женщина.

- Дискетка в брелоке, - сказал Резидент, бросая в мою сторону связку
домашних ключей. - Сколько их? - Я прислушался и показал три пальца.

- Мне можно встать?

- Только без пионерских порывов. Первая пуля - твоей дамочке, предупредил
я, нащупав слабое место в обороне Резидента.

Но мою пулю грех миновал. Раздался выстрел, и уже мертвая женщина упала в
комнату. Она должна была при крыть нападавших и забрать на себя все наше
внимание. Но я был готов к подобным, ниже пояса, приемчикам. Я отбросил
падающее тело локтем правой руки, одновременно с левой сделав три выстрела
в темноту коридора. Раздался вскрик, но убитый нападающий не остановил двух
других. Они ввалились в проем, таща впереди, как бронезащиту, старуху
соседку. Мне некуда было стрелять. Я увидел направленный в глаза ствол,
упал, почувствовав, как пули сдирают с моей головы шевелюру (ну не везет
моей прическе - быть ранней производственной лысине!), и выстрелил в
дальнего, выступившего из-за старушки нападающего. Кажется, зацепил, но
убил - вряд ли. Ближний опустил пистолет, пытаясь отыскать им мое тело.

Я откатился, еще раз обманув пули. Но дальше мне катиться было некуда - на
пути стоял шкаф. Можно было попытаться выстрелить сквозь старушку, но едва
ли бы я добился желаемого результата. Пуля, увязнув в чужой плоти, утратит
ударную силу и вряд ли убьет моего противника сразу. Он успеет выстрелить
еще как минимум три-четыре раза. Одна из пуль непременно достанет меня. По
той же причине было бессмысленно стрелять в видимые ноги. Единственная
возможность попасть в выступающую за дулом пистолета голову. Не выцеливая -
на это уже не оставалось времени, - я нажал на спуск.

Выстрел!

Я понял, что промахнулся! Теперь очередь была за ним. Я понимал, что через
малое мгновение моя грудь встретится с чужой пулей. Мои возможности были
исчерпаны. Его - нет.

Выстрел!

Голова нападающего дернулась, ударилась о косяк, по стене плеснула кровь.
Что за чертовщина!

Второй выстрел!

Вскрик. Падение тела в коридоре. Что за добрый волшебник возвращает меня к
жизни? Что за ангел-хранитель спустился с небес в сутолоку боя? Я
оглянулся. Резидент держал в руках дымящийся "Макаров".

Каким образом? Как он успел воткнуть новую обойму в отброшенный пистолет?
Когда? Такая скорость невозможна!

В принципе!

И вдруг я понял. У него действительно не было времени на то, чтобы
перезарядить оружие. Но вся петрушка в том, что ему не надо было его
перезаряжать. Пистолет был полным! До последнего патрона! Еще до того, как
он уничтожил покушавшегося на него убийцу, тот успел сбросить пустую и на
ее место поставить новую обойму. И когда пистолет смотрел мне в лицо, он не
был пустым! Мне в глаза была направлена девятимиллиметровая пуля! Довольно
было только нажать на спуск, чтобы я покинул этот бренный мир.

Он не нажал на курок. Даже тогда, когда я первым опустил оружие!

Я не выиграл тот бой, как предполагал. Я был пощажен. А это не равно
победе. Это совсем другое.

- Собери оружие, - сказал Резидент. - Уходим, - и повернулся, подставив мне
незащищенную спину. Я подчинился ему молча, как новобранец старшему по
званию командиру - не задумываясь, с готовностью и должным почтением. Я
встал, обогнул сидящую на полу, впавшую в ступор старушку, прошел в
коридор. Мы спустились по еще пустой лестнице, вышли на улицу. Перед
подъездом стояли два пустых автомобиля. У заднего мы прокололи три колеса,
в передний сели сами. И опять мы поехали не туда, куда считал нужным я, а
куда желал Резидент. Каким-то неуловимо-странным образом мы из заклятых
врагов превратились в союзников. Больше месяца мы нащупывали кадыки друг
друга, а нащупав, вместо того, чтобы сжать пальцы, слились в братском
объятии. Как такое можно объяснить?

Машину мы бросили посреди города на второстепенной улице, пересели в
рейсовый автобус, потом еще в один и еще в один, ехавший в противоположную
сторону.

- Есть у меня одно чистое местечко. Там отсидимся три дня, - пояснил
Резидент.

Я подозревал, что он не вполне прав, что лучше было бы незамедлительно
уходить из города, пока щели не затянулись. Но что-то в его поведении, в
его уверенности, в его изменившемся ко мне отношении заставляло меня не
спешить. К тому же я надеялся, он знает, что делает. Это его вотчина, кто
лучше него в ней может ориентироваться! И было у меня еще одно мешающее
быстрому расставанию с Резидентом обстоятельство. Решающее обстоятельство.

Мы сменили еще один автобус, сели в электричку и, протопав пешком через лес
пару километров, вышли к небольшому домику.

- Дача знакомого, - сказал Резидент, нащупывая под порогом ключ. - О ней
никто не знает.

Его подход к делу мне не понравился. Профессионал не может оперировать
подобными размытыми формулировками. Что значит - знакомый? Что значит -
никто не знает? Не знают - так узнают! Не существует приятелей, которых
невозможно вычислить. Это вопрос лишь времени. Даже встретившись с
человеком раз, ты оставляешь след. Он что, в результате стресса утратил
здравый смысл? Или затеял какую-то непонятную, с двойным дном игру? Тут
надо держать ухо востро!

Правда, существует еще одно, более простое и более печальное для Резидента,
объяснение. Ему просто некуда больше пойти. Он загнал себя в ловушку, из
которой нет выхода. Бывшие соратники приговорили его к смерти, в чем мы
полтора часа назад наглядно смогли убедиться. Начав дело, они с еще большей
степенью необходимости должны будут довести его до логического конца.
Такого опасного свидетеля, превратившегося после неудачного покушения в еще
более опасного противника, они упустить не могут. Это для них смерти
подобно. Так что хода назад нет! Впереди тоже никаких перспектив. Контора
его не пожалеет, даже если поймет.

Контора не умеет жалеть. В ее лексиконе нет такого слова. Десятой доли
совершенных Резидентом поступков хватит для безрадостного приговора. В
итоге выходит, что в затылок дышит один приговор, в глаза заглядывают
десять! Грустная статистика. Остаются прыжки вбок. Вправо - убить
обладающего полной информацией Контролера и, заполнив любой из десятка
имеющихся в распоряжении бланков паспортов, отбыть в дальние края доживать
свой век законопослушным рядовым гражданином. Или влево - махнуть через
границу, в страны возможно более дальнего Запада, где опять-таки зажить
тихой жизнью среднего буржуа.


Есть возражения?

Сколько угодно.

На территории страны его рано или поздно вычислят. Скорее всего - рано. В
этом случае Контора ни времени, ни средств не пожалеет. Сама, конечно,
останется в тени, но все прочие, не знающие о ее существовании силы через
вышестоящую (куда уж выше!) власть поставит на уши. Министерские и
областные начальники о том, что такое сон, позабудут! По каналам МВД,
безопасности и армии объявят всесоюзный розыск. Доведут ориентировку с
портретом до каждого постового и участкового инспектора. Надо будет,
комсомол привлекут, пионерские дружины и октябрятские звездочки мобилизуют.
У них глаза молодые, зоркие, ответственность к порученному делу повышенная,
энтузиазма - через край.

Конечно, дело может спасти пластическая операция, но ее дома столовым ножом
не сделаешь. Тут специалист нужен. А их - не пруд пруди, их нетрудно
проконтролировать.

А есть еще отпечатки пальцев, стоп ног, зубы, специфические, присущие для
данного конкретного человека болезни. Все особенности и индивидуальные
отличия работников Конторы учтены, оприходованы и хранятся в специальных
сейфах на случай, в мертвом ли, живом ли виде, опознания их "владельцев".
Не может беглец, адаптируясь в новое общество, не встать на учет в
поликлинику или ни разу не обратиться к зубному врачу. Вот он и следок. А в
том, что его обнаружат, я лично не сомневаюсь. Надо будет, силами местных
следователей и курсантов милицейских училищ, планомерно, город за городом,
проверят все медицинские карточки всех вновь поставленных на учет больных.
И еще пройдут по паспортным столам, выявляя недавно оформивших прописку
граждан. Не так уж много их наберется.

А есть еще главное - стиль поведения. Спецы по поручению Конторы смогут по
имеющейся в архивах информации очень точно нарисовать психологический
портрет беглеца, с высокой степенью попадания предположить, где и под каким
обличьем он предпочтет скрываться, какие присущие только ему поступки
совершит. Пропустят считающего, что он счастливо избежал все опасности,
изменника через машину, и она, будьте любезны, выдаст пять-десять
географических точек его наиболее вероятного нахождения.

Нет, это только кажется, что отыскать известного (очень хорошо известного)
человека в двухсотмиллионной массе населения невозможно. На самом деле
очень даже возможно. И тому есть печальные примеры.

Резидент это знает. И иллюзий на этот счет не питает. Пусть даже расклад
случится идеальный, пусть его не отыщут лет десять. И что? Разве это жизнь?
Всегда с оглядкой, всегда в ожидании неизбежной кары, всегда в одиночку.
Вряд ли Контора пощадит новую, если, проявляя человеческую слабость, он
решится завести, семью. Правила такие - все за одного! Чтобы иллюзий насчет
будущей счастливой жизни не испытывал. Чтобы знал, на что идешь. Срока
давности в таких делах не бывает. Хоть через 150 лет найдут и выщелкнут!
Другая возможность уход за кордон, конечно, более притягательна. Но это -
если жив останешься. Что вряд ли.

Жить там, будучи в бегах, комфортней, чем в родном отечестве, но вычислить
человека легче. Он сам на себя наведет. Просьбами о политическом убежище,
выступлениями, интервью, воспоминаниями. Тут без шума не обойтись. Будь он
работником известных на Западе разведывательных и контрразведывательных
структур, его, может быть, и приняли бы, и переправили в неизвестном
направлении тихо, без ненужного ажиотажа. А так надо еще доказать, что ты
сверхсекретный агент, что такая служба не плод твоего больного воображения
и что ты в связи с этим нуждаешься в особой охране и заботе. Тут, во время
публичных покаяний, тебя коллеги и отыщут.

А как насчет морального фактора? Как ни крути, побег - это измена. И дело
даже не в патриотизме. Придется, неизбежно придется (кто ж там будет
оберегать молчуна?) заложить своих коллег, знакомых, сослуживцев,
подчиненных. А это значит как минимум лишить их работы, пенсии,
благополучного человеческого существования. Кому нужен засвеченный агент? А
может так статься, что и подвести под смерть.

Что останется Конторе, как не любым способом концы прятать, доказывая свое
в природе отсутствие и психическую несостоятельность политического беглеца.
Ну, сошел человек с ума, нагородил с три короба глупостей - неужели все за
чистую монету принимать? Так в любой психиатрической лечебнице любой
маниакальный больной вам больше нагородит. Что он, например, агент
марсианской армии вторжения в чине капрала и назначен временно исполнять
обязанности начальника Земли. И что, по этому поводу политические заявления
делать?

А пока идет дипломатическая, на уровне нот и опровержений, дискуссия,
Контора будет вычищать одного за другим людей, одним своим физическим
существованием подтверждающих правдивость показаний беглеца. Если нет
Конторы, то откуда взяться ее работникам? Нет таких людей! Не рождались
они, не жили, кроме как в бредовом сознании сбежавшего из психушки сразу за
границу больного.

Ну так как же? Не заболит душа - променять одну свою смерть на дюжину
близких товарищей? По-людски это будет? И жестокость Конторы здесь ни при
чем. Заказ на смерть она не давала - она приняла его у предателя. Он сам
своим поступком определил и утвердил расстрельные списки. Он знал, что
последует после его перехода на противную сторону. Истинным судьей был он,
Контора только исполнителем.

Но главное, заграница - это когда за границей, а до нее, до границы, еще
добраться надо, ее еще надо умудриться пересечь! Вообще-то для знающих
людей это не проблема. В обычные дни. Но не в особом режиме охраны, который
обеспечит Контора. При таком не имеющем прецедента ЧП - попытке ухода
Резидента за пределы страны - будут задействованы самые высокие кураторы,
которые нажмут на самые важные рычаги.

Министерство обороны выделит дополнительные силы из состава войск
приграничных округов - расставит вдоль контрольно-следовой полосы в
пределах прямой видимости солдатиков с автоматами: стой, бди, если что -
стреляй, попадешь - отпуск, не попадешь - гауптвахта. Милиция и
безопасность нашпигуют всю приграничную полосу - дороги, вокзалы, порты,
платформы, магазины, гостиницы, сортир и пр. шпиками.

Контрразведчики зашлют в сопредельные государства агентов слежения с целью
выявить объект по ту сторону госграницы. А уж коли выявят, то либо
уничтожат, либо вернут обратно. На тот случай будет заготовлено роскошное,
леденящее душу дело о сексуальном маньяке, изнасиловавшем и убившем три
десятка женщин, детей и собак. Вот фотографии жертв, вот показания
свидетелей, вот, если мало, собственноручное признание сбежавшего из-под
стражи подозреваемого, и подпись, между прочим, не липовая, а самая
натуральная, на тот случай мы еще в учебке расписались на двух десятках
чистых листов бумаги. А вот в довесок коллективные протесты представителей
рабочего класса, крестьянства и затертых между ними прослоек интеллигенции
и духовенства. Все возмущены, все требуют возвращения и справедливой кары!
Как такого не выдашь обратно в пределы родины, не растревожив общественного
мнения своей страны и щепетильных международных организаций? Точно так все
и будет. Ну, может, чуть менее глобально, но это не значит, что менее
результативно. Найдут нужного человека, хоть дома, хоть за пределами,
схватят за лацканы и потащат на правый и скорый суд.

Нет, некуда деваться Резиденту, кроме этой случайной приятельской дачки.
Оттого и такая убогость фантазии на тему спасения. Слишком он хорошо знает
возможности Конторы. Он ведь Резидент, а не какой-нибудь второсортный
агентишка. Он вперед на десять ходов считает. И каждый тот ход сулит ему
необратимую смерть. Нет больше Резидента - списан в расход!

А вот я пока еще есть, и, если хочу быть и дальше, надо мне от обреченного
коллеги делать ноги так, чтобы подошвы земли не касались! С этого места нам
не по пути. Ему туда, а мне отсюда. И чем скорее, тем лучше! Проверить
брелок на наличие в нем дискетки, задать пару очень интересующих меня
вопросов и, дождавшись темноты, отбыть восвояси. Так определил я
очередность действий. Хотелось бы начать с последнего пункта, но дискетка,
черт бы ее забрал, важнее жизни, а ответы на вопросы стали важнее дискетки.
Уж так повернулись обстоятельства. Ничего не попишешь.

Хорошо бы еще вызвать кое-какую попутную, гарантирующую меня от попадания в
случайную засаду информацию. Резидент лучше, чем кто-либо, знает повадки
своих людей и может разработать более безопасный маршрут эвакуации. В
последнем, думаю, он не откажет. Зачем ему моя смерть? Если бы он хотел от
меня избавиться, он сделал бы это еще там, в квартире. А он таскает меня за
собой хвостом, рискуя получить пулю в спину. С его стороны это серьезная
заявка на доверие. От планов взаимного уничтожения мы, кажется, отказались?
Или это только кажется?

Я посмотрел, где его оружие. Оно лежало на тумбочке возле двери. Я занял
позицию между тумбочкой и Резидентом. Теперь я доверял ему еще больше. Если
бы я мог его связать, мое доверие было бы безграничным. Не мог я не
подстраховаться. Хотел бы, да не мог! Воспитание не позволяло!

Резидент, иронично усмехаясь, доставал из стенного шкафчика консервы и
хлеб. Все он понял, и телодвижения мои оценил правильно, и пистолет положил
подальше от себя специально, чтобы оберечь мои расшатанные в беспрерывной
борьбе за сохранение жизни нервы. Он опять подставлялся. Он опять вел игру.
А я участвовал в ней на правах статиста.

Вот только не изменит ли он ее, услышав заданные мною вопросы? На этот
случай я предпочитаю, чтобы у меня был ствол, а у него консервный нож да
стол. Тогда беседа пройдет в гораздо более теплой и непринужденной
обстановке.

Но беседа, по крайней мере так, как ее планировал я, не состоялась.
Резидент ответил на мои вопросы до того, как я их задал.

- Выбраться отсюда я тебе помогу. Это самое простое. "Раз", - посчитал я.

- Человека в Центре указать не смогу. Это невозможно, и к этому вопросу
лучше не возвращаться. Все равно ничего не выйдет.

"Два", - сказал я сам себе.

Точнее, минус два. Если сказал, что будет молчать, я не вырву из него
признания даже каленными на огне клещами. Правда, непонятно, зачем тогда он
оставил мне дискетку. Ладно, об этом после. Оставался главный пункт моего
короткого перечня вопросов. Без ответа на него все прочие, по крайней мере
для меня, теряли свою значимость. Резидент молчал, размазывая по засохшим
кускам хлеба жир и мясо из тушенки. Полевой курсантский завтрак. Как в
былые времена.

Мы молча сжевали бутерброды. Он тянул паузу, как уверенная в своих силах
театральная звезда на собственном бенефисе. Он понимал, этот зритель не
встанет посреди действия и не покинет зал. Он будет ждать столько, сколько
нужно, и еще сверх того. Потом Резидент долго смотрел на меня, на мою
ненароком засунутую в карман руку, на лежащий на тумбочке пистолет.

- Ты, конечно, хочешь знать фамилии? - наконец спросил он.

- Конечно, - честно ответил я. Еще бы я не хотел их знать! Да хотя бы из
инстинкта самосохранения. - Ты уверен, что справишься?

- У меня есть другой выход?

- Наверное, нет. - Резидент опять задумался.

- Кстати, это и в твоих интересах, - попытался я перевесить чашу весов на
свою сторону.

- У меня на этом свете интересов не осталось, - резко ответил Резидент.

Нет, торговлей здесь ничего не добьешься. Не тот случай! Ему совершенно
неинтересен мой товар. Если он что-нибудь и приобретет, то только из
чувства жалости к продавцу. Я опять, в который уже раз за день, попадаю в
положение просящего и получающего милостыню побирушки. Неужели я стал
выглядеть таким убогим, что кому-то хочется подавать мне на жизнь?

- Хорошо, я дам тебе фамилии, - решил Резидент.

Я получил то, что желал, - фамилии и адреса людей, знавших о существовании
Конторы, знавших о Резиденте и знавших обо мне. Этого было довольно для
решения их судьбы в пользу обвинения. Прокурор требовал самых суровых мер,
защита не нашла ни одного смягчающего вину обстоятельства, вышестоящие
инстанции апелляции отклонили. Дело оставалось за мной.

Нет, я не жаждал мести. Я спасал свое дело, а возможно, и жизнь.
Разглашение Тайны существования Конторы - событие экстраординарное. Но
здесь, кроме утечки общей информации, просочились конкретные и оттого особо
опасные детали. От целого можно, как от безумной легенды, откреститься. От
конкретики, точнее, от носителей конкретики, возможно только избавиться.
Физически. Если они останутся живы, Контора будет вынуждена избавиться от
утративших инкогнито деталей.

То есть от Резидента и меня.

Надеяться на случай, на то, что вновь посвященные не проговорятся, было
нельзя. Прибывшая дубль-ревизия начнет копать в окружении к тому времени
уже недосягаемого Резидента, выявит всех его постоянных, случайных и даже
единовременных знакомых. При малейшем подозрении проведет допросы с
пристрастием. Вряд ли избалованные жизнью мафиозники смолчат. Выяснится,
что несколько не имеющих отношения к Тайне человек знают в лицо Резидента и
второго Резидента, временно исполнявшего в данных краях функции Контролера.

Обладающих опасной информацией, конечно, уберут. Но где гарантии, что они
не рассказали об узнанном своим знакомым, а те в свою очередь своим?
Местную резидентуру, конечно, свернут. Контору спешно расформируют,
перетасуют и соберут вновь, но уже в другом месте и под другой вывеской.
Меня, как засветившегося и, главное, знающего о причинах очередной
реорганизации агента, отпустят на пенсию. Только вот заковырка - пенсии-то
в Конторе нет! Потому что Конторы нет. Отсюда напрашиваются печальные