енитый сапожник-мистик Якоб  Беме)
обозначали этим  словом  свою  собственную  смесь  мистицизма,  эзотерики  и
космологии. Однако  представления  об  "истине"  и  "науке"  у  этих  ранних
теософов были чрезвычайно далеки от рациональных  стандартов  объективности,
точности, беспристрастности и нейтралитета, характеризовавших истину и науку
по мнению ученых  XIX  столетия.  С  одной  стороны,  Олькотт  и  Блаватская
пытались  оперировать  именно  этими  стандартами;  с  другой  стороны,  они
стремились доказать, что догматическая приверженность этим стандартам вредит
познанию.
   Размышляя над задачами Теософского общества, Олькотт в то же время  нашел
другую необычную  возможность  воплотить  на  практике  свою  давнюю  мечту:
принести на Запад восточную мудрость. Одним из первых  членов  общества  был
барон де Пальм  -  европейский  аристократ,  переживавший  трудные  времена.
---------------------------------------(1) Автор  ошибается,  при  основании
Общества этой задачи еще не было. О ней не упоминалось  до  1878  г.,  когда
Теософское Общество вступило в тесный контакт с Арья Самадж в Индии,  и  эта
задача обрела актуальность. Тогда и было  заявлено,  что  Общество  помогает
установить Братство человечества, при котором  все  хорошие  и  чистые  люди
любой расы относятся друг к другу как равные сотрудники одного Бесконечного,
Всеобщего, Безграничного и Вечного Дела
   Он обитал в меблированных комнатах,  пока  полковник  и  его  подруга  не
предложили ему переселиться в их квартиру. Барон, к тому времени уже  тяжело
больной, вскоре умер и оставил все свое имущество Олькотту с  тем  условием,
что полковник организует его кремацию.
   Хотя в Азии обряд кремации был весьма распространен, в Европе  и  Америке
его почти не практиковали. Правда, Общества кремации появились в 1873  г.  в
Нью-Йорке и в 1874 г. в Британии, но пока они еще не успели сжечь ни  одного
трупа. Полковник был членом нью-йоркского  общества.  Он  решил,  что  может
убить двух  зайцев,  предварив  кремацию  покойного  де  Пальма  специальной
теософской заупокойной службой.
   Трудностей на этом пути было множество. Прежде всего возникли проблемы  с
тем, каким способом сжечь тело. Крематориев в  Америке  не  существовало,  а
сжигать барона на большом костре в  индийском  стиле  казалось  неприличным.
Кроме того, городской совет Нью-Йорка отнесся ко всей этой затее  с  большим
подозрением. Пока Олькотт пререкался  с  властями,  набальзамированное  тело
барона лежало непогребенным и неотпетым.  В  конце  концов,  члены  Общества
кремации тоже испугались и пошли на попятную, решив не компрометировать себя
связью с сомнительной мадам Блаватской и  ее  новой  религией.  Олькотт  был
вынужден  на  собственные  средства  сложить  печь.  Все  это   многотрудное
предприятие завершилось неожиданным успехом: набальзамированное тело сгорело
быстро и легко, что сыграло свою роль в популяризации нового обычая.
   Похоронный обряд вызвал не меньше проблем, чем сама кремация. О церковной
службе, разумеется, не могло быть и речи. Поэтому полковник арендовал зал  и
самостоятельно разработал  экуменическую  литургию  и  подходящие  к  случаю
молитвы. Однако торжественная церемония обернулась фарсом. Публика не поняла
и осмеяла ритуал. Поднялся ужасный гвалт, когда во время  одной  из  молитв,
описывающей  Бога  как  "Несотворенную  Первопричину",  некий   методистский
священник вскочил с места с криком: "Это - ложь!" И все  же  затея  Олькотта
привлекла внимание прессы.
   Полковник, очевидно,  не  сомневался,  что  даже  комическая  пародия  на
церемонию, напечатанная в нью-йоркской газете  "Уорлд",  будет  полезна  для
своеобразной пропаганды теософии. Завещание  барона,  передававшее  Олькотту
замки и земли в Европе, оказалось пустышкой: покойник не оставил денег  даже
на то, чтобы оплатить кремацию. Единственной полезной  вещью  в  сундуке  де
Пальма оказались рубашки, да и те принадлежали самому Олькотту, хотя с них и
были спороты именные нашивки.
 
 
   Несмотря на популярность "Разоблаченной Изиды" и на сенсацию с похоронами
барона, Теософское общество прозябало.  За  два  года  после  его  основания
большинство  первоначальных  членов  покинуло  его  ряды,  а   новых   людей
присоединилось очень мало. К концу  1878  г.  основатели  остались  почти  в
одиночестве. Книга Олькотта о его духовных исследованиях "Люди с того света"
не имела успеха у публики; денег катастрофически не  хватало;  вообще  стало
очевидным, что Нью-Йорк не сулит особой удачи. Поэтому Блаватская и  Олькотт
решили отправиться в Индию.
   Этот рискованный  с  виду  шаг  был  весьма  логичен  по  двум  причинам.
Во-первых, основатели Теософского общества уже наладили  связь  с  восточным
Ведийским обществом "Арья Самадж", учение которого было сходным с  доктриной
теософов.  А  во-вторых,  Теософское  Общество  во   многом   покоилось   на
ориентализме - что на практике  означало  индуизм  и  буддизм.  Ибо  вопреки
заявленной задаче извлекать универсальные элементы из всех религий, теософия
была настроена против ортодоксального  христианства,  а  исламу  и  иудаизму
уделяла не слишком много внимания. Индуизм же неизбежно указывал  на  Индию,
где несколько сотен миллионов человек ждали обращения в теософскую веру.
   И все же неожиданное решение Блаватской и Олькотта имело  мало  общего  с
логикой. Ведь логика должна была направить их в Египет - на  родину  Туитита
Бея, Сераписа и Братства "Люксор". Эта смена ориентации может быть объяснена
только общим смещением интереса в оккультных кругах от Египта к Гималаям.
   После 1878 г. Блаватская все же упоминает о  египетских  Учителях.  Кроме
того, быть может, Индия оставалась единственным местом,  которое  Блаватская
еще не опробовала? Или, быть может, теперь, когда европейцы освоили  Ближний
Восток (и по милости Томаса Кука начали регулярно ездить  в  Египет),  нужно
было подобрать для Тайны более экзотическое и менее доступное обиталище? Или
это просто было еще одной причудой, наподобие бегства Блаватской из России в
1848 г.?  Ведь  как  бы  хорошо  она  ни  ориентировалась  в  космических  и
астральных просторах, ощущение земной географии было у нее весьма смутным. В
своих причудливых  рассказах  о  путешествиях  Блаватская  нередко  сочетает
описания различных частей света. Индия, Египет... не все ли равно?!
   Олькотт, более озабоченный практической стороной дела, нашел, что переезд
в Индию  выгоден  с  финансовой  точки  зрения.  В  его  честолюбивые  планы
разбогатеть (частью  которых  были  инвестиции  в  разработку  венесуэльских
серебряных копей) включился проект создать в Индии бизнес-синдикаты.  Однако
все эти планы не принесли никакой выгоды. И тогда Олькотт сделал  ставку  на
дипломатический паспорт и туманную лицензию  на  развитие  индо-американских
культурных и коммерческих связей. Скептически настроенная  ЕПБ  написала  по
этому поводу своему другу, что ее компаньон "преисполнился надежд ступить на
земли Бомбея с правительственной печатью на заду". Полковник же  по-прежнему
был  убежден,  что  духовный  мир  -  на  его  стороне;  и  эта  уверенность
подтвердилась, когда на его банковском  счету  внезапно  "появилась"  тысяча
долларов - точь-в-точь как появлялись у него в комнатах письма  от  Сераписа
Бея.
   Впрочем, каковы бы ни были практические причины  этого  шага,  Олькотт  и
Блаватская единодушно утверждали, что перебраться в Индию им велели Учителя.
Более того, их предостерегли, что, если они не покинут Нью-Йорк к 17 декабря
1878  г,  на  них   обрушатся   оккультные   несчастья.   Над   компаньонами
действительно нависала  беда:  она  приняла  материальную  форму  наседавших
кредиторов,  но  для  тех,  кто  считает  земные  события  знаками,  полными
божественного смысла, этого было вполне достаточно. Однажды осенним  вечером
к Олькотту, читавшему в своей комнате, явился  высокий  смуглый  незнакомец,
оказавшийся одним из Великих Учителей, или Старших Братьев. На этот  раз  он
был не из Люксора, а с Гималаев. Олькотт к тому времени уже привык  общаться
с Учителем Мориа, которого называл в  своем  дневнике  "Папочкой".  Этот  же
незнакомец, в тюрбане янтарного цвета и белых  одеяниях,  возложил  руку  на
голову полковника и сообщил ему, что в жизни его настал решающий момент: ему
и ЕПБ предстоит совершить великую  работу  на  благо  человечества.  Оставив
Олькотту на память янтарный тюрбан (его  фотография  фигурирует  в  мемуарах
полковника), незнакомец бесследно исчез.
   9  декабря  -  ровно  через  пять  месяцев  после  того,  как  Блаватской
предоставили американское гражданство, - содержимое "ламаистского монастыря"
распродали на аукционе. А 17-го Олькотт и Блаватская отплыли  в  Индию.  Они
двигались против стабильного потока эмиграции, шедшего с Востока  на  Запад;
они были уже немолоды и не располагали практически никаким капиталом. Все их
связи на субконтиненте зависели от авторов писем, с которыми они никогда  не
встречались, и  от  официального  письма,  весьма  туманно  рекомендовавшего
Олькотта американскому консульству (едва ли оно могло оказаться  полезным  в
стране, колониальная власть которой считала США  своим  главным  торговым  и
политическим  соперником).  Практически  умирающее  нью-йоркское  Теософское
Общество   препоручили   заботам   генерала    Эбнера    Даблдэя,    позднее
прославившегося как изобретателя бейсбола.
   Компаньоны прибыли в Бомбей в середине февраля  1879  г.,  после  краткой
остановки в Лондоне, где они жили у  писательницы  Мэйбл  Коллинз  и  где  к
Олькотту еще раз явился гималайский гость - что само  по  себе  не  было  бы
странным, не повстречайся с ним ЕПБ в то же самое время в совершенно  другом
месте. Очевидно, это существо могло пересечь Атлантику без помощи корабля  и
появиться одновременно в Сити и  на  окраине  Лондона.  Это  было  наглядной
демонстрацией оккультной силы Учителя - куда  более  впечатляющим,  чем  все
аргументы,  которыми  располагало  тогда  крохотное  Британское   Теософское
Общество.
   В Индии Блаватская и  Олькотт  сразу  же  почувствовали  себя  как  дома.
Полковник дошел до того, что по прибытии в Бомбей упал на колени и поцеловал
пристань  Разумеется,  именно  такой  настрой  требовался  для  того,  чтобы
завоевать симпатии местного населения.  Впрочем,  он  не  помог  компаньонам
наладить отношения с их корреспондентом Харричандом Чинтамоном, членом "Арья
Самадж". В письмах он уговаривал их  приезжать  в  Индию,  всячески  выражал
радушное гостеприимство  и  обещал  устроить  грандиозный  прием.  Прием  он
действительно устроил, но затем вручил гостям огромный счет за все и  в  том
числе за свою собственную пригласительную телеграмму. Кроме того, он до  сих
пор держал у себя деньги, которые Блаватская и Олькотт некоторое время назад
переслали в "Арья Самадж" как добровольный  вклад  и  свидетельство  дружбы.
Отобрав у Чинтамона эти деньги, невзирая на его  злобные  выпады  и  угрозы,
Блаватская и Олькотт покинули негостеприимный  дом  и  обосновались  сами  в
индийском квартале Бомбея - Гиргаум Бэк-роуд.
   Невзирая  на  этот  конфуз  и  на  подозрения  со   стороны   английского
правительства, приставившего к американским гостям комично неуклюжего шпиона
по имени майор Хендерсон (который  ходил  за  компаньонами  по  пятам,  пока
Олькотт не выразил по  этому  поводу  свой  протест),  дела  стали  идти  на
поправку. В апреле 1879 г. Блаватская и  Олькотт  открыли  журнал  "Теософ",
который вскоре начал приносить прибыль. За три месяца тираж подписки  возрос
до 600 экземпляров. Компаньоны  начали  путешествовать  по  стране,  посещая
святые места и Учителей. Они познакомились с еще одним членом "Арья  Самадж"
- Свами Даянанда Сарасвати, который  практиковал  йогу  и  развивал  в  себе
оккультные силы. В число этих способностей  входила  левитация,  способность
занимать чужое тело, продление жизни и преображение материи. Свами  проводил
тщательное разграничение между  этими  серьезными  эзотерическими  дарами  и
фокусами, которые так забавляли европейцев. К примеру, он считал, что умение
заставить вещи исчезать и появляться зависит не от основательной религиозной
практики, а от ловкости рук; это - не наука, а практика ремесла.
   Могущество йоги не должно опускаться до подобных трюков, хотя любой йог с
легкостью способен проделать такой фокус, если это необходимо для конкретной
цели.
   Разумеется, ЕПБ тоже была готова выступить в роли Учителя, и  подтвердила
свою готовность демонстрацией  различных  феноменов,  основанных  именно  на
упомянутой ловкости рук. К концу декабря 1880 г.,  вернувшись  в  Бомбей  из
своих странствий, компаньоны переехали  в  новый  дом  -  "Воронье  гнездо",
находившийся в лучшей части  города.  Тут-то  и  начались  демонстрации.  На
цветочной клумбе  внезапно  появлялись  брошки;  чашки  возникали  прямо  из
воздуха; время от времени начинала  играть  музыка  без  видимого  источника
звука. В англо-индийских кругах такие "феномены" весьма ценили, и Блаватская
в конце концов получила  туда  доступ.  Однако  многие  утверждали,  что  ее
демонстрации - именно то, что Свами Даянанда презрительно называет "тамаша",
то  есть  трюк.  Возможно,  разграничение,  которое  проводил  Свами   между
проявлением подлинных оккультных  сил  и  обычными  фокусами,  было  слишком
трудным для европейского восприятия?!
   Со  временем  такие  феномены,  как  "передача"  писем,  стали  предметом
ожесточенных разногласий в Теософском Обществе. Многие сторонники Блаватской
допускали, что некоторые производимые ею  феномены  -  действительно  ловкие
трюки, но настаивали на том, что большинство  ее  демонстраций  -  подлинные
оккультные явления, и что  четкую  грань  между  ними  провести  невозможно.
Вопрос не в том,  считали  они,  шарлатанка  ЕПБ  или  нет;  вопрос  в  том,
прибегает ли она к дешевым трюкам на  потребу  публике,  компрометируя  свои
истинные силы? Сама Блаватская в поздние годы выдвигала  два  предположения:
либо что среди ее  демонстраций  действительно  были  как  истинные,  так  и
фальшивые, и что фальшивые порождала низменная часть ее натуры,  а  истинные
возникали под руководством Учителей; либо что  сомнительность  некоторых  ее
трюков была частью некоего общего, недоступного пониманию  простых  смертных
плана. В чем заключается этот план, она не уточняла,  и  все  ее  притязания
неизменно наталкиваются на опровергающие свидетельства. К  примеру,  брошка,
обнаруженная на клумбе, была отдана в залог  неким  жителем  Бомбея,  а  ЕПБ
выкупила ее.
 
 
   Хотя Блаватскую обычно не приглашали  на  большие  официальные  собрания,
поскольку с нее так и не было снято подозрение в шпионаже,  мало-помалу  она
приобрела множество связей и влиятельных знакомств (среди них  был  и  майор
Хендерсон, следивший за нею и Олькоттом в  первые  недели  их  пребывания  в
Индии). Блаватской удалось даже завоевать некоторую славу среди  англичан  и
местных жителей. И этой славой она во многом  была  обязана  Альфреду  Перси
Синнетту (1840-1921) и Аллану Октавиану Хьюму (1829-1912).
   Альфред Синнетт прежде работал журналистом в Лондоне и Гонконге, а теперь
был редактором главной индийской газеты - аллахабадского "Пионера". Его  дом
в Аллахабаде был настоящим интеллектуальным салоном, и в  числе  его  друзей
был отец Редьярда Киплинга. Синнетт  и  его  жена  Пэйшнс  были  увлеченными
спиритуалистами, обожали спиритические  сеансы  и  манифестации  духов.  Они
отличались определенным снобизмом, и Синнетт, любивший представлять ЕПБ  как
"графиню", с готовностью предоставил ей место в своей газете (по мнению  его
работодателей, этого места оказалось слишком много, и  в  конце  концов  они
уволили его за то, что по его вине в газету попадали весьма нежелательные во
всех отношениях теории). В декабре 1879 г. Олькотт  и  Блаватская  навестили
Брайтлэнд - дом Синнеттов в Симле. Олькотт вел себя сдержанно и любезно,  но
у Блаватской сложились искренне дружеские отношения с обоими  супругами.  На
протяжении следующего десятилетия она  вела  с  ними  переписку  и  снабжала
Альфреда материалами для своей биографии.
   А.О.Хьюм также владел  большим  домом  в  Симле  -  внушительным  "Замком
Ротни". Помимо прочего, он был специалистом по индийской орнитологии. Он был
примерным служащим Ост-Индской компании, служил в индийской армии и имел чин
полковника. На имперской гражданской службе он также добился высокого поста,
став секретарем правительства Индии Но, будучи  сыном  английского  либерала
Джозефа Хьюма, он унаследовал от отца непокорный нрав.  Во  время  появления
Блаватской в Индии он серьезно поссорился со  своими  начальниками,  и  хотя
официальными поводами последовавшей за этим  отставки  были  названы  личные
конфликты  и  неспособность  выполнять  приказы,   действительные   причины,
по-видимому, лежали гораздо  глубже.  Хьюм,  с  точки  зрения  колониального
правительства, чересчур симпатизировал местному населению. Он глубоко увяз в
националистической   политике   и    способствовал    созданию    Индийского
Национального Конгресса, первое собрание которого состоялось в 1885 г. Менее
доверчивый, чем Синнетт (с которым его объединял интерес к  буддизму),  Хьюм
был обидчив, раздражителен и порывист. Но его также заинтриговали Блаватская
и ее Учителя.
   Хьюм и Синнетт страстно желали довериться своим новым друзьям, но  вскоре
они поняли, что это нелегко. "Хотя время от  времени  мне  отчаянно  хочется
сказать себе, что вы - мошенница, - писал ей Хьюм в  1881  г.,  -  все-таки,
кажется, вы - лучшая среди них всех, и я люблю вас больше всех" {8}.  Такое,
не особенно оригинальное,  отношение  к  Блаватской  породило  еще  одно  ее
прозвище - "Старая Леди" (англ.  "Old  Lady").  Блаватская  с  удовольствием
приняла его и даже стала подписывать свои  письма  "OL",  охотно  разыгрывая
роль безрассудной, своенравной  и  непредусмотрительной,  но  очаровательной
старой дамы, склонной ставить других людей в неудобные ситуации.
   Кроме того, она потешалась над этими двумя корректными  англичанами.  Без
зазрения совести она смеялась над ними за глаза (и  это  было  действительно
опрометчиво), сравнивая, например, Хьюма в письме к  Синнетту  с  "Юпитером,
предлагающим себя, словно стадо коз, в жертву  богу  Гермесу,  дабы  научить
последнего хорошим манерам... Бедная сухая  травинка,  падающая  с  пирамиды
Хеопса"  {9}.   Синнетта   она   характеризовала   попросту   "простофилей".
Исполненная неисчерпаемого запаса насмешек по поводу  претензий  британского
правительства Индии, Блаватская то ставила себя выше  королевы  Виктории  по
благородству  происхождения,  то  в  шутку  собиралась  принять   британское
подданство и  украсить  себя  именем  "миссис  Снукс  или  Тафматтон"  {10}.
Вдобавок она не уставала веселиться  по  поводу  здравого  смысла  англичан,
которые "больше верят  в  невидимое  присутствие  русских  в  Индии,  чем  в
существование невидимых Махатм" {11}, но все же одержимы "ненасытной" жаждой
видеть психические феномены. Гордясь  своим  скептицизмом,  они  безгранично
доверчивы, стоит им хотя бы раз убедиться в реальности  потустороннего  мира
{11}.
   Судя по письмам Синнетта и Хьюма, им доставляла  удовольствие  склонность
Блаватской   к   насмешкам:   обширная   переписка   между    этими    тремя
корреспондентами (а также между ЕПБ и Пэйшнс  Синнетт)  полна  разнообразных
сплетен и постоянного обыгрывания мысли о том, что в конце концов Блаватская
все же может оказаться мошенницей. Она постоянно провоцировала и опровергала
эти обвинения, чтобы они появлялись вновь и вновь. Новые друзья ЕПБ переняли
у нее фамильярный тон. "Если они все-таки не существуют, - пишет ей Хьюм  об
Учителях, - то какая же великолепная романистка могла бы из вас  получиться!
Ваши персонажи на удивление последовательны. Когда наш добрый старый Христос
- я имею в виду К.Х., - снова