рит особенно ярко.
     Энди  Стивенс  испытывал  страх  оттого, что перестал себя
уважать. Самоуважение всегда было для него спасительным якорем,
оно было важнее того, что о нем думают другие. И  теперь  якоря
этого у него не осталось. Все знают, что он трус, что он подвел
товарищей.  И  во  время  стычки  с экипажем немецкого судна, и
когда каик стоял на якоре в устье реки, он понимал, что Мэллори
и Андреа видят его страх. Таких людей ему  еще  не  приходилось
встречать.  Таких  не  проведешь, он сразу понял. Это он должен
был подниматься вместе с Мэллори, но тот взял  Андреа.  Капитан
понял, что он трусит. И в Кастельроссо, и при подходе немецкого
катера  он  чуть  не подвел их. А сегодня подвел по-настоящему.
Ему не доверили подниматься первым вместе с Мэллори. Именно он,
морской офицер,  так  небрежно  завязал  последний  узел.  Едва
оторвавшись  от  карниза, на котором стоял он, Стивенс, мешок с
продуктами и топливом рухнул в море... Судьба тысячи человек на
острове  Керос  в  руках  такого  презренного  труса,  как  он.
Физические  и  душевные  силы  оставили  юношу, от мучительного
чувства страха и отвращения к себе он  застонал,  но  продолжал
подниматься как заведенный.

     В  ночной  тишине  раздался  пронзительный  звук телефона.
Похолодев, Мэллори оглянулся. Пальцы невольно сжались в кулаки.
Вновь  настойчивая  трель,  заглушающая  рокот  грома.  Телефон
замолчал, но скоро ожил, звоня не переставая.
     Пройдя полпути, Мэллори остановился и вернулся назад.
     -- Передумал?  --  с  любопытством посмотрел на него грек.
Капитан молча кивнул.
     -- Будут трезвонить, пока не надоест, --  буркнул  Андреа.
-- А когда надоест, сюда заявятся. Причем очень быстро.
     -- Знаю, -- пожал плечами напитан. -- Ничего не поделаешь.
Вопрос лишь в том, когда они сюда придут. -- Мэллори машинально
посмотрел  в  обе  стороны  вершины,  где  на расстоянии метров
пятидесяти  друг  от  друга  расположились  Миллер   и   Кейси,
невидимые в темноте. -- Не стоит рисковать. Чем больше я думаю,
тем меньше вижу шансов провести немцев. Фрицы народ аккуратный.
Наверняка   разработана  определенная  система  переговоров  по
телефону. Часовой должен назвать свою  фамилию  или  произнести
пароль.  Да  и  голос  может меня выдать. Но, с другой стороны,
часового мы убрали, не оставив никаких следов, снаряжение  наше
наверху,  все,  кроме  Стивенса, поднялись. Короче, мы добились
того, чего хотели. Высадились,  и  ни  одна  душа  об  этом  не
догадывается.
     -- Верно, -- кивнул Андреа. -- Ты прав. Минуты через две--
три появится  и.  Стивенс.  Глупо,  если все, чего мы добились,
пойдет насмарку. --  Помолчав,  Андреа  спокойно  прибавил:  --
Немцы не придут, а примчатся. -- Телефон умолк так же внезапно,
как зазвонил. -- Теперь жди гостей.
     -- Знаю.  Только  бы Стивенс... -- Мэллори прервал себя на
полуслове и, повернувшись на каблуках, кинул  через  плечо:  --
Присмотри  за  ним, хорошо? А я предупрежу остальных, что скоро
гости пожалуют.
     Держась в стороне от края обрыва,  новозеландец  заспешил.
Он  не  шел,  а  ковылял. Ботинки немца были тесны и сдавливали
пальцы. Страшно представить, что  станет  с  его  ногами  после
многочасовой   ходьбы   по  пересеченной  местности.  Не  стоит
заглядывать в будущее, и в настоящем забот хватает, подумал  он
мрачно.
     ...Капитан  застыл на месте. В затылок ему уперся какой-то
твердый холодный предмет.
     -- Сдавайся,  а  то  убью,  --  жизнерадостно   воскликнул
гнусавый  голос.  После  всего,  что испытал на море и во время
подъема Миллер, оказаться на твердой земле было  для  него  уже
счастьем.
     -- Ну  и шуточки, -- проворчал Мэллори. -- Умнее ничего не
мог придумать? -- Капитан с любопытством посмотрел на янки. Тот
успел снять дождевое платье: ливень кончился. Куртка и  вышитый
жилет промокли больше, чем штаны. Но выяснять, в чем дело, было
некогда.
     -- Слышал, телефон недавно звонил?
     -- Телефон? Ага, слышал.
     -- Это часового вызывали. Ждали от него доклада или что-то
вроде.  Наверно,  ему давно следовало бы позвонить. Отвечать мы
не  стали.  С  минуты  на  минуту  прибегут  немцы,  заподозрив
неладное.  Могут  появиться или с твоей стороны, или со стороны
Брауна. Другого пути нет. Не станут же  они  ломать  себе  шею,
карабкаясь  по  этой  груде валунов. -- Мэллори ткнул в сторону
нагромождения камней. -- Так что гляди в оба.
     -- Будет сделано, шеф. Огонь не открывать?
     -- Не открывать. Подойди к нам  потихоньку  и  дай  знать.
Минут через пять я приду.
     Мэллори поспешно вернулся назад. Растянувшись во весь рост
на земле,  Андреа  вглядывался  вниз  и  при появлении капитана
оглянулся.
     -- Судя по звуку, он у самого карниза.
     -- Отлично, -- на ходу обронил новозеландец. -- Скажи ему,
пусть  поторопится.  --  Пройдя  с  десяток   метров,   Мэллори
остановился,  всматриваясь  вдаль.  Кто-то  бежал, спотыкаясь и
скользя по гравийной почве.
     -- Браун? -- вполголоса спросил капитан.
     -- Я, сэр. -- Тяжело дыша, Кейси показывал в  ту  сторону,
откуда  прибежал.  -- Там какие-то люди. Огни фонарей прыгают у
них в руках, видно, сюда бегут.
     -- Сколько их? -- тотчас спросил Мэллори.
     -- Четверо или пятеро. -- Браун все еще не мог отдышаться.
-- Может, больше. Фонарей было не то четыре, не то пять. Сейчас
сами увидите. -- Он снова ткнул  назад,  но  тут  же  удивленно
повернулся  к  капитану.  --  Что  за чертовщина! Исчезли. Могу
поклясться...
     -- Не надо,-- мрачно отозвался Мэллори. -- Вы не ошиблись.
Я ждал гостей. Приближаясь, они не хотят рисковать... Далеко ли
они?
     -- Метров сто-- полтораста, не больше.
     -- Найдите Миллера и живо назад.
     Подбежав к Андреа, капитан опустился на колени.
     -- Они идут, Андреа, -- произнес он торопливо.  --  Слева.
Человек  пять, а то и больше. Минуты через две будут здесь. Где
Стивенс? Видишь его?
     -- Вижу, -- с олимпийским спокойствием произнес  грек.  --
Перелез   через   карниз...   --   Остальные   слова   заглушил
оглушительный  раскат  грома.  Но  Мэллори   увидел   Стнвенса.
Находясь посередине между карнизом и началом похожей на раструб
расселины,  тот,  словно  ветхий  старик,  с  трудом  перебирал
руками.
     -- Что это с ним? -- выругался Мэллори. -- Так ему и суток
не хватит... --  Осекшись,  капитан  сложил  ладони  рупором.--
Стивенс!  Стивенс!  --  Но  юноша,  казалось,  не  слышал его и
продолжал двигаться размеренно, словно робот.
     -- Из сил выбился,-- спокойно  произнес  Андреа.  --  Даже
головы  не  поднимает.  Если  альпинист  не  смотрит вверх, его
песенка спета. -- Пожав плечами,  грек  прибавил:  --  Спущусь,
помогу.
     -- Не  надо.--  Мэллори  положил  ему  руку  на  плечо. --
Оставайся здесь. Я не могу рисковать вами обоими... В чем дело?
-- спросил он Брауна, наклонившегося над ним.
     -- Скорее, сэр, -- произнес тот, тяжело дыша.  --  Скорее,
ради  Бога!  --  глотнув  воздуха, добавил. -- Они в двух шагах
отсюда!
     -- Ступайте  с  Миллером   к   валунам,   --   скомандовал
Мэллори.--  Прикройте  нас...  Стивенс!  Стивенс! -- Но ветром,
поднимавшимся вверх по скале, слова его отнесло.
     -- Стивенс!  Ради  Бога,  старина!  Стивенс!  --   громким
шепотом  повторил  капитан.  Видно, в голосе Мэллори прозвучало
нечто такое, что проникло сквозь оцепенение,  объявшее  усталый
мозг  юноши:  Энди остановился и, подняв голову, приложил к уху
ладонь.
     -- Немцы приближаются! -- произнес  Мэллори,  сложив  руки
рупором. -- Доберись до раструба и спрячься. И ни одного звука.
Ты меня понял?
     Усталым  движением  Стивенс вскинул руку, опустил голову и
стал подниматься. Двигался он еще медленнее, движения его  были
неуверенными и неуклюжими.
     -- Как думаешь, он понял? -- озабоченно спросил Андреа.
     -- Наверно.  Точно  не  могу  сказать,  -- Мэллори замер и
схватил друга за  руку.  Заморосим  дождь,  сквозь  редкую  его
пелену  капитан  заметил  прикрытый  ладонью  луч света. Огонек
прыгал по камням метрах в тридцати слева от них.
     -- Скинь веревку с краю обрыва, -- прошептал новозеландец.
-- В нижней части раструба вбит  крюк.  Он  выдержит  Стивенса.
Скорей. Надо убираться!
     Стараясь   не   задеть  даже  камешка,  Мэллори  с  Андреа
отодвинулись от края обрыва и, круто повернувшись, поползли  на
четвереньках к груде валунов, находившихся в нескольких метрах.
Не  имея  в  руках  хотя  бы пистолета, Мэллори чувствовал себя
совершенно беззащитным, хотя и понимал, что опасность грозит не
им, а солдатам. Первый же немец, направивший на них луч фонаря,
будет тотчас убит. Браун  и  Миллер  не  подведут...  Но  самое
главное  --  чтобы их не обнаружили. Дважды, шаря по земле, луч
света направлялся в их сторону, последний  раз  скользнув  мимо
ближе  чем  в  метре.  И  всякий  раз  оба прижимались лицами к
промокшей почве, чтобы отсвет луча не упал на них. Наконец, они
добрались до валунов и оказались в безопасности.
     Мгновение спустя словно тень рядом возник Миллер.
     -- Не  очень-то  вы  торопились,  --  насмешливо   заметил
капрал.  --  Подождали  бы  еще  с  полчасика.  -- Он показал в
сторону,  где  мелькали  огни  фонарей  и  слышались  гортанные
голоса. -- Отойдем подальше. Они ищут его среди камней.
     -- Ты  прав. Его или телефон, -- согласился Мэллори. -- Не
заденьте автоматами о камни. Захватите с собой поклажу...  Если
немцы  посмотрят вниз и увидят Стивенса, придется идти ва-банк.
Хитрые планы разрабатывать некогда. Пускайте в ход автоматы.

     Энди Стивенс услышал Мэллори, но не понял, чт6 тот сказал.
Не потому, что испугался или был чересчур подавлен,  ибо  страх
прошел.  Страх  --  порождение  сознания,  а  сознание  его под
воздействием крайней степени усталости, сковавшей все его  тело
свинцовым  панцирем,  перестало функционировать. Юноша этого не
понимал, но пятнадцатью метрами ниже  он  ударился  головой  об
острый  выступ,  до  кости  разбередив рану на виске. С потерей
крови Стивенс все больше обессилевал.
     Он слышал, как  Мэллори  что-то  говорит  о  раструбе,  до
которого   он   теперь  добрался,  но  до  сознания  его  смысл
сказанного  не  дошел.  Он  знал  лишь  одно:   однажды   начав
подниматься,  надо  продолжать,  пока не доберешься до вершины.
Так внушали ему отец и старшие братья. Добраться до вершины.
     Чтобы добраться до вершины, предстояло преодолеть половину
раструба. Стивенс опирался о  крюк,  вбитый  Кейтом  Мэллори  в
трещину. Вцепившись пальцами в расщелину, Энди посмотрел вверх,
на  устье  раструба.  Осталось  метра  три.  Ни  удивления,  ни
восторга не было. Он знал одно: надо идти до конца.  Он  слышал
доносившиеся  сверху  голоса. Непонятно, почему товарищи его не
предпринимают  никаких  попыток  помочь  ему,   сбросили   вниз
веревку,  с  помощью которой было бы легче преодолеть последние
метры. Но горечи он не испытывал. Возможно,  друзья  хотят  его
испытать.  Да  и  какое  это имеет значение? В любом случае ему
нужно добраться до вершины.
     И он добрался. Старательно, как до него -- Мэллори, отгреб
землю и галечник, впился пальцами в край скалы и, встав на  тот
же  выступ,  о  который опирался ногой Мэллори, приподнялся. Он
увидел, как мелькают лучи фонарей, услышал возбужденные голоса.
Вновь вернулся страх. Энди понял, что это  голоса  врагов,  что
друзья  его  убиты. Понял, что остался один, что это конец, что
все было напрасно. И вновь туман обволок его сознание, остались
лишь пустота и отчаяние.  Медленно,  как  у  тонущего,  который
выпускает  из  рук  брусок  дерева,  пальцы Стивенса разжались.
Страх   исчез,   осталось   безграничное   равнодушие.    Юноша
соскользнул  со склона н, камнем полетев вниз, застрял на шести
метровой высоте в сужении раструба.
     Ни звука не сорвалось  с  его  губ:  от  боли  он  потерял
сознание,  но до настороженного слуха товарищей его, укрывшихся
среди валунов, донесся глухой жуткий треск: словно гнилой  сук,
сломалась правая нога Энди.

     Глава шестая. В ПОНЕДЕЛЬНИК НОЧЬЮ. 02.00--06.00

     Произошло именно то, чего опасался Мэллори: немецкий дозор
действовал  энергично,  быстро  и чрезвычайно старательно. Хуже
того, молодой и толковый унтер-офицер обладал воображением.
     Немцев было всего  четверо  --  сапоги,  шлемы,  дождевики
маскировочной  расцветки  --  в  зеленых,  черных  и коричневых
пятнах. Отыскав телефонный  аппарат  и  связавшись  со  штабом,
унтер-  офицер  отправил двух солдат осмотреть участок длиной в
двести метров вдоль края обрыва.  Сам  же  с  третьим  солдатом
принялся осматривать каменную гряду, идущую параллельно обрыву.
Поиски были неторопливыми и доскональными. Унтер-офицер, вполне
разумно,  рассудил так. Если часовой уснул или заболел, то вряд
ли он стал бы забираться в глубь нагромождения камней.  Поэтому
Мэллори и его товарищам не угрожала никакая опасность.
     Потом   был   предпринят  тщательный  методический  осмотр
поверхности скалы. Хуже того, осмотр начали от  кромки  обрыва.
Надежно  поддерживаемый  за  ремень  солдатом, которого, в свою
очередь,  держали,  сцепясь   руками,   двое   его   товарищей,
унтер-офицер  медленно  двигался по краю скалы, обшаривая узким
лучом фонаря каждый  дюйм  почвы.  Внезапно  остановившись,  он
издал  возглас  и  наклонился  к  самой  земле.  Несомненно, он
заметил глубокую выемку от веревки, которую Андреа закрепил  за
основание валуна... Мэллори и трое его товарищей, выпрямившись,
вскинули автоматы, высунув стволы в отверстия между камнями или
положив  их  на  валуны.  Стоит кому-нибудь из солдат направить
хотя бы случайно карабин  вниз,  где  лежит  тяжелораненый  или
мертвый Энди Стивенс, всем четверым немцам уготована смерть.
     Удерживаемый  за ноги двумя солдатами, унтер-офицер лег на
живот и принялся  осматривать  раструб,  освещая  его  фонарем.
Секунд  десять,  а  то  и все пятнадцать не было слышно ничего,
кроме завывания ветра да  шума  дождя,  хлеставшего  по  чахлой
траве;  затем  немец  отполз от края обрыва и поднялся на ноги,
качая  головой.  Жестом  Мэллори   приказал   своим   товарищам
спрятаться. Отчетливо слышался баварский говорок унтер-офицера.
     -- Бедняга  Эрлих.  --  В  голосе  немца  звучало странное
сочетание  сочувствия  и  гнева.   --   Сколько   раз   я   его
предупреждал,  чтобы  не  подходил  близко  к краю. Почва здесь
очень  рыхлая.  --  Невольно   отступив   от   кромки   обрыва,
унтер-офицер  снова посмотрел на выемку в почве. -- Вот след от
его каблука, а может, от приклада. Теперь это неважно.
     -- Как вы полагаете, господин унтер-офицер, он  погиб?  --
спросил  солдат,  совсем  мальчишка,  с  испуганным, несчастным
лицом.
     -- Трудно сказать... Взгляни сам.
     Молодой солдат неуклюже лег на край и  осторожна  заглянул
вниз.   Остальные   переговаривались,   обмениваясь   короткими
фразами. Повернувшись к Миллеру, капитан спросил его на ухо, не
в силах сдержать обуревавшие его чувства:
     -- Стивенс был в черной одежде?
     -- Да, -- ответил шепотом янки. -- Кажется, в  черной.  --
Помолчав,  поправился:--  Да  нет, что же это я. Мы ж потом оба
надели прорезиненные плащи с маскировочной расцветкой.
     Мэллори кивнул. Плащи у немцев мало чем отличаются  от  их
плащей,  а  волосы  у часового были черны, как смоль, такого же
цвета, как  и  крашеные  волосы  Стивенса.  Неудивительно,  что
унтер-офицер, увидев плащ и темноволосую голову, решил, что это
часовой. Ошибка его была закономерна.
     Юный солдат отполз от края и осторожно поднялся на ноги.
     -- Вы  правы,  господин  унтер-офицер.  Это  действительно
Эрлих, -- дрожащим голосом проговорил солдат. --  Мне  кажется,
он  жив,  я  заметил,  как  шевельнулся  плащ.  Это не ветер, я
уверен.
     Мэллори почувствовал, как лапа Андреа стиснула  ему  руку.
Его  охватило чувство облегчения и радости. Слава Богу, Стивенс
жив! Они спасут мальчишку. Андреа сообщил новость и  остальным.
В  следующую минуту Мэллори опомнился. Вряд ли Дженсен разделит
их радость. Ведь Стивенс выполнил свою задачу: привел судно  по
назначению, поднялся на утес. Теперь же, став калекой, он будет
обузой.  Шансы на успех, и без того небольшие, будут из-за него
сведены почти к нулю. Начальству,  которое  ведет  игру,  битые
пешки  только  мешают,  загромождая  шахматную  доску. Как было
неосмотрительно со  стороны  Стивенса  не  разбиться  насмерть!
Сбросили  бы его тогда с обрыва вниз, и концы в воду... Стиснув
кулаки, Мэллори поклялся, что Энди будет жить и вернется домой.
К черту тотальную войну и ее людоедские  принципы!..  Ведь  это
ребенок,  испуганный,  затравленный  ребенок, оказавшийся самым
смелым из всей их группы.
     Молодой унтер  уверенным  и  решительным  голосом  отдавал
своим подчиненным одно распоряжение за другим.
     Нужен врач, шины, специальные носилки, стрела с оттяжками,
веревки,  крючья.  Знающий  свое  дело аккуратист не упустил из
виду ничего. Мэллори заботил вопрос, сколько  солдат  останется
караулить раненого, ведь их придется убрать, и тем самым группа
выдаст  свое  присутствие.  Проблемы же, как это сделать тихо и
незаметно, не существовало. Стоит шепнуть Андреа на  ухо,  и  у
часовых  останется  не  больше  шансов  уцелеть, чем у ягнят, в
загон к которым ворвался голодный волк. Пожалуй,  даже  меньше,
ведь ягнята могут метаться и блеять, пока не настанет их черед.
     Вопрос  был  решен  без  участия  Мэллори.  Решительность,
знание своего дела и грубая бесцеремонность, благодаря  которым
среднее  командное звено немецкой армии по праву считают лучшим
в мире, предоставили новозеландцу возможность, о которой он  не
смел  и  мечтать. Не успел унтер отдать последний приказ, как к
нему подошел молоденький солдат и, тронув его за рукав, показал
вниз.
     -- Как быть с беднягой Эрлихом, господин унтер-офицер?  --
спросил  он неуверенно. -- Может, кому-нибудь из нас остаться с
ним?
     -- А какой будет прок, если ты останешься?  --  насмешливо
спросил  унтер.--  Руку  ему  протянешь?  Если он зашевелится и
упадет, то упадет и без тебя. Тут и сто зевак ему не помогут. А
ну, шагом марш! Да не забудь прихватить кувалду и костыли, чтоб
треногу закрепить.
     Все трое повернулись и, ни слова не говоря, быстрым  шагом
пошли в восточном направлении. Подойдя к аппарату, унтер-офицер
доложил    кому-то   о   происшествии,   потом   отправился   в
противоположную сторону. Видно,  проверить  соседний  пост.  Не
успел  он раствориться во мраке, как Мэллори приказал Миллеру и
Брауну занять  прежние  свои  позиции.  Еще  слышно  было,  как
хрустит  гравий  под  сапогами  немца,  а  капитан и Андреа уже
спускались по веревке, едва успев закрепить ее.

     Упав на острый, как бритва, край скалы, Стивенс лежал  без
сознания,  похожий  на бесформенную груду. Щека кровоточила, из
раскрытого рта вырывалось хриплое дыхание.  Нога  неестественно
загнута.  Упершись  в  обе  стенки  раструба  и  поддерживаемый
греком, Мэллори  осторожно  выпрямил  ногу  юноши.  Тот  дважды
застонал  от  боли.  Стиснув  зубы,  Мэллори  осторожно засучил
штанину на раненой ноге лейтенанта и в ужасе зажмурил глаза. Из
рваной багровой раны торчала большеберцовая кость.
     -- У него сложный перелом, Андреа.  --  Мэллори  аккуратно
ощупал ногу, потрогал щиколотку. -- Господин -- пробормотал он.
-- Еще один, над самой лодыжкой. Плохи у парня дела.
     -- Это  правда, -- мрачно произнес Андреа. -- И ему нельзя
ничем помочь?
     -- Невозможно. Но сначала  надо  поднять  его  наверх.  --
Выпрямясь,  новозеландец посмотрел на отвесную стену. -- Только
как это сделать, скажи на милость?
     -- Я вытащу парня. -- В  голосе  Андреа  не  было  и  тени
сомнения. -- Если поможешь привязать его к моей спине.
     -- Это  со сломанной-то ногой, которая болтается на клочке
кожи и поврежденной мышце? -- возмутился Мэллори. -- Стивенс не
выдержит. О