ево и двинулся  вверх по склону,
стараясь держаться поближе к грунтовке.
     Дом Дженолезе - длинное двухэтажное строение, выкрашенное в желтый цвет
- стоял недалеко от дороги. На пятачке перед крыльцом были  припаркованы три
машины - черный "кадиллак", светло-коричневый  "крайслер" и зеленый "бьюик".
На крыльце сидели четверо телохранителей, тихо переговариваясь между собой.
     Укрывшись за  деревом,  я внимательно  осмотрел  окружающую обстановку.
Дом,  лучшие времена которого,  судя по  всему,  давным-давно миновали,  был
построен  вдоль  склона  горы. К  нему вплотную примыкала заросшая сорняками
полоска  земли,  по-видимому,  когда-то бывшая  садовым  участком. Позади  и
справа от дома стоял покосившийся сарай.
     Прячась  в кустах, я обошел дом слева и, поднявшись  по крутому склону,
оказался в относительно безопасном месте. Я устроился под деревом и принялся
наблюдать за окнами, дожидаясь подходящего момента.
     Темнота  наступила  внезапно,  как будто кто-то  повернул  выключатель.
Сразу стало холоднее. Пиджак и дождевик оказались слабой защитой от  холода,
поэтому  вскоре мне  волей-неволей  пришлось  встать  и  начать  расхаживать
туда-сюда, размахивая руками, чтобы согреться.
     Время от времени то в одном, то в другом окне зажигался свет, и тогда я
останавливался, чтобы  рассмотреть людей, находившихся  в комнате.  Вскоре я
уже знал, где расположены кухня и несколько спален. В доме было полно народа
- и мужчины, и  женщины,  - но Эда Дженолезе  я впервые увидел только  около
десяти вечера.
     Он  вошел на кухню и, взяв с полки стакан, достал лед из  холодильника.
Сушильная  доска  у раковины была  заставлена бутылками,  и Дженолезе,  стоя
спиной ко мне, начал делать себе коктейль.
     К  тому  времени  я  просидел в  засаде  почти пять часов,  и мои  руки
замерзли, не говоря  уже  о том,  что у меня не было возможности покурить. И
теперь  я боялся, что промахнусь, не смогу тщательно прицелиться. В  армии я
неплохо стрелял из карабина, но сейчас у меня было другое оружие, к  тому же
я дрожал от холода и невыносимого желания сделать хотя бы пару затяжек.
     Поэтому  в первый  раз я дал ему  спокойно уйти.  Повернувшись спиной к
дому,  я присел на корточки и выкурил сигарету, пытаясь  отогреть  руки  под
пиджаком,  а  затушив  окурок,  вновь посмотрел  на  кухню сквозь оптический
прицел. Никого.
     Плохо. Я так и  не смог убить Чивера. Теперь я воочию увидел Дженолезе,
виновника всех  моих бед, и все равно  нашел  достаточно  доводов,  чтобы не
нажать на курок. Хуже некуда.
     Я  не имел права  еще раз позволить себе  поддаться  слабости, как  это
вышло с Чивером. Я должен был наконец решиться и покончить с Дженолезе раз и
навсегда.
     Постепенно небо затянулось  облаками,  и  луна  скрылась.  Я  спустился
поближе к дому,  пока не оказался напротив кухни,  буквально в паре футов от
желтых прямоугольников света, падавшего на траву из  окон. Хотя я  находился
на открытом пространстве, разглядеть меня из дома в такую темень было просто
невозможно.
     Я встал на колени,  обхватил  ружье и  сунул руки  под пиджак.  И когда
Дженолезе вошел на кухню с пустым стаканом, я отбросил прочь все отговорки.
     Теперь  я  был  так  близко  к нему,  что  его  спина,  обтянутая белой
рубашкой, заполняла собой весь  прицел. Я принял  стойку для  стрельбы,  как
меня учили в армии - правое колено  упирается  в землю, левое согнуто, а  на
нем покоится  локоть левой руки, и, прицелившись  в левую лопатку Дженолезе,
плавно спустил курок. Ружье резко подпрыгнуло у меня в руках, и на секунду я
выпустил его из виду. Звука выстрела я не слышал.
     Когда  я  вновь  поймал Дженолезе в  перекрестье прицела,  он  медленно
сползал  на сушильную доску, сбивая бутылки в раковину. На  его  спине, чуть
правее того места, куда я целился, расплывалось красное пятно.
     Я выстрелил снова, на этот раз взяв левее и выше. Теперь  я был готов к
сильной  отдаче и сразу  увидел, как  ударом пули его швырнуло  к  стене. На
рубашке появилось второе кровавое пятно, и он упал. Я вскочил, крепко сжимая
ружье.
     Казалось, только  сейчас  мир вновь наполнялся  звуками. За секунду  до
этого  я  не  слышал собственных  выстрелов;  теперь  же из  дома  отчетливо
доносились  встревоженные  крики охранников  и  тяжелый  топот  башмаков  по
деревянному полу.
     Я  повернулся и  медленно пошел в  темные  заросли, постепенно  забирая
вправо.  Пологий подъем позволял  мне ориентироваться, и я  знал, что иду по
прямой.  Примерно  через полчаса  я  остановился  и прислушался.  Все  тихо,
никакой погони.
     Я привалился к дереву и стал дожидаться  рассвета. Было ужасно холодно.
Время  от  времени мне  удавалось  задремать,  и  тогда  мне  снились жуткие
великаны-людоеды  и   другие  персонажи  из  страшных  сказок.  Каждый  раз,
просыпаясь, я выкуривал сигарету, держа руки поближе к  огоньку, чтобы  хоть
как-то согреться.
     Незадолго  до  рассвета  я  встал  и  начал ходить, чтобы  восстановить
кровообращение, но, пока не взошло  солнце, оставался  у дерева. Когда стало
достаточно  светло, я  прислонил  к дереву  ружье, положил  рядом  револьвер
Смитти и сквозь заросли прокрался к дому.
     Там  никого не было,  все  машины исчезли. Добравшись  по грунтовке  до
шоссе,  я  принялся "голосовать",  и вскоре мне удалось остановить пикап. За
рулем   сидела   женщина,   а   на   заднем   сиденье   -   двое   детей   с
доберманом-пинчером. Они довезли меня до Сафферна, а там я сел на автобус до
Нью-Йорка.  Оказавшись в своем номере, я  долго  стоял под горячим душем,  а
потом  лег и  проспал  четырнадцать  часов  как  убитый. И  только  когда  я
проснулся  и  еще полусонным расхаживал по  комнате,  то  обнаружил, что мне
пришло письмо от дяди Генри - толстый конверт, битком набитый бумагами.
     Он писал,  чтобы я вел  себя  осмотрительно и  поскорее  возвращался  в
Бингхэмптон. Еще там были документы,  которые я  должен был подписать - речь
шла о доме Билла, его машине и ребенке, - и вырезка из "Бингхэмптон пресс"
     "Это должно снять груз с твоей души", - писал дядя Генри о  вырезке. На
ней была фотография лысеющего человека в  летнем  костюме,  которого держали
под руки двое полицейских в форме  и темных очках. В заметке под фотографией
рассказывалось, что в результате кропотливой работы  полицейской лаборатории
удалось  найти  виновника  произошедшего  29  августа  наезда,  в результате
которого погибла миссис Эйн Келли. Водителем оказался коммивояжер по фамилии
Дрюгей,  работавший  на  фирму  в  Скрэнтоне,  которая  производила  бытовые
электроприборы.
     К организации он не имел ни малейшего отношения.

ГЛАВА 27

     Значит, Эдди Кэпп солгал мне! Солгал.
     Организация не убивала мою невестку.
     Он солгал мне, хотя я не знал точно, в чем и как
     Зачем ему это понадобилось? Чтобы я остался с ним.
     Но если он хотел, чтобы я остался, то тогда хотя бы отчасти должен  был
сказать  мне  правду. Ведь он  явно  что-то задумал,  иначе зачем я ему  мог
понадобиться?
     Он  сказал,  что  я  - символ, вокруг  которого  соберутся  его  старые
соратники.  Это  была ложь? Если даже  и  так, то  в этом  не было  никакого
смысла.  Его дружки и вправду собрались.  Ник Ровито меня проверил. Никто не
спрашивал, что я там делаю. Тогда как же это могло быть ложью?
     Он сказал, что  Эд Дженолезе знал  о  символе и пытался его уничтожить.
Разве это не правда? Ведь  люди в светло-коричневом "крайслере" убили  моего
отца и хотели убить меня.  И в Даннеморе они  же пытались разделаться с Эдди
Кэппом.  И  тот  же  самый "крайслер"  был припаркован у крыльца фермы,  где
скрывался Эд Дженолезе. Разве это не правда?
     Или это была только полуправда?
     Ведь я остался жив. Именно я.
     Когда в тридцати пяти  милях от Нью-Йорка  нас нагнал светло-коричневый
"крайслер", человек, сидевший справа от водителя, выстрелил в отца. И все.
     Они должны были знать, что отец убит. Они убедились, что их пули попали
в цель, а потом уехали. И не остановились, чтобы проверить, жив я или мертв.
В меня они даже не стреляли.
     Им был нужен вовсе не я, а человек,  на  которого  указал Эд Дженолезе.
Уилл Келли.
     Именно  он  и  был символом. Доверенным  лицом,  юристом, правой  рукой
главаря еще с  незапамятных времен. Ведь другие могли  возразить,  что  Эдди
Кэпп слишком  стар и  не способен  один возглавить организацию,  или что  он
может  умереть вскоре после  того,  как они нанесут  удар по  конкурентам, и
тогда снова  начнется  война  за власть, а две войны подряд  им  совсем ни к
чему. Но в  запасе был человек помоложе,  который  до  тонкостей знал все их
дела и мог взять на себя руководство, человек, который, по их общему мнению,
мог заменить Эдди Кэппа. Уилл Келли.
     Без Уилла Келли Кэпп не смог бы сплотить вокруг себя остальных.  Именно
поэтому Дженолезе и приказал устранить Уилла Келли.
     И тогда Эдди Кэпп  сдался и написал сестре, что решил уйти на покой. Но
тут появился я.
     Разумеется,  он не был  уверен, что  его план сработает.  Ему  пришлось
целую  неделю  спорить  и  уговаривать  своих  по  телефону,  прежде чем они
согласились его поддержать.
     Я почти дословно мог представить, что  он им наплел: "Вот мой  сын, Рэй
Келли.  Уилл Келли заботился о нем,  пока  я был  не  удел. Уилл его отлично
вымуштровал,  рассказал  всю подноготную,  короче говоря, ввел в курс  дела.
Хоть  парень  и  молод, но  отлично  знает, что  к чему,  и  схватывает  все
буквально на лету. Да к тому же на чужое разевать рот и не подумает. Когда я
откину копыта,  он возьмет дело в свои  руки и будет  довольствоваться одним
Нью-Йорком.  А  к тому  времени  ему  будет  всего  лет  сорок,  максимум  -
пятьдесят".
     Это заняло у него неделю, а возможно, и больше, но в конце концов он их
уговорил. И ухитрился запудрить мне мозги этой мутью про то, что я - символ,
поскольку знал, что я не захочу иметь ничего общего с его бандой. А когда он
станет во главе, то ему будет уже все  равно, сколько из его  дружков  знали
правду.
     К тому же,  я  рассказал ему, что жену  Билла убили. Это навело его  на
мысль сочинить историю  о преследовании всей нашей  семьи, и я как последний
дурак  на нее купился.  Ему  оставалось  только подталкивать  меня  в нужном
направлении Я был заряженным пистолетом, но стрелял из него Эдди Кэпп.
     Билл. Мой брат Билл.
     Когда  я  уезжал  из Лейк-Джорджа,  то  думал,  что  избавился от Кэппа
навсегда. Не вышло. Я должен был снова найти его. И как можно скорее.

ГЛАВА 28

     В  тот  же день я отправился в Ривердейл. С начала  "революции"  прошла
ровно неделя, а  пять дней назад  в  газетах появилось  первое сообщение  об
ответном  ударе,  когда  Патрос Канзанткос  упал  с лестницы  в своем доме в
Ривердейле и сломал шею. В заметке был указан его адрес.
     Как  можно  больший  отрезок  пути  я  проехал  на  метро,  разглядывая
уродливые кирпичные дома, когда поезд в районе Бронкса шел по поверхности, а
выйдя  на конечной  остановке,  взял  такси.  У меня в  кармане  было триста
долларов,  снятых  с  нашего  с Биллом совместного  счета,  а  его  "люгер",
засунутый за пояс, неудобно выпирал под пиджаком. Я надеялся, что под плащом
его не заметно.
     Дом Канзанткоса - двухэтажный белый особняк, построенный в колониальном
стиле,  - стоял  в очень хорошем районе, где  к  домам ведут  бетонированные
подъездные дорожки, обсаженные деревьями, а на заднем дворе обязательно есть
плавательный бассейн. На двери все еще висел черный траурный венок.
     В  некрологе говорилось,  что  семья Канзанткоса  состояла  из его жены
Эмили  и  сына Роберта.  Он-то  и  открыл мне  дверь,  когда я  позвонил,  -
нахмуренный черноволосый парень примерно  моего  возраста. Его  лицо портила
раздраженная гримаса, черный костюм висел на нем мешком.
     -  Будьте любезны, я  бы  хотел поговорить с  вашей  матерью, - вежливо
сказал я.
     - О чем? - нахально буркнул он.
     - Передайте ей, что ее хочет видеть сын Эдди Кэппа
     - А с чего вы взяли, что она вас примет?
     - Если она захочет, то сама вам расскажет.
     Наверное, это  каким-то  образом его задело,  потому что  он побледнел,
сдавленным голосом прошипел: "Подождите",  - и захлопнул дверь. Я  закурил и
начал рассматривать аккуратный садик перед фасадом  дома  на противоположной
стороне улицы. Вскоре Роберт вернулся и недовольно проворчал:
     - Ну ладно, входите.
     Следом за ним я поднялся на второй этаж в маленькую комнату, где стояли
два дивана и стереопроигрыватель последней модели. Вдоль стен тянулись полки
с пластинками. Миссис Канзанткос, невысокая хрупкая женщина с  тонким носом,
кивнула мне и, обращаясь к сыну, сказала:
     - Спасибо, Бобби. Я поговорю с мистером Кэппом наедине.
     Он вышел, сердито оглядываясь, и неохотно прикрыл за собой дверь.
     - Он не знает, как его отец зарабатывал на жизнь? - спросил я.
     - Нет. И никогда не узнает.
     - Сын всегда должен знать, кем был его отец.
     - Мистер Кэпп,  - холодно сказала она, -  позвольте мне самой судить об
этом.
     - Келли, - поправил я - Рэй Келли.
     Она резко поднялась с дивана.
     - Вы сказали, что вы сын Эдди Кэппа.
     - Так оно и есть. Но вырастил меня человек по фамилии Келли.
     - Что вам от меня нужно?  - спросила она, по-прежнему недоверчиво глядя
на меня.
     - Я  встретился с отцом, когда он вышел из Даннеморы. И был на собрании
на озере  Джордж. Там я и познакомился  с вашим  мужем. Разве  он обо мне не
рассказывал?
     - Мистер Канзанткос редко обсуждал со мной свои дела.
     - Понятно. Видите ли,  дело в том, что после  Лейк-Джорджа  мы  с отцом
расстались, мне было необходимо выполнить  его поручение. Я сделал  все, как
он просил, и сейчас хочу снова с ним встретиться.
     - Я не представляю, где его можно найти.
     - Да, конечно, но вы наверняка должны знать хотя бы одного-двух человек
из  тех,  кто  был  в  Лейк-Джордже.  Буду  вам очень  признателен,  если вы
позвоните одному из них и скажете, что я здесь.
     - Зачем это вам?
     - Я снова хочу соединиться с отцом. Разве это не нормально?
     - И он не сказал, как с ним можно связаться?
     -  Мы  расстались  очень неожиданно. Мне  надо  было  выполнить  важное
задание.
     - Какое задание?
     - Я должен был убить человека по имени Эд Дженолезе.
     Она удивленно заморгала. В комнате наступила тишина. Затем она встала.
     - Подождите здесь Мне надо... кое-кому позвонить.
     - Спасибо.
     Мне показалось, что она покинула комнату с облегчением.
     Минут  через десять  дверь открылась,  и вошел ее сын. Закрыв за  собой
дверь и прислонившись к ней спиной, он негромко сказал:
     - Я хочу знать, что происходит.
     - Ничего.
     - Она что-то от меня скрывает, - продолжал настаивать он. -  Вы знаете,
в чем дело. Скажите мне.
     Я покачал головой.
     - Зачем вы сюда пришли? - не унимался Роберт.
     - К вам это не имеет никакого отношения.
     - Это касается моего отца?
     - Нет.
     - Вы лжете. Кому пошла звонить моя мать?
     - Понятия не имею.
     Он быстро шагнул ко мне, угрожающе вскинув кулаки.
     - Сейчас ты мне все расскажешь!
     Прежде  чем я успел  что-то предпринять,  дверь распахнулась, и комнату
вошла его мать и резким  тоном  приказала ему выйти. Он отказался  и заявил,
что  никуда  не пойдет, пока  не узнает, что за тайны  мы от  него скрываем.
Минут пять они кричали друг на друга,  а я тихо сидел, разглядывая коллекцию
пластинок. В основном это  была  классика и  эстрадные оркестры, только одна
небольшая секция была посвящена диксиленду.
     Наконец  Роберт,  кипя  от  злости,  выскочил  из   комнаты,  и  миссис
Канзанткос повернулась ко мне.
     - Извините. Он не должен был этого делать.
     - Как вы сказали, это ваше личное дело.
     -  Совершенно верно... Так вот, я позвонила другу моего мужа. Он обещал
перезвонить, как только сможет. Может быть, пройдем на кухню и выпьем кофе?
     - Спасибо.
     Кухня   была   маленькой   и  опрятной.  Из  окна  был   виден  отлично
подстриженный  газон и  патио,  вымощенный  плиткой.  Вдоль  низкой  ограды,
отмечавшей границу  участка, были  посажены пышные розовые кусты. Из подвала
доносились удары по боксерской груше - наверное, это Роберт репетировал, как
он будет меня раскалывать.
     Мы молча пили кофе. Миссис Канзанткос не задавала никаких вопросов. Так
мы просидели  минут двадцать, пока  в соседней  комнате не зазвонил телефон.
Извинившись, она вышла, а через минуту вернулась.
     - Он хочет с вами поговорить.
     Это был Кэпп.
     - Рэй, это ты?
     - Да, Кэпп, я.
     - Ты узнал мой голос?
     - Ну а почему бы и нет?
     - Это ты был в понедельник вечером у Дженолезе?
     - Да.
     -  Будь я проклят! - весело  рассмеялся он. Судя по голосу, он  изрядно
выпил. - Везучий  ты засранец! Надо  же,  ты сумел прикончить этого  старого
болвана! Ну что, небось доволен, а?
     - Да.  Все  позади. Мне  теперь  больше  нечего  делать. Хочу  заняться
бизнесом вместе с вами.
     -  Черт возьми, Рэй, ты даже  не представляешь, как я рад! Мальчик мой,
да это же просто великолепно! Я молил бога, чтобы ты решился на это!
     - Вот и  отлично. Я начал искать вас сразу, как  только покончил с этим
делом.
     - Хочешь, я пришлю за тобой машину?
     - Вы в городе? Если да, то я быстрее доберусь на метро.
     - Ну конечно! Мы сняли  люкс в  "Уэзертоне".  Это  на углу Лексингтон и
Пятьдесят второй улицы.
     - Я знаю, где это.
     - Номер снят на имя Питерсона, Рэймонда Питерсона. Запомнишь?
     - Запомню. Скоро приеду.
     Как только я положил трубку, миссис Канзанткос сказала
     - Если хотите, я подвезу вас до метро.
     - Да, спасибо, - кивнул я.
     Мы спустились  в  гараж.  Было слышно, как Роберт  в подвале продолжает
молотить боксерскую грушу.

ГЛАВА 29

     От  станции  метро  до  отеля "Уэзертон"  надо  было пройти всего  один
квартал, уж я-то отлично это помнил. Именно  в этом отеле  остановился отец,
когда приехал встречать меня из  армии. Но Кэпп, естественно, этого знать не
мог.
     Я спросил у портье,  в каком  номере  проживает мистер Питерсон, и  он,
найдя мое  имя в  каком-то  списке,  направил  меня  на пятнадцатый  этаж. Я
поднялся на лифте. Номер 1512 находился  слева по коридору. Подходя к двери,
я еще издали услышал громкую музыку, пьяный  смех и выкрики - судя по всему,
Кэпп праздновал победу.
     Я постучал, и мне открыл улыбающийся здоровяк с перебитым носом.
     - Ты парень Кэппа?
     - Да.
     - Давай лапу! Как же он тебя нахваливает!
     Рука  у  него была большая, но мягкая.  Обменявшись  рукопожатиями,  мы
вошли внутрь.
     Номер был огромным,  одна  комната  сменяла  другую. Нервный  маленький
человечек,  сменивший здоровяка, показал мне мою спальню. Положив "люгер" на
кровать, я прикрыл  его плащом и вслед за своим провожатым  направился через
анфиладу комнат на вечеринку.
     Это был  огромный  зал с  широкими французскими  окнами, выходившими на
террасу.  В  углу  ревело  радио, соревнуясь  в  громкости  с  телевизором у
противоположной  стены.  Вокруг в  беспорядке  были  расставлены  раздвижные
секционные диваны и кофейные столики. Два столика на  колесах выполняли роль
передвижных баров.
     Гостей было человек тридцать, примерно третью  часть составляли женщины
- все как на  подбор с высокой грудью и белозубыми  улыбками профессионалок.
Мужчины смеялись и перекликались через весь зал.
     Кэпп сидел в углу с одной из  женщин, что-то  ей рассказывая  и  правой
рукой поглаживая ее грудь. Она не переставая улыбалась.
     Кто-то заметил меня и закричал:
     - Эй, Кэпп, а вот и твой парнишка!
     Тот  оглянулся  и  бросился  ко  мне.  Женщина, автоматически продолжая
улыбаться, легким движением расправила складки платья.
     Кэпп  схватил меня  за р