появится на сцене? Он  наш  любимый  актер..."
{12}.
   По поводу доверчивости англичан Блаватская была  совершенно  права.  Хотя
Хьюм в конце концов заартачился, Синнетт  подчинился  Блаватской  целиком  и
полностью. Чтобы  развеять  последние  сомнения,  она  решила  позволить  им
вступить в контакт с Учителем. Хьюм и  Синнетт  горячо  устремились  к  этой
привилегии, надеясь  стать  учениками-чела  в  Братстве;  но  поскольку  все
послания от Мории и Куга Хуми проходили  через  руки  Блаватской,  создалась
весьма запутанная ситуация. Блаватская  предвосхищала  письма  и  составляла
ответы  на  них,  либо  непосредственно,   либо   посредством   "психической
передачи". Иногда письмо возвращалось к  адресату  с  пометками,  сделанными
рукой Учителя (зачастую - в живом стиле, свойственном самой ЕПБ).
   Контроль над контактами с Братством был источником авторитета Блаватской,
но весьма ненадежным.
   В конце концов проблемы, возникши в связи с этой  перепиской,  привели  к
разрыву между Хьюмом и ЕПБ. Хьюм и Синнетт вскоре перестали довольствоваться
ответами, которые они получали от Кут Хуми. Вместо того  чтобы  отвечать  на
метафизические вопросы, Учитель буквально засыпал их указаниями обходиться с
ЕПБ по-доброму и с пониманием. "Не бойтесь быть снисходительными к  ней",  -
писал им Кут Хуми {14}, и некоторое время они его слушались. Но к 1882 году,
видимо, заподозрив Блаватскую в обмане, они решили написать  непосредственно
Учителю в обход своей посредницы, с предложением обходиться и впредь без  ее
услуг. К сожалению, переслать это письмо Хьюм и Синнетт могли,  как  обычно,
только при помощи Блаватской. "Старая Леди" удалилась  с  этим  посланием  в
свою комнату - намереваясь поиграть на фортепиано, пока запечатанный конверт
будет "передаваться" по назначению, - но несколько минут спустя из-за  двери
послышалась отнюдь не музыка: разгневанная Блаватская с криками выбежала  из
комнаты, прочитав письмо и обнаружив предательство.
   С этого момента и без того шаткая вера Хьюма  в  Блаватскую  окончательно
рухнула. Явным мошенничеством ЕПБ профанировала все свои реальные или мнимые
оккультные силы, самолично отвечая на письма к Учителям и выдавая эти ответы
за оккультные послания. В  Учителей  Хьюм  по-прежнему  продолжал  верить  и
поначалу  отвергал   лишь   самозванку-посредницу,   называя   ее   лгуньей,
притворщицей, посредственностью и  хронической  хвастуньей.  Впрочем,  через
несколько месяцев Хьюм окончательно вышел из Теософского Общества,  окрестив
Учителей  "эгоистичными  азиатами"  {15}.  В  последующие  годы  эта   схема
первоначального  увлечения  ЕПБ  и  дружбы  с   нею,   сменяющихся   быстрым
разочарованием, повторится неоднократно.  Однако  Синнетт  продолжал  верить
Блаватской  и  после  ее  смерти  даже  стал  вице-президентом   Теософского
Общества. Его жена осталась подругой ЕПБ, но  после  ухода  Хьюма  отношения
между Синнеттом  и  ЕПБ  стали  более  напряженными,  и  в  поздних  письмах
Блаватской  можно  встретить  немало  едкой  иронии  в  адрес  "тупости"   и
"ничтожества" Синнетта.
   Беда была в том, что сколько бы Блаватская ни отстаивала свою  правоту  и
как бы она ни  желала  быть  принятой  в  англо-индийском  обществе,  ей  не
удавалось удержаться от подтруниваний над ханжеством и важной щепетильностью
английских официальных кругов. "Моя грациозная величавая персона, облаченная
отчасти по-тибетски, отчасти - в подобие ночной сорочки,  -  писала  она  из
Оотакамунда в 1883 году, - восседает во  всей  своей  неотразимой  калмыцкой
красоте на званых  обедах  у  губернатора  и  Кармайкла;  за  ЕПБ  ухаживают
адъютанты! Старая Упасика(1) чудовищным кошмарным видением ходит под ручку с
изящными членами Совета в вечерних фраках, бальных туфлях и шелковых чулках,
так благоухащими бренди  с  содовой,  что  в  их  окрестностях  свалился  бы
замертво тибетский як" {16}.
   Возможно,  Блаватская  знала,  что  скандал  не   самый   худший   способ
запомниться публике. Во всяком случае, ей этот способ подошел  прекрасно,  и
Теософское Общество процветало,  невзирая  на  разочарование  отдельных  его
членов  вроде  Хьюма.  Кроме  того,  Блаватская  обнаружила,  что  нелады  с
англо-индийскими кругами ничуть не вредят отношениям с местными жителями: на
каждого отворачивавшегося от  нее  европейца  приходился  десяток  индийцев,
встававших на ее сторону. И  к  тому  же,  вероятно,  ЕПБ  чувствовала,  что
скандальная слава - одно из ее орудий как учителя и  общественного  деятеля.
Если бы она вписывалась в традиционные представления, то никто бы не обратил
на нее внимания; а правильно использованные противоречия с  обществом  могли
оказаться плодотворными, создавая вокруг  Блаватской  обстановку,  постоянно
наэлектризованную ожиданием. Но, к сожалению, она умела лишь  создавать  эти
противоречия, но не использовать их.
 
 
   Постоянные неурядицы в конце концов вынудили Олькотта отдалиться от своей
старой приятельницы и  начать  самостоятельную  деятельность.  Ведь  он  был
пре---------------------------------------(1) Еще одно прозвище  Блаватской.
- Прим. автора. Упасика (сакс.) - женщина - чела  ученица  Махатм.  -  Прим.
пер.  зидентом   Теософского   Общества,   а   Блаватская   -   всего   лишь
секретарем-корреспондентом;  и  об   этом   факте   полковнику   приходилось
напоминать ей время от времени. Еще  более  остро  осознать  свое  положение
заставили  Олькотта  постоянные  напоминания  Блаватской  о  том,  что  она,
дескать,  "избранный  сосуд",  одаренная  ясновидица,  которую  оценили   по
достоинству сами великие Учителя, а полковник всего лишь ее ассистент. Когда
же   полковник   пытался   отстаивать   свои   права,   ЕПБ   писала   своим
корреспондентам, что Олькотт - тщеславный болван,  ничтожество,  раздувшееся
от спеси. Поставленный в известность об этих нападках, Олькотт упрекал  свою
подругу в нечестности и интриганстве.
   Возможно, Блаватская и Олькотт были изначально несовместимы друг с другом
по характерам и связывали  их  лишь  взаимная  нужда  и  вера  полковника  в
оккультные  силы  Блаватской.  Оказавшись  вместе  с  Олькоттом   в   чужой,
негостеприимной стране, торопливая и неуемная Блаватская все больше и больше
раздражалась по причине медлительности и нерешительности полковника, а  тот,
в свою очередь, не находил себе места от страха из-за  непрестанных  выходок
своей приятельницы. С возрастом Блаватская стала еще беспокойнее.  Когда  ее
трюки разоблачали, она иногда впадала  в  ярость,  а  иногда  с  добродушным
смешком   соглашалась,   что   смошенничала.   Свидетельства   против    нее
накапливались день за днем, и Олькотт (хотя ему было еще сложнее, чем  Хьюму
и Синнетту, поверить в то, что она - обманщица: чего  стоили  бы  тогда  его
собственные притязания  на  оккультную  мудрость?)  все  более  склонялся  к
мнению,  что  его  старая  подруга  -  в  лучшем  случае  весьма  сложная  и
непредсказуемая особа, а в  худшем  -  серьезное  препятствие  на  пути  его
добросовестной и полезной  работы.  Поэтому  полковник  имел  все  основания
держаться подальше от дома и от постоянных склок между ведущими теософами.
   К декабрю  1882  г.  доходы  Общества  от  подписчиков  журнала  "Теософ"
возросли  настолько,  что  Блаватская  и  Олькотт  смогли   перебраться   из
"Вороньего Гнезда" в небольшое поместье в Адьяре, близ Мадраса, где и по сей
день размещается штаб-квартира теософов. Старые друзья  уютно  устроились  в
новом доме, окруженном живописными ландшафтами устья реки  Адьяр.  Однако  к
этому моменту союз между ними уже  висел  на  волоске.  Олькотт  все  больше
времени проводил в миссионерских путешествиях по  Бирме,  Северной  Индии  и
Цейлону (особенно по Цейлону, где теософия стала весьма популярной  -  не  в
последнюю очередь благодаря увлечению полковника буддизмом).
   Блаватская и Олькотт вместе провели на Цейлоне два месяца - с мая 1880 г.
Олькотт почти сразу же превратился в туземца: он стал одеваться  в  дхоти  и
сандалии, как брамин, и соблюдать местные  традиции.  На  острове  появились
семь сингалезских филиалов Теософского Общества, и Олькотт начал  отстаивать
буддистские традиции в борьбе с христианскими миссионерами, заполонившими  в
то  время  Цейлон   и   навязывавшими   религиозное   единообразие.   Только
христианские браки считались на Цейлоне законными. Вся  система  образования
была прохристианской (805 христианских школ против четырех  буддистских),  и
авторитет школы зависел от преподавания Библии. Поскольку для поступления на
гражданскую службу требовался документ об образовании,  для  нехристиан  все
пути к государственной деятельности были закрыты.
   Цейлонские  буддисты  уже  некоторое  время   выступали   против   такого
положения. В 1860-х годах эти протесты дошли до вооруженных столкновений,  и
когда Олькотт и Блаватская, прибыв на Цейлон, приняли "пансил" - своего рода
буддистскую  конфирмацию,  -  это  означало,  что  они  встали  на   сторону
мятежников. В Канди им  показали  самую  священную  реликвию  -  зуб  Будды,
оправленный в золотую проволоку. ЕПБ бестактно заметила позже, что, судя  по
размерам,  он  некогда  принадлежал  аллигатору.  Олькотт  проявил   большую
дипломатичность, сказав, что этот зуб наверняка  восходит  к  тому  периоду,
когда  Будда  переживал  инкарнацию  в  облике  тигра.  Вдобавок,  полковник
выступил на нескольких публичных митингах в пользу равенства христианства  и
буддизма, поддержал требование развития буддийской  системы  образования  до
уровня официальной сети школ, а оказавшись в  Лондоне,  сделал  заявление  в
Иностранной службе от лица цейлонского  жречества.  Используя  свой  немалый
организационный талант, Олькотт основал Комитет по защите буддизма и  научил
монахов отстаивать свои права политическими средствами. Но,  пожалуй,  самым
большим  его  достижением  была  публикация  в  июле  1881  г.  "Буддийского
катехизиса"   на   английском   языке,   выдержавшего   много   изданий    и
переиздающегося до сих пор.
   Конечные результаты деятельности полковника  оказались  впечатляющими.  К
1960-м  годам  нашего  века,  когда  система  образования  на  Цейлоне  была
национализирована,  буддийское  Теософское  Общество  располагало   четырьмя
сотнями школ, многие выпускники которых занимали важные посты в государстве.
Старания Олькотта обеспечили Теософскому Обществу один из  первых  и  весьма
примечательных социальных триумфов; в процессе  своей  деятельности  теософы
оказали также огромное влияние на цейлонский национализм.
   Это были вполне реальные, ощутимые и стабильные успехи, ставшие  едва  ли
не самым прочным монументом теософскому движению. Имя Олькотта по  сей  день
помнят на Цейлоне, где в его  честь  даже  названа  улица.  В  1967  г.,  на
шестидесятую годовщину смерти полковника, власти страны  выпустили  памятную
почтовую марку, а  премьер-министр  назвал  "приезд  полковника  Олькотта  в
страну важнейшей вехой в истории буддизма на Цейлоне" {17}.
 
 
 
   Глава 4
   НЕПРИЯТНОСТИ
 
   На протяжении 1880-х годов Теософское Общество  устойчиво  росло  {1}.  К
1885 г. была зарегистрирована 121 ложа; 106 из них находились в Индии, Бирме
и на Цейлоне, где сосредоточилась основная масса теософов. За десять лет  со
дня своего основания Общество успело привлечь тысячи  сторонников;  в  число
его членов вошли такие знаменитости, как поэт Элла Уилер Уилкокс,  сотрудник
Дарвина  Альфред  Рассел  Уоллес  и  изобретатель  Томас  Эдисон.  Но   рост
организации,  при  всех  своих  приятных  моментах,  означал  и   усложнение
административной системы Общества, отягощенное конфликтами между  Блаватской
и Олькоттом, их отдаленностью от Европы и Америки, а также амбициями местных
руководителей.
   Эти проблемы усугублялись недостатками структуры Общества.  Оно  состояло
из лож по масонскому образцу. Поначалу каждая ложа была  напрямую  подчинена
Адьярскому центру, и члены общества принимали свои  решения  демократическим
путем на основе голосования. Но по мере расширения Теософского Общества ложи
превращались в независимые национальные филиалы  с  собственным  правлением.
Первый такой филиал возник в Америке под руководством Джаджа в 1886  г.;  за
ним последовали ложи в Англии  (1888),  Индии  (1891),  Австралии  и  Швеции
(1895), Новой Зеландии (1896),  Нидерландах  (1897)  и  Франции  (1899).  За
следующие тридцать лет то же произошло с остальными ложами.  Хотя  правление
выбиралось членами лож, каждый  такой  совет  руководителей  вскоре  начинал
навязывать ложе собственное понимание целей и задач в противовес  установкам
Адьярского  центра  в  Адьяре.  В  результате   складывалось   трехстороннее
противостояние  между  Адьяром,  местными  ложами  и  советами  национальных
филиалов. Это вызывало серьезные внутренние осложнения в  Обществе,  нередко
сопровождавшиеся скандалами.
   Б корне этих противоречий лежала некоторая неопределенность целей и задач
теософии. С первых дней своего существования  Общество  придерживалось  трех
основных целей, обозначенных в 1896 г. как:
   1. Создание универсального братства людей  без  различия  национальности,
вероисповедания, пола, касты и цвета кожи.
   2. Поощрение занятий сравнительной религией, философией и наукой.
   3.  Изучение  необъясненных  законов  природы  и  потенциальных   сил   и
способностей человека.
   Эти цели менее прямолинейны и менее совместимы друг с другом,  чем  может
показаться. К примеру, очевидна возможность разногласий  по  поводу  точного
смысла первой из них. В какой мере это политическая программа, а в  какой  -
просто  декларация  универсальной  терпимости?  И  так  ли  эта   терпимость
универсальна,  как  кажется  на  первый  взгляд?  Трудно  представить  себе,
например,  как  молено  принадлежать  к  Теософскому  Обществу,  не  веря  в
божественную силу хотя бы какого-то рода.
   Неоднозначно и толкование второй цели. Имеются ли  в  виду  сравнительная
религия, сравнительная философия и сравнительная наука? Или же речь  идет  о
философии, науке и сравнительной религии?
   Третья цель представляет изначальный импульс для создания Общества, но ее
расплывчатая формулировка  оказалась  прикрытием  для  самых  возмутительных
мошенников.
   И, наконец, все эти три заявления в целом подразумевают,  что  Теософское
Общество объективно и не допускает слепого фанатизма.  Но  это,  разумеется,
нонсенс. Разве можно говорить об объективном изучении  оккультных  феноменов
силами объединения, заведомо принимающего их существование  и  направленного
лишь на то, чтобы зафиксировать и объяснить их?
   И если даже по отдельности эти  три  цели  неоднозначны,  то  взятые  все
вместе они и подавно противоречат друг другу. Предполагается, что  идеальный
результат работы теософа состоит в том, что потенциальные силы и способности
человека, развитые  посредством  оккультного  изучения  науки,  философии  и
религии, являются идеальным путем к социальной гармонии и равенству, которые
предвосхищают и отражают божественную гармонию. Но эти три  цели  не  всегда
совместимы между собой. Они даже сформулированы на различных уровнях: первая
является предписанием,  а  вторая  и  третья,  по  видимости,  нейтральны  и
"научны".  И  в  действительности  они  выражают   не   всеобщие   нужды   и
закономерности, а лишь политические предубеждения буржуазного слоя.
   Административные и доктринальные разногласия в Обществе поначалу были его
сильной стороной: чем обширнее цели  и  расплывчатее  их  формулировки,  тем
больше можно привлечь членов в новую организацию. Но,  как  мы  уже  видели,
рост  Общества  неизбежно  привел  к   возникновению   конфликтов.   Правила
Теософского Общества благоразумно оговаривали, что все его члены  пользуются
свободой совести, поскольку цель теософии состоит не в проповеди какого-либо
учения, а в "научном" исследовании всех доктрин. Однако  поддерживать  такую
заявку стало сложным, когда выяснилось, что притягательная сила Общества для
новых членов покоится в первую очередь на сенсационных претензиях Блаватской
на оккультное общение с Великим Братством  Учителей.  И  хотя  позднее  было
принято, что вера в Учителей также не является условием приема  в  Общество,
эта казуистика ничего не значила  для  среднестатистического  теософа,  куда
менее  заинтересованного  в  теологических  диспутах,  чем  в   контакте   с
Правителями Вселенной.
   Еще сильнее ситуация  усугублялась  тем,  что  Общество  особенно  влекло
всевозможных невротиков, истериков и даже сумасшедших. До некоторой  степени
с этой проблемой сталкиваются все организации,  зависящие  от  энтузиазма  и
противостоящие  традиционным  мнениям;  однако  в  случае  с  теософией  она
приобрела поистине грандиозные масштабы. Постоянные жители Адьяра в  1880  -
1890-е  годы  были  весьма  типичны.  Вздорное  сборище  мелких   английских
аристократов, богатых американских  вдов,  немецких  профессоров,  индийских
мистиков и всяческого рода прихлебателей, все они  пытались  отвоевать  себе
место под солнцем (особенно в длительные периоды отсутствия Олькотта), и все
были готовы в любой момент перессориться друг с другом.
   Но первые признаки серьезных проблем проявились не в Адьяре, а в Лондоне,
где 7 января 1883 г. президентом и  вице-президентом  Лондонской  ложи  были
избраны соответственно Анна Кингсфорд и Эдвард Мэйтленд. Миссис Кингсфорд  к
тому времени уже была известной фигурой в эзотерических христианских  кругах
{2}. Она была сильной, даже  харизматической  женщиной,  и  ее  отношения  с
теософией (и, в частности, с  Блаватской)  складывались  непросто  с  самого
начала.  В  результате  ее  теософская   карьера   оказалась   недолговечной
(продлившись около  восемнадцати  месяцев)  и  ярко  отразила  трудности,  с
которыми столкнулось Теософское Общество.
   Мэйтленд, переживший свою подругу и коллегу и  написавший  ее  биографию,
сообщает, что Анни Кингсфорд, урожденная Бонас, родилась в 1846 г. в Сити  в
семье богатого торговца  французского  происхождения.  Отличаясь  с  детства
талантами, она уже в юные  годы  начала  публиковать  стихи  и  рассказы.  В
двадцать один год она  достигла  финансовой  независимости,  унаследовав  от
отца, умершего в 1867 г., годовой доход в 700 фунтов стерлингов.  В  том  же
году она вышла замуж за священника из Шропшира -  Уильяма  Кингсфорда.  Анни
была волевой и своенравной, увлекалась охотой и спортом; родители  и  супруг
чрезвычайно ей потакали. Анни вела свое собственное  дело,  что  в  конечном
счете и привело к  радикальной  перемене  в  ее  жизни:  в  ходе  борьбы  за
имущественные  права  замужних   женщин   она   случайно   встретила   некую
спиритуалистку, давшую ей экземпляр спиритического журнал  "Хьюман  Нэйчур",
где (весьма типично!) содержались также статьи о  реформе  одежды,  то  есть
дискуссии в пользу отмены корсетов, кринолинов  и  узких  туфель  -  обычной
женской одежды середины викторианской  эпохи.  Миссис  Кингсфорд  немедленно
примкнула к этим движениям, превратившись в заядлую спиритку и  в  борца  за
введение  более  здоровой  и  удобной  одежды.  Так  началось  ее  увлечение
альтернативными религиями и оздоровлением быта.
   Будучи изящной, хрупкой и весьма  миловидной  особой,  Анни  страдала  от
множества органических и психосоматических заболеваний. Хотя  она  и  родила
дочь, ее связывали с мужем по большей части платонические отношения.  Уильям
предоставил своей жене невиданную по тем временам  свободу:  она  перешла  в
католичество и открыла в Лондоне собственное издание под  названием  "Газета
для  леди".  Впрочем,  эта  газета,  боровшаяся  за  радикальные  социальные
перемены, скоро обанкротилась по причине недостатка в рекламе (большую часть
рекламодателей отвергали по идеологическим  причинам),  и  миссис  Кингсфорд
стала сражаться за свои идеалы другими способами.
   Суфражизм и борьба за права женщин вскоре оказал