х больше стремится
       Мать мою взять себе в жены и сан получить Одиссея.
        Знает, однако, лишь Зевс-олимпиец, живущий в эфире,
        Не приготовит ли им он погибельный день вместо брака".
 525         Так говорил он. И вдруг по правую руку пронесся
        Сокол вверху, быстрокрылый посол Аполлона. Когтями
        Горного голубя рвал он, и сыпались перья на землю
        Прямо меж черной кормой корабля и самим Телемахом.
        В сторону Феоклимен отозвал Одиссеева сына,
 530 Взял его за руку, слово сказал и по имени назвал:
                 "Верь, Телемах, не без бога та птица явилася справа!
        Сразу, увидев, я понял, что вещая птица пред нами.
        Царственней вашего нет ни единого рода другого
        В целой Итаке. Всегда вы могуществом будете сильны".
 535         Феоклимену в ответ Телемах рассудительный молвил:
                 "О, если б слово твое я увидел свершившимся, странник!
        Много б тогда от меня получил ты любви и подарков,
        Так что всякий тебя, повстречавши, назвал бы счастливцем".
                 После того он Пирею, товарищу верному, молвил:
540         "Ты, Пирей, и всегда повинуешься мне наиболе
        Между товарищей всех, кто за мною последовал в Пилос.
       Сделай же так и теперь: отведи к себе в дом чужеземца,
       Будь с ним радушен, заботься о госте, пока не вернусь я".
                 Сыну тогда Одиссея Пирей-копьеборец ответил:
 545         "Если б ты там, Телемах, и на долгое время остался, –
       Буду его угощать, и даров он получит довольно".
                 Так сказав и взойдя на корабль, приказал и другим он,
        Севши самим на корабль, развязать судовые причалы.
        Быстро они на корабль поднялись и к уключинам сели.
 550 Ноги обул между тем в сандалии сын Одиссея,
        Крепкое в руки копье с наконечником острым из меди
        С палубы взял корабельной. А те отвязали причалы
        И, оттолкнувши корабль от земли, поплыли на веслах
        К городу, как приказал рассудительный сын Одиссеев.
 555         Ноги несли Телемаха, шагавшего быстро, покуда
        Он ко двору не пришел, где свиней его было без счета
        И свинопас ночевал, о хозяйском добре беспокоясь.

                    Гомер. Одиссея. Песнь шестнадцатая.

       ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ.

                 Встала заря. Одиссей же с подобным богам свинопасом
       Завтрак готовили рано поутру, огонь разложивши,
        Выслав вместе с свиными стадами других свинопасов.
       Вдруг подошел Телемах. Не кинулись с лаем собаки,
5     Стали хвостами вилять. Одиссей это тотчас заметил,
       Тотчас услышал и шум от шагов подходящего мужа.
        Он свинопасу поспешно слова окрыленные молвил:
                 "Слышишь, Евмей, там идут, – из твоих ли товарищей кто-то
        Или знакомый другой: на пришельца собаки не лают,
 10   Только виляют хвостами. И шум я шагов его слышу".
        Кончить речь еще не успел он, как сын его милый
        В сени вошел. Свинопас вскочил в изумлении с места.
        Выпали наземь из рук сосуды, в которых мешал он
        Воду с искристым вином. Пошел он навстречу владыке,
15   Голову стал целовать, глаза его ясные, руки,
        Ту и другую. Из глаз его слезы лилися обильно.
        Так же как старым отцом бывает любовно ласкаем
       Сын, на десятом году лишь прибывший домой издалека,
        Поздно рожденный, единственный, стоивший многих страданий,
 20   Так Телемаха тогда боговидного, тесно прильнувши,
        Крепко Евмей целовал, как будто избегшего смерти.
        Всхлипывал он и ему говорил окрыленные речи:
                 "Сладкий мой свет, Телемах, воротился ты! Я уж не думал
        Снова тебя увидать с тех пор, как ты в Пилос уехал!
 25   Ну же, дитя дорогое, войди к нам сюда, чтобы мог я
        Всласть на тебя наглядеться! Ну, вот ты и дома! Приехал!
        К нам, пастухам, ведь не часто сюда ты в деревню приходишь,
        В городе больше живешь. Неужели тебе не противно
        Видеть всегда пред собой толпу женихов этих гнусных?"
 30           Тут свинопасу в ответ Телемах рассудительный молвил:
                "Так и будет, отец! Сюда ж для тебя я явился,
        Чтобы увидеть тебя самолично и вести услышать,
        Все ль еще мать моя дома находится или на ней уж
        Кто-то женился другой, и постель Одиссея, пустуя,
 35   В спальне, забыта, стоит, покрытая злой паутиной?"
                 Снова ответил ему свинопас, над мужами начальник:
                 "Нет, упорно и твердо жена остается, как прежде,
        В доме своем. В бесконечной печали, в слезах непрерывных
        Долгие дни она там и бессонные ночи проводит".
 40   Так сказав, от него он копье медноострое принял.
        Внутрь вошел Телемах, через камни порога ступивши.
        С места поспешно вскочил отец Одиссей пред вошедшим,
        Но Телемах удержал Одиссея и громко промолвил:
                 "Странник, сиди! Для себя и другое местечко найдем мы
 45   В хижине нашей. И вот человек, кто все мне устроит".
        Так он сказал. Одиссей воротился и сел. Свинопас же
        Веток зеленых подниз набросал и покрыл их овчиной.
        Там после этого сел возлюбленный сын Одиссеев.
        Быстро поставил на стол свинопас перед ними дощечки
50   С жареным мясом, какое от прежней еды оставалось.
        Хлеба в корзины горой наложил, в деревянной же чаше
        В воду вина намешал, по сладости равного меду.
        Все это сделавши, он пред божественным сел Одиссеем.
        Руки немедленно к пище готовой они протянули.
 55   После того как желанье питья и еды утолили,
        Сын Одиссея спросил свинопаса, подобного богу:
                 "Кто этот странник, отец? Откуда он? Как на Итаку
        К нам мореходцы его привезли, и кто они сами?
        Ведь не пешком же сюда, полагаю я, к нам добрался он".
 60           Тотчас в ответ Телемаху, Евмей свинопас, ты промолвил:
                 "Полную правду тебе, сынок дорогой, сообщу я.
       Хвалится он предо мной, что из Крита пространного родом;
       Он уж немало людских городов посетил всевозможных,
       Странствуя: этот удел божество ему выпряло с нитью.
 65   Нынче, бежав с корабля феспротских мужей вероломных,
        В хижину прибыл ко мне он. Его я тебе поручаю.
        Делай, как хочешь. Но он о защите тебя умоляет".
                И свинопасу в ответ Телемах рассудительный молвил:
                 "Речью своею, Евмей, жестоко ты сердце мне ранил.
 70   Странника этого как мне возможно принять в своем доме?
        Я еще молод, на руки свои не могу положиться,
        Что защищу человека, когда обижать его станут.
        Мать же моя между двух все время колеблется мыслей:
        Вместе ль со мной оставаться и дом содержать свой в порядке,
 75   Ложе супруга храня и людскую молву уважая,
        Иль наконец за ахейцем последовать, кто наиболе
        Знатен среди женихов и всех на подарки щедрее?
        Странника ж этого, раз уж прибыл в твое он жилище,
        Я в прекрасное платье одену, и в плащ, и в рубашку,
 80   Дам подошвы для ног и меч привешу двуострый,
        И отошлю, куда его дух понуждает и сердце.
        Если же хочешь, оставь его здесь на своем попеченьи.
        Платье сюда я пришлю и пищу различного рода,
        Чтобы не делать тебе и товарищам лишних убытков.
 85   В город идти к женихам я б ему ни за что не позволил,
        Больно уж наглы они и в буйстве не знают предела:
        Станут глумиться над ним и в безмерную скорбь меня ввергнут.
        Сам же я их укротить не смогу: против многих и самый
        Сильный бессилен, когда он один. А их ведь немало!"
 90           Так Телемаху в ответ Одиссей многостойкий промолвил:
                 "Если, друг, мне на это позволено будет ответить, –
       Сердце в груди у меня разрывается, слыша, как много
        Всяких, по вашим рассказам, творят женихи беззаконий
        В собственном доме твоем, с таким, как ты, не считаясь.
 95   Вот что скажи: добровольно ль ты им поддался иль в народе
        Все ненавидят и гонят тебя по внушению бога?
        Или ты, может быть, братьев винишь, на которых бы вправе
        Всякий рассчитывать в битве, хотя бы и самой ужасной?
        Если б я молод, как ты, при собственном сделался духе,
 100 Если б я сын Одиссея отважного был или сам он, –
        Он из скитаний вернется. надежда еще не пропала! –
        Первому встречному голову мне я отсечь бы позволил,
        Если б я всем наглецам этим злою бедой не явился,
        В зал высокий войдя Одиссея, Лаэртова сына.
 105 Пусть бы даже меня одного все они одолели
        Множеством, – в собственном доме б моем предпочел я погибнуть
        Чем непрерывно смотреть на творимые там непотребства, –
        Как моих обижают гостей, как позорно бесчестят
        Женщин-невольниц моих в покоях прекрасного дома,
 110 Как истребляют запасы вина и всяческой пищи, –
        Так, не платя ничего и о главном не думая деле!"
                 Снова на это ему Телемах рассудительный молвил:
                 "Странник, на это тебе я вполне откровенно отвечу.
       Не ненавидит меня весь народ и вражды не питает.
 115 Также и братьев винить не могу, на которых бы вправе
        Всякий рассчитывать в битве хотя бы и самой ужасной.
        Весь наш род одиночным создал промыслитель Кронион:
        Только лишь сына Лаэрта родил когда-то Аркесий,
        Только опять Одиссея родил и Лаэрт, Одиссей же,
 120 Только меня породив, не к добру меня дома покинул:
        Ведь потому-то так много врагов и набилося в дом к нам.
        Первые люди по власти, что здесь острова населяют –
       Заму, Дулихий и Закинф, покрытый густыми лесами,
        И каменистую нашу Итаку, – стремятся упорно
 125 Мать принудить мою к браку и грабят имущество наше.
        Мать же и в брак ненавистный не хочет вступить и не может
        Их притязаньям конец положить, а они разоряют
        Дом мой пирами и скоро меня самого уничтожат.
        Это, однако, лежит в коленях богов всемогущих...
 130 Вот что, отец! Отправляйся скорей к Пенелопе разумной
       И сообщи, что из Пилоса я невредимым вернулся,
        Сам же пока остаюсь у тебя. Возвращайся обратно,
        Ей лишь одной сообщив, Пусть это для прочих ахейцев:
        Тайной останется. Многие зло на меня замышляют".
 135         Так Телемаху в ответ, Евмей свинопас, ты промолвил:
                 "Знаю все, понимаю. И сам уж об этом я думал.
        Вот "то, однако, скажи, и скажи мне вполне откровенно:
        Нужно ли мне по пути и к Лаэрту несчастному с вестью
        Этой зайти? Хоть о сыне жестоко скорбел он, но все же
 140 Раньше и в поле смотрел за работами, также с рабами
        Пил в своем доме и ел, когда его духу желалось.
       С той же самой поры, как в Пилос ты морем уехал,
        Он, говорят, уже больше не ест и не пьет, как бывало,
       И за работами больше не смотрит. Сидит и тоскует,
 145 Охая, плача. И тело с костей его сходит все больше".
                 Тут свинопасу в ответ Телемах рассудительный молвил:
                 "Жаль! Но нечего делать! Ему ничего мы не скажем.
       Если б все делалось так, как желательно людям, то первым
       Делом бы я пожелал, чтоб отец мой вернулся в Итаку.
 150 Матери все передав, возвращайся назад, а к Лаэрту
        Незачем крюк тебе делать. Но матери – ей сообщишь ты,
        Чтобы послала к нему немедленно ключницу нашу
        Тайно. Она б старику известия все сообщила".
                 Так сказав, свинопаса отправил. Доставши подошвы,
 155 Тот их к ногам привязал и в город пошел. От Афины
        Скрытым остаться не мог уход свинопаса из дома.
        К хижине близко она подошла, уподобившись видом
        Женщине стройной, прекрасной, искусной в блестящих работах.
        Остановилась в дверях, одному Одиссею явившись, –
 160 А Телемах не увидел ее пред собой, не заметил:
        Вовсе не всем нам открыто являются вечные боги.
        Но Одиссей увидал; и собаки, – залаять не смея,
        В сторону с визгом помчались они чрез загон и исчезли.
        Бровью мигнула она Одиссею. Он вмиг догадался,
 165 Вышел из хижины вон за большую дворовую стену,
        Остановился пред ней. И к нему обратилась Афина:
                 "Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!
        Слово сыну теперь же скажи, от него не скрываясь,
        Как вам обоим, погибель и смерть женихам обсудивши,
 170 В город отправиться славный. От вас и сама я недолго
        Буду вдали. И меня уже тянет вмешаться в сраженье".
                 Кончив, жезлом золотым к нему прикоснулась Афина.
        Прежде всего ему плечи покрыла плащом и хитоном,
        Вымытым чисто. Повысила рост и уменьшила возраст;
 175 Снова смуглым лицо его стало, разгладились щеки,
        Иссиня-черной густой бородой подбородок покрылся.
        Сделавши это, обратно Афина ушла. Одиссей же
        В хижину к сыну вернулся. Отвел Телемах в изумленьи
        В сторону взор свой, не зная, не бог ли ему вдруг явился.
 180         Громко ему Телемах слова окрыленные молвил:
                 "Странник, совсем ты иной, чем какого я только что видел!
        В платье другое одет, и кожей нисколько не сходен.
        Бог ты, конечно, – из тех, что небом владеют широким!
        Смилуйся! Жертву тебе принесем мы приятную, также
185 Тонкой работы дары золотые. А ты пощади нас!"
                 Тотчас ответил ему Одиссей, в испытаниях твердый:
                 "Вовсе не бог я. Зачем меня хочешь равнять ты с богами?
        Я твой отец, за которого ты в воздыханиях тяжких
        Муки несешь, подчиняясь насильям людей обнаглевших".
 190 Сына он стал целовать. Покатились со щек его слезы
        На землю. Он их упорно все время удерживал раньше.
        Но Телемах не поверил, что это отец его. Снова
        Он Одиссею в ответ слова окрыленные молвил:
                 "Не Одиссей ты, о нет, не отец мой! Меня обольщает
 195 Бог какой-то, чтоб после я больше скорбел и крушился.
        Смертному мужу никак не возможно все это проделать
        Собственным разумом! Бог лишь один, появившись пред смертным,
        Может сделать себя молодым или старым, как хочет.
        Только что здесь ты сидел стариком в неопрятных лохмотьях,
 200 Нынче ж похож на богов, владеющих небом широким!"
                 Так Телемаху в ответ сказал Одиссей многоумный:
                 "Не подобало б тебе, Телемах, раз отец пред тобою,
        Больно много дивиться и в сердце своем сомневаться.
        К вам Одиссея сюда никакого другого не будет:
 205 Это сам я таким – исстрадавшийся, много блуждавший –
        В землю родную сюда на десятом году возвращаюсь.
        А превращенье мое – Афины-добычницы дело.
        Было на это желанье ее. Ведь все она может.
        То меня сделала вдруг похожим на нищего, то вдруг
 210 На молодого и крепкого мужа в прекрасной одежде.
        Очень легко для богов, владеющих небом широким,
        Сделать смертного видным иль сделать его безобразным".
                 Так произнес он и сел. Телемах, заливаясь слезами,
        Сердцем печалясь, отца обнимать благородного начал.
 215 И у обоих у них поднялося желание плакать.
        Плакали громко они, еще непрерывней, чем птица,
        Коршун иль кривокогтый орел, из гнезда у которых
        Взяли крестьяне птенцов, не успевших еще опериться.
        Так же жалостно слезы струились из глаз у обоих.
 220 В скорби тяжелой покинуло б их заходящее солнце,
       Если бы вдруг Телемах Одиссею не задал вопроса:
                 "Милый отец, на каком же тебя корабле на Итаку
        К нам мореходцы сюда привезли и кто они сами?
        Ведь не пешком же сюда, полагаю я, к нам добрался ты".
 225          Сыну промолвил в ответ Одиссей, в испытаниях твердый:
                "Сын мой, полнейшую правду об этом тебе расскажу я.
        Славные гости морей, феаки меня привезли к вам.
        Кто бы ни прибыл к ним, всех по домам они морем развозят.
        Спящего в их корабле и меня отвезли они морем
 230 И на Итаке ссадили, без счета даров надававши, –
        Вдоволь золота, меди и тканой прекрасной одежды.
        Спрятаны с помощью божьей сокровища эти в пещерах.
        Прибыл теперь я сюда по совету богини Афины,
        Чтобы с тобой обсудить, как наших врагов уничтожить.
 235 Ты же теперь расскажи мне об них и всех перечисли,
        Чтобы мне знать, каковы эти люди и сколько числом их.
        В духе отважном моем тогда обсужу и решу я,
        Сможем ли мы без других, лишь двое с тобою, со всеми
        Справиться или придется на помощь других поискать нам".
 240         Так Одиссею в ответ Телемах рассудительный молвил:
                 "Шла всегда о тебе, отец мой, великая слава,
        Что и руками могуч ты в бою и в совете разумен.
        Но о несбыточном ты говоришь. Берет меня ужас.
        Как против множества сильных людей вдвоем нам сражаться?
 245 Ведь женихов не один тут десяток, не два, а гораздо
        Больше. Скоро и сам их число без труда ты узнаешь.
        Остров Дулихий прислал пятьдесят сюда два человека
        Юношей знатного рода, и шесть прислужников с ними.
        Двадцать четыре пришли жениха на Итаку из Зама,
 250 С Закинфа двадцать ахейцев тут есть молодых, из Итаки ж
        Нашей двенадцать, все люди родов наиболее знатных.
        С ними – вестник Медонт, певец божественный Фемий,
        Также товарища два, в разрезании мяса искусных.
        Если решимся мы выйти на всех, находящихся в доме,
 255 На нападенье ответят они многогорько и страшно.
        Нет, если можешь кого-нибудь в помощь еще нам наметить,
        Нужно подумать, чтоб нас кто-нибудь защитил благосклонно".
                 Сыну на это сказал Одиссей, в испытаниях твердый:
                 "Вот что тебе я скажу – послушай меня, и запомни,
260 И рассуди: если явятся нам на подмогу Афина
        С Зевсом, то нужно ль еще о другом мне помощнике думать?"
                 Так Одиссею в ответ Телемах рассудительный молвил:
                 "Да, прекрасны помощники те, о каких говоришь ты!
       Правда, высоко они в облаках обитают, но оба
 265 Силой своею страшны и людям другим и бессмертным".
                 Снова ответил ему Одиссей, в испытаниях твердый:
                 "Оба они в стороне от кровавой резни оставаться
        Будут недолгое время, как в доме моем между нами
        И женихами начнет свою тяжбу Аресова сила.
 270 Ты же теперь, лишь займется заря, отправляйся отсюда,
        В дом наш войди и в толпу наглецов женихов замешайся.
        В город туда же меня свинопас проведет попозднее
        В жалостном образе старого нищего в рубище грязном.
        Если меня они в доме начнут оскорблять, то чему бы
 275 Я ни подвергся от них, пусть сердце в груди твоей терпит.
        Если б меня даже за ноги вон потащили из дома
        Или швырнули в меня чем попало – сдержись, не мешайся.
        Разве что мягкою речью еще убедить их попробуй,
        Чтоб прекратили безумство. Но вряд ли тебя они станут
 280 Слушаться. День роковой уже близко стоит перед ними.
        Слово другое скажу, хорошенько прими его к сердцу:
        Только что в мысль мне Афина, советница мудрая, вложит,
        Тотчас тебе я кивну головою. Заметивши это,
        Сколько бы ни было там боевого оружия в зале,
 285 Все собери и спрячь наверху, в отдаленнейшем месте, –
        Все без изъятья! Когда же, хватившись, расспрашивать станут,
        То успокой женихов приветливо-мягкою речью:
        – Я их от дыма унес. Не такие они уж, какими
        Здесь Одиссей, отправляясь в поход, их когда-то оставил:
 290 Обезображены все, до темна от огня закоптели.
        Соображенье еще поважнее вложил мне Кронион:
        Как бы вы меж собой во хмелю не затеяли ссоры
        И безобразной резней сватовства и прекрасного пира
        Не опозорили: