с перед тем же самым вопросом, который преследовал Платона (и всех философов с тех пор): что есть реальность? Адекватный ответ на этот вопрос не может быть получен посредством перетасовки старых онтологических категорий. Те, кто жалуется, что философия  закончилась, поскольку нет более новых задач для рефлексии, просто игнорируют новые реалии - человеческие и онтологические - созданные благодаря современным науке и технике. Я использую термин "созданные" преднамеренно, поскольку ... идея о том, что мы просто открываем реальность есть устарелая концепция, которую мы должны отправить в архив истории"182.
       В связи с этим Сколимовски выдвигает идею метаморфирующего реализма, основанную на признании существования реальности, не зависящей от нашего восприятия. Но одновременно Сколимовски подчеркивает, что эта реальность не является нам ни в виде постоянных форм (эйдосов) a la Платон, ни в виде предельных эмпирических фактов. Эта реальность постоянно метаморфирует через наше знание, тонко трансформируется мыслью. Реальность никогда не дается независимо от мысли; но она также не является фиктивным созданием мысли. Реальность всегда находится в состоянии становления или преобразования; лучше сказать - метаморфирования. Каждый акт восприятия и понимания является  комплексным действием, которое непрерывно требует активной и преобразующей роли мысли. Различным видам реальности соответствуют разные вариации знания; на разных этапах человеческой истории реальность может быть расшифрована различными способами. Мысль и реальность непрерывно перетекают друг в друга. Развивающийся, непрерывно-становящийся универсум требует такой концепции реальности, которая непрерывно изменяется и метаморфирует; также требуется концепция знания, которая дает вполне достаточную область действия творческим и преобразующим способностям человека.
       Из приведенных рассуждений Х. Сколимовски уместно сделать вывод о технике как о мощнейшем факторе изменения жизненного мира человека, равносильном созданию новых реалий. Есть также все основания говорить о метаморфозах физической природы. Необходимо, однако, попытаться понять сущность онтологической миссии человека - сотворения новой реальности через технику. Традиция философии техники дает здесь богатую пищу для размышлений. 
       Прежде всего, миссия технического сотворения может получить христианское толкование как сопричастность акту божественного творения, как "величайшее земное переживание смертных" (Ф. Дессауэр183). С. Н. Булгаков приходит к выводу о софийности человеческого творчества в науке, хозяйстве (куда включена и техника), культуре, искусстве. "Творчество в собственном смысле, создание метафизически нового, человеку, как тварному существу не дано и принадлежит только Творцу. Тварь же существует и действует в тварном мире, она не абсолютна и потому метафизически не оригинальна. Человек свободен - а постольку и оригинален - лишь в направлении своих сил, в способе использования своей природы, но самую эту природу, основу своего я, он имеет как данную, как сотворенную. Человеческое творчество создает не "образ", который дан, но "подобие", которое задано, воспроизводит в свободном, трудовом, историческом процессе то, что предвечно есть как идеальный первообраз"184. Тем не менее Булгаков не отрицает грандиозных масштабов изменения мира человеком: "Рядом с миром "естественным" созидается мир искусственный, творение человека, и этот мир новых сил и новых ценностей увеличивается от поколения к поколению, так что у нашего поколения, особенно сильно захваченного этим порывом, теряются уже всякие границы при определении возможного. "Мир пластичен", он может быть пересоздан, и даже на разные лады. ... Все стало текуче, как будто окаменелые, застывшие продукты natura naturata растаяли или тают один за другим на наших глазах, разрешаясь в силы, в natura naturans, из которых может быть по желанию получаема различная natura naturata"185.
       "Пересоздание мира" техническим образом может быть интерпретировано с позиций антропологизма. Например, Х. Ортега-и-Гассет исходит из того, что человеческое и природное бытие не совпадают полностью. "Вероятно, бытие человека отвечает тому странному условию, в силу которого в одних своих моментах он явно сродни природе, а во всех остальных - нет. Человек одновременно и естествен, и сверхъестествен. Это своего рода онтологический кентавр, одна половина которого вросла в природу, а другая выходит за ее пределы, то есть ей трансцендентна" 186. С этой точки зрения человек, "Я" должен реализовать свою трансцендентную сущность через реализацию некоторого проекта. Ортега рассматривает технику в качестве нейтрального средства реализации человеческого проекта, даже когда эффект этого проекта проявляется спустя долгое время. Техника для Ортеги есть способ раскрытия и проекции сущности человека в специфическом (техническом) отношении к миру. 
       Для М. Хайдеггера техника есть определенный способ раскрытия бытия, перехода потаеннного в непотаенное, хотя и такой способ, который затемняет его сущность. Это уже существенно отличный подход, поскольку в хайдеггеровской интерпретации технической  деятельности основное внимание сосредоточено на тайне бытия, на том способе, которым осуществляется раскрытие потаенности и на последствиях этого раскрытия. Центральной в онтологии техники Хайдеггера является идея постава (утвердившийся в нашей философской литературе перевод оригинального термина Gestell). Постав - это "собирающее начало той установки, которая ставит, т. е. заставляет человека выводить действительное из его потаенности способом поставления его как состоящего-в-наличии. По-ставом называется тот способ раскрытия потаенности, который правит существом современной техники, сам не являясь ничем техническим"187. Иначе говоря, постав есть угрожающая объективация и автономизация отношения человека к миру через технику.
       Позиция Х. Сколимовски представляется в каком-то смысле более радикальной и синтезирующей подходы М. Хайдеггера и Ортеги, поскольку он ведет речь о метармофировании реальности (пусть даже человеческой реальности) в ходе технической деятельности. В самом деле, техническая деятельность, реализация какого-либо проекта есть создание новой реальности, в которой осуществляются некоторые потенции прежней реальности. Форма же их воплощения выражает сущность человека, но не человека вообще, а человека в конкретных обстоятельствах времени и места. Причем это не одномоментный акт, но, как показывает рассмотренный выше пример с автомобилем, исторический процесс метаморфирования, на разных стадиях которого по разному обнаруживает себя сущность человека. 
       Можно сказать, что онтология техники в версии Х. Сколимовски  снимает как ортегианскую трактовку "человек - онтологический кентавр" (поскольку исчезает четкая граница между естественным и сверхъестественным, первой и второй природой), так и хайдеггеровскую трактовку миссии техники как раскрытия потаенности. Идея постава в таком случае должна получить иную интерпретацию: не как раскрытие потаенности мира путем перевода в состоящее-в-наличии, сколько как тот способ метаморфирования реальности, который во все большей степени превращает и самого человека в своеобразный материал для метаморфоз.
       Однако не оказываются ли сами человеческие реалии некой фикцией, поскольку не относятся к реальности в первичном смысле, по крайней мере, не являются изначально частью объективной реальности в физическом и научном исследовании? Для ответа на этот вопрос Х. Сколимовски считает необходимым дополнить идею метаморфирующего реализма эпистемологической аргументацией.
        
       4.5. Эпистемологическая аргументация
       В науке, - отмечает Сколимовски, - производство новых, более адекватных описаний, обнаружение новых истин, выполняется в процессе открытия. В технике, с другой стороны, процесс создания новых артефактов и новых реалий происходит через изобретения. Однако это противопоставление относительно. Так, в наиболее влиятельных концепциях и теориях физики 20 века элементарные частицы (включая кварки) являются концептуальными конструктами par excellence. Сколимовски цитирует Эйнштейна: "Физические понятия - это свободные создания человеческой мысли, и, однако, как ни покажется странным, они безусловно определены внешним миром". Эти теоретические конструкты нельзя назвать открытиями - особенно такие сущности как кварки, которые вообще не имеют никакого эмпирического содержания. В этом смысле можно провести прямую аналогию между техническим изобретением и современной физикой.
       В результате, полагает Сколимовски, мы все более и более убеждаемся, что фраза "объективное описание действительности" в какой-то мере является фиктивной. Мы накладываем сеть изобретенных нами понятий на "реальность" и обнаруживаем, что наши теории и весь концептуальный аппарат дают нам возможность вести научный поиск. Иначе говоря: наблюдатель и наблюдаемый сливаются неотличимо, а значит идею "объективной реальности" можно отбросить. Мы не имеем доступа к такой вещи как объективная реальность; мы всегда пропускаем ее через нами созданные искусственные концепции и теории.
       Из этого следует, что вся познанная реальность является искусственной, или очеловеченной (man-made). Все существующее вне нашего знания не является для нас реальностью. При этом техника создает собственное подмножество реалий. Таким образом, Сколимовски формулирует особую эпистемологическую позицию, называя ее креационистской эпистемологией. Эта эпистемология призвана дополнить и поддержать идею метаморфирующего реализма.
       В связи с этим Х. Сколимовски обращает внимание на еще одну эпистемологическую дилемму. Широко распространено стремление свести техническое знание к другой разновидности знания, в то время как оно есть знание sui generis, которое нужно понимать в его собственных терминах. Техника репрезентирует преобразующую и нормативную форму знания. Ее преобразующая сила столь громадна и ее возможности для изменения жизненного мира человека  столь значительны, что эти атрибуты делают технику беспрецедентным явлением в истории. И если для понимания природы науки, как настаивают К. Поппер и Т. Кун, необходимо понять природу ее роста, то для понимания природы техники нужно понять природу последствий, которые она вызывает. Причем эти последствия никогда не являлись только объективным преобразованием материи. Техника есть нормативная форма знания, хотя Сколимовски идет еще дальше, постулируя нормативность любого знания.
       Креационистская эпистемология дает основания сделать вывод о том, что исходным пунктом исследования последствий техники должен быть анализ когнитивных факторов технической деятельности. Практически к той же идее (хотя и весьма отличным от Х. Сколимовски путем) приходит Х. Шпиннер, который в качестве альтернативы традиционным типам исследования последствий техники (инженерно-научные, философско-гуманитарные, социологические) предлагает обратиться к когнитивным фундаментальным исследованиям техники. По мнению Шпиннера, "современное изменение порядка знания, т.е. нормативного назначения и фактических условий производства, обработки, распределения, применения и реализации знания - через научно-технический прогресс, а также последствия технизации знания и через знание являются основным полем новейших исследований места и роли знания в информационную эпоху"188. Близкие к этому идеи высказывает и В. М. Розин, разъясняя понятие "технологии в широком смысле"189.
       Онтологическая и эпистемологическая аргументация позволяет Х. Сколимовски обосновать свой проект оценки техники. Он характеризует ее прежде всего как социальную оценку, но также и как философский метод анализа. Для решения своих задач ТА должна соответствующим образом учитывать непрерывные метаморфозы технического феномена. Эти метаморфозы производят новые реалии. Адекватная оценка техники должна базироваться на адекватном понимании технической реальности и технического знания. Онтологические и эпистемологические проблемы имеют основополагающее значение для оценки техники, и потому она в большей мере является философской дисциплиной, чем экономической или собственно технической. Из трактовки технического знания и знания вообще как нормативного следует, что оценка техники также должна быть нормативной, что она может в этом качестве стать основой новой социальной философии. Тем самым Сколимовски стремится противопоставить идеальную оценку техники прежней социальной философии, которая может рассматриваться только как подсобное средство анализа технического прогресса, поскольку стремится к рациональному объяснению роли техники в так называемых объективных условиях. Только новая социальная философия сможет иметь дело с создаваемыми техникой различными реалиями. Только у этой новой философии будет достаточно оснований говорить: это - неправильно, а это - правильно - по таким-то и таким-то (нормативным) основаниям.
       До завершения проекта оценки техники как новой социальной философии остается сделать лишь самое "малое" - создать нормативную концепцию общества, сформулировать общественный идеал и затем соотнести результаты и последствия технических изменений (метаморфоз реальности через технику) с этим идеалом. Тем самым, полагает Сколимовски, оценка техники сможет выполнять функции фильтра и селектора в отношении технических (и вероятно не только технических) инноваций, утраченные с переходом от традиционной культуры к культуре техногенной цивилизации. Неотъемлемой частью этого фильтра будут моральные ценности. Без моральных ценностей не может быть реализован общественный идеал, без них невозможна и полноценная оценки техники. Инструментальные ценности и аналитический расчет издержек и прибылей могут использоваться как базис TА, но если этим ограничиться, то результатом станет упрощенная и поверхностная оценка техники.
       Сколимовски предлагает три основных методологических критерия  оценки последствий технического развития - "Законы Сколимовски для оценки техники":
       1. Не существует системы (за исключением человеческого мышления), способной адекватно себя оценивать.
       2. Все подлинные оценки должны завершаться ценностными суждениями.
       3.  Реальная "экспертиза" в оценке техники является социальной и моральной, наравне с технической или экономической.
       На наш взгляд, основная слабость предложенного Х. Сколимовски проекта оценки техники состоит в том, что постулат о нормативном характере всякого знания трансформируется в требование разработки нормативной социальной теории, благодаря которой оценка техники могла бы выступить в качестве "инновационного фильтра". Онтологические и эпистемологические основания концепции оценки техники в версии Х. Сколимовски позволяют выстроить минимальный философско-методологический каркас ("законы Сколимовски для оценки техники"), но отнюдь не каузалистическую социальную теорию. Последнее, однако, не исключает возможность разработки специальных норм для оценки техники как фактора рационализации технико-политической деятельности. 
       
       4.6. Философские основания исследования последствий научно-технического развития
       Анализ и сопоставление различных точек зрения позволяет уточнить нашу интерпретацию философских оснований исследований последствий научно-технического развития. Научно-техническое развитие необходимо рассматривать в более широком контексте, чем научно-технический прогресс. Научно-техническое развитие представляет собой важнейшую составляющую процессов качественного преобразования (метаморфирования) реальности, включая естественную окружающую среду, социальные структуры и коммуникации, и, наконец, самого человека, его физическую конституцию и сознание. В этих метаморфозах реальности техника выступает в качестве активного медиума, коммуникативной связующей ткани, воспринимающей, аккумулирующей и ретранслирующей импульсы, исходящие от подсистем общества или от отдельных социальных акторов. 
       Техногенная цивилизация характеризуется тотальной рефлексивностью, являющейся важным фактором метаморфирования человеческой реальности. Согласно Э. Гидденсу, "рефлексивность современной общественной жизни обусловлена тем, что социальная практика постоянно проверяется и преобразуется в свете поступающей информации и таким образом существенно меняет свой характер. ... Все формы общественной жизни частично конституируются самим знанием о них действующих лиц. ... Во всех культурах социальная практика регулярно изменяется в свете постоянно внедряющихся в нее открытий. Но только с наступлением эры модернити пересмотр правил настолько радикализуется, что применяется (в принципе) ко всем аспектам человеческой жизни, включая технологическое вмешательство в материальный мир"190.
       Таким образом, огромную роль в метаморфировании реальности играют когнитивные факторы. Эта взаимосвязь не может быть описана линейно и детерминистски. Новые идеи технических действий, инноваций и. т. д. обусловлены прежними метаморфозами реальности и в свою очередь обусловливают последующие метаморфозы. Но и само знание об этих изменениях способствует дальнейшему метаморфированию Еще более существенно, что непрерывное накопление и взаимное влияние единичных метаморфоз, в основе которых лежат рациональные идеи, в совокупности изменяют мир все более иррациональным образом, загоняя человечество в тупик неопределенности. И речь здесь, конечно, идет не только о технике. 
       Если обратиться к анализу экономической динамики, механизм которой, согласно Й. Шумпетеру, основан на создании новых комбинаций основных экономических, социальных, технологических, политических и иных факторов, за которыми стоит бесчисленное многообразие решений миллиардов людей, то и здесь, как подчеркивает Х. Крупп, мы увидим мир, в котором "не существует никакого стационарного состояния, никакого гомеостаза, никакого равновесия"191.
       Характерные особенности современного глобального экологического кризиса также в полной мере позволяют говорить о метаморфировании человеческой реальности как о неравновесном, синергетическом процессе. Авторы известной работы "Экологические проблемы: что происходит, кто виноват и что делать?" (под ред. В. И. Данилова-Данильяна) так описывают этот кризис: "Вся совокупность данных свидетельствует о том, что на нашей планете уже в течение века происходят грандиозные и быстрые изменения окружающей человека среды, несомненно обусловленные его хозяйственной деятельностью. Особенно быстро изменения происходят после 1950 г. Они наблюдаются во всех масштабах - глобальном, региональном и локальном; характерны для всех сред - литосферы, гидросферы, атмосферы и даже ближнего космоса. Эти изменения вторглись в саму жизнь: в круговорот биогенов, в экосистемы, сообщества организмов, виды, популяции, затронули множество организмов и их генетические программы, а главное самого человека, его экономические, социальные и политические структуры, его сознание, здоровье и генетическую программу"192.
       С каждой новой метаморфозой человек меняет свое собственное положение, причем, если рассматривать этот процесс целостно, в сторону меньшей свободы своих возможных последующих действий. Так, множество технических решений вынуждаются предыдущими техническими, экономическими или политическими решениями193. Осознание этой экзистенциальной дилеммы и связанного с ней риска побуждает человечество к поиску выхода, какого-либо универсального или хотя бы паллиативного решения (например, применительно к технике). И если в прошлом традиционная культура действовала как фильтр в отношении инновационных импульсов, то в наше время само воспоминание об этом должно служить аргументом в пользу сторонников контроля и управления техническим развитием. Однако огромную опасность таят в себе наиболее очевидные решения, связанные с разработкой и насильственным насаждением нормативных социальных теорий. Такие теории, как это видно на примере вульгаризированного марксизма, означают редуцированную картину мира, в которой контроль и управление