аршрут  тяжелый.  Местность  совершенно  незнакома.  Преподаватели   и
офицеры в этих стрельбах лишь наблюдатели. Их должности  заняли  курсанты.
Как на фронте!
   Бор. Брянцев очень весел. Он все время  козыряет,  когда  обращается  к
нему полковник Копылов,  отвечает,  не  дослушав  вопроса.  И  усмехается,
поглядывая на А.Дмитриева.
   Вот это стрельбы и учения! Я назначен командиром  орудия.  Четыре  раза
"ура!".
   ...Кончаю писать. Команда. Бегу!



15

   Он ошибся! Он еще не верил в это,  но  было  ясно:  он  ошибся.  Машина
двигалась два часа, а деревни Марьевки не было - сплошная  темень  неслась
навстречу, металлически барабанил дождь по кабине.
   На развилке дорог, возле разъезда Крутилиха, он, уточняя дорогу,  вылез
из кабины, ручным  фонариком  осветил  столб  на  перекрестке  -  в  глаза
бросились буквы на намокшей дощечке-указателе: "Марьевка". Потом в  кабине
он сориентировал карту. "Ерунда! Марьевка направо, а  не  налево.  Что  за
путаница?"
   И он почувствовал  нерешительность;  он  ждал,  что  из  второй  машины
вылезет, окликнет лейтенант Чернецов, но Чернецов не вылез из  кабины,  не
окликнул, не подошел к Алексею. Машины  стояли,  работая  моторами;  шофер
Матвеев, молодой парень, в  фуражке,  сдвинутой  на  затылок,  поерзал  на
сиденье, небрежно сплюнул на дорогу, сказал:
   - Да что думать тут, против указателя не попрешь! А я тут все  дорожки,
как свои пуговицы, знаю. Там и есть эта Марьевка!
   Видимо, тогда он и совершил ошибку, и понял это лишь в  два  часа  одну
минуту, то есть после двух часов езды в кромешной тьме. По его  подсчетам,
эта деревня должна была уже остаться позади,  однако  он  не  встретил  ни
одного населенного пункта по этой дороге.
   Тщательное изучение карты окончательно убедило его, что  он  запутался:
на карте было две Марьевки, обозначенные количеством дворов  с  предельной
ясностью - "Марьевка, 220", "Марьевка, 136", -  два  населенных  пункта  с
одним названием, и  ему  показалось,  что  это  какой-то  обман,  какая-то
коварная случайность, чего он не учел, не мог раньше учесть.
   От одной Марьевки к Глубоким Колодцам километров десять,  от  другой  -
километров сорок пять. Если же он ошибся - а он уже знал точно теперь, что
ошибся на разъезде Крутилиха, - он приведет взвод на огневой рубеж  только
к утру, с опозданием на два-три часа - и тогда пропали учения...
   "Но знал ли полковник Копылов об этих двух Марьевках?"
   Вглядываясь в потемки, он все  же  старался  сориентировать  карту,  но
сделать  это  сейчас  было  невозможно:  нескончаемый  августовский  дождь
скрывал все предметы в двух  шагах  от  машины.  И  Алексей  понимал,  что
возвращаться  назад,  к  разъезду  Крутилиха,  а  затем  искать  следующую
развилку дороги - немыслимо поздно. Два с половиной часа были потеряны  на
совершенно безрезультатную езду по степи.
   "Где же он сейчас находится? В какой стороне Марьевка?"
   А за его спиной, в кузове машины, то и  дело  слышались  взрывы  смеха,
потом несколько голосов затянули:

   Эх, махорочка, махорка,
   Па-ароднились мы с тобой,
   Вда-аль глядят дозоры зо-орко,
   Мы готовы в бой, мы готовы в бой!

   И отчаянно веселый голос Гребнина:

   Как письмо получишь от любимой,
   Вспомнишь да-альние края...

   Машину несколько раз так тряхнуло, что песня разом  замолкла,  курсанты
застучали в стенку кабины, шутливо закричали из кузова:
   - Эй, Матвеев, по целине  шпаришь?  Лихач!  Не  на  тарантасе!  Товарищ
командир взвода, следи за шофером, не давай спать!..
   "Как перед фронтом, - подумал Алексей. - И так  до  тех  пор,  пока  не
раздастся команда: "С машины! К бою!"
   Шофер Матвеев несколько раз уважительно  косился  на  карту  и  компас,
лежащие на коленях Алексея, ерзая, говорил успокоительно:
   - В самый аккурат успеем. Как часы!  Бывало,  и  не  по  таким  дорогам
водил... Эт-то ты не беспокойся! Как в аптеке!
   Алексей, не слушая, взглянул на часы. Два часа пятнадцать минут.
   "По какой дороге двигается сейчас второй взвод? Что там у них?  У  него
был другой маршрут: через Ивановку - на Марьевку".
   Матвеев подмигнул и сказал:
   - Помню, был у нас такой начальник ППС Таткин. Этот так, бывало,  сядет
в машину и кричит: "Давай, Анюта!" Это поговорка у него. Я на всю  железку
газ! Аж в глазах  рябит.  А  навстречу  ЗИСы  ползут  с  орудиями,  танки,
"студебеккеры". Тут Таткин и беспокоится: "Лихачество!  Безобразие!  Сбавь
газ!.." Не слушаешь, что ли?
   Неожиданно  дорога  повернула  направо,  машину  затрясло  на  мостике,
загремели бревна под колесами  -  и  Алексей  поспешно  осветил  фонариком
карту. "Наконец-то, вон она, Марьевка!"
   Ослепительные лучи фар скользнули по мокрому стогу сена на околице,  по
колодцу с навесом, по крыльцу темного  дома  с  закрытыми  ставнями,  ярко
выхватили из тьмы обмокшие ветви садов  -  влажные  яблоки  вспыхнули  над
заборами, как золотые.
   Деревня спала - нигде ни одного огонька.  Возле  самых  колес  залилась
хриплым лаем собака, побежала, должно быть, рядом с машиной, по обочине.
   Он знал, что ему нужно теперь выезжать на юго-запад через  перекресток,
к Глубоким Колодцам.
   Он постучал в стенку кабины.
   - Машина идет сзади?
   - Идет.
   - Что замолчали, пойте песни, скоро приедем!
   - Охрипли.
   - Сказки, что ли, рассказываете?
   - Нет, Саша тут одну историю...
   - Жми, Матвеев, на окраину, - сказал Алексей решительно. - К развилке!
   Машина, разбрызгивая  грязь,  неслась  по  спящей  улице,  вдоль  сырых
заборов с  обвисшими  ветвями,  мимо  закрытых  ставен.  Но  вот  мелькнул
последний дом, и снова дождливые потемки, обтекая кабину, понеслись назад,
и снова началась степь.
   Алексей наклонился к карте.
   "Что такое двести двадцать домов? А проехали деревушку, где и пятьдесят
домов не насчитаешь! Значит, это не Марьевка?"
   А впереди, освещенная фарами, стремительно наползала распластанная лапа
перекрестка.
   - Стоп!
   - В чем дело?
   - Стоп, говорю! - скомандовал Алексей  и  вложил  карту  под  целлулоид
планшета.
   Машина остановилась. Сразу словно приблизился плеск дождя, дробный стук
по железу. Шофер Матвеев, опустив стекло, изумленно  глядел,  как  Алексей
спрыгнул на дорогу, и слышал, как ветер захлестал полой его шинели -  темь
и мокрядь. Хлопал где-то рядом ставень, визгливо скрипели  петли;  в  двух
шагах от дороги, раскачиваясь, шумели деревья, ветер  носил  над  заборами
лай собак.
   "Погодка!" - подумал с тревогой Алексей, сжимая в руке фонарик.
   Слева он смутно увидел очертания дома, качающиеся тополя,  острую,  как
игла, полоску света; она пробивалась сквозь ставенную щель, отвесно падала
на кусты у дороги. Оскальзываясь, хватая одной рукой влажные ветви, другой
направляя луч фонаря, Алексей спешно пошел к домику.
   Во второй машине погасли фары, щелкнула дверца; свет фонарика  запрыгал
по косым  от  ветра  лужам,  по  кустам,  по  воде  в  кювете.  К  Алексею
придвинулась невысокая фигура в плаще с откинутым  капюшоном  -  лейтенант
Чернецов.
   - Не похоже на Марьевку, - сказал Алексей.  (Чернецов  не  ответил.)  -
Сейчас узнаю у кого-нибудь из жителей. Это верней.
   Все так же молча Чернецов стоял на дороге; прикрыв полой плаща планшет,
посмотрел на карту.
   Алексей толкнул набухшую калитку, вбежал в  черный  двор,  полный  шума
дождя: струи шелестели в  ветвях,  звенели  по  железному  навесу.  Где-то
совсем  рядом  загремела  цепь,  и  навстречу,  сверкнув  огоньками  глаз,
бросилась огромная собака, хрипло и злобно залаяв.
   - Тебя еще, дурака, тут не хватало! - выругался Алексей  и  взбежал  на
крыльцо.
   Собака натянула цепь, с злым подвизгиванием лаяла, рвалась на  привязи.
Внутри дома скрипнула дверь.
   - Кто тамочки? - послышался женский голос.
   - Хозяева, это не Марьевка будет? - спросил, торопясь, Алексей.  -  Это
деревня Марьевка?
   Стукнула щеколда, и в темноте сеней он увидел высокую женщину в платке,
накинутом на плечи.
   - Заблудился, что ль? - сонно, мягко пропела женщина. -  В  дождь-то...
Степановка это. Цыц ты, Цыган! - прикрикнула она на собаку. - На место!
   - А далеко ли до Марьевки отсюда?
   -  До  Марьевки-то?  Это  какой  же?  Там,  где  клуб,  или  той,   что
электростанцию отстраивает? У нас ведь Марьевки две,  милый  человек,  две
Марьевки-то...
   - Фу ты, в этом-то и дело. Одну минуту, - выдохнул Алексей  и  посветил
на карту. - Вот до той, где сад колхозный, где мост, где мельница...
   - А-а, - протяжно сказала женщина. - Это та, где  электростанция...  Эк
вы далеко забрались-то! Так это справа от нас, километров пятнадцать. Экий
крюк дали-то.
   - Как проехать туда?
   - Да обратно вернуться надо. До Крутилихи. Там  вскоре  после  переезда
аккурат дорога вправо сворачивает. А до другой  Марьевки  -  так  это  вам
прямо по грейдеру, по грейдеру...
   Кровь жарко ударила  Алексею  в  голову,  он  мгновенно  вспомнил  этот
разъезд Крутилиху, песчаную насыпь, развилку дорог  и  указатель.  Он  все
понял теперь. Возвращаться  километров  на  двадцать-тридцать  назад  было
немыслимо.
   - А ближе как-нибудь можно?
   - Ближе? - Женщина подумала. - Тут ездют, да дорога покинутая,  плохая,
а кроме - речка. С грузом, должно, и не проедешь. Назад возвращаться надо.
   - А через брод машины ходят? - спросил Алексей с надеждой. - Не знаете?
   - И не знаю, милый. Давеча вроде, в погожие дни, лес возили в Марьевку.
А назад - легче. Там грейдер... как стекло.
   - Ну ясно, спасибо! - И он побежал к калитке.
   Собака рванулась за ним, но Алексей уже выбежал за калитку и,  цепляясь
за кусты, стал карабкаться на  насыпь  дороги,  чувствуя,  как  стучало  в
висках. "Вернуться назад до Крутилихи? Это  значит  наверняка  опоздать!..
Повернуть к броду? Кто знает,  какой  он,  какие  берега?  Пройдешь  ли  с
орудиями?"
   Надо было немедленно решать, а он еще не мог побороть  эту  мучительную
раздвоенность.  И  когда  увидел  вблизи  силуэты  машин  с  прицепленными
орудиями, загорающийся  огонек  цигарки  в  кабине  Матвеева,  неподвижную
фигуру  Чернецова,  темнеющую  посреди  дороги,  в  груди   будто   что-то
оборвалось, и он подумал: "Застряну, если поведу машины через брод! Но где
другой выход? Что делать?"
   - Это Степановка, а  не  Марьевка,  -  со  сбившимся  дыханием  доложил
Алексей,  подходя  к  Чернецову,  и  неожиданно   громко   и   возбужденно
скомандовал: - Моторы!
   - Как решили вести взвод? - спросил Чернецов.
   - Поведу на Марьевку!
   - От Крутилихи!
   - Нет! Не от Крутилихи!
   - Какой же дорогой, однако?
   - Напрямик. А вы как считаете, товарищ лейтенант?
   - Я никак не считаю. Вы командир взвода, Дмитриев.
   - Есть командир взвода!  -  с  почти  отчаянной  решимостью  проговорил
Алексей и влез в кабину. - До развилки - и налево! - приказал он Матвееву.
- Ясно?
   - Не совсем...
   - Вперед, я сказал! Дай газ!
   Машина тронулась, набирая скорость, капли ударили по ветровому  стеклу.
Алексей смотрел на дорогу до тех пор, пока не убедился,  что  на  развилке
свернули влево; после  этого  сейчас  же  пристроил  фонарик  над  картой,
отыскал Степановку, затем тонкую нить дороги, по которой двигалась машина;
увидел реку - Красовка; возле нежно-голубой ленты - зеленый кружок рощи и,
не найдя отметки брода, с выступившей испариной на лбу, внезапно  подумал:
"Зачем же все-таки я рискую? Какой в этом смысл? Что я делаю?"
   - Матвеев, - тихо сказал  он,  глядя  на  карту,  -  тебе  когда-нибудь
приходилось через брод с орудием?
   Матвеев посмотрел сбоку и тотчас отвел глаза.
   - Как это понимать?
   - Придется  переправляться,  -  ответил  Алексей  и  свернул  карту.  -
Придется рискнуть...
   - И что ты, честное слово, выдумал? - проговорил Матвеев  и  неспокойно
задвигался на сиденье. - Какой дурак шофер  в  такую  простоквашу  в  воду
полезет? Загорать захотелось? Что ты с ней сделаешь, если она станет?  Ее,
гробину, трактором не вытащишь. Не могу я ничего ответить на это дело.
   - Вот что, дай-ка всю скорость! - вдруг  решенно  приказал  Алексей.  -
Всю! Что можно!
   Слева и справа  по  мутному  стеклу  ходили  "дворники",  в  свете  фар
навстречу радиатору косыми трассами летели струи  дождя,  накаленно  гудел
мотор машины, кузов трясло и кидало, и Алексей, не отрывая глаз от дороги,
думал: "Скорее бы, скорей! Только бы скорее увидеть берег!.."
   В два часа двадцать одну минуту впереди показалось черное пятно, и  ему
сначала почудилось, что это  контуры  дальней  деревни.  Но  дорога  стала
спускаться под бугор, и через  несколько  секунд  плотная  стена  деревьев
понеслась навстречу машине.
   Фары, прокладывая белый световой коридор, полоснули по желтым стволам -
огненно вспыхнули капли на мокрых сучьях, спереди хлестнули косматые  лапы
елей по кабине, заскребли по брезенту кузова, прошуршали  по  орудию.  Это
была роща.
   - Стоп! - крикнул Алексей.
   Он выскочил из кабины в неистовый перестук, шорох капель - роща  шумела
над головой. Было очень темно, пахло влажной хвоей,  она  мягко  пружинила
под ногами. Ничего не видя,  он  включил  фонарик  -  мокро  блеснули  под
ногами, выступили из песка черные корневища, зажелтела  опавшая  хвоя.  На
опушке  пророкотал  и  смолк  мотор.  Это   вторая,   запоздавшая   машина
подтянулась к первой.
   Алексей двинулся вперед по  дороге,  светя  перед  собой  фонариком,  и
вскоре остановился - роща кончилась. Было слышно: дождь с  ровным  плеском
стучал по воде. На скате  берега  смутно  виднелась,  вернее  угадывалась,
давняя колея: размытая, рассосавшаяся, она уходила в сверкавшую под светом
воду - обрывалась: река разлилась. Но когда здесь проехали: два дня назад,
полмесяца назад?
   - Старший  сержант  Дмитриев!  -  позвал  откуда-то  из  темноты  голос
Чернецова. - Где вы? Что вы там делаете?
   - Я на берегу! Я сейчас!.. - откликнулся он, с напряжением  вглядываясь
в колею. - Дайте мне ориентир фонариком! Постараюсь проверить ширину  реки
и глубину брода! Я сейчас!..
   - Осторожней! Слышите, Дмитриев?..
   Он, не ответив, вошел в воду,  сделал  первый  шаг,  и  тотчас  упругое
течение  ударило  по  ногам,  как   палкой,   пошатнуло   его,   мгновенно
почувствовался острый холод сквозь сапоги.
   "Надо вымерить по ширине машины, только так... - думал он, слепо идя во
тьму, все глубже опускаясь в черноту перед собой, все  время  оглядываясь,
чтобы не сбиться с направления, а пучок света на берегу  все  отдалялся  и
отдалялся. Вода уже достигала коленей. Потом дно  будто  вырвалось  из-под
ног, провалилось - и он сразу погрузился по пояс. С силой его  потянуло  в
глубину,  черная  вода  заплескалась  и  зашумела   вокруг,   круто   ходя
водоворотами, течение с напором толкало в сторону, и Алексей  остановился,
задыхаясь от этой борьбы, перевел дух, разогнул спину. Ветер с дождем  сек
по лицу, и ему на мгновенье почудилось, что он один  стоит  среди  водяной
пустыни  без  конца  и  края,  потеряв  направление  и  ощущение  времени.
Вздрагивая от чувства этого  одиночества  и  охватившего  его  холода,  он
обернулся. Сквозь сеть дождя  тусклой  каплей  на  берегу  светил  фонарик
Чернецова, потом слабым отзвуком донеслось до него:
   - Дмитри-ев!..
   Стиснув до боли зубы, он снова продвинулся на несколько шагов вперед; и
когда внезапно впереди  проступили  нечеткие  силуэты  каких-то  предметов
(деревья  это,  что  ли?),  разгребая  воду,  ускорил  шаги   и   тут   же
почувствовал, как дно словно стало выпирать из-под ног.  Он,  пошатываясь,
сделал еще несколько шагов и, едва не  падая,  выбрел  наконец  на  песок,
вконец обессиленный, постоял немного, чтобы можно было  отдышаться.  Затем
ощупью  повесил  на  сучок  ближнего  дерева  фонарь,  крикнул  сдавленным
голосом:
   - Фонарь видите-е?
   - Плохо, но вижу-у! Возвращайтесь назад!
   Казалось,  далеко-далеко,  на  том  берегу,  фонарик  Чернецова  описал
короткую дугу и замер впотьмах.
   ...До того берега он добрался гораздо быстрее; и, уже вылезая из  воды,
весь мокрый, в хлюпающих сапогах, вытер рукавом лицо,  скомандовал  сейчас
же хрипло:
   - Моторы! Включить фары! Берег крутой! Первое орудие!..
   Он отдал эту команду в темноту, твердо веря, что его услышат,  и  стоял
на дороге, ждал, с трудом переводя дыхание.
   На горе заработали моторы, длинные полосы  фар  пролегли  над  головой,
уперлись в мокрые вершины деревьев, потом сдвинулись  с  места,  легли  на
дорогу, ослепили его и будто толкнули в грудь.
   - Давай, давай, Матвеев, на меня! - снова крикнул он, идя по  дороге  и
махая рукой. - Сто-ой!
   Свет уперся в реку дымящимся синим столбом, пронизывая воду у берега до
дна - сверкали гальки на мелководье, подобно разбросанным в воде монетам.
   - Взвод, слезай! - скомандовал Алексей. - Командиры отделений,  стройте
людей!
   Шурша  сухими  плащ-палатками,  курсанты   стали   прыгать   с   машин;
послышались взволнованные голоса:
   - Приехали?
   - Саша, раздевайся, купаться будем!
   - Что такое? Потоп?
   - Ну, Миша, если ко дну пойдешь, держись за пушку. Она не тонет!
   Алексей стоял  у  обочины  дороги,  глядя  на  строившийся  взвод,  еле
сдерживая ознобную дробь зубов.
   - Разговоры прекратить! - резко приказал он. - Шоферы, ко мне!
   Разговоры смолкли. Командиры отделений доложили, что люди построены;  и
после этих докладов независимо, вразвалку подошли шоферы. Они переминались
и с угрюмой настороженностью поглядывали на реку.
   - Слушать внимательно! - серьезно и громко сказал Алексей. - За рекой в
девяти километрах отсюда - Марьевка. В семи километрах от  нее,  у  оврага
Кривая балка, - место сосредоточения наших орудий. Нам надо прибыть в  три
часа тридцать минут. Сейчас два часа пятьдесят восемь минут. Не  успеем  -
не выполним приказ. Орудия и машины необходимо переправить через  брод!  -
Он указал на ослепительно горевшую под фарами воду. - Одними  моторами  не
возьмем. На фронте в этих случаях подавалась  команда:  "На  колеса!"  Это
ясно?
   Все молчали. Было слышно, как шелестел дождь в кронах сосен.
   - Шоферы, подойдите ближе, смотрите сюда! Видите? На том  берегу  висит
фонарь. Держаться только этого направления.  Иначе  застрянем!  Есть  ямы.
Попадем в них - засосет. У каждой машины  -  два  человека,  прикрепляющие
канаты лебедок. У первой машины - Гребнин и... Луц, у второй -  Дроздов  и
Карапетянц. Канаты цеплять по моей команде. По места-ам!
   Он подал команду и только в  тот  момент  особенно  ясно  осознал,  что
началось главное - переправа.
   - Ма-а-арш! - крикнул Алексей.
   Первая машина осторожно, на тормозах стала спускаться к воде.  Матвеев,
вытянув шею, наклоняясь вперед - грудью на  баранку,  -  весь  напрягшись,
блуждающе глядел на воду,  и  Алексей  с  беспокойством  видел:  медлит!..
Мотор, туго вибрируя, гудел, машина, коснувшись  колесами  воды,  внезапно
затормозила. Орудие по  инерции  занесло  впереди  влево,  к  самому  краю
дороги, затрещали кусты. Расчет тоже,  скатываясь  влево,  будто  их  всех
откинуло, густо облепил орудие. Сразу всполошились голоса:
   - Что там? Что?
   - Почему остановились? Эй! Матвеев, очумел?..
   - Орудие у обрыва! Здесь обрыв!
   "Что же это он? Неужели трусит? Все испортит!"  -  тотчас  мелькнуло  в
сознании  Алексея,  и  он  увидел,  как  Матвеев,   повернув   голову,   в
растерянности смотрит на него, беззвучно шевеля губами.  В  ту  же  минуту
Алексей вскочил на подножку, рванул дверцу и,  ввалившись  в  кабину,  сел
рядом, зло и непререкаемо крикнул:
   - Давай вперед!.. Чего думаешь?.. Вперед, говорю!.. А ну включай первую
скорость! Быстрей! Чего думаешь!..
   Взревев, машина рванулась вперед и, будто обрушиваясь с  обрыва,  опять
затормозила, осела передними колесами, под ними всплеснулась вода,  тяжело
заскрипел песок.
   - Скорость! - закричал Алексей. - Скорость!
   Матвеев суетливо и испуганно переключил скорость.
   - Жми!
   Раскрыв дверцу, А