вытекает однозначный запрет на его существование.
   Подведем промежуточный итог. Проблема  мирового  разума  в  силу  полного
отсутствия достоверных фактов  позволяет  теоретизировать,  отталкиваясь  от
любых допустимых предположений. Лишь бы эти предположения были действительно
допустимыми, то есть не противоречили надежно установленным фактам и выводам
науки.
   Получаемый же здесь предварительный вывод, при всей  его  фантастичности,
достаточно  строго  вытекает  из  одного   единственного   предположения   -
предположения возможности глубоких качественных различий между  стоящими  на
разных уровнях развития инопланетными культурами.
   Нужно ли  говорить,  что  это  предположение  нисколько  не  противоречит
общепринятым сегодня научным истинам?  Больше  того,  оно  выглядит  гораздо
правдоподобнее, нежели обратное ему утверждение, то есть  утверждение  того,
что  даже  разделенные  галактическими  расстояниями  культуры  должны  быть
глубоко  родственными  друг  другу  и,  несмотря  на   временную   пропасть,
пролегающую между ними, содержать в себе больше сходства, нежели отличий.
   А раз так, то и получаемый из этой посылки вывод  имеет  вполне  законное
право на существование.
   2
   Итак, мы исходили из того, что материальная деятельность  субъекта  иного
разума может содержать в себе глубокие качественные отличия от  практической
деятельности человека. Но  здесь  закономерен  вопрос:  насколько  глубокими
могут быть эти отличия?
   Попробуем разобраться.
   Если обратиться к человеку, то не трудно заметить, что  его  деятельность
(разумеется, в  самом  общем  ее  определении)  -  это  процесс  постоянного
преобразования окружающей его действительности соответственно  его  природе,
соответственно  его  собственным  потребностям.  Как  бы  мы   ни   пытались
абстрагироваться от конкретных (сиюминутных) ее целей,  от  уровня  развития
нашей сегодняшней техники, от качественной определенности нашей  сегодняшней
технологии,  нам  не  вырваться  за  пределы  этого  всеобщего   определения
практики.
   Антропоморфизм представлений о субъекте иного  разума,  иной  цивилизации
проявляется, в частности, в  том,  что  во  всех  этих  представлениях  иная
цивилизация рисуется  нам  как  субъект  примерно  таких  же  преобразований
внешнего мира, то есть как тождественное  сугубо  человеческой  деятельности
начало. Заметим к тому же: речь идет о преобразованиях (пусть и повинующихся
каким-то иным потребностям)  в  сущности  нашего  же  мира,  окружающей  нас
действительности. Разница лишь в том, что эти преобразования  (если  уж  они
попадают  в  поле  зрения  земного  человека)  должны  быть  гораздо   более
масштабными, нежели все вершимое нами.
   Именно неспособность вырваться за пределы такого определения деятельности
и предопределяет ту кажущуюся легкость, с которой  представляется  возможным
отличить все искусственно созданное от естественно данного.  В  самом  деле,
если содержанием деятельности разумного существа (независимо от его природы)
является качественное  преобразование  всего  того,  что  его  окружает,  то
отличить ее результаты от "остального" мира не так уж, на первый  взгляд,  и
трудно.
   Но спрашивается: почему практическая деятельность  разумного  существа  в
обязательном порядке должна  переделывать  и  переделывать  все  окружающее?
Почему субъект разума в обязательном порядке должен осуществлять  постоянное
насилие над тем миром, в котором он обитает? Только потому, что именно  этим
на  протяжении  тысячелетий  занимается  человек?   Но   является   ли   это
действительно разумным применением его собственных сил? Наконец, является ли
действительным  проявлением  разума  такое  антропоморфное  представление  о
субъекте иной культуры? И  тем  более  культуры:  которая  "по  определению"
должна быть намного выше нашей.
   Задумаемся над тем обстоятельством, что сам человек есть часть природы. И
если уж известная доля антропоморфизма неизбежна даже там, где речь  идет  о
субъекте иного разума, то логично предположить, что и носитель иной культуры
- суть часть все той же природы, которая окружает нас.
   Мир един. Но даже если и существует множество  несоприкасающихся  друг  с
другом вселенных, то  в  заявленном  к  рассмотрению  предмете  нас  все  же
интересует что-то одно,  общее  как  для  нас,  так  и  для  гипотетического
субъекта  гипотетического  контакта.  Ведь  мы  говорим  именно  о  контакте
цивилизаций, но вовсе не о запретах на взаимодействие между ними.
   Но если человек (а в более широком плане и любой другой носитель  разума)
суть часть природы, то почему все преобразования должны  затрагивать  только
внешнюю действительность? Если в результате практической деятельности  можно
преобразовывать (в конечном счете весь) материальный мир, то нет  решительно
никаких препятствий и к тому, чтобы изменять свою собственную природу.  Если
преобразование   мира   является   действительно   неизбежным    результатом
практической  деятельности  субъекта   (любого)   разума,   неизбежным   его
результатом должно стать и преобразование его собственной природы.
   Строго говоря, мысль о возможности ее изменения не только не нова,  но  и
вообще являет собой некоторую константу человеческого сознания.
   Так,  например,  совершенствование  структуры  и  функций   человеческого
организма на протяжении едва ли не всей нашей истории было предметом  усилий
и практикующей медицины, и многих идейных  течений  и  школ.  Но  если  даже
простая реабилитация пораженного организма  немыслима  без  вмешательства  в
тонкую его механику, то что  говорить  о  давней  мечте  человека,  символом
которой в европейской культуре стало бессмертие, в  восточных  -  абсолютная
власть над телом? Уже сегодня никого не удивляют  ни  искусственные  органы,
начиная  от  протезов  и  очков,  ни  даже  целые   функциональные   системы
человеческого  организма.  Но  все  это  -  не  более   чем   количественные
преобразования, а следовательно, с  философской  точки  зрения,  не  имеющие
принципиального значения  вещи.  Все  они  не  затрагивают  глубинных  основ
физического нашего бытия.
   И все  же  вспомним:  история  человека,  (имеется  в  виду  биологически
"законченный" человек) не превышает и нескольких десятков тысяч лет.  Говоря
же о просторах Вселенной и внеземных цивилизациях, способных преодолеть  их,
чтобы выйти на прямой контакт с нами, в неявной форме подразумеваются  такие
формы жизни, которые в своем развитии ушли от нас,  может  быть  значительно
дальше той  исторической  дистанции,  которая  отделила  нас  не  только  от
кроманьонца, но и от австралопитека.
   Вспомним и другое: долгие  тысячелетия  история  лишь  набирала  ход,  и,
вероятно, последние полтора-два столетия спрессовали  в  себе  много  больше
того,  что  могли  вместить  тысячелетия,  отсчитываемые  от   неолитической
революции до Великой  Французской.  Но  даже  если  экспоненциальная  кривая
истории выпрямится и дальнейшее ее течение будет идти без всякого ускорения,
то наполнение тысячелетий, возможно разделяющих нас  и  наших  потенциальных
визави, и  в  этом  случае  окажется  эквивалентным  полной  сумме  событий,
вместившихся в эволюционный интервал от одноклеточных до Эйнштейна и Фишера.
   Да, в этом интервале форма организации живой материи  претерпела  уже  не
сводимые  к  одним  только  количественным   изменения.   Структура   живого
изменилась   принципиально,   неузнаваемо,   говоря   философским    языком,
качественно.  Так  разумно  ли  ждать,  что   в   уходящих   в   перспективу
миллионолетиях -  по  существу  мгновениях  в  истории  Вселенной  -  должен
навсегда остановиться этот до сих пор набиравший и набиравший ход процесс?
   Говоря об  инопланетных  цивилизациях  (а  тем  самым  и  о  перспективах
развития земного разума) необходимо быть готовым к максимальному  напряжению
нашего собственного сознания, нашей собственной мысли. А значит,  необходимо
быть готовым к примирению  с  тем,  что  все  сиюминутное  в  определенности
земного человека  -  это  не  более  чем  мимолетное  преходящее  состояние.
Заглядывая  вперед,  мы  должны  быть  готовыми  не  только  к   тому,   что
человеческий дух  способен  превзойти  любые  вершины,  но  и  к  тому,  что
материальная его оболочка, может претерпеть самые глубокие изменения.
   Основное  направление  эволюции  в  принципе  не  сложно  и  предугадать.
Заметим: константой развития разума  является  перманентное  увеличение  его
мощи, неуклонное расширение сферы его непререкаемой  власти  над  окружающей
его действительностью (не  будем  пока  говорить  об  этическом  знаке  этой
власти). Логическим пределом этой тенденции является, может быть абсолютная,
власть если и не над всем миром, то, по меньшей мере, над  значительной  его
частью.  Причем  под  этой  "частью"  следует  понимать  отнюдь  не   только
гипотетическую пространственную сферу,  радиус  которой,  исходя  из  центра
зарождения культуры  теряется  в  каких-то  зазвездных  далях.  Она  обязана
включать  в  себя   и   иные   измерения:   от   субнуклеарных   связей   до
межгалактической социологии. И говоря о власти, мы имеем в виду, может  быть
абсолютную, способность разума произвольно управлять всеми этими измерениями
в пределах всей доступной ему пространственной сферы.
   Вероятно, было бы  естественным  предположить,  что  этот  путь  развития
является константой не одного только земного разума, но  представляет  собой
магистральное направление всего мыслящего  вообще,  независимо  от  того,  в
какой области пространства оно зарождается.
   Между тем, вряд ли может вызвать возражение тезис  о  том,  что  духовный
потенциал носителя разума должен, хотя бы отчасти, совпадать  с  физическими
его  возможностями.  Ведь  в  противном  случае  все  порождаемое  сознанием
обречено  навсегда  оставаться  чем-то  химеричным.   Поэтому   если   целью
восхождения  разума   является   обретение   власти   нам   миром   реальной
действительности, качественное совершенствование должно составлять  существо
не  только  духовного  развития,  но  и  эволюции  его   физического   тела.
Следовательно, потенциал последнего должен быть сопоставимым  с  потенциалом
всей подчиняющейся ему природы.
   Вытекающий отсюда вывод хоть и граничит  с  безумием,  но  с  философской
точки зрения все же вполне корректен: на  определенной  ступени  восхождения
физическим  телом  субъекта  разума  должна  становиться  вся  освоенная  им
природа.  Другими  словами,  не  субъект  разума  должен  навеки  оставаться
ограниченной  ее  частью,  но  сама  она  должна  становиться  частью  этого
субъекта.
   Впрочем, столь ли безумен такой вывод? В самом ли деле он неприменим ни к
субъекту разума вообще, ни к человеку в частности?..
   Вдумаемся: какой  бы  совершенной  ни  была  биологическая  оболочка  той
таинственной материи, что образует собой субстанцию человеческой  души,  она
далеко  не  идеальна.  Но  если  возможны  даже  незначительные   изменения,
способные хотя  бы  отчасти  улучшить  ее,  то  настоятельная  необходимость
качественных преобразований - уже в силу  известного  закона  диалектической
логики - напрашивается, что говорится, сама собой.  Имеется  в  виду  закон,
утверждающий, что рано  или  поздно  последовательность  на  деле  мало  что
меняющих   количественных   изменений   взрывается   качественным   скачком,
преобразующим самую сущность явления.
   Обратимся к тем  тенденциям,  которые  уже  сегодня  можно  разглядеть  в
развитии нашего собственного, человеческого, общества.
   Преобразование окружающей человека природы в сущности на протяжении  всей
его истории сопровождалось грубым насилием над ней (так, например, что может
быть чудовищней известного каждому еще со школьной скамьи  подсечно-огневого
земледелия?). Только незначительность  масштабов  практической  деятельности
препятствовала  ее  удушению  ее  же   собственными   следствиями,   ее   же
собственными отходами. Но последовательное расширение этих  масштабов  давно
уже обнаруживает явственные признаки приближения глобального  экологического
кризиса. Сегодня ни  у  кого  не  вызывает  сомнения,  что  последовательная
экспансия человека ведет к подрыву самых основ его  существования  на  нашей
планете.
   Еще  в  шестидесятых  годах  говорили  о  создании   каких-то   замкнутых
производственных   циклов.   При   этом   подразумевалось,   что   замкнутый
производственный цикл в своем пределе должен был объять  собой  не  какие-то
отдельные производственные процессы,  но  все  общественное  производство  в
целом.
   Суть замкнутого производственного цикла заключается в том, что он как  бы
изолирует  и  производство  от  окружающей  среды,  и  самого  человека   от
производства, оставляя на его долю лишь общее управление последним. Но  беда
в том, что "внутри" таким образом понятого  цикла  допускалось  едва  ли  не
какое угодно насилие над природой. Поэтому и полная изоляция производства от
всего внешнего мира отнюдь не предотвращает катастрофы; самое  большее,  что
можно достичь благодаря ей, - это лишь временная ее  отсрочка.  Искусственно
изолированное производство отнюдь не предотвращает  разрушения  естественной
природы, ибо  даже  полная  замкнутость  циклов  не  способна  обойтись  без
необратимого преобразования вещества и энергии.
   Правда,  пока  еще  такое  преобразование  имеет  довольно   ограниченные
размеры. Но ведь со временем  они  вполне  способны  принять  и  космические
масштабы. Ведь уже сегодня (причем не только в произведениях фантастики,  но
и в научных прогнозах) мы "замахиваемся" на вещество близлежащих космических
объектов. Таким образом, необратимыми процессами в  перспективе  могут  быть
охвачены весьма значительные области космического пространства.
   Действительно ли способны решить дело замкнутые  производственные  циклы?
Ведь совершенно очевидно, что сама по себе "изоляция" производства отнюдь не
устраняет, да и не может устранить экологическую угрозу. Решение может  быть
только в другом, и, вероятно,  самой  корректной  его  формулировкой  должна
стать не абсолютизация  противопоставления  разума  природе,  но  абсолютное
растворение его субъекта в ней. Или - что в философском смысле  представляет
собой совершенно  эквивалентное  утверждение  -  полное  поглощение  природы
структурами человеческого тела.
   Но  если  уж  произнесено  слово  "необратимость",  необходимо,  хотя  бы
вкратце, остановиться на этом.
   Обратим  внимание  на  одно  обстоятельство:  истекшая  вечность  (а  уже
растворившийся в прошлом поток причинно связанных событий, несмотря  на  его
конечность, легко может быть уподоблен именно ей) рисует перед  нами  отнюдь
не статичную картину мира, раз навсегда  застывшего  в  каких-то  неизменных
формах  движения,  но  какой-то  направленный  (куда?)   процесс   тотальных
изменений всего и вся. Поэтому совсем не человек и его деятельность нарушают
гомеостатическое спокойствие окружающей  его  действительности.  В  сущности
никогда, отсчитывать ли начало бытия от таинственной "точки  сингулярности",
или от какого-либо иного первоимпульса, дающего  жизнь  нашему  миру,  этого
гомеостаза и  не  было.  Почему  же  тогда  лишь  практическая  деятельность
человека обретает экологически (и даже больше того - этически) отрицательный
знак?
   Строго говоря, в неустойчивом,  непрерывно  изменяющемся  мире  абсолютно
любое действие человека должно иметь необратимый характер. Но ведь если так,
то никакой, даже с большим трудом уловимый, рефлекс нравственного, не должен
угадываться в оценке практической его деятельности.
   Вдумаемся. Возможность приложения любых  этических  критериев  в  неявной
форме (а, может, и в не до конца осознанном виде) предполагает  обязательное
существование  какого-то   развернутого   веера   возможностей,   изначально
открывающихся перед субъектом практики. Веера,  включающего  в  себя  как  a
priori порочные, так и (a priori же) безукоризненные устремления  его  духа.
Но абсолютно ничто, принадлежащее к сфере нравственного в принципе не  может
быть a priori упречным... если, разумеется, не видеть в ней  формализованные
императивы какого-то  Абсолюта.  Только  и  только  существование  какого-то
Метасубъекта может оправдать  применение  этических  оценок  к  деятельности
самого человека.
   Но что именно порочно в деятельности человека, если с сегодняшних позиций
решительно никакое, даже самое ничтожное, его  действие  не  может  быть  до
конца безукоризненным? И в самом ли деле открывающийся перед человеком  веер
возможностей  изначально  способен  содержать  в  себе  что-то   нравственно
стерильное?
   Заметим: если бы наш мир был неподвижен, то действительно  безупречной  в
нем могла быть только такая деятельность,  которая  не  вносила  бы  в  него
абсолютно  никаких  изменений.  (Но  совершенно  очевидно,  что  в  навсегда
застывшем мире решительно  невозможна  вообще  никакая  деятельность.  А  уж
деятельность, не вносящая в недвижный мир никаких изменений - это  и  вообще
философский нонсенс!) существование  же  непрерывного  движения  требует  по
иному осмыслить место человека во всеобщей  истории  Вселенной.  Ведь  такое
осмысление закономерно приводит к мысли о том, что вся наша жизнь -  это  не
более чем струя, вливающаяся в какой-то единый, не нами направляемый,  поток
событий, который пронизывает собой все мироздание.
   Единый поток событий... или монолитного  изъявления  какой-то  единой  же
воли. Ведь если нет всенаправляющей воли,  способной  определять  глобальный
ход истории Природы, то без исключения любое действие человека  должно  быть
совершенно правомерным, абсолютно оправданным. (По  иному  формулировал  это
Достоевский: если Бога нет, значит, все позволено... Но здесь мы говорим  не
о Нем.) Словом, та необратимость, которую неизбежно  вносит  в  этот  мир  и
человек,  может  обладать  (строго  говоря,  не  только   этически,   но   и
экологически) отрицательным знаком только и только в том  случае,  если  его
деятельность нарушает течение событий, спланированных и направляемых  Кем-то
другим.
   Таким  образом,  казалось  бы,  столь  же   простое   и   интеллектуально
непритязательное, сколь и самоочевидное, требование жить в полном согласии с
природой неожиданно обнаруживает  в  себе  нерасторжимую  связь  с  каким-то
Высшим началом. Полное подчинение человека  этому  нехитрому  императиву  на
деле означает собой абсолютное  подчинение  всей  человеческой  деятельности
интегральному потоку Верховного волеизъявления. Абсолютное  растворение  его
практики в этом панкосмическом потоке.
   Абсолютное же растворение достижимо лишь с  полным  слиянием  человека  с
природой.
   Но далее.
   Мы говорим о полном слиянии структур человеческого тела и окружающей  его
природы, о полном взаимном растворении одного в другом.  Но  что  суть  тело
человека? Можно ли ограничить эту материю естественными пределами ее кожного
покрова?
   Неотъемлемым элементом анатомической структуры любого организма  являются
его  исполнительные  органы;  именно  они  представляют  собой  естественные
терминалы любого живого существа, именно они обеспечивают обмен  необходимым
веществом и энергией с окружающим его миром. Между  тем  собственные  органы
природного тела человека в принципе не в состоянии исполнять функции  такого
рода  терминалов.  Естественным  их  продолжением  с  самого  начала  и   на
протяжении всей истории было орудие. Больше того, как известно,  именно  оно
обусловило  выделение  человека  из  животного  царства.  Поэтому  не  будет
преувеличением сказать, что отличие человека от животного состоит не  только
в том, что он использует орудия для достижения каких-то своих целей, но и  в
том, что само орудие становится неотъемлемой частью его тела, если угодно, -
элементом его анатомии. Поэтому утверждать, ч