ь...  А
остальным?..
     - Остальные вредные!  -  крикнула Ленка. - Злые! Они волки и лисы - вот
кто они такие! Если бы не они, он бы давно сознался.
     - А  я  не  верю,  что  в  вашем классе все вредные!  -  сказал Николай
Николаевич. - Быть этого не может.
     - Не веришь? - Ленка с остервенением посмотрела на Николая Николаевича.
     - Не верю! - твердо ответил тот.
     Теперь они стояли друг против друга,  оба с  горящими от гнева глазами,
словно  собирались драться.  Николай  Николаевич наступал  на  Ленку,  а  та
отступала, пока не уперлась спиной в стенку, - дедушка ей не верил, и это ее
потрясло!
     - Не  веришь?  -  тихо переспросила она и  подняла на  него глаза,  еще
надеясь,  что  не  найдет в  его  лице  подтверждения тех  слов,  которые он
произнес.
     Николай Николаевич в  отчаянии помотал головой:  "Не верю",  хотя готов
уже был отказаться от своих слов из жалости к ней.  А с другой стороны,  что
ему было делать?  Поддакивать ей во всем?  А  до чего это бы ее довело?  Еще
побежала  бы  к  этому  маленькому мерзавцу  и  простила  его!  Вот  именно,
поддакивать тоже нельзя -  должна быть четкая позиция.  И  вообще что  такое
"поддакивать" - это же угодничество?.. Нет, такое не в его правилах.
     - Они все гады на  одно лицо!  -  закричала Ленка.  -  Ты в  этом скоро
убедишься!
     - Никогда  не  поверю!  -  Глаза  Николая Николаевича стали  жесткими и
холодными, а шрам на щеке вспыхнул ослепительной белой полосой. - Никогда!
     - Ты с ними заодно! Ничего не знаешь и уже против меня! - вся сжалась в
комочек Ленка. - Не хочу тебя видеть!.. Уеду! Уеду! - И бросилась бежать.
     Николай Николаевич рванулся за  нею  и  схватил ее  плечо.  Думал,  она
начнет вырываться,  а она повернулась к нему,  и лицо ее, которое только что
было в яростном огне,  стало детским, прекрасным, будто ей всего лет восемь.
Только  в  глазах  происходила мученическая работа  -  она  что-то  усиленно
соображала.
     - Ну давай успокоимся.  -  Николай Николаевич нежно прижал ее к  груди,
ощупал теплый затылок.  -  Ты же у нас молодец!  - Провел рукой по тоненькой
шее,  и это больно ударило его.  Шея у нее была просто прутик,  соломинка. -
Сядем...  -  Он потянул за собой упирающуюся Ленку и усадил на диван. - И ты
мне все по  порядку расскажешь дальше.  Обещаю не перебивать тебя,  а  то на
самом деле я  сделаю какие-нибудь преждевременные выводы...  -  Он обнял ее,
положив ладонь на острую косточку ее плеча, и крепко сжал. - Хотя я от своих
слов и не отказываюсь.
     Ленка молчала.
     - Знаешь,  пожалуй,  я поставлю чайник.  -  Николай Николаевич встал. -
Выпьем чаю. Как говорит одна моя знакомая, очень веселая старушка: "Замечаю,
что от чаю много пользы получаю!"
     Но Ленка твердо остановила его:
     - Не хочу чая!
     Николай Николаевич посмотрел на нее.
     - И рассказывать больше не буду, - и вышла в соседнюю комнату.
     А Николай Николаевич,  при всем печальном своем настроении, подумал про
Ленку,  что  она  необыкновенный человек  -  какая  страсть,  какая  тяга  к
справедливости.  Как он ее во многом понимал!  Действительно, они два сапога
пара. И смутился: ему стало неловко, что он так думал о самом себе.
     Правда,  радовался Николай Николаевич раньше времени.  Ленка хоть и  не
убежала из дому, хоть и сказала с ним несколько слов после их бурного спора,
но потом забралась с ногами на диван, забилась в угол и замолчала надолго.
     Николай Николаевич шутил,  заигрывал с ней,  рассказывал разные смешные
истории - ничего не помогало. Ленка молчала. Тогда он тяжело вздохнул, надел
рабочую куртку и  принялся за  повседневные дела,  считая,  что  в  работе и
настроение наладится.
     Николай Николаевич принес со двора охапку дров и бросил их с размаха на
пол, чего никогда раньше не делал. Поленья загрохотали, падая друг на друга,
и разорвали на мгновение неестественно тягостную тишину.
     Но и тут Ленка промолчала.
     Он развел огонь, так что жар уходил пылающим столбом вверх. "Унтермарк"
- круглая печь, обтянутая железом, крашенным в черный цвет, стоявшая от пола
до  потолка,  трещала  и  дрожала  от  полыхающего в  ней  огня.  И  Николаю
Николаевичу казалось,  что  этот  раскаленный звенящий столб  может  рвануть
ввысь,  пробить потолок и уйти в небо космической ракетой.  Может быть,  эта
ракета унесет Ленкину печаль к  вечным звездам,  к  туманной луне,  к ясному
солнцу?..
     Но ничего такого не произошло.
     И  чуда не случилось.  Огонь в  печи потихоньку затухал,  играя сначала
ярко-красными, а потом мерцающе-синими углями.
     Николай Николаевич в совершенной растерянности развел руками. Непонятно
было, что же делать с Ленкиной печалью?
     А  потом он топил остальные печи,  блуждая по комнатам,  всматриваясь в
картины,  которые висели везде,  от пола до потолка.  На них были изображены
люди -  теперь таких уже не встретишь. У них были продолговатые строгие лица
и  большие вразлет глаза.  Они молча следили за тем,  как Николай Николаевич
суетился,  согнувшись возле печей,  подбрасывая в  них дрова и не давая огню
погаснуть.
     Ведь если бы  его предок,  крепостной художник Бессольцев,  не  написал
этих картин и  если бы остальные Бессольцевы,  из поколения в поколение,  не
сохранили бы их,  то мир остался бы без этих живых лиц и никто бы никогда не
узнал, что эти люди жили на нашей земле.
     Последнее время Николай Николаевич все чаще думал об этом. И его жизнь,
в  общем краткая и поэтому печальная,  как каждая человеческая жизнь,  вдруг
стала длинной, она как бы продолжалась целые века.
     Сейчас,   подбрасывая  березовые  поленья  в  печь,   обогревавшую  три
небольшие задние комнаты дома,  он  вспомнил,  как однажды проснулся утром и
понял, что он жил здесь вечно, хотя и вернулся в родной дом всего десять лет
назад.  Но  так  плотно  легли  на  его  жизнь  все  события  прошлого семьи
Бессольцевых и городка,  что сплелись в крепкий узел,  который никому уже не
удастся ни развязать, ни разрубить.
     И  он  пошел от  картины к  картине,  неслышно переговариваясь со всеми
этими  людьми  на  холстах,   пока  не  дошел  до  "Машки",  в  который  раз
рассматривая ее и восхищаясь.
     Николай Николаевич перевел взгляд на  Ленку -  до  чего же они похожи с
Машкой.
     Машка стояла в  проеме дверей прозрачно-белая,  в  домотканой рубахе до
полу.  Девочка, видно, собиралась выбежать из темной избы на яркий солнечный
свет двора, но в последний момент почему-то неожиданно остановилась в дверях
и резко повернула голову. Остриженная наголо. Может быть, после болезни? Рот
у  нее  был  полуоткрыт,  точно она  только что  произнесла какое-то  слово,
которое вот-вот  должно было долететь до  слуха Николая Николаевича.  Именно
поэтому,   когда  он  подходил  к   Машке,   всегда  старался  не  шуметь  и
прислушивался.
     Честно,  Николай Николаевич кое  в  чем подозревал Машку.  Ну,  что она
имела родственное влияние на Ленку, как на своего потомка, потому что уже на
следующий день после того,  как  он  принес "Машку",  он  слышал,  как Ленка
кому-то сказала:
     - Не смотри на меня так. Я все равно этого делать не буду. Ни за что!
     Николай Николаевич быстро вошел в комнату,  ему было интересно,  кто же
пришел к Ленке,  но там никого не было.  Николай Николаевич спросил Ленку, с
кем она разговаривала.  А она смутилась и ничего не ответила. Но ему-то было
ясно с кем - с Машкой.
     А еще через два дня -  Николай Николаевич хорошо это помнил, потому что
было 7  Ноября и он ранним утром первый на их улице вывесил флаг на воротах,
а  потом стал готовить праздничный завтрак,  -  зазвонил телефон,  Ленка так
стремительно бросилась к  нему,  что он не успел руку протянуть к  аппарату,
хотя стоял рядом.  Она схватила трубку,  сказала "Алло?"  и  брякнула ее  на
рычаг.  Николай Николаевич догадался,  что это был Димка, и быстро скрылся в
мезонине,  чтобы дать им свободно поговорить.  И услышал,  к своему великому
удивлению,  как Ленка...  запела песенку.  Но самое потрясающее - там внизу,
так ему показалось,  звучали два голоса,  а не один. Как будто Ленка пела, а
ей  кто-то  подпевал.  Или  это  ветер завывал в  трубах,  или  это скрипели
высохшие половицы?.. Или это души умерших пришли к ним в гости и подают свои
голоса? Николай Николаевич засмеялся, стоя в окружении картин.
     - Ты с кем там поешь? - крикнул он вниз в проем лестницы.
     Песня оборвалась, потом Ленка рассмеялась и крикнула в ответ:
     - С Машкой.
     Это  все  было  в  прошлом.  В  милом,  счастливом  прошлом,  а  теперь
оборвалось,  расстроилось,  разлетелось на куски. Надо было как-то вырваться
из  заколдованного круга.  Только осторожно,  внимательно,  не  теряя тропы,
предупреждал себя Николай Николаевич.
     Он поднялся в мезонин и, как, бывало, Ленка, вышел поочередно на каждый
из  четырех балкончиков и  посмотрел на четыре стороны света,  надеясь,  что
какая-нибудь из сторон надоумит его. Но из этого ничего не вышло.
     Николай Николаевич спустился в  сад.  Он  стал  пилить  сухие  ветки  с
деревьев  и  замазывать  свежие  раны  коричневой краской,  оставшейся после
ремонта крыши.
     Он  подумал,  что эта работа может привлечь Ленку,  но  она не пришла к
нему на помощь.  Значит,  ей не захотелось макать кисть в  банку с краской и
проводить по  светлому срезу  дерева,  образуя яркое  пятно на  сером стволе
яблони?.. Плохо дело!
     Работая в  саду,  Николай Николаевич все  время следил за  Ленкой.  Она
вышла один раз из дома, и он тут же появился за ней тенью. Куда она - туда и
он.   Все  хотел  сорвать  слово  с  ее  молчаливых  губ,   разговорить  ее,
рассмешить... Но она упорно молчала. Вроде онемела.
     Он поймал ее грустный,  испуганный взгляд. Его ножом по сердцу резануло
- так  захотелось ей  помочь,  так  бесконечно захотелось ее  спасти,  -  он
бросился к  ней.  Но Ленка прошла мимо,  ее голова мелькнула среди черных от
дождей веток и исчезла.
     После этого Николай Николаевич бросил работу в  саду,  вернулся в  дом,
лег  на  кровать,  накрывшись  с  головой  одеялом,  надеясь  передохнуть  и
проснуться с каким-то твердым и определенным решением.
     Его  сон  был  короток и  тревожен.  Ему  показалось или,  может  быть,
приснилось,  что кто-то тихонько позвал его и  потянул почему-то за нос.  Он
сразу  открыл глаза -  перед ним  стояла Ленка.  Николай Николаевич заморгал
глазами -  закрыл и открыл -  пусто,  никакой Ленки. Исчезла. Никого. "Ну, -
подумал  он,  -  дошел  до  ручки,  чего  только  не  приснится  испуганному
человеку..."
     Николай  Николаевич  перевернулся  на  другой  бок,  на  всякий  случай
уцепился рукой за нос,  чтобы никто его не хватал во сне, и только задремал,
как снова кто-то тихонько позвал его.
     Тут  ему окончательно расхотелось спать,  и  он  вскочил -  это его так
страх подбросил: что это Ленки не слышно и чем она занимается?
     Он осторожно прокрался в Ленкину комнату, чтобы убедиться, что она цела
и невредима.
     Ленка тоже спала - устала за этот многотрудный день.
     Уже наступили сумерки,  и редкий осенний туман неслышно бил в окно. И в
этом вечернем освещении Ленкино лицо показалось ему необычно одухотворенным:
лицо милое, прямо лик святой.
     "И любовь такой красавицы,  такого чудного человека,  -  с  возмущением
подумал Николай Николаевич, - отверг этот несчастный, жалкий Димка Сомов!"
     Николай Николаевич медленно и  тихо отступал к двери,  он не дышал,  он
парил над  полом,  чтобы не  спугнуть Ленкин сон  и  не  нарушить прекрасной
картины.  На  пороге он  оглянулся в  последний раз,  чтобы  полюбоваться на
Ленку,  и...  застыл в  изумлении:  она  смотрела на  него вполне бессонными
глазами.
     Более того, Ленка следила за Николаем Николаевичем, как кошка за мышью,
которая вот-вот  собиралась его  сцапать,  -  не  хватало только,  чтобы она
подумала, что он следил за нею.
     - Мне приснилось,  понимаешь, что кто-то потянул меня за нос, - сказал,
извиняясь, Николай Николаевич.
     Он решил рассмешить ее этим сообщением - и рассмешил.
     - За нос? - Она рассмеялась.
     - И еще мне приснилось,  что человек,  который тянул меня за нос,  была
ты! - Николай Николаевич внимательно посмотрел на Ленку.
     - Я? - Ленка опять засмеялась.
     Николаю  Николаевичу  нравилось,  когда  Ленка  так  смеялась  -  будто
колокольчик звякнул и упал в траву.
     И  тут  до  Николая Николаевича совершенно неожиданно дошло,  что Ленка
разговаривала с ним. Значит, простила?..
     - А  может,  ты  правда приходила ко мне?  -  осторожно спросил Николай
Николаевич.
     Ленка кивнула.
     - И тащила меня за нос?
     Ленка снова кивнула.
     - Возмутительно!  Как ты посмела?  Ты могла оставить меня без носа. Или
оцарапать, что тоже малоприятно.
     - Я хотела тебя разбудить... А знаешь, почему? - Она посмотрела на него
так, точно собиралась открыть какую-то тайну. - Ты оказался прав - никакая я
не милосердная. Помнишь, я тебе про Рыжего рассказывала, что он как цирковой
клоун, что ему и парика не нужно, что он от рождения рыжий. И все ребята над
ним хохотали, и я хохотала, и он сам над собой смеялся громче всех, и у него
от хохота даже слезы стояли в глазах. Помнишь?
     - Конечно, помню, - ответил Николай Николаевич.
     - А  почему он  такой,  -  с  беспокойством спросила Ленка,  -  как  ты
думаешь?
     - Потому что рыжий.  Все кричат:  "Рыжий! Рыжий!.." А он боится этого и
старается не выделяться.  Все орут, и он орет, все бьют, и он бьет, если ему
даже не хочется. Я знал таких людей.
     - Дедушка, а вдруг он не хохотал над собой, а плакал... - Ленка в ужасе
замолчала.  -  А  вдруг у  него слезы в  глазах стояли не  от хохота,  а  от
обиды?.. А я над ним смеялась.
     - Может  быть,  ты  еще  в  ком-нибудь  ошибалась?  -  спросил  Николай
Николаевич.
     - Ты думаешь? - Она глубоко задумалась. - В ком же?
     Ленка по-новому открывала для  себя смысл происходящего.  Ее  подвижное
лицо сразу изменилось -  оно приобрело растерянное выражение,  оно говорило:
как  же  это произошло,  что она издевалась над Рыжим только потому,  что он
рыжий?!
     Брови  у   нее  трагически  сломались,   уголки  губ  опустились.   Она
повернулась к  Николаю Николаевичу,  и  он  увидел в  серовато-розовом свете
угасающего дня ее большие печальные глаза.


                               Глава девятая

     Димка  поджидал Ленку около парикмахерской,  пока  та  делала прическу,
чтобы поразить весь мир.  Он стоял,  облокотившись на поручень витрины,  и с
большим любопытством читал журнал "Юный техник".
     Потом  он  увидел  Миронову  и  Шмакову.  Они  разговаривали,  медленно
приближаясь к нему.
     Димка,  раньше чем он сам успел что-то подумать, почему-то спрятался за
угол парикмахерской.  Почему?  Отчего?  Ему это было не вполне понятно, и он
уже собрался выйти из укрытия,  но вспомнил,  что его родители еще не знали,
что он не уехал в Москву. Он побежал домой, чтобы сообщить им об этом.
     По  дороге  он  подумал,   что  нехорошо,   что  он  бросил  Ленку,  не
предупредив.  Она  выйдет из  парикмахерской с  новой прической,  радостная,
веселая,  а  его нет.  А вдруг она нарвется на этих ненормальных и они снова
станут к ней приставать,  побьют ее - с них станется. Он решительно повернул
обратно,  и  столкнулся нос к  носу с  Валькой,  и почувствовал,  что как-то
засбоил, растерялся, чего раньше с ним никогда не бывало.
     - А где твоя дорогая подружка? - спросил Валька.
     - А  я  почем знаю,  -  вырвалось у  Димки,  хотя он и не собирался так
отвечать.  - Ты же за ней охотишься, а не я, - и побежал дальше, стараясь не
думать о Ленке.
     А пока бежал,  представил себе,  как смело откроет ребятам тайну своего
"предательства".  Вот будет хохот!.. Ему-то они ничего не сделают, он сможет
им  доказать,  что был прав.  Он  скажет им,  что Ленка хотела его выручить,
потому что подумала,  будто он испугался.  А он промолчал, потому что решил,
что ей надо подзакалить волю в борьбе с трудностями. А тут такой случай!..
     Эта  неожиданная мысль ему очень понравилась.  Через минуту он  уже был
уверен,  что все так было в действительности.  Димка подпрыгнул от радости и
повернул назад, к парикмахерской.
     Как он летел,  как он спешил!.. Правда, недолго. Остановился и подумал,
что все это,  пожалуй,  он сделает в другой раз. И снова направился домой. И
снова остановился: чего доброго, ребята схватят Ленку и напугают без него.
     "Да ничего они ей не сделают,  -  успокоил он себя. - Небось сейчас уже
разошлись по домам и трескают свои обеды".
     Димка  почувствовал голод,  вспомнил,  что  сегодня на  обед  курица  с
лапшой, которую он любил, и он самым решительным шагом заспешил домой.
     А  в  это же самое время некоторые из его одноклассников и не думали об
обеде. Они были озабочены пропажей Сомова и Бессольцевой.
     Миронова и Шмакова отдыхали возле парикмахерской.  Они ждали мальчишек,
которые разбежались в разные стороны в поисках пропавших.
     - Бегали-бегали...  Ловили-ловили...  -  вздохнула Шмакова. - Никого не
поймали... А они сейчас где-нибудь веселятся и посмеиваются над нами.
     - Поймаем, - мрачно ответила Железная Кнопка.
     - Ножки мои  бедные...  -  пожаловалась Шмакова.  -  Вскочила сегодня в
шесть. Весь дом подняла. Собиралась... Голову вымыла. Мамка мне новое платье
приготовила.  Деньжат подбросила потихоньку от отца.  Она у меня добренькая.
Составили целый список покупок...  Собралась...  А  что ты  мечтала купить в
Москве?
     - Ничего, - Железная Кнопка цедила слова нехотя, еле разжимая губы.
     - Послушай,   Миронова,   а  почему  ты  такая?  -  Шмакова  с  большим
любопытством посмотрела на Железную Кнопку.
     - Какая?
     - Ну  не  как все девчонки...  Мама у  тебя жутко модная.  Женщина моей
мечты...
     - Что с вас взять,  - резко перебила Железная Кнопка. - Смотри, сколько
нас осталось?  По пальцам можно пересчитать...  Из всего класса. И это после
того, как мы объявили бойкот предателю. А если бы не я, вы бы уже все сидели
дома.
     Шмакова улыбнулась: ее не так-то легко было сбить.
     - Вчера я  встретила твою маму,  -  вновь начала она.  -  Идет в  синей
кожаной курточке.  Между прочим,  под цвет глаз. Я отвалилась. - Мечтательно
закатила глазки: - Наверное, кучу денег заплатила?
     - Не интересовалась... Шмакова, давай о чем-нибудь другом.
     - Ну  ладно-ладно,  не  злись!  Послушай!..  Вот  ты  такая  честная  и
правильная,  а против Чучела. Мы с тобой девочки умные, все понимаем. Чучело
что сделала?..  Просто сказала Маргарите,  как все было.  А ты ее казнишь!..
Хорошо ли это?
     - Тут дело ясное -  она предала нас по-тихому. - Щеки у Железной Кнопки
заалели.  -  Думала, никто не узнает. А если даже узнает, то что ей будет?..
Ничего.  Она же рассказала "всю правду", как ты говоришь. Но и правда бывает
разная.  Ее правда -  просто предательство.  Не повезло ей,  на меня напала.
Каждый должен получать по заслугам.
     - Идейная ты, - сказала Шмакова.
     - А ты?
     - Я - другое дело. У меня к ней свой счет.
     - Мелковато, - процедила сквозь зубы Железная Кнопка.
     - Курочка по зернышку клюет.
     Шмаковой нравилось,  что она знает об этой истории больше всех, и она с
нетерпением и злорадством ждала,  чем же это все кончится.  Ах,  как здорово
получилось,  что она оказалась в тот момент под партой и все слышала!  У нее
тогда сердечко чуть не  выскочило от волнения из груди -  так она была рада,
что попался этот выскочка Димка Сомов. Не будет строить из себя главного.
     Вот  только непонятно было -  почему эта страшила Бессольцева взяла всю
вину  на  себя?..  Скорее  всего,  она  действительно встретила  Маргариту в
коридоре и  снова все  ей  рассказала.  Счастливчик Димочка!  Но  все  равно
интересно наблюдать,  как он выкручивается и боится. Как он дрожал в классе,