмелья. Бодро одев джинсы и  футболку,
я приготовил завтрак и уселся читать воскресную газету.
   Предстоящий день обещал быть таким же  пустым  и  нескончаемым.  Я  и
раньше не любил проводить воскресенья дома с Лоррейн, но тогда  мне  все
же было, чем заняться.
   В одиннадцать часов я вышел из дома и, не зная, чем бы еще  заняться,
стал подравнивать живую изгородь на самом солнцепеке. И  тут  по  другую
сторону ограды появилась Тинкер Вэлбисс. На ней была простенькая  маечка
в бело-зеленую полоску и зеленые бермуды. Волосы горели на солнце  рыжим
пламенем. Ее любопытный нос, уже успевший обгореть  на  майском  солнце,
был покрыт задорными веснушками. Соблазнительно покачивая  бедрами,  она
подошла поближе.
   -  Упражняем  мускулы?  -  кокетливо  произнесла  она,  пожирая  меня
голодными глазами.
   - Доброе утро.
   - Решила зайти проведать тебя. Сегодня ведь дата.
   - Какая дата? - Я действительно не понимал, о чем она говорит.
   - Прошлое воскресенье, глупый! Ты что, тогда спьяну все забыл?  Очень
мило с твоей стороны!
   - Ну что ты, я отлично все помню.
   - Ах, спасибо, очень признательна!
   Боже мой, мне казалось, что с того воскресенья прошла целая вечность.
В прошлое  воскресенье  с  тем,  прежним  Джерри  Джеймисоном  произошло
какое-то приключение, которое я уже едва помнил.
   - Похоже, ты не теряла времени даром и тут же побежала к Мэнди Пирсон
поделиться впечатлениями, а, Тинк?
   Она одарила меня взглядом оскорбленной невинности.
   - Ну что ты! Никому я ничего не рассказывала!
   - А Мэнди уже  в  курсе  всех  подробностей.  Обогнув  изгородь,  она
подошла ко мне вплотную.
   - Ты на меня сердишься, да? Я ей просто слегка  намекнула.  И  вообще
ты, наверное, плохо теперь обо мне думаешь. Но я просто потеряла голову,
немножко перепила, и к тому же мне  чертовски  надоел  Чарли.  А  вообще
именно Чарли больше всех выиграл в этой ситуации. Целую  неделю  я  вела
себя с ним как ангел. Слушай, сколько событий за  последнюю  неделю!  Не
получил еще открытки от Лоррейн?
   - Нет, еще не получил.
   - По-моему, ты заработался и тебе пора присесть в тенек отдохнуть.  А
где же ваша мебель для улицы?
   - Представь себе, до сих пор лежит в подвале. Так что придется выпить
на кухне. А где твой Чарли?
   - Он устроил себе сегодня мальчишник. Развлекается в клубе. Сначала у
них там какие-то соревнования, а потом будут до ночи накачиваться пивом.
А своих маленьких чертят я отправила к матери Чарли до семи вечера.  Вот
я и решила заглянуть к  тебе  и  поболтать  о  Лорри.  Ты  на  меня  еще
сердишься?
   - Да нет, конечно.
   Мы зашли на кухню.  После  яркого  солнечного  света  здесь  казалось
совсем темно.
   - Хочу джина со льдом. У тебя тоник есть?  Отлично.  Я  сама  достану
лед, дорогой.
   - Послушай, Тинк! Какого черта ты все растрепала Мэнди?
   - О, мы с ней такие близкие подруги. У нас нет друг от друга  никаких
секретов. А кроме того, я не рассказала ей, а только намекнула.
   - И с Лоррейн вы такие же близкие подруги?
   - Упаси Бог, нет! С ней можно попасть впросак. Запросто  проболтается
Чарли.
   Я начал наливать джин в высокий стакан и  хотел  уже  остановиться  и
наливать второй, как вдруг она прижала горлышко пальцем и держала,  пока
стакан не наполнился до половины.
   - Это мне, - сказала она. - Терпеть не могу тоник.
   Мы чокнулись и  отпили  по  глотку.  Она  наклонила  набок  голову  и
проворковала:
   - Боже мой, Джерри, перестань  наконец  меня  стесняться!  А  то  мне
придется действовать самой.
   Она отобрала у меня стакан и  прижалась  всем  телом,  нетерпеливо  и
страстно целуя меня.
   - Итак. - Она снова подняла свой стакан. - Будем друзьями.
   - Мы и так друзья.
   - Очень хорошие друзья?
   - Угу.
   - К тебе никто не должен прийти?
   - Нет, а что?
   - Дорогой, давай устроим пикник.
   - Какой пикник?
   - Ты меня поражаешь. Все нормальные люди по  воскресеньям  устраивают
пикники. Где термос для льда? Я нашел то, что она просила.
   - Теперь у нас будет лед, почти полная бутылка джина, так... Стаканы,
сигареты, пять бутылок тоника. Собирай, собирай все в корзинку. Ну  как,
идешь со мной на пикник?
   - Хм... ну, давай.
   - Что ты на меня уставился? Будь умницей, пойди и проверь, закрыта ли
дверь.
   Я все еще не мог понять, куда она собралась.
   - А где у нас будет пикник, Тинкер?
   - Да наверху же, дурачок! Что ты такой  скучный  сегодня?  Я  прихожу
тебя развеселить и утешить, приглашаю на пикник, а ты хлопаешь глазами и
пятишься как рак! Пошли. У нас будет замечательный пикник, без муравьев.
Терпеть не могу пикники с муравьями...
   Ее голос удалялся вверх по лестнице.
   После длинного и  скучного  занятия  любовью  с  Тинкер  я  лежал  со
стаканом джина под рукой, сигаретой в  зубах,  холодной  пепельницей  на
груди и чувствовал себя опустошенным и подавленным. Я  слышал,  как  она
шлепала босиком по полу, гремела вешалками в  шкафу  Лоррейн,  выдвигала
ящики. Осмотр оставшихся после Лоррейн вещей шел полным  ходом.  У  меня
возникло желание запретить ей это делать, но лень было шевелить  языком.
Больше всего на свете мне хотелось, чтобы она оделась и поскорее ушла.
   Чувствовал я себя ужасно.  Только  что  мне  казалось,  что  запрятал
реальное осознание всего содеянного  мною,  весь  этот  ужас,  в  тайные
глубины моего "я" и наглухо забил туда двери. Но в состоянии  депрессии,
неизменно следующем за любовным актом без  любви,  воля  моя  ослабла  и
потайная дверь  приоткрылась.  И  теперь  я,  содрогаясь  от  омерзения,
заглянул туда и увидел суть своих поступков и их истинный смысл.
   И все это совершил я, Джерри Джеймисон, всегда считавший себя хорошим
парнем. Ни в одном дурном сне я не мог  бы  себе  представить,  что  это
может случиться со мной. Когда подобные вещи совершал кто-нибудь  другой
в приключенческих фильмах, я твердо знал,  что  в  конце  его  неминуемо
должна сразить пуля, и он, медленно развернувшись,  эффектно  упадет  на
пыльную мостовую;  или  за  ним  с  лязгом  закроются  навсегда  большие
тюремные ворота.
   Медленно, с неумолимой и жестокой неотвратимостью,  в  моем  сознании
всплывали два слова, определяющие мою новую, нынешнюю суть: убийца, вор.
   Неужели это я?! И в который раз  мысленно  прокручивал  ход  событий,
пытаясь  найти  звено  этой  цепи,  разорвав  которое  я  мог  бы  тогда
предотвратить такой исход. Мне хотелось убедить самого себя в том, что с
самого начала меня захлестнул вихрь событий, и я был  бессилен  что-либо
изменить.  Но  снова  и  снова  я  видел  десятки   возможностей   уйти,
отказаться, остаться порядочным человеком. Просто я  не  захотел  этого.
Мне навсегда врезался в память момент, когда я впервые увидел  деньги  в
чемодане. Так вот, в этот самый момент я уже знал, что  эти  деньги  все
будут моими. Чего бы это ни стоило. Так что незачем лгать  самому  себе,
ища оправданий.
   Так кто же я все-таки, черт возьми, такой? Притворялся ли я всю жизнь
этаким славным парнем, будучи по сути своей подонком; и эта моя  суть  -
мое второе "я" - только  ждала  предлога  выразить  себя  и  стать  моим
истинным  лицом?  Или  восемь   лет   с   Лоррейн   изменили   меня   до
неузнаваемости? Или я просто оказался в  ловушке,  из  которой  не  смог
найти иного выхода, кроме преступления?
   Оказался ли я сам легкой добычей для  тигра,  идущего  на  охоту,  и,
попав в ловушку, по собственной воле запутал сам себя по рукам и  ногам,
не имея сил вырваться?  Или  сам  я  и  есть  этот  тигр,  готовый  ради
обладания добычей перегрызть глотки всем, кто стоит на его пути?
   Но что ни говори, дело уже сделано, и ничего нельзя вернуть.  Лоррейн
и Винс мертвы. И все это сделано мной. Так что, где бы я  ни  находился,
мне никогда уже не удастся освободиться от страха. И от воспоминаний.  И
от мучительного омерзения.
   Тинкер вернула меня к реальности.
   - Милый, она, должно быть, действительно уезжала в страшной спешке.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Она купила вот это только на прошлой  неделе.  Я  была  в  магазине
вместе с ней. Это  же  не  свитер,  а  просто  мечта.  Восемьдесят  пять
долларов пятьдесят центов. В жизни не держала  в  руках  такого  мягкого
мохера.
   Я приподнялся и  посмотрел  на  нее.  Она  стояла  в  пушистом  сером
свитере. Не знаю, есть ли  на  свете  менее  соблазнительные  вещи,  чем
свитер на голой женщине. Видно было, что Тинкер загорала совсем недавно.
Ее длинные  полноватые  ноги  были  розового  цвета,  а  из-под  свитера
виднелась полоска незагорелого  тела,  совершенно  белого  цвета,  какое
бывает только у рыжеволосых женщин.
   - Наверное, она про него просто забыла.
   - Не понимаю, как о  нем  можно  было  забыть.  -  Тинкер  оторвалась
наконец от зеркала. - У нас с ней  примерно  одинаковый  размер,  только
бедра у меня пошире.  Милый,  ты  не  мог  бы  мне  дать  его  поносить?
Посмотри, как он мне идет. Это мой цвет. Если  она  вдруг  вернется,  то
наверняка не будет возражать. Ну, а если не вернется, то я  оставлю  его
себе на память.
   - Мне совершенно все равно. Бери ради Бога.
   - Спасибо, дорогой. Ты такой славный.
   Я  сел  в  кровати  и  отпил  из  стакана  большой  глоток.   Напиток
приготовила мне Тинкер. Это был почти чистый джин. Я  почувствовал,  как
по телу разливается приятное тепло. Мне захотелось выпить столько джина,
чтобы остановить жуткую карусель, раскручивавшуюся в моем мозгу, в  этой
карусели  мелькали  яркие  картинки  с  изображением  Винса,  Лоррейн  и
денежных пачек.
   Она выпросила еще  один  свитер,  плиссированную  юбку,  целый  мешок
бижутерии, две пары туфель и босоножки. У  нее  нога  такая  же,  как  у
Лоррейн,   только   чуть-чуть   пошире,   объяснила   она.   Потом   она
проголодалась, надела желтый халат Лоррейн, спустилась вниз, приготовила
яичницу с беконом и вернулась с двумя тарелками.  Мы  поели,  потом  еще
выпили, и она улеглась в постель. Мы  были  уже  здорово  пьяны,  и  оба
уснули.
   Разбудил меня звонок в дверь. Я взглянул на часы. Шестой час.  Рядом,
свернувшись клубочком и привалившись ко мне, лежала Тинкер. Она вспотела
во сне и тихо посапывала. Я брезгливо отодвинул ее, в ответ  она  издала
жалобный звук. В дверь позвонили еще раз. Голова раскалывалась, во рту -
словно кошки обделались. К тому же я еще не протрезвел.  Ноги  были  как
ватные и отказывались повиноваться. Поморщившись, я взглянул на  Тинкер.
Она спала с открытым ртом, на левом плече краснели два прыща.
   Я накинул халат, пригладил волосы и,  держась  за  перила,  спустился
вниз. Звонок прозвенел в третий раз.
   На пороге стояла встревоженная Лиз Адамс. Она вошла в прихожую.
   - Слава Богу, ты дома, Джерри. У тебя все в порядке? Ты  так  странно
выглядишь.
   - Никак не могу проснуться.
   - Ты что, пьян?
   - Да, есть малость.
   - Джерри, меня сегодня допрашивали два  человека.  Задавали  какие-то
странные вопросы о тебе. Я ничего не поняла, но мне показалось  все  это
подозрительным. Они из какого-то вашингтонского агентства, о  котором  я
никогда не слышала. Я подумала, что тебе стоит об этом знать...
   Я стоял спиной к лестнице. Она увидела что-то  у  меня  за  плечом  и
замолчала.  Ее  глаза  широко  раскрылись,  и  лицо  вдруг   застыло   и
помертвело. Она перевела взгляд на меня. В ее глазах больше не было того
теплого света, который я не мог описать  словами,  но  который  был  мне
теперь так нужен... И еще до того, как я успел обернуться, я  уже  знал,
что никогда больше не увижу в ее глазах этого удивительного сияния.
   По лестнице босиком спускалась Тинкер в  накинутом  на  плечи  желтом
халате, запахиваясь  в  него  на  ходу.  Она  остановилась  на  середине
лестницы, заспанная и  опухшая,  со  всклокоченными  рыжими  волосами  и
размазанной помадой. Вид ее не оставлял сомнений,  что  она  только  что
вылезла из постели.
   - Ох, - пробормотала она растерянно. - А я думала, это Мэнди  Пирсон.
Ваши голоса так похожи. Мне так неловко.
   Она хотела уйти, но споткнулась о ступеньку, упала на  четвереньки  и
потеряла халат. Схватив его в охапку, неуклюже прикрылась им  и,  одарив
нас идиотской пьяной улыбкой, прошлепала вверх и скрылась.
   Избегая моего взгляда, Лиз повернулась и пошла к двери. Что я мог  ей
сказать? Через окно я смотрел  ей  вслед.  Она  медленно  спустилась  по
ступенькам и ушла по дорожке сада прочь из моей жизни.
   Я  закрыл  дверь  и  поднялся  наверх.  Тинкер  сидела  за  туалетным
столиком, надев уже халат как положено, и расчесывала свои жесткие рыжие
волосы. Она кротко взглянула на меня в зеркале.
   - Похоже, я допустила большую промашку?
   - Да.
   - Это была та самая  блондинка  из  вашей  конторы?  У  тебя  с  ней,
по-моему, что-то было.
   - Да, это она.
   - Вряд ли она смотрит на такие вещи просто. Судя по ее виду.
   - Ты права.
   - Мне жаль, что так получилось.
   - Мне непонятно только одно, Тинк. Если ты действительно думала,  что
это Мэнди, какого черта ты спустилась?
   - О, мне хотелось видеть ее лицо. Она бы обалдела, увидев меня здесь.
К тому же от Лоррейн осталось много вещей, которые мне малы, а  ей  были
бы в самый раз. Она поуже в бедрах, как Лорри. Мэнди никому бы ничего не
сказала. Она такая забавная. У нас нет друг от друга секретов.
   - Похоже на то.
   - А ты очень нравишься Мэнди. Я думаю, она  тоже  была  бы  не  прочь
нанести тебе маленький визит, мой дорогой.
   - Слушай, чего ты, черт возьми, хочешь?  Свести  меня  с  Мэнди?  Она
посмотрела на меня насмешливо.
   - Боже мой, какой ты закомплексованный. Как старый ханжа.  Мой  Чарли
говорит, что во всех нас накопилось  огромное  количество  стронция.  Ты
знаешь  об  этом?  Даже  подумать  страшно.  Чтобы   не   думать,   надо
развлекаться. Потому что, когда развлекаешься, то больше  ни  о  чем  не
думаешь. Мы с Мэнди, конечно, стараемся все это делать очень  осторожно,
но все равно основательно подмочили себе  репутацию.  Но  нас  мало  это
волнует, так же как и Лоррейн. Черт, я вся такая потная. Можно, я  приму
душ? у Лоррейн здесь не осталось купальной шапочки?
   - В ванной, на верхней полке.
   - Спасибо, котик.
   Она сбросила халат и помчалась босиком в ванную. Я спустился на кухню
и сварил себе крепкий кофе. Я не мог забыть выражение лица Лиз. И, кроме
того, все время думал об этих двух людях из Вашингтона.
   Я налил себе вторую чашку  горячего  кофе,  когда  сверху  спустилась
Тинкер. Взгляд ее уже не был мутным, она выглядела бодрой и  энергичной.
Под мышкой она держала свою добычу, обернутую плиссированной юбкой.
   - Дорогой, мне, наверное, надо было бы остаться и помыть посуду, но я
так опаздываю. Мне действительно пора бежать. Ты не обидишься?
   - Беги, беги, ради Бога.
   - Ну, не хмурься, мой котик. Мне очень жаль,  что  я  испортила  твой
служебный роман, правда.
   - Да.
   Она приблизилась ко мне, провела рукой  по  волосам  и  поцеловала  в
висок.
   - Ты просто прелесть, мой ангел. Эта скучная блондинка тебе все равно
не подходит. Мы с Мэнди будем тебя развлекать, и наш  Джерри  забудет