т убивать время. Солдаты убивают его низменным вздо-
ром и жестокими развлечениями,  офицеры убивают время  охотой,  вином,
рыбалкой,  картами. А каково тому, кто сознает это "убивание" времени,
как убийство жизни,  кто сознает всю тягостность пренебрежения настоя-
щим в пользу грядущего!
   Неупотребленная масса возможностей бродит в деде, ищет выхода, най-
ти  не  может,  именно в таком состоянии чаще всего люди погружаются в
дрянь, в мелочь, в нечистые страсти.
   А как устоять? Ст. Борзя. Апреля 22-го. 1904. Милая, дорогая голуб-
   ка Кароля!  Опять прошло уже больше недели, как я не писал тебе. За
   это время ни-
чего не произошло,  хотя мы едва не двинулись в Приморскую область. Но
распоряжения так часто меняются,  что положительно нет никакой возмож-
ности даже предполагать,  что будет с нами,  например, через день-два.
Так,  на другой день после того, как я отправил тебе письмо, в котором
писал о том,  что наш полк расставлен на охрану железной дороги, полу-
чилась  телеграмма быть готовыми немедленно двинуться в Приморскую об-
ласть.  Сотни же,  расставленные на охрану, заменить полковой стражей.
Стали  готовиться к выступлению и снова получилось распоряжение об от-
мене нашего движения в Приморскую область и приказ о назначении  всего
полка опять же на охрану Забайкальской ж.д. Теперь уже почти весь полк
растянулся от Байкала до Манчжурии.  Здесь в Борзе остается пока обоз,
полусотня 5-й сотни и штаб полка.  Врачи находятся при штабе, значит я
продолжаю оставаться здесь.  В виду расположения полка по железной до-
роге теперь и мне и товарищу предстоит некоторое развлечение - разъез-
жать время от времени,  смотря по надобности,  то в одну,  то в другую
сторону от Борзи.
   Здесь ходят опасения эпидемии чумы,  которая всегда есть в Корее, а
на  скоте  уже появилась и в окрестностях Борзи.  Ввиду этого из Штаба
Казачьего Войска в Чите получилось предписание о назначении санитарной
комиссии для осмотра поселков Суворовского и его окрестностей, а также
станций Борзя и Оловянная. Вчера и сегодня я, товарищ врач и один офи-
цер  осматривали дворы в поселке Суворовском и станционные постройки в
Борзе.  На днях выезжаем на ст. Оловянная для такого же осмотра и при-
нятия мер к соблюдению чистоты.
   На прошедшей неделе занимался прививкой оспы всем  казакам.  Привил
оспу и себе - к счастью,  принялась,  и теперь все-таки спокойно можно
себя чувствовать.
   С театра  военных действий начинают поступать известия о сухопутных
стычках наших с Японцами. Наши пока не особенно отличаются, как ты са-
ма можешь судить по газетным известиям. Уже немало перебили наших офи-
церов и еще больше ранили и контузили.  Вообще  говоря,  утешительного
немного.
   Об открытии в Борзе лазарета Красного Креста что-то говорить перес-
тали. Очевидно переменился начальный проэкт.
   Вот и все о нашей жизни.  Прибавлю к этому, что мы продолжаем ежед-
невно почти кататься верхом,  продолжаем скучать и скучать. Теперь же,
когда масса офицеров ушли из Борзи с сотнями для  охраны  дороги,  тут
будет еще скучнее и пустыннее. Остается одно - терпеливо ожидать новых
распоряжений.
   Ты, дорогая деточка, немножко ленишься пописывать, а получить здесь
письмо - радость.  Впрочем,  я не в претензии на тебя, если у тебя все
благополучно.
   Все же напиши,  милая,  где будешь проводить лето,  когда уедешь из
Москвы?  Куда тебе летом писать?  Кажется все меньше и меньше остается
надежды на то, чтобы мы скоро могли увидаться! А как бы хотелось пови-
дать тебя, моя дорогая!
   Желаю тебе весело и приятно провести наступающее лето. Передай при-
вет Грете,  твоим родителям,  всем меня помнящим. Сердечно приветствую
г-жу Горчакову и шлю ей мои наилучшие пожелания.
   Сам я вполне здоров и благополучен.  Целую тебя, мой ангел, крепко,
   крепко и жму твою руку!  Весь твой Н.  Кураев. Рискуя быть заподоз-
   ренным в нерасположенности или предвзятости к пос-
леднему российскому коронованному самодержцу,  не скрою чувства  удов-
летворения,  когда  в  дневниковой  записи  от 8-го мая прочитал "Меня
скрючило..." И дело совсем не в том,  что скрюченный царь мне по-чело-
вечески ближе, нет, дело в том, что и деда скрючило, о чем он тоже на-
пишет 8-го мая!  Чем неожиданней рифма,  тем она драгоценней.  Пишу  о
частной жизни современников,  и жизнь эта причудливо и произвольно пе-
рекликается,  аукается, вспыхивает секундными зеркальными отражениями,
представляя все, как и следует по законам зеркал, в перевернутом виде.
А в ситуации со "скрюченностью" мы имеем  случай  двойного  отражения,
когда второе отражение возвращает нас к истине. Они оба и в скрюченном
виде остались верны своему призванию и долгу:  дед лечил, царь смотрел
войска и показывал войскам себя.
   Дневник императора.  8-го мая. Суббота. Меня скрючило в левом плече
   и шее. В 9 час. приехали в Рязань и спер-
ва посетили три собора,  весьма интересные в  историческом  отношении.
Вернувшись в поезд, доехали до места лагеря 1-й бригады 35-й пех. див.
Здесь отлично представились 137-й пех. Нежинский и 138-й пех. Болховс-
кий полки и 35-я арт. бригада. В сопровождении громадной толпы доехали
до жел. дор. и отправились дальше. Погода была довольно прохладная.
   В Москву  приехали в 4 1/2.  На дворе у Николаевского вокзала стоял
17-й саперный батальон в мобилизованном составе.  Напутствовал его как
и остальные части. Затем поехал с Мишей к Иверской, оттуда на несколь-
ко минут по нужде во дворец и,  наконец,  в Успенский собор,  где  был
отслужен молебен. В 6 час. покинул Москву.
   Ст. Борзя.  Мая 8-й д.  1904 г. Дорогая деточка Кароля! Получил два
   твои письма. Не мог ответить на них тотчас же, потому что
лежал в постели больной...  Да,  милая,  я таки прихворнул; заболел 30
Апреля и целую неделю, почти не вставая, провел в постели с То 40 гра-
дусов. Только вчера, 7-го мая, начал вставать, но даже сидеть долго не
могу  от  слабости и головокружения.  Теперь остается именно эта общая
слабость.  Была очевидно инфлуэнца, но все-таки я не помню даже, когда
я так хворал,  чтобы лежать,  не поднимаясь,  более недели. Ах как это
скучно! Да еще в самый разгар болезни привезли больного, которому нуж-
но было делать вправление вывиха плеча. Другой врач был в отлучке, и я
с То 40 пошел делать вправление. Вправить-то вправил вывих и скоро, но
сам так обессилел,  что едва-едва не упал в обморок. Ну, теперь, слава
Богу,  все идет хорошо.  Нужно набираться сил.  - Я совсем пропадаю от
бездействия;  дела  у нас тут никакого.  И самочувствие становится все
хуже и хуже.
   Как отрадно  и  приятно  было  получить в это скучное время лежанья
твои два письма!  Я бесконечно рад за тебя,  голубка,  что Ты с  таким
удовольствием изучаешь медицинские науки. Как приятно видеть из письма
это твое удовольствие!  Дай Бог тебе и дальше силы и охоту к продолже-
нию этих занятий!  От души желаю успехов!  Немножко удивился я раньше,
когда пришлось прочитать в одном из твоих писем восторженный  отзыв  о
проф. Мороховце. Не знаю, что и как он вам читал, но знаю, что это ду-
рак набитый и попал в профессора очевидно по какому-то  недоразумению.
Вообще мне кажется он позорит Моск. Университет, занимая там кафедру.
   Твои же восторги по поводу лекций других профессоров вполне  разде-
ляю;  не особо интересен, положим, и Огнев, ну да все же он хоть много
умнее и дельнее Мороховца.
   У меня  особых перемен нет.  Полк все так же стоит на охране дороги
от Байкала до Манчжурии, и штаб полка (а с ним и я) в Борзе. Перемен в
скором  времени что-то не предвидится.  Чего доброго войны-то так и не
придется нам увидеть.  Это бы впрочем и ничего,  если  бы  здесь  была
цель, а то от бездействия можно прямо сойти с ума. Назначают нас все в
санитарные комиссии ездить осматривать станции. Но это так неинтересно
и так скучно и бесцельно, что нисколько не улучшает положения.
   Ну пиши ты, деточка! Как твое здоровье? Я о своей болезни не телег-
рафировал тебе потому,  что надеялся на благоприятный исход и не хотел
попусту тебя тревожить.  Простудился я по-видимому  в  вагоне  поезда,
когда мы в комиссии возвращались со ст. Оловянная.
   Очевидно вот, чего доброго на днях придется опять ехать для участия
в санитарной комиссии по станциям ж.д. Я хоть и поправлюсь через денек
вовсе,  думаю уже выходить,  но слабость еще не пройдет так  скоро,  а
участвовать  в комиссии нужно порядочно сил.  Но может б.  мне удастся
отвертеться от этого участия,  хотя в военном ведомстве это  и  трудно
сделать.
   Передай, моя дорогая,  Грете, что ее письмо я получил недавно, сер-
дечно ее благодарю, а напишу ей попозднее.
   Пока до свидания,  мой дорогой ангел!  Крепко целую тебя,  жму твою
руку! Приветствую твоих родителей и братьев. Поклон всем знакомым.
   Весь твой Н. Кураев. ИМПЕРАТОРСКИЙ МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ Удостове-
   рение  Дано сие Кароле Васильевне Шмиц в том,  что она с 8 марта по
   30 апреля
слушала курсы, организованные Медицинским Факультетом сего Университе-
та, по уходу за больными и ранеными по следующей программе:
   1. Элементарные сведения по анатомии и гистологии человека.  2. Ос-
   новные сведения по физиологии.  . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . 6. Основные понятия о повреждениях,
   в особенности о тех, которые
встречаются на войне.  Об уходе за хирургическими больными. Москва Мая
   2 дня 1904 года Председатель Медицинской Комиссии N 50 И. И. Дъяко-
   нов Члены Ив. Спижаровский М. Метропольский Ив. Огнев Так легко по-
   нять стремление любящей души включиться в жизнь любимого,
сознавая, как  важно  для него дело,  которому он посвятил свою жизнь.
Получив Удостоверение на право ухода за ранеными, надо думать, бабушка
смотрела далеко вперед.
   Не оставит своими заботами,  своим участием отлученного от нее вой-
ной мужа и государыня Александра Федоровна.
   "...Милый, подумал ли ты серьезно о Штюрмере?  Я полагаю, что стоит
рискнуть  немецкой  фамилией  так как известно,  какой он верный чело-
век... и он будет хорошо работать с новыми министрами...
   ...Мой Солнечный Свет, моя радость, мой любимый! Осыпаю тебя самыми
нежными и страстными поцелуями,  голубчик.  Всегда твоя до смерти и за
гробом.
   Женушка." Японская война не разлучит государя  с  Женушкой,  это  в
   следующую, гер-
манскую, Александра Федоровна всей силой любящего сердца станет  помо-
гать мужу в его нелегких делах.
   "...Милый, я не знаю, но я все-таки подумала о Штюрмере. У него го-
лова вполне свежа...
   Питирим хочет,  чтобы Никон (эта скотина) был послан в  Сибирь,  ты
помнишь, а В. хочет услать его в Тулу..."
   Государыня хочет не только подсказать верную фигуру премьер-минист-
ра,  но и предостеречь от несправедливости в делах церковных. В. (Вол-
жин) обер-прокурор Синода по отношению к архиепископу  вологодскому  и
тотемскому Никону уж очень мягок, да опустится "на эту скотину" тяжкая
десница Питирима, митрополита петербургского и ладожского.
   "Мой любимый! Пасмурное утро. 3о тепла. Как досадно, что в Могилеве
   туман все еще
продолжается, и  на протяжении всего фронта такой ветер,  непроходимая
грязь и разлившиеся реки!..
   ...это хорошо,  что ты отставил Ронжина... ...графиня Карлова в бе-
   шенстве, что ее друга Поливанова сменили... ...нельзя ли быть более
   осторожным при назначении членов Государс-
твенного Совета?.. Государственный Совет должен быть лояльно правым...
   ...Хотелось бы,  чтобы ты нашел подходящего преемника Сазонову,  не
   на-
до непременно дипломата!  Необходимо, чтобы он уже теперь познакомился
с делами и был настороже, чтобы на нас не насела Англия и чтоб мы мог-
ли  быть твердыми при окончательном обсуждении вопроса о мире...  Ради
Бэби мы должны быть твердыми, иначе его наследие будет ужасным, а он с
его  характером не будет подчиняться другим,  но будет сам господином,
как и должно быть в России, пока народ еще так необразован...
   ...И вот еще другая вещь - извини, дружок, но это ради твоего блага
они мне говорят.  Не дашь ли ты распоряжения  Шт.(юрмеру)  послать  за
Род(зянко) /гадина/ и строго сказать ему,  что ты настаиваешь на окон-
чании бюджета до пасх и,  потому что тогда тебе не надо будет их созы-
вать,  даст Бог, до лучших времен - осени или после войны. Они нарочно
медлят,  чтобы вернуться потом и возобновить свои ужасные  либеральные
предложения. Многие говорят то же самое и просят тебя настоять на том,
чтобы они окончили работу теперь. И ты не можешь делать уступок, вроде
ответственного министерства и т.д., и всего чего они хотят. Это должна
быть твоя война, твой мир; слава твоя и твоей страны, а во всяком слу-
чае не Думы,  - они не имеют права вмешиваться в эти вопросы.  Ах, как
бы я хотела быть с тобою!..
   ...Это прямо  отчаяние,  что на фронте наступила оттепель,  и мы не
можем наступать, так как сидим глубоко в воде. Ужасно не везет, но мо-
жет быть,  это скоро пройдет. Хорошо, что ты послал за тремя главноко-
мандующими, чтобы с ними все обсудить...
   ...Я счастлива,  что все радуются назначению Шувалова.  Дай Бог ему
успеха!
   Ну, дружок, должна кончать письмо. Дети все тебя нежно целуют. Осы-
паю тебя горячими поцелуями,  любимый муженек мой.  Навеки твоя старая
Женушка".
   Не оставляет императрица вниманием и здоровье наиболее видных госу-
дарственных  деятелей:  "Гучков очень болен;  желаю ему отправиться на
тот свет,  ради блага твоего и всей России,  - поэтому мое желание  не
греховно". Надо ли напоминать, что сам-то Гучков, принимая "ради блага
всей России" отречение императора Николая Второго от престола, ни ему,
ни его семье "отправиться на тот свет" не желал, хотя отношение к нему
государыни не было для него тайной.
   Для тех же,  кто сам не спешит "отправиться на тот свет", у госуда-
рыни есть в запасе и другие средства;  не  уставая  помогать  государю
править страной, государыня и за неделю до отречения подскажет: "Я на-
деюсь, что Кедринского из Думы повесят за его ужасную речь - это необ-
ходимо (военный закон,  военное время), и это будет примером. Все жаж-
дут и умоляют тебя проявить твердость".  Надо думать,  речь идет о Ке-
ренском, но и не только о нем; на следующий день, 25 февраля 1917 года
государыня будет вести ту же линию и требовать расправ:  "... за анти-
династические  речи  необходимо  немедленно и очень строго наказывать,
тем более, что теперь военное время..."
   Очень строго...  по законам военного времени, это что ж, вешать или
стрелять?..  Суровая дама, даже беспощадная, но это же ради Бэби, ради
царя и всей России, а потому, к сведению верующих, - не греховно!
   Интересно наблюдать, как сам русский язык оберегает цельность и оп-
ределенность моральных понятий,  защищая их от лукавых мудрецов, стре-
мящихся для оправдания низости и скотства придать этим понятиям  "рас-
тяжимый" смысл.  Есть правда,  но есть и полуправда, то есть все равно
правда,  но неполная. А вот "полу-лжи" нет, ни слова, ни понятия. Ложь
всегда ложь,  в каком бы количестве она не была предъявлена.  Так же и
порядочность или благородство.  Нет в русском языке,  разве  только  у
юмористов,  понятия полу-порядочный,  в сущности,  это все равно,  что
прохвост.  Впрочем, быть может, есть смысл ввести понятие "полу-благо-
родный" для уравновешивания с одной стороны происхождения,  с другой -
сугубо личных свойств и качеств.
   Как яйцо не может быть частично тухлым,  так и душа эгоиста,  в ко-
нечном счете,  качественно однородна, она способна, впрочем, и на бла-
городные и на бескорыстные поступки, пока это не приносит личного вре-
да, не требует жертв, а служит приумножению добродетельной репутации.
   Коллизии возникают трудно объяснимые.  Примерный семьянин, заботли-
вый и добрый отец,  верный и нежный муж по службе получает  телеграмму
от  капитан-лейтенанта Рихтера о том,  что возмущенные латышские и эс-
тонские крестьяне утоплены в собственной их крови, телеграмма о жесто-
кой  расправе украшена резолюцией:  "Ай да молодец".  Человеческое об-
щество несовершенно, и власть, может быть, и обязана и казнить и мило-
вать.  Палачи,  мастера  на  скорую расправу всегда были нужны власти,
нужны они и поныне,  власть их держит к себе поближе, ласкает, награж-
дает,  это понятно,  это власть. Но ликует-то от доблести палача чело-
век!  Восторг и радость заказаны власти,  это проявления исключительно
человеческие.
   Ну, а как же бескровное отречение царя?  Долгое время казалось, что
   это разумный, честный и мужественный пос-
тупок последнего императора.  Но комментарий императрицы к этому  пох-
вальному  и предосудительному лишь с христианской точки зрения решению
объясняет не столько его легкость, сколько лукавство этого жеста, жес-
та,  а не решения.  "...Если тебя понудят к уступкам,  то ты ни в коем
случае не обязан их исполнять, потому что они будут добыты недостойным
способом...  Такое обещание не будет иметь никакой силы,  когда власть
снова будет в твоих руках", - чем хороши тексты государыни так это яс-
ностью.
   Точно так же как любящая жена "разъяснила" царя в его поступке, так
же  благодаря  любящей  невесте удается разрешить и странную коллизию,
давшую основание усомниться в цельности уже сложившегося у меня предс-
тавления  о  круге  интересов и мере сострадательности деда и бабушки.
Прости меня, дед, почерк у тебя, я скажу... вот и проглядел полстрочки
в письме от 15-го мая. Полтора месяца минуло со дня трагической гибели
Верещагина,  и я о нем уже, признаться, забыл, а бабушка нашла портрет
и прислала его деду.  Дед благодарит и не прибавляет к этому ни слова,
значит,  эпистолярный разговор о гибели "Петропавловска"  был,  и  это
лишь послесловие к нему.
   Ст. Борзя. 15 мая 1904. Дорогая, милая Кароля! Большое тебе спасибо
   за твои два письма, открытку и закрытое, в кото-
ром был вложен портрет Верещагина! Твои письма всегда доставляют такое
громадное наслаждение. С удовольствием и интересом прочитал твою пере-
дачу лекции священника Петрова.  Об этом Петрове я слышал очень  много
хорошего; он именно хорош как лектор. Года два тому назад он был в ка-
честве лектора на курсах для учителей в Курске.  Очень рад, что ты по-
лучила удовольствие от его лекций.  Бесконечно счастлив знать,  что ты
здорова и благополучна.  Надеюсь, что ты теперь отдохнешь в Ивановском
как следует.
   Ну что же сказать о себе?  Интересного мало. Наш полк все еще стоит
на охране железной дороги,  а мы сидим в Борзе. Ах, милая Кароля, если
бы ты знала, как противно, как скучно и тошно это сидение. Делать бук-
вально нечего.  Душевное состояние мое убийственно тяжело и мрачно.  Я
не понимаю,  зачем нужно было отрывать меня от интересного и  любимого
дела и ссылать в ссылку в какую-то Борзю!  А между тем на театре войны
люди гибнут и страдают,  и нуждаются в помощи. Я понимаю, что нас каж-
дую  минуту  могут тоже отправить на Дальний Восток.  Но ждать этого и
сидеть без всякого дела целые месяцы становится невыносимо.  В настоя-
щее время положительно ничего не известно о том, долго ли мы будем ос-
таваться здесь и когда и куда двинемся отсюда.  Давно уже я не испыты-
вал такого отвратительного душевного состояния. Писем, кроме твоих, ни
от кого не получаю и сам никому уже месяца 1 1/2 не писал, да и писать
никому не хочется, кроме тебя.
   После инфлуэнции я совершенно поправился и теперь вполне здоров те-
лесно, но болен душой. Опять начал ездить верхом, этим и развлекаюсь.
   Погода у нас совсем летняя;  но здесь страшно  резкие  перемены.  В
один  день  бывает с утра отличная тихая погода,  в полдень поднимется
ужасная буря с такими ветрами, каких я никогда не видывал, к вечеру же
снова настает прекрасная погода. И это довольно часто.
   Местность унылая и скучная;  голая степь на десятки верст без приз-
нака растительности, и в отдалении горы и горы. Говорят, что здесь не-
редко в Мае выпадает снег.  Но пока этого еще не было.  Дожди были, но
немного и не очень