строгую  необходимость  именно
такой организации сознания, но отнюдь не объясняют ее.  Само  же  объяснение
лежит куда как глубже.
   Повторю еще одну существенно важную  для  понимания  всего  того,  о  чем
говорится здесь,  деталь.  Облачение  идеального  в  осязаемую  плоть  знака
происходит не только там, где взаимодействуют две  стороны,  два  автономных
сознания, но и в течение всех двадцати четырех часов в  сутки  в  каждом  из
нас.  Человек  не  мыслит  словами  (в  противном  случае   почему   бы   не
предположить,  что  мыслить   можно   и   простыми   комбинациями   каких-то
артикуляционных  фигур);  слово,  или  любой  знак   вообще   -   это   лишь
вспомогательное средство воплощения образа, чувства, идеи. Но вместе  с  тем
абсолютно  неправильным  было   бы   утверждать   и   полную   независимость
вещественной формы знака от его значения. Именно  поэтому  та  работа  нашей
души, которая связана с поиском адекватного выражения рождаемых в нас  идей,
чувств, образов, есть в то же время и постоянное порождение какого-то нового
их содержания. Иначе говоря, уже сам поиск нужного  слова,  взгляда,  жеста,
позы есть в то же самое время  и  привнесение  какого-то  нового  оттенка  в
воплощаемую ими мысль, благодаря чему последняя требует уже  каких-то  новых
средств  своего  выражения.  И  этот  процесс  не  может  иметь  завершения.
Таинственная связь (но и бездонная пропасть!) между идеальным и материальным
- вот что в конечном счете лежит в основе любого творчества.  Именно  в  ней
его первопричина.
   Можно по-разному глядеть на одни и те же вещи. Так, можно видеть в духе и
материи соотношение абсолютно противоположных и непроницаемых друг для друга
начал.
   Осколок смальты существует сам по себе,  и  допустимо  полагать,  что  он
остается совершенно безразличным к палитре того панно,  в  единую  структуру
которого включается. Больше того, предположение, что что-то должно  меняться
в нем с использованием его в составе какой-то иной мозаики,  выглядит  почти
абсурдным. Но здесь, как кажется, все ясно: есть бездушное  стекло,  и  есть
вне его творящий гармонию  замысел  мастера.  Можно  ли  представить,  чтобы
мертвое это стекло было в состоянии само складываться в нечто осмысленное?
   Как любое биологическое тело, человек состоит  из  клеток,  клетки  -  из
молекул, молекулы - из атомов и так далее и так  далее.  И  уходящая  в  эту
бесконечность тонкая  структура  человеческой  плоти,  подобно  разноцветной
смальте,  в  свою   очередь   имеет   право   рассматриваться   как   что-то
трансцендентное всему содержанию, которое переполняет нашу душу.
   Но ведь можно видеть в таинственных этих стихиях  и  две  разные  стороны
чего-то одного...
   Я пишу служебные записки, выпрашивая у руководства оргтехнику  для  своей
лаборатории, и сложными инженерными расчетами определяю  основные  параметры
тарифных систем для многотысячных коллективов огромных предприятий, я  делаю
замечания своим сотрудникам и сам хожу  на  ковер  к  своему  шефу,  я  веду
переговоры с руководством известных  не  только  России  заводов  и  шахт  и
безбожно ругаюсь со службами, обязанными  обеспечивать  мою  работу,  я  пью
водку и плачусь на жизнь своим друзьям, я слагаю  стихи  и  разговариваю  со
своей кошкой... - в самом ли деле во всех  этих  случаях  все  элементы,  из
которых в  конечном  счете  складываются  мои  соматические  ткани  остаются
совершенно безучастными и абсолютно безразличными к тому, что, собственно, и
составляет сиюминутное содержание моей жизни? Ведь здесь  уже  нет  никакого
противостояния  замысла  и  используемого  каким-то  чуждым  мне  художником
материала - все это от начала до конца делаю  я  сам.  Иными  словами,  сама
смальта животворит то, что на годы и годы остается в моей памяти.
   Давно уже ставшими классикой опыты доказали, что ткани живых тел способны
отвечать не только физико-химическим воздействиям, но и  изменению  духовной
атмосферы, которая складывается вокруг них.
   Бог весть, что  именно  фиксируется  всплесками  полиграфа  или  ореолами
кирлиановских фотографий. Но известно одно: любое  работающее  тело  обязано
что-то излучать. Поэтому когда  речь  идет  об  одном  и  том  же  теле,  то
постоянно меняющийся характер излучения  может  свидетельствовать  только  о
постоянном изменении  содержания  выполняемой  им  работы.  И  если  реакция
соматических тканей  на  тонкие  нюансы  эмоционального  состояния  человека
способна отчетливо регистрироваться прибором, то  тем  самым  регистрируется
факт  того,  что  каждое  движение  нашей  души  сопровождается   изменением
характеристик   каких-то   глубинных,   вполне   материальных,    процессов,
протекающих  на  всех  уровнях  организации  живой  материи   -   клеточном,
субклеточном, молекулярном и так далее.
   Правда, это утверждение влечет за собой уже близкий  к  абсурду  вывод  о
том, что не только органические молекулы,  но  даже  атомы  любого  вещества
входя в состав  соматических  тканей  мыслящего  субъекта,  должны  обретать
какие-то новые свойства, отличающие их от таких же элементов, но формирующих
структуру лишенной души материи. Но, если уж на то пошло,  то  почему  бы  и
нет?

   Подведем итоги.
   Первое.
   Если достаточно жесткая связь  между  содержанием  духовной  деятельности
человека и характером той  обеспечивающей  ее  работы,  которая  выполняется
живой материей на всех уровнях своей организации, действительно  существует,
то она в принципе не может  быть  односторонней.  Иначе  говоря,  не  только
определенность содержания каких-то идей, (чувств, образов)  должна  на  всех
этажах строения живого тела формировать  тонкую  структуру  деятельности,  в
которой им надлежит материализоваться, но и  сама  структура  движения  всех
тканей нашего организма обязана накладывать  свой  отпечаток  на  содержание
любого  откровения  духа.  Перефразируя  известное  всем  положение,   можно
сказать, что форма  сиюминутного  бытия  определяет  сиюминутное  содержание
сознания в той же мере,  в  какой  само  сознание  в  каждый  данный  момент
определяет формулу нашего материального существования.
   Хотелось бы только предостеречь. Состав образа, чувства,  идеи  и  тонкая
структура сопровождающего их движения соматических тканей -  это  далеко  не
одно и то же. Между ними - бездна, между ними - тайна. Как одно превращается
в другое, неизвестно. Здесь что-то вроде соотношения "входа" и "выхода",  но
вот что творится внутри самого  "черного  ящика"  -  человеку  еще  придется
разгадывать.
   Но все это должно было бы означать, что достижение абсолютного  духовного
консонанса, полное взаимопроникновение в сокровенный мир  идеального  вообще
невозможно. Ведь в  этом  случае  препятствием  и  формированию  одинакового
способа описания, и одинаковому пониманию  вербальных  (знаковых)  портретов
одних и тех вещей будет служить уже не только несовершенство  языка  и  наше
неумение владеть им, но и уникальность собственной природы каждого  из  нас.
Одни только половозрастные отличия способны взгромоздить между  нами  что-то
вроде китайской стены. Но уникальность каждого не  сводится  только  к  ним,
поэтому неодолимым препятствием взаимопониманию способны встать - как бы это
ни казалось смешным - и отличия в росте, и разная комплекция, и даже  разный
цвет волос...
   Таким образом, уже  самим  строем  нашей  природы  мы  были  бы  навсегда
обречены на непонимание друг друга. Нас не могло бы спасти даже какое-нибудь
споровое  размножение  или  тотальное  клонирование,  потому   что   и   при
генетическом тождестве материальные  отличия,  как  например,  обусловленный
региональными особенностями питания химизм соматических  тканей,  оставались
бы  и  здесь.  Но  ведь  кроме  материальных  начал  остаются  еще  и  такие
неосязаемости, как индивидуализированная  культура,  жизненный  опыт  и  так
далее, и так далее...
   И только ни на мгновение не прерываемый труд, связанный с самостоятельным
воссозданием каждым всего того, что открывается другим, дает нам возможность
говорить и в самом деле на одном языке со  всеми.  В  конечном  счете  ничто
иное, как этот вечный труд
   "...напряженной, как арфа, души"
   каждого  из  нас  и  образует   собой   действительный   фундамент   всей
человеческой культуры. Только благодаря ему оказывается возможным возведение
всего, что составляет законную гордость  нашего  царственного  племени.  Без
какого бы то ни было исключения все, созданное человеком, покоится именно на
нем, и никакие герои-одиночки никогда не сумели бы вывести  человечество  из
состояния дикости. Да, это так: когда короли начинают  строить,  у  возчиков
действительно прибавляется работы. Но вместе с этой старой  мудростью  нужно
помнить и другое: строят короли отнюдь не на пустом  месте,  но  преобразуют
города, созданные трудом других, да и возводят свое они совсем не из ничего,
но  именно  из  тех  кирпичей,  что  всю  жизнь  обжигали   и   их   великие
предшественники и их подданные.
   Ни один гений никогда не создаст ничего, если он будет лишен  возможности
использовать все созданное другими. Поэтому и сам  феномен  гениальности,  в
свою  очередь,  существует  только  благодаря  вечному  творчеству  всех.  А
впрочем, не исключено, что и  вправду  гениальность  -  это  просто  функция
времени, и никакой герой никогда не смог бы заявить о себе, родись он  среди
людей, еще не подготовивших фундамента для каких-то перемен.
   Говорят, черные дыры - это та область пространства, в которой зарождается
материя. Таким образом, именно уникальность нашей природы,  помноженная  как
на несовершенство средств  нашего  общения,  так  и  на  нашу  неспособность
овладеть ими в полной мере, и образует собой ту "черную  дыру",  из  которой
чудом всеобщего человеческого творчества вдруг появляется все.
   Второе.
   Основным законом этого вечного духовного труда, на который обречен каждый
из нас, является то, что через тысячелетия прозвучит,  наконец,  в  Нагорной
проповеди Христа. И, может быть, в самом деле в осознании его непреступаемым
императивом  человеческой  совести  можно  видеть   преодоление   некоторого
эволюционного рубежа всей  развивающейся  Вселенной.  Рубежа,  равновеликого
зарождению жизни или становлению разума...
   Разумеется, это положение не  может  рассматриваться  как  не  подлежащий
сомнению абсолют. Поэтому здесь необходимо уточнить следующее.
   Все законы этого мира можно условно разделить на два рода: динамические и
статистические. Первым подчиняются все явления (то  есть  каждое  явление  в
отдельности), на которые  распространяется  их  действие.  Таков,  например,
закон всемирного тяготения: ничто материальное не может нарушить его. Вторым
подчиняется только весь класс  явлений  в  целом,  однако  любое  из  них  в
отдельности в силу тех или  иных  причин  может  до  некоторой  степени  ему
противоречить. Так, например, на все времена общим законом является то,  что
родители должны уходить из жизни раньше своих детей; однако ясно, что  никто
не может поручиться за его незыблемость в каждой конкретной семье.
   Законы, лежащие в основе развития человеческого  общества,  как  правило,
носят именно статистический характер. Статистический характер носит и тот  -
нравственный - закон, о котором  говорится  здесь.  Поэтому  любое  действие
любого отдельно взятого индивида (или каких-то социальных групп) может сколь
угодно существенно противоречить ему. И все же это нисколько не  мешает  ему
быть имманентным  законом  творчества,  которому  безоговорочно  подчиняется
деятельность всех сквозящих через тысячелетия поколений.

   5. Одухотворение чувства

   Итак, посредством знака ни одно откровение духа никогда не будет передано
с абсолютной точностью. Содержание знака может  быть  только  самостоятельно
воссоздано кем-то другим,  а  значит,  всякий  раз  оно  будет  подвергаться
какой-то - зачастую  весьма  значительной  -  деформации.  Поэтому,  образно
говоря, любой информационный обмен легко может быть уподоблен старой игре  в
"испорченный  телефон".  Впрочем,  это  обстоятельство   имеет   не   только
негативные следствия. Ведь  именно  благодаря  принципиальной  невозможности
обеспечить абсолютное тождество на  обоих  полюсах  обмена  с  каждым  разом
содержание знака - пусть и в микроскопических дозах - обогащается  какими-то
новыми оттенками смысла, по-иному раскрывающими исходную  его  структуру;  и
чем интенсивней оказывается  его  обращение  и  чем  шире  становится  сфера
последнего, тем более высокой и радужной  короной  украшается  бесхитростная
твердь  его  первозданного  ядра.  Впрочем,  по  мере  роста   интенсивности
информационного оборота  все  уплотняющиеся  слои  непрестанно  пульсирующей
знаковой короны постепенно сливаются с его смысловым центром. И со  временем
полным содержанием  практически  любого  знака  оказываются  уже  не  только
неуловимые контуры исходной смысловой тверди, но и все то, что ее  окружает.
Больше того, в конечном счете и само ядро становится значимым лишь благодаря
переменчивой своей короне; без нее все выразимое им со временем превращается
в обыкновенную банальность, и во  многом  именно  она  начинает  формировать
собой культуру и самую душу народа.
   Но все это касается не только опосредующего наше  общение  начала,  но  и
самих субъектов обмена. Ведь чем шире круг общения индивида, тем большее  от
постепенно  формирующегося  смыслового  ореола  знака   становится   и   его
собственным достоянием. Да  и  само  это  достояние  не  остается  при  всех
обстоятельствах тождественным себе, ибо любое новообретение духа каждый  раз
бросает  какой-то  неожиданный  незнакомый  свет  на  все  то,  что   годами
формировало душу каждого из нас. В свою очередь, чем  шире  круг  общения  и
социальный опыт человека, и чем богаче содержание всего уже  усвоенного  им,
тем большее он сам может передать кому-то другому.
   Таким образом, таинственный процесс вечного  творческого  созидания  мира
нашей  культуры  (если,  разумеется,   видеть   в   ней   только   то,   что
запечатлевается в знаке) складывается из двух основных составляющих. Одна из
них - та, что была очерчена выше. Ее сущность  состоит  в  том,  что  каждый
индивид  в  каждом  акте  информационного  обмена  вынужден   самостоятельно
воссоздавать все то, что является его предметом. Вторая заключается  в  том,
что в результате многократного повторения этого процесса  полное  содержание
любого  знака  оказывается  намного  богаче  любого,  даже  самого  широкого
контекста конечного информационного процесса. (И, к слову,  не  в  последнюю
очередь именно  это  обстоятельство  обусловливает  возможность  восхождения
любого индивида к самым вершинам человеческого духа, не будь его, все в этом
мире было бы иначе, ибо никто из нас так никогда и не  смог  бы  возвыситься
над обыденностью.)
   Так что и в самом деле  при  всей  своей  парадоксальности  невозможность
обеспечения абсолютной  аутентичности  смысла  на  обоих  полюсах  знакового
обмена имеет скорее позитивное, нежели негативное следствие.
   Да, может быть, и в самом деле та доля взаимного непонимания, на  которую
обречены все мы самим строем и нашей природы и нашего языка, способна  стать
причиной каких-то неудобств, если не более того.  Но  попробуем  представить
себе такое положение вещей, при котором впервые порождаемые  кем-то  образы,
чувства, идеи всегда передаются  без  каких  бы  то  ни  было  искажений,  с
абсолютной точностью. Способно  ли  таким  образом  организованное  знаковое
общение людей пойти на пользу человеку? Едва ли. Ведь можно утверждать,  что
в этом случае ни  одна  из  составляющих  тотального  творческого  процесса,
формирующего  мир  человеческой  культуры,  не  сможет   реализоваться.   Не
исключено, конечно, что и в этом случае развитие  и  человеческого  духа,  и
общества будет-таки иметь место. Но  темпы  этого  развития,  скорее  всего,
должны быть на несколько порядков ниже, тех, которые имели место  в  реально
истекшей истории.  Поэтому  при  такой  системе  коммуникации  человечество,
вероятно, еще долгое время не  знало  бы  ни  понятия  истории,  ни  понятия
культуры.   Словом,   и   через   сорок   тысячелетий    после    завершения
антропогенетического процесса и становления нового вида Homo Sapiens человек
в сущности мало бы чем отличался от обезьяны. Правда, можно  предположить  и
то, что в этом случае  действовали  бы  какие-то  иные  механизмы  духовного
восхождения. Но тогда, скорее всего, вся наша культура имела  бы  совершенно
иной облик...

   Но задумаемся и над другим.
   Знаковый обмен просто немыслим вне эмоциональной жизни человека.
   Эмоции -  положительные  ли,  отрицательные,  любые  -  сопровождают  без
исключения все проявления  нашей  жизнедеятельности,  и  вероятно  не  будет
ошибкой сказать, что ничего эмоционально  нейтрального  для  нас  вообще  не
существует; вопрос  лишь  в  силе  проявления  наших  чувств.  Впрочем,  это
касается не одного только человека: в принципе,  даже  самое  незначительное
воздействие внешней среды в состоянии повлиять  на  эмоциональное  состояние
наверное любого живого существа. Проще говоря,  и  у  животного  возникающий
откуда-то образ сосиски вызывает не только  рефлекторное  слюноотделение,  а
образ палки - не только столь же бессознательное желание убежать.
   Впрочем, здесь нужно кое-что уточнить.
   Одной из характеристик человеческого сознания является то обстоятельство,
что строй психических образов, проносящихся в голове (голове?),  может  быть
абсолютно независим от той  лавины  воздействий,  которую  окружающая  среда
обрушивает  на  органы  наших  чувств.  Иными  словами,  можно  говорить   о
существовании двух совершенно самостоятельных потоков сменяющих  друг  друга
образов, один из которых отображает вполне реальную действительность, другой
- предмет какой-то абстрактной сиюминутной нашей заботы нашего  сознания.  И
человек постоянно пребывает как бы в двух не связанных между собой мирах:  в
мире объективной реальности и в мире "виртуальном". Больше того, один из них
может едва ли не полностью затмеваться другим. Что же касается эмоциональной
сферы, то она в гораздо  большей  мере  связана  именно  с  турбулентностями
"виртуальной реальности", а не с параллельным  потоком  реальных  физических
событий, замыкающихся на все наши рецепторы. Словом, эмоциональное состояние
человека если и связано с его физическим состоянием, то  отнюдь  не  жесткой
однозначной зависимостью. (Впрочем, никоим образом это нельзя  понимать  как
абсолютное отсутствие такой связи. Напротив, чем  менее  развита  духовность
человека, тем в большей мере его эмоциональный настрой детерминирован именно
физическим состоянием.)
   Но это у человека, а человек, как известно, отличается от животного.
   Впрочем, и у животного,  как  кажется,  такой  жесткой  зависимости  нет.
Вероятно,  только  у  самых  примитивных  организмов   эмоциональная   сфера
существует как первая производная от  сиюминутного  потока  формируемых  его
психикой образов реальной действительности. Но чем  выше  организация  живой
материи, тем независимей от него становится эта  таинственная  сфера,  и  на
самом верху биологической систематики она может даже вступать в определенный
диссонанс с образом объективной реальности. Поэтому  даже  у  животного  нет
жесткой и однозначной детерминации, когда  содержание  интегрального  потока
внешних воздействий, формирующих его  физическое  состояние,  предопределяет
настрой его психики. Все это верно лишь отчасти, лишь в  отношении  каких-то
ключевых начал, обрамляющих его действительность,- начал, подобных  все  той
же сосиске или палке. И чем выше организация, тем менее  жесткой  становится
связь между ними даже там, где еще нет и речи о сознании.
   Но независимо от степени детерминации эта связь все-таки нали