и бы все, что сказал Алкиной мне,
        Он и исполнил! Была бы ему на земле хлебодарной
        Неугасимая слава. А я бы домой воротился!"
        Так Одиссей с Алкиноем вели меж собой разговоры.
 335 Велено было меж тем белорукой Аретой служанкам
        В сени для гостя кровать принести, из подушек красивых,
        Пурпурных ложе устроить, покрыть это ложе коврами,
        Сверху пушистым застлать одеялом, чтоб им покрываться.
        С факелом ярким в руках поспешили рабыни из залы,
 340 Быстро на прочной кровати постель для него постелили,
        После того подошли и приветливо гостю сказали:
                "Странник, иди почивать! Постель для тебя уж готова".
       Радостно было ему идти, чтоб предаться покою.
        Так отдыхал многостойкий в беде Одиссей богоравный
345 Под колоннадою гулко звучащей, в сверленой постели.
       Сам Алкиной же в покоях высокого дома улегся,
        Где с госпожою супругой делил и кровать и постель он.

                       Гомер. Одиссея. Песнь восьмая.

       ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ.

                 Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос.
        Встала с постели своей Алкиноя священная сила,
        Встал и потомок богов Одиссей, городов разрушитель.
        Гостя тотчас повела Алкиноя священная сила
 5     К площади, где невдали корабли находились феаков.
        К месту пришедши, уселись на гладко отесанных камнях
        Рядом друг с другом. Паллада ж Афина пошла через город,
        Вестника образ приняв при царе Алкиное разумном,
        В мыслях имея своих возвращенье домой Одиссея.
 10   Остановившись пред каждым, Афина ему говорила:
                 "Ну же, скорее, вожди и советники славных феаков!
        Все собирайтесь на площадь, чтоб там чужеземца послушать.
        Только недавно он в дом Алкиноя разумного прибыл,
        Вытерпев в море крушенье. Бессмертным подобен он видом".
 15           Так возбудила она любопытство и рвение в каждом.
        Смертные быстро сошлись, заполняя сиденья и площадь.
        Много граждан пришло в изумленье большое, увидев
        Многоразумного сына Лаэрта. Афина излила
        Невыразимую прелесть на плечи и голову гостя,
 20   Сделала выше его и полнее на вид, чтоб милее
        Стал он собравшимся всем феакийским мужам, чтоб внушил им
        Страх и почтенье к себе, чтоб во всех одержал он победу
        Играх, в которых они испытать Одиссея хотели.
                 После того как сошлись и толпа собралася большая,
 25   С речью к ним Алкиной обратился и вот что промолвил:
                "К вам мое слово, вожди и советчики славных феаков:
        Выскажу то я, к чему меня дух мой в груди побуждает.
        Этот вот странник, – а кто он, не знаю, – в скитаниях прибыл
        В дом мой сюда из восточных иль западных стран иноземных.
 30   Просит отправки домой и срок умоляет назначить.
        Мы, как всегда, переезд ему этот охотно устроим:
        Нет никого и не будет такого, кто, в дом мой пришедши,
        Долго б у нас в ожиданьи сидел, об отъезде тоскуя.
        Спустим же черный корабль, отправляемый плавать впервые,
 35   В море священное. Юношей двух и еще пятьдесят к ним
        Выберем в целом народе, кто всех наиболе надежен.
        Все они пусть свои весла привяжут к уключинам, сами ж
        Выйдут и, в дом наш пришедши, заботу приложат, чтоб быстро
        Справить обед, а уж я в изобильи всего приготовлю.
 40   Юношам это я сделать даю приказанье. Другие ж
        Все вы, цари-скиптроносцы, в прекрасный дворец мой придите,
        Там угостим мы радушно прибывшего к нам чужестранца.
        Ни от кого пусть отказа не будет. На пир позовите
        И Демодока, певца. Бог дал ему сердце нам песней
 45   Радовать, как бы о чем ему петь ни велело желанье".
                 Так он сказал и пошел. А следом за ним скиптроносцы.
        Вестник пошел за певцом, Демодоком божественным. Двое
        Выбранных юношей, с ними других пятьдесят, как велел он,
        К берегу быстро пошли всегда беспокойного моря.
 50   К морю и к ждавшему их кораблю подошли они скоро.
        Сдвинули прежде всего корабль на глубокую воду,
        Мачту потом со снастями на черный корабль уложили,
        К кожаным кольцам уключин приладили крепкие весла,
        Как полагается все, и потом паруса распустили,
 55   В месте глубоком корабль укрепили. Все это окончив,
        К дому большому пошли Алкиноя, разумного духом.
        Мужи заполнили двор, колоннады и комнаты дома.
        Все собрались во дворец – и старые и молодые.
        К пиру велел Алкиной двенадцать баранов зарезать,
 60   Восемь свиней белозубых и пару быков тяжконогих.
        Кожу содрали, рассекли и пир приготовили пышный.
        Всем дорогого певца привел в это время глашатай.
        Муза его возлюбила, но злом и добром одарила:
        Зренья лишила его, но дала ему сладкие песни.
 65   Кресло ему Понтоной среброгвоздное в зале поставил
        Посереди пировавших, придвинув к высокой колонне,
        Над головою его на гвозде он повесил формингу
        Звонкую, давши слепцу до нее прикоснуться руками.
        Возле поставил корзину прекрасную, стол пододвинув,
 70   Рядом же – кубок, чтоб пил, как только он духом захочет.
        Руки немедленно к пище готовой они протянули.
        После того как желанье питья и еды утолили,
        Муза внушила певцу пропеть им сказанье из ряда
        Песен, молва о которых до самых небес достигала.
 75   Пел он о ссоре царя Одиссея с Пелеевым сыном,
        Как, на пиршестве пышном бессмертных, неистово оба
        Между собой разругались; владыка ж мужей Агамемнон
        Рад был безмерно, что ссора меж лучших возникла ахейцев;
        Знаменьем добрым была эта ссора: в Пифоне священном
 80   Так ему Феб предсказал, когда чрез порог перешел он
        Каменный с целью спросить оракула: бедствий начало
        Зевс в это время как раз накатил на троян и ахейцев.
                 Вот про это и пел знаменитый певец. Свой широкий
        Пурпурный плащ Одиссей, мускулистыми взявши руками,
 85   Сдвинул чрез голову вниз и лицо в нем прекрасное спрятал.
        Стыдно было ему проливать пред феаками слезы.
        Каждый раз, лишь кончал певец тот божественный пенье,
        Плащ спускал Одиссей с головы своей, вытерев слезы,
        Чашу двуручную брал и творил возлиянье бессмертным.
 90   Только, однако, опять начинал он и знатные гости
        Петь побуждали его, восторгаясь прекрасною песней, –
        Снова вздыхал Одиссей, плащом с головою покрывшись.
        Скрытыми слезы его для всех остальных оставались,
        Только один Алкиной те слезы заметил и видел,
 95   Сидя вблизи от него и вздохи тяжелые слыша.
        К веслолюбивым феакам тотчас обратился он с речью:
                "К вам мое слово, вожди и советчики славных феаков!
        Дух свой насытили мы для всех одинаковым пиром,
        Также формингою звонкой, цветущею спутницей пира.
 100 Выйдем отсюда теперь, к состязаньям различным приступим,
        Чтоб чужестранец, домой воротившись к друзьям своим милым,
        Мог рассказать им, насколько мы всех остальных превосходим
        В бое кулачном, в прыжках, в борьбе и стремительном беге".
                 Так он сказал и пошел. А следом за ним остальные.
 105 Вестник повесил на гвоздь формингу певца Демодока,
        За руку взял Демодока и вывел его из столовой.
        Той же дорогою вел он его, какой и другие
        Знатные шли феакийцы, желавшие игры увидеть.
        Все они к площади шли. А за ними народ несчислимый
 110 Следом валил. И тогда благородные юноши встали.
        Встали и вышли вперед Акроней, Окиал с Елатреем,
        Следом Навтей и Примней, за ними Понтей с Анхиалом,
        Также Анабесиней и Прорей, Фоон с Еретмеем,
        И Амфиал, Полинеем, Тектоновым сыном, рожденный.
 115 Вышел еще Евриал Навболид, с людобойцем Аресом
        Схожий; и видом и ростом он всех превышал феакийцев.
        С Лаодамантом одним он ни тем, ни другим не равнялся.
        На состязание вышли и трое сынов Алкиноя:
        Лаодамант, Клитоней, подобный бессмертным, и Галий.
 120 Было объявлено первым из всех состязание в беге.
        Бег с черты начался. И бросились все они разом
        И по равнине помчались стремительно, пыль поднимая.
        На ноги был быстроходнее всех Клитоней безупречный:
        Сколько без отдыха мулы проходят под плугом по пашне,
 125 Ровно настолько других обогнал он и сзади оставил.
        Вышли другие потом на борьбу, приносящую муки.
        В ней победил Евриал, превзошедший искусством и лучших.
        В прыганьи взял Амфиал преимущество перед другими,
        В дискометаньи искуснее всех Елатрей оказался,
 130 В бое кулачном же – Лаодамант, Алкиноем рожденный.
                 После того как насытили все они играми сердце,
        Лаодамант, Алкиноем рожденный, к ним так обратился:
                 "Спросим-ка с вами, друзья, чужестранца, в каких
состязаньях
       Опытен он и умел. Ведь ростом совсем он не низок,
 135 Голени, бедра и руки над ними исполнены силы,
        Шея его мускулиста, и сила как будто большая.
        Также годами не стар он, лишь бедами сломлен большими.
        Думаю я, ничего не бывает зловреднее моря:
        Самого крепкого мужа способно оно обессилить".
 140         Так он сказал. Евриал, ему отвечая, промолвил:
                 "Лаодамант! Весьма произнес ты разумное слово!
        К гостю сам подойди и свое предложение сделай".
                 Доблестный сын Алкиноя едва только это услышал,
        Вышел, и встал в середине, и так Одиссею промолвил:
 145         "Ну-ка, отец чужеземец, вступи-ка и ты в состязанье,
        Если искусен в каком. А должен бы быть ты искусен.
        Ведь на земле человеку дает наибольшую славу
        То, что ногами своими свершает он или руками.
        Выйди, себя покажи и рассей в своем духе печали:
 150 Твой ведь отъезд уж теперь недалек. Корабль быстроходный
        На воду с берега спущен, товарищи наши готовы".
                И, отвечая ему, сказал Одиссей многоумный:
                 "Лаодамант, не в насмешку ль вы мне предлагаете это?
        Не состязанья в уме у меня, а труды и страданья, –
 155 Все, что в таком изобильи пришлось претерпеть мне доселе.
        Нынче же здесь, вот на этом собраньи, тоскуя сижу я,
        О возвращеньи домой и царя и народ умоляя".
                 Прямо в лицо насмехаясь, сказал Евриал Одиссею:
                 "Нет, чужестранец, тебя не сравнил бы я с мужем, искусным
 160 В играх, которых так много везде у людей существует!
        Больше похож ты на мужа, который моря объезжает
        В многовесельном судне во главе мореходцев-торговцев,
        Чтобы, продав свой товар и опять корабли нагрузивши,
        Больше нажить барыша. На борца же совсем не похож ты!"
 165         Грозно взглянув на него, отвечал Одиссей многоумный:
                "Нехорошо ты сказал! Человек нечестивый ты, видно!
        Боги не всякого всем наделяют. Не все обладают
        И красноречьем, и видом прекрасным, и разумом мудрым.
        С виду иной человек совершенно как будто ничтожен,
 170 Слову ж его божество придает несказанную прелесть;
        Всем он словами внушает восторг, говорит без запинки,
        Мягко, почтительно. Каждый его на собраньи заметит.
        В городе все на него, повстречавшись, глядят, как на бога.
        С богом бессмертным другой совершенно наружностью сходен,
 175 Прелести ж бедное слово его никакой не имеет.
        Так и с тобою: наружностью ты выдаешься меж всеми,
        Лучше и бог бы тебя не создал. Но разумом скуден.
        Дух мне в груди взволновал ты своей непристойною речью.
        Нет, не безопытен я в состязаньях, как ты утверждаешь.
 180 Думаю я, что на них между первыми был я в то время,
        Как еще мог полагаться на юность свою и на руки.
        Нынче ж ослаб я от бед и скорбей. Претерпел я немало
        В битвах жестоких с врагами, в волнах разъяренного моря.
        Все же и так, столько бед претерпев, в состязанье вступаю!
 185 Язвенно слово твое. Разжег ты меня этим словом!"
                 Так он сказал, поднялся и, плаща не снимая, огромный
        Диск рукою схватил, тяжелее намного и толще
        Диска, которым пред тем состязались феаки друг с другом,
        И, размахавши, его запустил мускулистой рукою.
 190 Камень, жужжа, полетел. Полет его страшный услышав,
        К самой присели земле длинновеслые мужи феаки,
        Славные дети морей. Из руки его вылетев быстро,
        Диск далеко за другими упал. Уподобившись мужу,
        Знаком отметила место Афина и так объявила:
 195         "Даже слепой отличил бы на ощупь твой знак, чужестранец!
        Ибо лежит он не в куче средь всех остальных, а гораздо
        Дальше их всех. Ободрись! За тобою осталась победа!
        Так же, как ты, или дальше никто из феаков не бросит!"
                Так сказала Афина, и радость взяла Одиссея,
 200 Что на собраньи нашелся товарищ, к нему благосклонный.
       На сердце сделалось легче, и так продолжал говорить он:
                 "Юноши, прежде добросьте до этого диска: а следом
        Брошу другой я, и так же далеко; быть может, и дальше.
       Я и других приглашаю к другим состязаньям, которых
 205   Только их дух пожелает. Уж больно я вами рассержен!
        Бег ли, борьба ли, кулачный ли бой – на все я согласен!
        С Лаодамантом одним я ни в чем состязаться не стану:
        Здесь ведь хозяин он мне: кто станет с хозяином биться."
        Должен быть дураком, ни на что человеком не годным
 210 Тот, кто в чужой стороне хозяину сделает вызов
        На состязанье: себе самому только вред принесет он.
        Из остальных же на всех я пойду, никого не отвергну.
        Каждого рад я при встрече познать и себя испытать с ним.
        Сколько ни есть средь мужей состязаний, не плох ни в одном я.
 215 Руки недурно мои полированным луком владеют:
        Прежде других поражу я противника острой стрелою
        В гуще врагов, хоть кругом бы и очень товарищей много
        Было и меткую каждый стрелу на врага бы нацелил.
        Луком один Филоктет меня побеждал неизменно
 220 Под Илионом, когда мы, ахейцы, в стрельбе состязались;
        Что же до прочих, то лучше меня никого, полагаю,
        Нет теперь между смертных людей, кто питается хлебом.
        Против же прежних людей я бороться никак не посмел бы -
        Против Геракла иль против Еврита, царя Эхалии.
 225 Луком не раз состязались они и с самими богами,
        Вот почему и погиб великий Еврит, не достигнув
        Старости в доме своем; умертвил Аполлон его – в гневе,
        Что его вызвать посмел он в стрельбе состязаться из лука.
        Дальше могу я достигнуть копьем, чем иные стрелою.
 230 Только боюсь, чтоб ногами меня кто-нибудь из феаков
        Не победил: истощили меня не совсем, как обычно,
        Ярые волны морские: не всю ведь дорогу проделал
        На корабле я сюда. И члены мои ослабели".
                 Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.
 235 Только один Алкиной, ему отвечая, промолвил:
                 "Странник, сказать ничего нам обидного ты не желаешь,
       Но лишь присущую хочешь тебе показать добродетель
        В гневе, что этот вот муж тебя оскорбил пред собраньем.
        Нет, добродетели, странник, твоей ни один не оспорит,
 240 Слово умеющий молвить, согласное с здравым рассудком.
        Выслушай слово теперь и мое, чтоб мужам благородным
        Мог ты его повторить, когда, со своею супругой
        И со своими детьми у себя беззаботно пируя,
        О добродетелях вспомнишь, какие Зевес-промыслитель
 245 Издавна, с самых еще отцовских времен, даровал нам.
        Мы ни в кулачном бою, ни в борьбе далеко не отличны.
        На ноги быстры зато, мореходцы же – первые в мире.
        Любим всем сердцем пиры, хороводные пляски, кифару,
        Ванны горячие, смену одежды и мягкое ложе.
 250 Ну-ка, идите сюда, танцовщики лучшие наши,
        Гостю искусство свое покажите, чтоб, в дом свой вернувшись,
        Мог он друзьям рассказать, насколько мы всех превосходим
        В плаваньи по морю, в ног быстроте и в пеньи и в пляске.
        Для Демодока же пусть кто-нибудь за формингою сходит
255 Звонкою – где-то она у меня здесь находится в доме".
                 Так Алкиной боговидный сказал, и тотчас же глашатай
        К царскому дому пошел и с полой вернулся формингой.
        Распорядители, девять числом, избранцы народа,
        Встали. Для игрища все приготавливать было их дело.
260 Выровняв место, они от площадки народ оттеснили.
        Вестник пришел между тем и принес Демодоку формингу
        Звонкую. Вышел певец в середину. Его окружили
        Юноши в первой поре возмужалости, ловкие в плясках,
        И по площадке священной затопали враз. Одиссей же
 265 Взглядом следил, как их ноги мелькали, и духом дивился.
        Тот играл на форминге и голосом начал прекрасным
        Петь, как слюбились Арес с Афродитой красивовеночной,
        Как они в доме Гефеста в любви сопряглися впервые
        Тайно; Арес, ей немало даров подарив, обесчестил
 270 Ложе Гефеста-владыки. Тотчас Гелиос к нему с вестью
       Этой явился, – он видел, как те, обнимаясь, лежали.
        Только услышал Гефест это боль приносящее слово,
        В кузню к себе он пошел, на обоих замыслив худое,
        И, наковальню на плаху поставивши, выковал сети
 275 Нерасторжимые, чтобы их крепко держали, поймавши.
        Хитрый окончивши труд и злобой к Аресу пылая,
        В спальню к себе он пошел, где ложе его находилось,
        Ножки кровати вокруг отовсюду опутал сетями
        И с потолка эти сети спустил паутиною тонкой,
 280 Так что не только никто из людей увидать их не мог бы,
       Но и из вечных богов, – до того их искусно сковал он.
        Эти тончайшие сети вкруг ложа коварно раскинув,
        Сделал он вид, что на Лемнос отправился, в тот благозданный
        Город, который меж всех он земель наиболее любит.
 285 Не был слеп, следя за Гефестом, Арес златокудрый.
        Только что прочь удалился Гефест, знаменитый художник,
       Быстро направил Арес шаги свои к дому Гефеста,
        Жаждая страстно любви Кифереи красивовеночной.
        Та лишь недавно вернулась домой от родителя Зевса
 290 И, отдыхая, сидела. Вошел он во внутренность дома,
        За руку взял Афродиту, по имени назвал и молвил:
                 "Милая, ляжем в постель, насладимся с тобою любовью!
        Нету ведь дома Гефеста. Вершины Олимпа покинув,
        К синтиям грубоголосым на Лемнос отправился муж твой".
 295         Так ей сказал он. И с радостью с ним улеглась Афродита.
        Лежа в постели, заснули они напоследок. Внезапно
        Тонкие сети Гефеста с такой охватили их силой,
        Что ни подняться они не могли, ни двинуться членом.
        Тут они поняли оба, что бегство для них невозможно.
 300 Близко пред ними предстал знаменитый хромец обеногий.
        Прежде чем в Лемнос прибыть, с дороги домой он вернулся:
        Зорко следивший за всем Гелиос известил его тотчас.
        Милым печалуясь сердцем, вбежал во дворец он поспешно,
        Остановился в дверях, охваченный яростью дикой,
 305 И завопил во весь голос, богов созывая бессмертных:
                 "Зевс, наш родитель, и все вы, блаженные, вечные боги!
        Вот посмотрите на это смешное и гнусное дело, –
        Как постоянно бесчестит меня, хромоногого, Зевса
        Дочь, Афродита-жена, как бесстыдного любит Ареса!
 310 Он крепконог и прекрасен на вид, а я хромоногим
        На свет родился. Однако виновен-то в этом не я же, –
        Только родителей двое, родившие так меня на свет.
        Вот посмотрите, как оба, любовно обнявшись друг с другом,
        Спят на постели моей! Как горько смотреть мне на это!
 315 Но я надеюс