й
монашеские организации, которые активно поддерживали папство
в его борьбе со всякими отклонениями от католического
вероучения.
-- Замолчите! Ради самого себя замолчите, сэр Джон Фотрел!
-- перебил аббат. -- Вы заходите слишком далеко.

-- Не так далеко, как отправитесь вы, милорд аббат, прежде
даже, чем я сам рассчитаюсь с вами. А вы попадете в Тауэр
Хилл3 или на площадь Тейберн4, где вас повесят и четвертуют
как изменника его величеству. Говорю вам, вы забыли
сказанные вами слова, но я вам их напомню. Разве вы мне не
сказали, когда ушли гости, что король Генрих -- еретик,
тиран и безбожник, и папа хорошо сделал, если отлучит его от
церкви и лишит престола? Разве вы не спросили меня, когда я
пошел вас провожать, не мог ли бы я вызвать в этой
местности, где пользуюсь влиянием, восстание простолюдинов,
а так-же знающих и любящих меня дворян, чтобы свергнуть
короля, а на его место посадить некоего кардинала Пола, и за
это обещали мне прощение и отпущение всех грехов и великие
почести -- именем папы и испанского императора1.
(*3)Тауэр Хилл -- Старинная крепость в Лондоне, превращенная
в начале XVII века в тюрьму. Здесь содержались важнейшие
государственные преступники.
(*4)Тайберн -- место в Лондоне, где производились казни.
(*1)Испанский император. -- Имеется ввиду испанский король и
император так называемой Священной Римской империи
германской нации -- Карл V, ярый противник Генриха VIII и
союзник папы римского.

-- Никогда этого не было, -- отвечал аббат.

-- И разве я,--продолжал сэр Джон, не обращая внимания на
его слова,-- разве я не отказался слушать вас и не сказал
вам, что ваши слова предательство, и будь они сказаны где-
нибудь в другом месте, а не в моем доме, я, как повеливает
мой долг верноподданного, доложил бы о них? Да, да и разве
не с этой минуты вы стремитесь погубить вы меня, потому что
вы меня боитесь?

-- Я все это отрицаю,-- снова сказал аббат.-- Все это пустая
ложь, вымышленная вашей злобой, сэр Джон Фотрел.

-- Вот как! Пустые слова, милорд аббат? Ну, так я говорю
вам, они все записаны и подписаны, как полагается по форме.
Говорю вам, что у меня есть свидетели, о которых вы и не
подозревали и которые слышали их собственными ушами. Здесь,
за моим столом, стоит один из них. Не так ли, Джэфри?

-- Так точно, хозяин,-- ответил слуга.-- Я вместе с другими
случайно оказался в маленькой комнате с деревянной панелью,
где мы ждали аббата, чтобы проводить его домой, и слышали
все, а потом я и они поставили свои подписи на документе.
Это так же верно, как то, что я христианин, но, несмотря на
это, хозяин, как бы несправедливо со мной не обошлись в этом
доме, я не стал бы об этом распространяться.

-- А мне так нравится,-- ответил рассвирепевший рыцарь,--и я
стану говорить об этом еще громче в любом другом месте,
например перед Королевским советом. Завтра, милорд аббат, я
с этим документом отправлюсь в Лондон, и тогда вы узнаете,
чего вам будет стоить попытка лишить Фотрела его состояния.

Теперь, в свою очередь, испугался аббат. Его гладкие
оливковые щеки побледнели и впали, как будто он уже
почувствовал, как веревки обвиваются вокруг его шеи. Его
руки, все в драгоценных кольцах, дрожали, и он, схватив руку
одного из капеланов, оперся на нее.

-- Человек,-- прошипел он,-- неужели ты думаешь, что,
произнеся подобные лживые угрозы, ты выйдешь отсюда, чтобы
погубить меня, священнослужителя? У меня здесь есть темницы;
я облечен властью. Будет доказано, что ты напал на меня и я
всего лишь защищался; не ты один, сэр Джон, можешь давать
показания.-- И он прошептал какие-то слова по латыни или
по-испански на ухо одному из капеланов, после чего священник
повернулся, чтобы уйти.

-- Кажется, теперь мы попали в историю,-- сказал Джефри
Стоукс, кладя руку на кинжал у пояса и проскользнув между
дверью и монахом.

-- Вот именно, Джефри! -- воскликнул сэр Джон.-- Держись,
крысиная нора. Смотри, испанец, вот мой меч. Проводите меня
к воротам, или, в силу королевских полномочий, мне данных, я
буду немедленно судить тебя как предателя и, если добьюсь
своей цели, отвечу за все.

Аббат с минуту подумал, как бы измеряя мысленно ярость
стоящего перед ним рыцаря. Затем сказал:

-- Идите как пришли, с миром, о раб ярости и зла, но знайте,
что проклятие церкви последует за вами. Я говорю вам, что вы
стоите на краю гибели.

Сэр Джон посмотрел на него. Злоба исчезла с его лица, на нем
появилось какое-то странное выражение -- пророческое или
вдохновенное, можно назвать это как угодно.

-- Во имя неба и всех святых! Я думаю, что вы правы, Клемент
Мелдон,-- Под этой черной рясой вы такой же человек, как и
мы все,-- не правда ли? У вас есть сердце, есть руки и ноги,
есть мозг, чтобы думать. Для бога вы всего лишь скрипка, на
которой он играет, и как бы сильно ваш религиозный фанатизм
ни искажал ее звуков, струны порой говорят правду. Ну, а я
-- другая, может быть, более честная скрипка, хоть я и не
поднимаю двух пальцев правой руки и не говорю:
<<Благословляю, сын мой >> или :<<Отпускаю вам грехи ваши>>,
и вот сейчас наш единый бог играет во мне свою мелодию, и я
скажу вам, что он говорит. Я стою у порога смерти, но и вы
стоите не далеко от виселицы. Я умру как честный человек; вы
умрете, как пес, предавший все, и после этого пусть ваши
молитвы, ваши обедни и ваши святые помогут вам, если им это
удастся. Мы поговорим об этом еще раз, когда снова
встретимся где-нибудь в другом месте. А теперь, милорд
аббат, ведите меня к воротам, помня, что я с мечом следую за
вами. Джефри, поставь перед собой этих мерзких воронов и
следи за ними как следует. Милорд аббат, я ваш слуга. Вперед!




Глава II

Убийство у заводи

Некоторое время сэр Джон и его слуга ехали молча. Потом сэр
Джон громко рассмеялся.

-- Джефри,-- позвал он,-- это было опасным испытанием. Сэр
священник намеревался воткнуть нам между ребер испанскую
зубочистку, а потом для успокоения совести дать предсмертное
отпущение грехов.

-- Да, хозяин, но он благоразумно вспомнил, что у английских
мечей лезвие длиннее и что его головорезы провожают старый
новый год в харчевне у брода, и отказался от своего замысла.
Я всегда говорил вам,хозяин , что ваше старое октябрьское
вино слишком крепко для употребления днем. Его следовало бы
приберечь, чтобы пить перед сном.

-- Что ты хочешь сказать парень?

-- Я хочу сказать, что вашими устами говорит эль, а не
мудрость. Вы раскрыли ваши карты и сваляли дурака.

-- Как ты смеешь учить меня!-- сердито сказал сэр Джон.--
Мне хотелось, чтобы этот льстивый предатель хоть раз в жизни
услышал правду.

-- Так-так, но для правды и для тех, кто ее
почитает,наступили плохие дни. Разве было необходимо
говорить ему о том, что завтра вы отправляетесь в Лондон по
этому делу?

-- Почему нет? Я приеду туда раньше его.

-- Приедите ли вы туда когда-нибудь, хозяин? Дорога идет
мимо аббатства, а у этого священника достаточно головорезов,
умеющих держать язык за зубами.

-- Ты хочешь мне сказать, что он подставит мне ловушку. Не
посмеет, я тебе говорю. Но для твоего успокоения мы поедем
дальней тропинкой через лес.

-- Дорога там трудная, хозяин,; а кто ж сопровождать вас?
Большинство отправилось в извоз, другие -- отдыхают. В доме
только трое, вы не можете оставить без охраны леди Сайсели
или взять ее с собой в такой холод.-- И он прибавил
многозначительно:-- Помните, что в доме есть богатство,
которое кое-кому нужнее ваших земель. Лучше подождите
немного, ваши люди вернутся или вам удастся созвать
арендаторов и поехать в Лондон, как подобает человеку вашего
звания, в сопровождении двадцати славных молодчиков.

-- И дать нашему другу аббату время нашептать на ухо
Кромуэлу, а через него и королю. Нет, нет, я поеду завтра на
рассвете с тобой или, если ты боишься, без тебя, как я ездил
раньше и возвращался целым и невредимым.

-- Никто не посмеет сказать, что Джефри Стоукс боится
человека, священника или дьявола,-- покраснев, ответил
старый солдат.-- Тридцать лет ваш путь был хорош для меня и
теперь хорош. Я предупредил вас не ради себя -- мне-то
безразлично, что будет,-- а ради вас и вашего дома.

-- Я это знаю,-- сказал сэр Джон, смягчаясь.-- Не принимай
моих слов близко к сердцу, я сегодня не в себе. Во имя всех
святых! Наконец то мы дома. О! чья это лошадь проскакала в
ворота до нас?

Джефри взглянул на следы, отчетливо выделявшиеся при лунном
свете на только что выпавшем снегу.

-- Серая кобыла сэра Кристофера Харфлита,-- сказал он.-- Я
узнаю ее подковы и круглую форму копыт. Без сомнения, он
приехал навестить госпожу Сайсели.

-- Я запретил это ему,-- пробормотал сэр Джон, выскакивая из
седла.

-- Не запрещайте,-- ответил Джефри, забирая его лошадь.--
Кристофер Харфлит может быть хорошим другом для девушки,
когда понадобится, а мне кажется, что это время близко.

-- Делай свое дело, мошенник!-- закричал сэр Джон.-- Чтобы в
моем собственном доме какая-то девчонка и щеголь, желающий
поправить свои пошатнувшиеся дела, не ставили меня ни во что?

-- Раз уж вы меня спрашиваете, то, по-моему, они правы,--
невозмутимо ответил Джефри, уводя лошадей.

Сэр Джон большими шагами направился к дому через заднюю
дверь, выходившую в конюшню. Взяв фонарь, стоявший около
двери, он прошел по галереям наверх в гостиную,
расположенную перед залом, которым после смерти матери
пользовалась его дочь; тут он предполагал найти ее. Поставив
фонарь на столик в коридоре, он толкнул незапертую дверь и
вошел.

Вся передняя часть большой комнаты тонула во мраке. Задняя
была освещена только ярким светом топившегося камина и двумя
свечами. Все же около глубокой оконной ниши мрак рассеивался
и озарял ярким светом сидящую на дубовом кресле с высокой
спинкой Сайсели Фотрел, единственное оставшееся в живых дитя
сэра Джона. Это была высокая грациозная девушка с голубыми
глазами, каштановыми волосами и белоснежной кожей, с круглым
ребячьим личиком, какие большинство людей считают красивыми.
В эту минуту это лицо, обычно радостное и лукавое, казалось
обычным. И для этого, видимо, были причины, так как рядом с
ней на стуле сидел молодой человек и что-то горячо говорил
ей.

Это был здоровенный молодец, очень широкий в плечах, с
правильными чертами лица, длинным прямым носом, черными
волосами и веселыми черными глазами. Как и подобает
влюбленным, он, по всей вероятности, пылко и очень искренне
объяснялся ей в любви; сидя лицом к Сайсели, он о чем-то
умолял ее, а она откинулась на спинку кресла и ничего не
отвечала.

Как раз в эту минуту обильный поток слов иссяк: то ли
высказавшись до конца, то ли по какой-нибудь другой причине,
но молодой человек перешел к иному, более действенному
способу наступления. Вдруг, соскользнув со стула, он
опустился на колени, взял руку Сайсели и, не встретив
сопротивления, поцеловал ее несколько раз; затем
вдохновленный успехом, раньше чем сэр Джон, задыхавшийся от
негодования, смог найти слова, чтобы остановить его, он обнял
девушку своими длинными руками, прижал к себе и стал
целовать ее алые губы, как прежде целовал руки.

Эта дерзость, казалось, разрушила сковывающие ее чары,
так как, оттолкнув назад кресло и высвободившись из его
объятий, она поднялась и сказала дрогнувшим голосом:

-- О! Кристофер, дорогой Кристофер, так ведь нельзя!

-- Может быть,-- ответил он.-- Раз вы меня любите, мне все
остальное безразлично.

-- Уже два года, как вы знаете это, Кристофер. Да я люблю
вас, но  увы! -- мой отец не согласен. Теперь уходите, пока
он не вернулся, или нам обоим придется поплатиться за это, а
меня, быть может, отправят в монастырь, куда ни один мужчина
н может проникнуть.

-- Нет, моя голубка. Я пришел сюда, чтобы просить его
согласия.

Тогда наконец сэр Джон не выдержал.

-- Просить моего согласия, бесчестный мошенник! -- проревел
он из темноты; при этом Сайсели упала обратно в кресло почти
в обмороке, а дюжий Кристофер зашатался, словно пронзенный
стрелой.-- Сначала обнимаешь мою дочь у меня на глазах, а
потом, позволив себе такую дерзость, просишь моего согласия!
-- И он бросил к ним, как бык, готовый к нападению.

Сайсели поднялась, стремясь убежать, но, увидев, что бегство
невозможно, бросилась в объятия своего возлюбленного.
Взбешенный отец, надеясь вырвать девушку из объятий молодого
человека, схватил первое, что попалось ему под руку -- одну
из ее длинных каштановых кос,-- и изо всех сил стал тянуть
ее, пока Сайсели не закричала от боли. При звуке ее голоса
Кристофер тоже вышел из себя.

-- Оставьте в покое девушку, сэр,-- сказал он тихо и
зловеще,-- или, да простит меня господь, я заставлю вас
сделать это!

-- Оставить девушку в покое? -- задохнулся сэр Джон. -- А
кто держит ее крепче -- ты или я? Это ты должен отпустить ее.

-- Да, да Кристофер,-- прошептала она,-- а то вы меня
разорвете пополам.

Он повиновался и посадил ее в кресло, хотя отец все еще не
отпускал каштановой косы.

-- Теперь, сэр Кристофер,-- сказал он,-- я уж проткну тебя
своим мечом.

-- И пронзите сердце вашей дочери вместе с моим. Что ж,
пусть будет по вашему, а когда мы умрем и вы лишитесь детей,
слезы сведут вас в могилу.

-- О! Отец, отец! -- воскликнула Сайсели, знавшая характер
старика и опасавшаяся самого худшего. -- Во имя
справедливости и милосердия, выслушайте меня. Мое сердце
принадлежит Кристоферу и принадлежало с самого детства. С
ним я буду счастлива, без него будет только мрак и отчаяние,
и он клянется в том же. Зачем вам разлучать нас? Разве он не
подходит мне, плох его род или запятнано имя? До недавних
пор разве он не пользовался вашим расположением и вы не
разрешали нам быть все время вместе? А теперь слишком поздно
отказывать ему. О! Почему, почему?

-- Ты знаешь достаточно хорошо почему, дочь! Потому то я
выбрал тебе другого мужа. Лорду Деспарду понравилось твое
детское личико, и он хочет жениться на тебе. Не далее как
сегодня утром мы ударили по рукам.

-- Лорд Деспард ? -- вырвалось у Сайсели. -- Но он только в
прошлом месяце похоронил свою вторую жену! Отец, он вашего
возраста, пьяница, и его внуки почти ровесники мне. Я
покорна вам во всем, но никогда он не возьмет меня живой.

-- И сам не останется в живых, если попробует взять вас,--
пробормотал Кристофер.

-- Какое значение имеет его возраст, дочь? Он очень крепкий
человек, у него нет сына, а если он у него родится, то будет
самым богатым наследником наших трех графств. Главной-же --
мне нужна его дружба, потому что у меня есть заклятые враги.
Но довольно. Уходи, Кристофер, пока с тобой не случилось
ничего плохого.

-- Пусть будет так, сэр, я пойду; но прежде, как честный
человек, как друг моего отца и, как я всегда думал, мой
друг, ответьте мне на один вопрос. Почему вы с некоторых пор
изменили отношение ко мне? Разве я ни тот самый Кристофер
Харфлит, что и год или два назад? И разве я что-нибудь
сделал унижающее меня в ваших глазах или в глазах общества?

-- Нет, парень, -- прямодушно ответил старый рыцарь, -- но
раз ты хочешь знать, слушай. Год или два назад твой дядя,
женился, родил сына, и теперь ты только джентльмен с хорошим
именем, не имеющим средств достойно поддерживать его. Твой
большой дом будет продан с торгов, Кристофер. И ты никогда
не введешь в него свою жену.

-- Ах! Я так и думал. Кристофер Харфлит -- наследник земель
Лесборо -- один человек; Кристофер Харфлит без этих земель
-- в ваших глазах другой человек. Однако, сэр, вы плохо
рассчитали. Я люблю вашу дочь, и она любит меня, а земли
Лесборо, и не только они, еще могут ко мне вернуться, да и я
не так глуп, чтобы не добыть себе других. В скором времени
очень много земель отойдет к короне, а при дворе меня знают.
Кроме того, я должен сказать вам: я уверен что женюсь на
Сайсели раньше, чем вы думаете, но я бы хотел получить
вместе с ней ваше благословение.

-- Что! Неужели ты хочешь похитить девочку? -- яростно
спросил сэр Джон.

-- Ни в коем случае, сэр. Но мы живем в такое время, когда
ежечасно тот, кто был вверху, оказывается внизу, и наоборот,
так что надеюсь, я все-таки женюсь на ней. Во всяком случае,
я уверен, -- пьяница Деспард никогда ее не получит, ибо
раньше я убью его, если даже меня за это повесят. Сэр, сэр,
не бросите же вы вашу жемчужину в эту навозную кучу! Лучше
раздавить ее сразу каблуком. Посмотрите на нее и скажите,
что вы не в силах это сделать! -- И он указал на
трогательную фигурку Сайсели, которая стояла около них, сжав
руки,прерывисто дыша, с выражением муки на лице.

Старый рыцарь взглянул на нее искоса уголком глаза и
почувствовал жалость, так как в глубине души был порядочным
человеком; хотя он обращался с дочерью грубо, как это било в
обычае той эпохи, но любил ее больше всего на свете.

-- Как ты смеешь говорить мне о долге по отношению к моей
плоти и крови? -- пробурчал он. Затем, немного подумав,
добавил: -- Выслушай же меня, Кристофер Харфлит. Завтра на
рассвете я еду в Лондон с Джефри Стоуксом по одному
рискованному делу.

-- По какому делу сэр?

-- Если хочешь знать -- по поводу ссоры с этим испанским
негодяем аббатом, который притязает на лучшую часть моих
земель и много чего нашептал этому выскочке, главному
викарию Кромуэлу. Я еду, чтобы рассказать о тех его делах,
которые Кромуэл не знает, и постараюсь доказать, что он лжец
и предатель. Скажи, будет ли мой дом избавлен от твоих
посещений в мое отсутствие? Дай мне слово, и я поверю тебе,
так как ты все же честный джентльмен, и если ты незаконно
сорвал один или два поцелуя, то это можно простить. Еще до
твоего рождения люди делали то же самое. Дай мне слово, или
мне придется тащить эту девчонку за собой в Лондон через все
снежные заносы.

-- Я даю вам его, сэр, -- ответил Кристофер. -- Если ей
понадобится мое общество, то для этого ей придется приехать
в Крануел Тауэрс, так как я не буду надоедать ей в ваше
отсутствие.

-- Хорошо. Тогда одолжение за одолжение. Я не буду отвечать
на письмо лорда Деспарда, пока не вернусь обратно, -- не для
того, чтобы доставить тебе удовольствие, а потому что я
терпеть не могу писать. Это для меня труд, и я не могу
тратить на него время сегодня вечером. А теперь выпей кубок
вина и уходи. Любовь -- работа, вызывающая жажду.

-- Охотно сэр; но послушайтесь меня, послушайтесь. Не ездите
в Лондон почти без спутников после ссоры с аббатом Мелдоном.
Разрешите мне охранять вас. Хотя мое имущество не велико, я
все-таки могу взять человека или двух, даже, быть может,
человек шесть -- восемь, пока ваши разъехались.

-- Ни за что, Кристофер. Я сам охраняю свою голову все шесть
лет, смогу сохранить ее и сейчас. Кроме того, -- добавил он,
внезапно как бы охваченный предчувствием, -- как ты сказал,
путешествие опасно, и кто знает?.. Если что нибудь случится,
может быть, ты будешь тут гораздо нужнее. Кристофер, ты
никогда не получишь мою дочь, она не для тебя. Однако
возможно, возникнет необходимость заступиться за нее даже
ценой отлучения от церкви. Уходи отсюда, девушка! Что ты
стоишь здесь и глазеешь на нас, как сова при солнечном
свете? И запомни, что, если я еще раз поймаю тебя за
подобными штучками, ты будешь проводить свои дни в
монастыре, что принесет тебе немалую пользу.

-- По крайней мере, я найду там покой и ласку, -- ответила
Сайсели с чувством, так как она знала своего отца и ее самые
худшие опасения исчезли. -- Только, сэр, я не знала, что вы
хотите увеличить богатство блосхолмских аббатств.

-- Увеличить их богатство! -- заревел отец. -- Нет, я повешу
их всех. Иди в свою комнату и пришли Джефри с водкой.

Сайсели не оставалось ничего другого, как сделать реверанс
сначала отцу, потом Кристоферу, которому она взглядом
сказала то, чего не смели произнести губы, потом исчезла в
темноте, и только слышно было, как она ударилась о какую-то
мебель.

-- Посвети, девочке, Кристофер, -- сказал сэр Джон, который
смотрел в огонь, погрузившись в свои мысли.

Схватив одну из двух свечей, Кристофер