е это сделавши так, богиня богинь удалилась.
         Наверх служанки меж тем поднялись белорукие, громко
         Между собою болтая. И сон ее сладкий покинул.
 200  Быстро руками со щек согнала она сон и сказала:
                  "Сон нежнейший меня обволок средь ужасных страданий.
         Если б такая же смерть была Артемидою чистой
         Тотчас же послана мне, чтобы я в постоянной печали
         Века себе не губила, тоскуя о милом супруге,
 205  В доблестях самых различных меж всеми ахейцами первом".
                  Так сказавши, пошла Пенелопа из спальни блестящей,
         Но не одна: с ней вместе спустились и двое служанок.
                  В залу войдя к женихам, Пенелопа, богиня меж женщин,
         Стала вблизи косяка ведущей в комнату двери,
 210  Щеки закрывши свои покрывалом блестящим, а рядом
         С нею, с обеих сторон, усердные стали служанки.
         У женихов ослабели колени, и страсть разгорелась.
         Сильно им всем захотелось на ложе возлечь с Пенелопой.
         Громко к милому сыну она между тем обратилась:
 215          "Твердости нет, Телемах, у тебя уж ни в сердце, ни в мыслях,
         Мальчиком будучи, был ты гораздо настойчивей духом.
         Нынче ж, когда ты уж вырос, когда ты уж в полном расцвете,
         Всякий когда бы сказал посторонний, взглянувши на рост твой
         И красоту, что пред ним – счастливого сын человека,
 220  Сердце и мысли твои уж не так справедливы, как прежде,
         Раз подобное дело могло у нас в доме свершиться,
         Раз позволить ты мог так нашего гостя обидеть!
         Как же теперь? Если гость, находясь в нашем собственном ломе,
         Может столько терпеть издевательств и столько насилий,
 225  Стыд и позор между всеми людьми тебе будет уделом!"
                  Матери так отвечал рассудительный сын Одиссеев:
                  "Мать моя, я на тебя не сержусь за упрек твой суровый,
        Духом все я могу понимать и знаю отлично,
         Что хорошо и что хуже. А раньше ведь был я ребенком.
 230  Часто, однако, всего не могу я разумно обдумать.
         Все эти люди, везде здесь сидящие, с кознями в сердце,
         С толку сбивают меня, и нет у меня руководства.
         Схватка же, бывшая здесь между гостем и Иром, случилась
         Не по вине женихов, и старик оказался сильнее.
 235  Если бы, Зевс, наш родитель, и вы, Аполлон и Афина,
         Если бы так же и наглые все женихи в нашем доме,
         Головы свесив, сидели избитые, – кто на дворе бы,
         Кто бы и в доме внутри, и члены бы их ослабели, -
         Так же, как этот вот Ир теперь за воротами дома,
 240  Голову свесив, сидит, на пьяного видом похожий,
         Прямо не может стоять на ногах, а также и в дом свой
         Не в состоянии вернуться, – все члены его ослабели".
                  Так Телемах с Пенелопой вели меж собой разговоры.
                  К ним между тем подошел Евримах и так ей промолвил:
245          "Многоразумная старца Икария дочь, Пенелопа!
         Если б ахейцы всего иасийского Аргоса нынче
         Здесь тебя видеть могли, женихов несравненно бы больше
        С самой зари пировало у вас: превосходишь всех жен ты
        Видом и ростом высоким, внутри же – умом благородным".
 250          Пенелопея разумная так отвечала на это:
                  "Нет, Евримах, добродетель мою – мой вид и наружность
        Боги сгубили с тех пор, как пошли аргивяне походом
         На Илион, а меж них и мой муж Одиссей находился-
         Если б, вернувшись домой, заботой меня окружил он,
 255  Больше б я славы имела, и было б все много прекрасней.
         В горе теперь я. Как много мне бед божество ниспослало!
         Помню я время, когда, родимый наш край покидая,
         Взял он за правую руку у кисти меня и сказал мне:
                  – Невероятно, жена, чтоб из пышнопоножных ахейцев
 260  Все из троянской земли воротились домой невредимо.
         Слышно, что жители Трои – мужи, превосходные в битвах,
         Бьются прекрасно на копьях и метко стреляют из лука,
         И мастера в колесничных сраженьях, решающих быстро
         Спор великий войны, одинаково всех не щадящей.
 265  Можно ли знать, возвратит ли домой меня бог иль погибну
         Там я под Троей? Поэтому ты обо всем здесь заботься.
         Думай о доме всегда, об отце и об матери столько ж,
         Сколько теперь, или больше еще, раз меня тут не будет.
         После ж того, как увидишь ты выросшим нашего сына,
 270  Замуж иди, за кого пожелаешь, оставивши дом свой.
                  Так говорил он тогда. И теперь исполняется это.
         Ночь придет наконец, и брак ненавистный свершится.
         Я проклята. Лишил меня счастия Зевс-промыслитель.
         Вот еще горе, которое дух мне и сердце тревожит:
 275  У женихов не такие обычаи были когда-то;
         Если сватали раньше жену из богатого дома,
         Знатного рода, то всякий хотел пред другим отличиться;
         Сами к невесте и жирных овец и быков приводили,
         И задавали пиры, приносили дары дорогие.
 280  Но не чужое добро, ничего не платя, поедали".
                  Так сказала. И рад был тому Одиссей многостойкий,
        Как добиваться подарков умеет она, как искусно
         Их обольщает словами, с другими желаньями в сердце.
                  К ней тогда Антиной обратился, рожденный Евпейтом:
 285          "Многоразумная старца Икария дочь, Пенелопа!
        Кто из ахейцев какие подарки принесть пожелает,
         Те и прими. Отвергать, что бы кто ни дарил, не годится.
         Мы ж не вернемся к делам и к невестам другим не поедем
         Раньше, чем по сердцу мужа не выберешь ты средь ахейцев".
 290          Так сказал Антиной. И понравилось всем его слово.
         Вестника каждый послал, чтоб подарок принес Пенелопе.
         Пеплос вестник принес Антиною большой и прекрасный,
         В пестрых узорах. На нем находилось двенадцать застежек,
         Все – золотые, и столько ж крючков к ним, красиво согнутых.
 295  Для Евримаха принес ожерелье прекрасное вестник.
         Золото в нем и янтарь, чередуясь, сияли, как солнце.
         Вещи прелестные слуги доставили Евридаманту –
         Лару сережек в три глаза, как будто из тутовых ягод.
         С шейной повязкой пришел посланец от владыки Писандра
 300  Поликторида, – красы необычной была та повязка.
         Также и каждый из прочих ахейцев принес по подарку.
                  После того поднялась к себе наверх богиня средь женщин,
         Следом за нею, подарки неся, поднялись и служанки.
         Те же, занявшись опять усладительным пеньем и пляской,
305  Тешились ими и ждали, покамест приблизится вечер.
                  Тешились так, веселились. И вечер надвинулся черный.
         Три жаровни тогда поставлены были в чертоге,
         Чтобы светили. В жаровни поленьев сухих наложили
         От сухостоя, недавно наколотых острою медью.
 310  Сунули в них и смолистых лучинок. За топкой следили
         Поочередно рабыни царя Одиссея. Тогда к ним
         С речью сам Одиссей обратился, рожденный богами:
                  "Вот что, рабыни давно уж отплывшего вдаль Одиссея!
         Шли бы вы в доме туда, где почтенная ваша царица,
315  Возле нее веретена вертите, ее развлекайте,
         Сидя вверху у нее, или волну руками чешите.
         Я же в жаровнях огонь для всех тут поддерживать буду,
         Если б они здесь остались до самой зари златотронной,
         То и тогда бы усталость меня не взяла – я вынослив",
 320  Так он сказал. Засмеялись они, друг на друга взглянули.
         Нагло Меланфо с красивым лицом Одиссею сказала.
         Долий был ей отцом. Воспитала ж ее Пенелопа,
         Много забот на нее положила, дарила наряды.
         Все же сочувствия в сердце к ней не питала Меланфо
 325  И с Евримахом сейчас находилась в связи и любилась.
         На Одиссея Меланфо накинулась с бранною речью:
                  "Что это, странник несчастный, с ума ты, как вижу я,
спятил!
         Ты не желаешь пойти ночевать куда-нибудь в кузню
         Или в какую харчевню. Ты здесь без конца произносишь
 330  Дерзкие речи средь многих мужей, никакого не зная
         Страха. Вино ли тебе помутило рассудок? Всегда ли
         Ум такой у тебя, что на ветер слова ты бросаешь?
         Иль вне себя ты, что верх одержал над бродягою Иром?
         Как бы сюда кто другой, посильнее, чем Ир, не явился!
 335  Он бы, могучей рукою избив тебя справа и слева,
         Из дому вышвырнул вон, всего обагренного кровью!"
                  Грозно взглянув на нее, Одиссей многоумный ответил:
                  "Сука! Сейчас же туда я пойду, передам Телемаху
        Все, что ты здесь говоришь, и тебя на куски он разрежет!"
 340          В страх сильнейший повергли слова Одиссея служанок,
        Быстро они через зал побежали, расслабли у каждой
        Члены. Подумали все, что угрозу свою он исполнит.
         Он же поддерживал свет, у жаровен пылающих стоя,
         И не о женщинах думал. Смотрел он на все, и кипело
 345  Сердце в груди, и готовил он то, что потом и свершилось.
                  У женихов не совсем подавила Афина желанье
         От издевательств обидных сдержаться. Хотела богиня,
         Чтобы сильней огорченье прошло в Одиссеево сердце.
                  Начал к ним говорить Евримах, рожденный Полибом.
 350  Над Одиссеем смеясь, хотел женихов он потешить:
                 "Слушайте слово мое, женихи достославной царицы,
        Дайте то мне сказать, к чему меня дух побуждает!
         Муж этот в дом Одиссеев пришел не без воли бессмертных.
         Ясно мне видится: свет не от факелов наших исходит,
 355  А от его головы; ведь волос на ней нет ни пучочка!"
                  Он Одиссею потом, городов разрушителю, молвил:
                  "Если б я принял тебя, пошел ли б ко мне ты работать
         И поле далеком? Тебе я плату бы дал недурную.
         Ты собирал бы терновник, сажал бы большие деревья.
 360  Там бы тебе доставлял я обильную пищу; одежду
         Дал бы хорошую; дал бы для ног подходящую обувь.
         Но лишь в плохом ремесле понимаешь ты толк, за работу-
         Взяться тебе не расчет. Побираясь по людям, желаешь
         Лучше ты свой ненасытный желудок кормить подаяньем!"
 365          Так, ему отвечая, сказал Одиссей многоумный:
                  "Если б с тобой, Евримах, состязаться пришлось мне в
работе
         В дни весенней поры, когда они длинны бывают,
         На сенокосе, и нам по косе б, изогнутой красиво,
         Дали обоим, чтоб мы за работу взялись и, не евши,
 370  С ранней зари дотемна траву луговую косили;
         Если бы также пахать на волах нам с тобою пришлося, –
         Огненно-рыжих, больших, на траве откормившихся сочной,
         Равных годами и силой, – и силой немалою; если б
         Четырехгийный участок нам дали с податливой почвой,
 375  Ты бы увидел, плохую ль гоню борозду я на пашне;
         Если б войну где-нибудь хоть сегодня затеял Кронион,
         Если бы щит я при этом имел, два копья заостренных,
         Также и шлем целомедный, к вискам прилегающий плотно, –
         В первых рядах ты меня тогда бы в сраженьи увидел
 380  И попрекать бы не стал ненасытностью жадной желудка,
         Но человек ты надменный, и дух у тебя неприветлив.
         Ты потому лишь себя почитаешь великим и сильным,
         Что меж ничтожных и малых людей свое время проводишь.
         Если б пришел Одиссей, если б он на Итаку вернулся,
 385  Эта бы дверь, хоть и очень она широка, показалась
         Узкой тебе, неоглядно бегущему вон из прихожей!"
                  Так он ответил. Сильнее еще Евримах разъярился,
         Грозно взглянул на него и слова окрыленные молвил:
                  "Скоро, несчастный, с тобой я расправлюсь за дерзкие
речи!
390        Ты среди многих мужей их ведешь, никакого не зная
         Страха! Вино ль тебе помутило рассудок? Всегда ли
         Ум такой у тебя, что на ветер слова ты бросаешь?
         Иль вне себя ты, что верх одержал над бродягою Иром?"
                  Так закричав, он скамейку схватил. Одиссей испугался.
395  Быстро у самых колен дулихийца он сел Амфинома.
         Весь пришелся удар виночерпию в правую руку.
         Кружка со звоном из рук виночерпия наземь упала,
         А виночерпий со стоном глухим опрокинулся навзничь.
         Подняли шум женихи в тенистом обеденном зале.
 400  Так не один говорил, поглядев на сидевшего рядом:
                  "Лучше бы было, когда б до прихода сюда, средь скитаний,
        Странник этот погиб! Такого б тут не было гаму.
         Здесь из-за нищих мы подняли ссору. Какая же будет
         Радость от светлого пира, когда торжествует худое!"
 405          К ним обратилась тогда Телемаха священная сила:
                  "Странные люди! Как стали вы буйны! И скрыть вы не в
силах,
         Сколько вы ели и пили! Иль бог вас какой возбуждает?
         Кончился пир наш. Теперь на покой по домам разойдитесь,
         Если желание есть. А гнать никого не хочу я".
 410          Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,
         Смелым дивились словам, которые вдруг услыхали.
         С речью тогда к женихам Амфином обратился и молвил,–
         Ниса блистательный сын, повелителя Аретиада:
                  "На справедливое слово, друзья, обижаться не должно
415  И отвечать на него не годится враждою и бранью.
         Больше не следует этого вам обижать чужеземца
         И никого из рабов, в Одиссеевом доме живущих.
         Пусть же теперь виночерпий нам доверху кубки наполнит,
         Чтоб, возлиянье свершив, по домам мы для сна разошлися.
 420  Странника ж здесь, во дворце Одиссея, поручим заботам
         Сына его Телемаха: в его он находится доме".
                  Так говорил он. И слово, приятное всем, произнес он.
         Мулий, знатный товарищ его, дулихийский глашатай,
         Тотчас снова в кратере вино замешал пировавшим,
 425  Каждому чашу поднес. И все, совершив возлиянье
         Вечным, блаженным богам, вино медосладкое пили.
         После, свершив возлиянье и выпивши, сколько хотелось,
         Все по жилищам своим разошлись и сну предалися.

                    Гомер. Одиссея. Песнь девятнадцатая.

        ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.

                         В зале столовом божественный сын оставался Лаэртов
         И женихов истребленье обдумывал вместе с Афиной.
         Быстро он Телемаху слова окрыленные молвил:
                  "Нужно вынести вон, Телемах, боевые доспехи
 5      Все без изъятья. А если, хватившись, расспрашивать станут,
        То успокой женихов приветливо-мягкою речью:
         – Я их от дыма унес. Не такие они уж, какими
         Здесь Одиссей, отправляясь в поход, их когда-то оставил.
         Обезображены все, дотемна от огня закоптели.
 10    Соображенье еще поважней божество мне вложило:
         Как бы вы между собой во хмелю не затеяли ссоры
         И безобразной резней сватовства и прекрасного пира
         Не опозорили. Тянет к себе человека железо! –"
                  Так он сказал. Телемах, приказанье отца исполняя,
 15    Вызвал тотчас Евриклею кормилицу сверху и молвил:
                  "Мать, удержи-ка на время мне в комнатах женщин, покамест
         Всех я в чулан не снесу прекрасных доспехов отцовских.
         Здесь за ними не смотрят, они потускнели от дыма.
         Не было в доме отца, а я еще был неразумен.
 20    Их теперь я желаю убрать, чтоб огонь не коптил их".
                  Тут ему Евриклея кормилица так отвечала:
                  "Если б, сынок, хоть теперь и о том, наконец, ты подумал,
         Как тебе дом сохранить и сберечь все имущество ваше!
         Кто же, однако, теперь пред тобою пойдет, чтоб светить вам?
 25    Ты выходить не позволил служанкам. А светят они ведь".
                  Ей на это в ответ Телемах рассудительный молвил:
                  "Этот вот странник! Остаться без дела едящему хлеб мой
         Я не позволю, хотя бы он прибыл сюда издалека!"
         Так он громко сказал. И осталось в ней слово бескрылым.
 30    Сделала, как повелел он, и к женщинам двери замкнула.
         Вмиг поднялись Одиссей с блистательным сыном. Из зала
         Быстро горбатые стали щиты выносить они, шлемы,
         Острые копья. Светильник держа золотой, перед ними
         Свет кругом разливала прекрасный Паллада Афина.
 35    Громко тогда Телемах к отцу своему обратился:
                  "О мой отец! Я чудо великое вижу глазами!
        В зале нашем и стены кругом и глубокие ниши,
        Бревна еловые этих высоких столбов, переметов, –
         Все пред глазами сияет, как будто во время пожара!
 40    Бог здесь какой-то внутри из владеющих небом широким!"
                  Так, отвечая на это, сказал Одиссей многоумный:
                  "Мысли свои удержи, молчи и не спрашивай больше!
         Так всегда у бессмертных богов, на Олимпе живущих.
         Вот что, однако: иди-ка ты спать, а я тут останусь.
 45    Хочется мне испытать и служанок и мать твою также:
         В скорби своей обо многом меня она спрашивать станет".
                  Так сказал Одиссей. Телемах, повинуясь, покинул
         Зал и, факелом путь освещая, направился в спальню,
         Где, когда приходил к нему сон, и всегда ночевал он.
 50    Там он лег и теперь, дожидаясь божественной Эос.
         В зале столовом меж тем Одиссей богоравный остался
         И женихов истребленье обдумывал вместе с Афиной.
                  Вышла меж тем Пенелопа из спальни своей, Артемиде
         Иль золотой Афродите подобная видом прекрасным.
 55    Кресло близко к огню ей поставили. Было искусно
         Кресло обложено все серебром и слоновою костью.
         Мастер Икмалий сработал его. Он для ног и скамейку
         К креслу приделал. Густою овчиной оно покрывалось.
         В это кресло, придя, Пенелопа разумная села.
 60    В зал служанки меж тем белорукие сверху спустились,
         Стали столы убирать, остатки обильные пищи,
         Кубки, откуда вино эти люди надменные пили.
         Вытрясли наземь огонь из жаровен и в них положили
         Много новых поленьев сухих – для тепла и для света.
 65            На Одиссея вторично Меланфо накинулась с бранью:
                  "Надоедать нам и дальше всю ночь напролет ты желаешь,
        По дому всюду слоняясь и нагло глазея на женщин?
         Вон убирайся, несчастный! Нажрался ты всласть – и довольно!
        Вот как хвачу головней, отсюда ты вылетишь мигом!"
 70            Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей многоумный:
                  "Что с тобой? Почему ты ко мне пристаешь так сердито?
        Иль потому, что я грязен, что рубищем тело одето,
         Что побираюсь по людям? Нуждой я к тому приневолен!
        Странники, нищие люди всегда ведь бывают такими.
 75    Некогда собственным домом и сам я промежду сограждан
         Жил – богатый, счастливый, всегда подавая скитальцу,
         Кто бы он ни был и, в чем бы нуждаясь, ко мне ни пришел он.
         Множество было рабов у меня и всего остального,
         С чем хорошо нам живется, за что нас зовут богачами.
 80    Все уничтожил Кронион. Ему, видно, так пожелалось.
         Как бы, смотри, не случилось того же с тобой! Потеряешь
         Всю красоту, какой ты теперь меж рабынь выдаешься.
         От госпожи тебе может достаться, тобой прогневленной.
         Может прибыть Одиссей: ведь надежда еще не пропала.
 85    Если ж погиб Одиссей и домой никогда не вернется,
         Есть у него уж такой же, по милости Феба, как сам он,
         Сын Телемах. От него ни одна не сумеет из женщин
         Гнусное скрыть поведенье свое: он уже не ребенок".
                  Так сказал Одиссей. Услыхала его Пенелопа,
 90    Стала служанку бранить, назвала и так ей сказала:
                  "Да, нахалка, собака бессты