рочих умерших порхают в жилище Аида, как тени. –
                 Так сказала – и мне мое милое сердце разбила.
        Плакал я, сидя в постели, и сердце мое не желало
        Больше жить на земле и видеть сияние солнца.
        Долго в постели катался и плакал я. Этим насытясь,
 500 Я, отвечая Цирцее, такое ей слово промолвил:
                – Кто же меня, о Цирцея, проводит такою дорогой?
        Не достигал еще царства Аида корабль ни единый. –
                 Так я сказал. И богиня богинь мне ответила тотчас:
                – Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!
 505 Не беспокойся о том, кто вас через море проводит.
        Мачту только поставь, распусти паруса и спокойно
        Можешь сидеть. Дуновенье Борея корабль понесет ваш.
        Переплывешь наконец теченья реки Океана.
        Берег там низкий увидишь, на нем Персефонина роща
 510 Из тополей чернолистных и ветел, теряющих семя.
        Близ Океана глубокопучинного судно оставив,
        Сам ты к затхлому царству Аидову шаг свой направишь.
        Там впадает Пирифлегетон в Ахеронтовы воды
        Вместе с Коцитом, а он рукавом ведь является Стикса.
 515 Соединяются возле скалы два ревущих потока.
        Слушай с вниманьем: как только туда ты, герой, доберешься,
        Выкопай яму, чтоб в локоть была шириной и длиною,
        И на краю ее всем мертвецам соверши возлиянье –
        Раньше медовым напитком, потом вином медосладким
 520 И напоследок – водой. И ячной посыпь все мукою.
        Главам бессильным умерших мольбу принеси с обещаньем,
        В дом свой вернувшись, корову бесплодную, лучшую в стаде,
        В жертву принесть им и много в костер драгоценностей бросить.
        Старцу ж Тиресию – в жертву принесть одному лишь, отдельно,
 525 Черного сплошь, наиболе прекрасного в стаде барана.
        Славное племя умерших молитвой почтивши, овцу ты
        Черную вместе с бараном над ямою в жертву зарежь им,
        Поворотив их к Эребу и в сторону сам отвернувшись
        По направленью к теченьям реки Океана. Тотчас же
 530 Множество явится душ мертвецов, распрощавшихся с жизнью.
        Ты немедля тогда товарищам дай приказанье,
        Чтобы тот скот, что лежит там, зарезанный гибельной медью,
        Шкуры содравши, сожгли и молитвы свои вознесли бы
        Мощному богу Аиду и Персефонее ужасной.
 535 Сам же вытащи меч медноострый и, севши у ямы,
        Не позволяй ни одной из бессильных теней приближаться
        К крови, покуда ответа не даст на вопросы Тиресий.
        Явится он пред тобой, повелитель народов, немедля.
        Все он тебе про дорогу расскажет, и будет ли долог
 540 Путь к возвращенью домой по обильному рыбами морю. –
                 Так говорила. Пришла между тем златотронная Эос.
        Плащ мне Цирцея тогда подала и хитон, чтоб одеться.
        Нимфа ж сама облеклась в серебристое длинное платье,
        Тонкое, мягкое, – пояс прекрасный на бедра надела,
 545 Весь золотой, на себя покрывало накинула сверху.
        Встал я, пошел через дом и начал товарищей спящих
        Мягко будить ото сна, становясь возле каждого мужа:
                – Будет храпеть вам, друзья, сладчайшему сну отдаваясь!
        В путь нам пора. Мне Цирцея царица дала указанья! –
 550          Так им сказал я. И духом отважным они подчинились.
                Но и оттуда не всех невредимыми вывести смог я.
        Юноша был на моем корабле, Ельпенор, не чрезмерно
        Храбрый в бою и умом средь других выдававшийся мало.
        Сильно подвыпивши, он, удалясь от других, для прохлады
 555 Спать улегся на крыше священного дома Цирцеи.
        Сборы услышав в дорогу, товарищей говор и крики,
        На ноги он ошалело вскочил, позабывши, что должно
        Было назад ему, к спуску на лестницу, шаг свой направить;
        Он же вперед поспешил, сорвался и, ударясь затылком
 560 Оземь, сломал позвонок, и душа отлетела к Аиду.
                 После того как из дома товарищи вышли, сказал я:
                – Вы полагаете, ехать отсюда домой нам придется,
        В землю родную? Цирцея другой предназначила путь нам:
        Едем мы в царство Аида и Персефонеи ужасной.
 565 Душу должны вопросить мы Тиресия, фивского старца. –
                 Так я сказал. И разбилось у спутников милое сердце.
        Сели на землю они, и рыдали, и волосы рвали.
        Не получили, однако, от слез проливаемых пользы.
                 Тою порою, как шли к кораблю мы и к берегу моря
 570 С тяжкой печалью на сердце, роняя обильные слезы,
        Пред кораблем нашим черным внезапно явилась Цирцея
        И близ него привязала барана и черную овцу,
        Мимо легко, незаметно пройдя. Если бог не желает,
        Кто его может увидеть глазами, куда б ни пошел он?

                    Гомер. Одиссея. Песнь одиннадцатая.

       ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ.

               После того как пришли к кораблю мы и к берегу моря,
        Прежде всего мы корабль на священное море спустили,
        Мачту потом с парусами в корабль уложили наш черный,
        Также овцу погрузили с бараном, поднялись и сами
 5     С тяжкой печалью на сердце, роняя обильные слезы.
        Был вослед кораблю черноносому ветер попутный,
        Парус вздувающий, добрый товарищ, нам послан Цирцеей
        В косах прекрасных, богиней ужасною с речью людскою.
        Мачту поставив и снасти наладивши все, в корабле мы
 10   Сели. Его направлял только ветер попутный да кормчий.
        Были весь день паруса путеводным дыханием полны.
        Солнце тем временем село, и тенью покрылись дороги.
                Мы наконец Океан переплыли глубоко текущий.
        Там страна и город мужей коммерийских. Всегдашний
 15   Сумрак там и туман. Никогда светоносное солнце
        Не освещает лучами людей, населяющих край тот,
        Землю ль оно покидает, вступая на звездное небо,
        Или спускается с неба, к земле направляясь обратно.
        Ночь зловещая племя бессчастных людей окружает.
 20   К берегу там мы пристали и, взявши овцу и барана,
        Двинулись вдоль по теченью реки Океана, покуда
        К месту тому не пришли, о котором сказала Цирцея.
                 Жертвенный скот я держать Тримеду велел с Еврилохом,
        Сам же, медный отточенный меч свой извлекши из ножен,
 25   Выкопал яму. Была шириной и длиной она в локоть.
        Всем мертвецам возлиянье свершил я над этою ямой –
        Раньше медовым напитком, потом – вином медосладким
        И напоследок – водой. И ячной посыпал мукою.
        Главам бессильных умерших молитву вознес я с обетом,
 30   В дом свой вернувшись, корову бесплодную, лучшую в стаде,
        В жертву принесть им и много в костер драгоценностей бросить,
        Старцу ж Тиресию – в жертву принесть одному лишь, отдельно,
        Черного сплошь, наиболе прекрасного в стаде барана.
        Давши обет и почтивши молитвами племя умерших,
 35   Взял я барана с овцой и над самою ямой зарезал.
        Черная кровь полилась. Покинувши недра Эреба,
        К яме слетелися души людей, распрощавшихся с жизнью.
        Женщины, юноши, старцы, немало видавшие горя,
        Нежные девушки, горе познавшие только впервые,
 40   Множество павших в жестоких сраженьях мужей, в нанесенных
        Острыми копьями ранах, в пробитых кровавых доспехах.
        Все это множество мертвых слетелось на кровь отовсюду
        С криком чудовищным. Бледный объял меня ужас. Тотчас же
        Я приказание бывшим со мною товарищам отдал,
 45   Что б со скота, что лежал зарезанный гибельной медью,
        Шкуры содрали, а туши сожгли, и молились бы жарко
        Мощному богу Аиду и Персефонее ужасной.
        Сам же я, вытащив меч медноострый и севши у ямы,
        Не позволял ни одной из бессильных теней приближаться
 50   К крови, покуда ответа не дал на вопросы Тиресий.
                 Первой душа Ельпенора-товарища к яме явилась.
        Не был еще похоронен в земле он широкодорожной:
        Тело оставили мы неоплаканным, непогребенным
        Там, у Цирцеи в дому: тогда не до этого было.
 55   Жалость мне сердце взяла, и слезы из глаз полилися.
        Я, обратившись к нему, слова окрыленные молвил:
                – Как ты успел, Ельпенор, сойти в этот сумрак подземный?
        Пеший, скорее ты прибыл, чем я в корабле моем черном. –
                 Так я сказал. И прорвавшись рыданьями, он мне ответил:
 60           – Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!
        Божеской злою судьбой и чрезмерным вином я погублен.
        Спавши на крыше Цирцеи, совсем позабыл я, что должно
        Было обратно мне, к спуску на лестницу, шаг свой направить.
        Я же вперед поспешил, сорвался и, ударясь затылком
 65   Оземь, сломал позвонок, и душа отлетела к Аиду.
        Ради тех, кто отсутствует здесь, кто дома остался,
        Ради отца твоего, что вскормил тебя, ради супруги,
        Ради сына, который один в твоем доме остался!
        Знаю ведь я, что отсюда, из дома Аида, уехав,
 70   Прочный корабль ты обратно на остров Ээю направишь.
        Вспомни же там обо мне, умоляю тебя, повелитель!
        Не оставляй меня там неоплаканным, непогребенным,
        В путь отправляясь домой, – чтобы божьего гнева не вызвать.
        Труп мой с доспехами вместе, прошу я, предайте сожженью,
 75   Холм надо мною насыпьте могильный близ моря седого,
        Чтоб говорил он и дальним потомкам о муже бессчастном.
        Просьбу исполни мою и весло водрузи над могилой
        То, которым живой я греб средь товарищей милых. –
                 Так говорил он. И я, ему отвечая, промолвил:
 80           – Все, несчастливец, о чем попросил ты, свершу и исполню. –
        Так, меж собою печальный ведя разговор, мы сидели:
        Меч протянув обнаженный над ямою, кровь охранял я,
        Призрак же все продолжал говорить, за ямою стоя.
        Вдруг ко мне подошла душа Антиклеи умершей,
 85   Матери милой моей, Автоликом отважным рожденной.
        В Трою в поход отправляясь, ее я оставил живою.
        Жалость мне сердце взяла, и слезы из глаз покатились.
        Все же, хотя и скорбя, ей первой приблизиться к крови
        Я не позволил, покамест Тиресий не дал мне ответа.
 90           В это время душа Тиресия старца явилась,
        Скипетр держа золотой; узнала меня и сказала:
                – Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!
        О несчастливец, зачем ты сияние солнца покинул,
        Чтобы печальную эту страну и умерших увидеть?
 95   Но отойди же от ямы, свой меч отложи отточенный,
        Чтобы мне крови напиться и всю тебе правду поведать. –
                 Так говорил он. И в ножны вложивши свой меч среброгвоздный,
        В сторону я отошел. Когда безупречный провидец
        Черной крови напился, такие слова мне сказал он:
 100         – О возвращении сладком домой, Одиссей, ты мечтаешь.
        Трудным тебе его сделает бог. Забыть он не может,
        Что причинил ты ему, и гневом пылает жестоким,
        Злобясь, что милого сына его ослепил ты. Однако
        Даже при этом, хоть много страдавши, домой вы вернетесь,
 105 Если себя и товарищей ты обуздаешь в то время,
        Как, переплыв на своем корабле винно-чермное море,
        К острову ты Тринакрии пристанешь и, выйдя на сушу,
        На поле жирных увидишь овец и коров Гелиоса,
        Светлого бога, который все видит на свете, все слышит.
 110 Если, о родине помня, ты рук на стада не наложишь,
        Все вы в Итаку вернетесь, хоть бедствий претерпите много.
        Если же тронешь стада – и тебе предвещаю я гибель,
        И кораблю, и товарищам всем. Ты смерти избегнешь,
        Но после многих лишь бед, потерявши товарищей, в дом свой
 115 Поздно в чужом корабле вернешься и встретишь там горе:
        Буйных мужей, добро у тебя расточающих нагло;
        Сватают в жены они Пенелопу, сулят ей подарки.
        Ты, воротившись домой, за насилия их отомстишь им.
        После того как в дому у себя женихов перебьешь ты
 120 Гибельной медью, – открыто иль хитростью, – снова отправься
        Странствовать, выбрав весло по руке, и странствуй, доколе
        В край не прибудешь к мужам, которые моря не знают,
        Пищи своей никогда не солят, никогда не видали
        Пурпурнощеких судов, не видали и сделанных прочно
 125 Весел, которые в море судам нашим крыльями служат.
        Признак тебе сообщу я надежнейший, он не обманет:
        Если путник другой, с тобой повстречавшийся, скажет,
        Что на блестящем плече ты лопату для веянья держишь, –
        Тут же в землю воткни весло свое прочной работы,
 130 И кабана, что свиней покрывает, быка и барана
        Жертвой прекрасной зарежь колебателю недр Посейдону, –
        И возвращайся домой, и святые сверши гекатомбы
        Вечно живущим богам, владеющим небом широким,
        Всем по порядку. Тогда не средь волн разъяренного моря
 135 Тихо смерть на тебя низойдет. И, настигнутый ею,
        В старости светлой спокойно умрешь, окруженный всеобщим
        Счастьем народов твоих. Все сбудется так, как сказал я. –
                 Так говорил он. И я, ему отвечая, промолвил:
                – Жребий этот, Тиресий, мне сами назначили боги.
 140 Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:
        Вижу я тут пред собою скончавшейся матери душу.
        Молча она возле крови сидит и как будто не смеет
        Сыну в лицо посмотреть и завесть разговор с ним. Скажи же,
        Как это сделать, владыка, чтоб мать моя сына узнала? –
 145         Так говорил я. И, мне отвечая, тотчас же сказал он:
                – Легкое слово тебе я скажу, и его ты запомни.
        Тот из простившихся с жизнью умерших, кому ты позволишь
        К крови приблизиться, станет рассказывать все, что ни спросишь.
        Тот же, кому подойти запретишь, удалится обратно. –
 150         Так мне сказала душа владыки Тиресия старца
        И, прорицание дав, удалилась в обитель Аида.
        Я же на месте остался у ямы и ждал, чтобы к черной
        Крови приблизилась мать и испила ее. Напилася
        Крови она и печально ко мне обратилася с речью:
 155         – Сын мой, как ты добрался сюда, в этот сумрак подземный,
        Будучи жив? Нелегко живому все это увидеть.
        Реки меж вами и нами велики, теченья ужасны,
        Прежде всего – Океан; чрез него перебраться не может
        Пеший никак, если прочного он корабля не имеет.
 160 Или из Трои теперь лишь, так долго в морях проскитавшись,
        Прибыл сюда ты с своими людьми и судном? Неужели
        Ты еще не был в Итаке, жены своей, дома не видел? –
                 Так говорила она. И, ей отвечая, сказал я:
                – Милая мать, приведен я в обитель Аида нуждою.
 165 Мне вопросить надо было Тиресия Фивского душу.
        Не приближался еще я к ахейской стране, на родную
        Землю свою не ступал. Все время в страданьях скитаюсь
        С самой поры, как повел Агамемнон божественный всех нас
        В конебогатую Трою сражаться с сынами троянцев.
 170 Вот что, однако, скажи, и скажи совершенно правдиво:
        Что за Кера тебя всех печалящей смерти смирила?
        Долгой болезнью ль была ты настигнута, иль Артемида
        Нежной стрелою своею, приблизясь, тебя умертвила?
        Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною,
 175 Всё ли в руках их находится власть иль теперь обладает
        Ею другой уж, и думают все, что домой не вернусь я?
        О настроеньях и мыслях законной жены расскажи мне:
        Дома ль она остается близ сына и все охраняет
        Или на ней уж ахеец какой-нибудь знатный женился? –
 180         Так я сказал. И почтенная мать мне ответила тотчас:
                – Держится стойко и твердо супруга твоя Пенелопа
        В доме твоем. В бесконечной печали, в слезах непрерывных
        Долгие дни она там и бессонные ночи проводит.
        Не перешел ни к кому еще сан твой прекрасный. Спокойно
 185 Сын твой владеет уделом своим, принимает участье
        В пиршествах общих, как мужу, творящему суд, подобает.
        Все приглашают его. Отец же твой больше не ходит
        В город, в деревне живет у себя. Ни хорошей кровати,
        Ни одеяла старик не имеет, ни мягких подушек.
 190 В зимнюю пору он в доме ночует с рабами своими
        В пепле, вблизи очага, покрывшись убогой одеждой.
        В теплую ж пору, как лето придет иль цветущая осень,
        Он в виноградном саду, где попало, на склоне отлогом
        Кучу листьев опавших себе нагребет для постели, –
 195 Там и лежит. И вздыхает, печали своей отдаваясь,
        Все ожидая тебя. Безотрадно он старость проводит.
        Так же и я вот погибла, и час поразил меня смертный.
        Но не в доме моем Артемида, стрелок дальнозоркий,
        Нежной стрелою своей, подошедши, меня умертвила.
 200 Не от болезни я также погибла, которая часто,
        Силы людей истощая, из членов их дух изгоняет.
        Нет, тоска по тебе, твой разум и мягкая кротость
        Отняли сладостный дух у меня, Одиссей благородный! –
                 Так говорила. Раздумался я, и пришло мне желанье
 205 Душу руками обнять скончавшейся матери милой.
        Трижды бросался я к ней, обнять порываясь руками.
        Трижды она от меня ускользала, подобная тени
        Иль сновиденью. И все становилось острей мое горе.
        Громко позвал я ее и слова окрыленные молвил:
 210         – Мать, что бежишь ты, как только тебя я схватить собираюсь,
        Чтоб и в жилище Аида, обнявши друг друга руками,
        Оба с тобою могли насладиться мы горестным плачем?
        Иль это призрак послала преславная Персефонея
        Лишь для того, чтоб мое усугубить великое горе? –
 215         Так я сказал. И почтенная мать мне ответила тотчас:
                – Сын дорогой мой, меж всеми людьми наиболе несчастный.
        Зевсова дочь Персефона тебя обмануть не желает.
        Но такова уж судьба всех смертных, какой бы ни умер:
        В нем сухожильями больше не связано мясо с костями;
 220 Все пожирает горящего пламени мощная сила,
        Только лишь белые кости покинутся духом; душа же,
        Вылетев, как сновиденье, туда и сюда запорхает.
        Но постарайся вернуться на свет поскорее и помни,
        Что я сказала, чтоб все рассказать при свиданьи супруге. –
 225         Так мы беседу вели. Предо мною явились внезапно
        Женщины. Выслала их Персефона преславная. Были
        Жены и дочери это давно уж умерших героев.
        К яме они подбежали и черную кровь обступили.
        Я же раздумывал, как бы мне всех расспросить их отдельно.
 230 Вот наилучшим какое решение мне показалось:
        Вынув из ножен с бедра мускулистого меч медноострый,
        Я не позволил им к крови приблизиться всею толпою,
        Поочередно они подходили и все о потомстве
        Мне сообщали своем. Я расспрашивал их по порядку.
 235         Прежде других подошла благороднорожденная Тиро
        И про себя рассказала, что на свет она родилася
        От Салмонея, сама же – жена Эолида Крефея.
        Страсть зародил Енипей в ней божественный, самый прекрасный
        Между потоков других, по земле свои воды струящих.
 240 Часто она приходила к прекрасным струям Енипея.
        Образ принявши его, Земледержец, Земли Колебатель,
        В устьи потока того, водовертью богатого, лег с ней.
        Воды пурпурные их обступили горой и, нависши
        Сводом над ними, и бога и смертную женщину скрыли.
 245 Девушку в сон погрузив, развязал он ей девственный пояс.
        После того как свое вожделенье на ней утолил он,
        Бог ее за руку взял, и по имени назвал, и молвил:
                – Радуйся, женщина, нашей любви! По прошествии года
        Славных родишь ты детей, ибо ложе бессмертного бога
 250 Быть не может бесплодным. А ты воспитай и вскорми их.
        В дом свой теперь воротись, но смотри, называть опасайся
        Имя мое! Пред