нции,    самолетные
приемо-передающие  радиостанции,   рации  для  танков,  радиовзрыватели  для
зенитных снарядов.  Техника военной  связи сделала  огромный скачок в период
между  двумя  войнами. А времени оставалось  в обрез, еще не  налажено  было
серийное производство этой техники...

ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ОПЕРАЦИИ
     Ясенев вдруг замечает, что полковник Маринов его  не слушает. Полковник
спит.
     Ясенев умолкает. Эх, скорее бы эту  войну  кончить! Всю жизнь мечтал  о
космосе, а приходится выдумывать и ставить мины!
     ...На второй  день  войны,  23 июня 1941  года  выехал военный  инженер
Владимир Петрович Ясенев на Западный фронт. Минск, Витебск, Орша, Смоленск -
первые огненные этапы боевого пути минера Ясенева.
     Когда человеку  ежедневно, ежечасно грозит смерть,  когда эту смерть он
то и  дело держит  в собственных руках, невольно  оглядывается он  в  редкие
минуты отдыха на  прожитую жизнь.  В своих письмах  жене, горячо  любимой им
Клавдии Ивановне  Зерновой,  и трехлетней дочке  Аллочке  Владимир  Петрович
часто,  очень  часто  предавался воспоминаниям. Вспоминал родную воронежскую
деревушку,  где  родился  тридцать четыре года назад, тяжелое,  безрадостное
детство  - хмурое утро в общем-то светлой жизни. Был он  после смерти матери
беспризорным,  пока  чудом  не разыскал  на  далеком  Севере  отца.  Работал
истопником вагона  на  железной дороге,  рубщиком  на колесном  пароходе.  В
автобиографической  трилогии Горького, своего любимого писателя,  находил он
много   сходства   с   собственной   нелегкой   юностью.   Но  в  1926  году
девятнадцатилетний Володя Ясенев поехал  с  комсомольской путевкой в Москву.
Прошло  лет  десять  напряженной  учебы,  практической  работы,  творческого
поиска, и  стал  Владимир Петрович  Ясенев,  выпускник  электромеханического
факультета  Военно-электротехнической   академии,  начальником   лаборатории
Научно-исследовательского  института,  секретарем  комсомольской организации
всего  этого   института.  Он   стал  прямым  продолжателем  дела  Попова  и
Пильчикова,  с дружным спаянным коллективом работал в предвоенные  годы  над
конструированием  и  совершенствованием  радиомины  и  другой техники особой
секретности, осваивал, испытывал эту технику.
     Подхваченный ураганом  войны, только  19  июля  сорок  первого смог  он
написать  домой. В скупых, по-мужски сдержанных строках его первого военного
письма - боль и горечь первых недель войны:
     "Здравствуйте,  мои славные  Клавдюшенька, Аллочка!.. Как  мало  прошло
времени и так много перемен. Кто бы мог  ожидать!.. Уже на фронте я все ждал
возможности  написать  тебе о  том,  чтобы  ты  уезжала в деревню  в  случае
чего..."
     У военного  инженера Ясенева  болит сердце  за семью: "Все возможное со
своей  стороны  я  постараюсь  сделать..."   В  минуты   отдыха   на  фронте
вспоминались  счастливые годы: "Вспоминаю наши отпуска, поездку на пароходе,
прогулки в выходные  дни. И  так  хочется  вернуть все это, близкое, родное,
милое,  но  невозможно..."  То  и  дело сквозит в  его письмах -  тревога за
будущее:  "Пытаюсь представить себе, что будет  дальше  и не могу, настолько
все быстро меняется..."
     Восьмого  августа  1941  года:  "У  меня  все  идет  по-старому.  Решил
полностью  взять себя  в  руки и действовать  так, будто нет никаких  ужасов
войны.  Я достаточно на них насмотрелся - не в диковинку... Наш снимок стоит
у  меня на столе  перед глазами. Очень  часто, закрыв  глаза, целую холодное
стекло, там, где ты так хорошо смотришь на меня..."
     В середине августа Владимира Петровича отозвали в Москву, снова послали
на полигон, готовить ТОС. "Работы много, - пишет он домой, - готовлю кое-что
в большом  количестве,  поэтому мой выезд несколько задерживается. В  Москве
давно не был  -  некогда вырваться... Становится до боли досадно, что по тем
фронтовым местам, где  недавно  проезжал я, ходит немецкий сапог, топчет наш
урожай. Но ничего - за все воздастся ему сторицей!"
     В  письме  от 28 августа он  вновь  возвращается к  недавним  фронтовым
воспоминаниям,  рассказывает о  своей  группе тосовцев: "С  фронта вернулись
почти все. Потери небольшие- двое убито,  трое ранено... Я тебе не писал, но
я  ездил уже второй раз... Меньше  беспокойся  обо мне.  Ты  меня  знаешь  и
поэтому должна  понять, что хоть немец и хитер, -  но  взять меня не  так-то
легко. Примеры того были, когда уходил  из-под Смоленска - ему неприятностей
наделал  уже  много... Но все равно, так  или  иначе этот  Мамай на нас себе
голову сломит..."
     Второго сентября: "Кладу все  силы  на  то,  чтобы  максимально  помочь
фронту. Часто работаю ночью, готовлю "подарки"... Ничего, дай прийти зиме, и
этот зверь замерзнет в наших степях и просторах..."
     Пятого  сентября:  "Ничего, в войне бывают победы и поражения. Я твердо
уверен, что первое будет за нами..."
     Из  Харькова   Владимир  Петрович   Ясенев,  любивший  писать  жене  по
пять-шесть  страниц, не  написал ни одного письма - работа  не оставляла ему
свободного времени...
     О  сорок  первом  и  во  время войны и  после  нее долго будут  спорить
ветераны войны, военные историки,  писатели. А факт остается фактом: в самую
мрачную  годину  лихолетья героически боролась  армия,  в неимоверно трудных
условиях копая могилу новому Мамаю, не теряя  уверенности в грядущей победе.
Свидетельство  тому  -  вся  минная  операция "Харьков"  и  письма  военного
инженера Ясенева.

     Утро последнего дня в Харькове полковник Маринов встречает у "Ани" - на
аэродроме,  объекте  номер сорок один.  Снова короткий  деловой  разговор  с
комбатом -сколько вбито "кольев", сколько найдено "орехов".
     В сопровождении комбата и небольшой группы командиров-саперов полковник
медленно  идет  вдоль бетонированной  взлетно-посадочной  полосы,  принимает
работу.
     Погода нелетная. Ветер  бросает в  лицо  пригоршни ледяного дождя. Весь
горизонт заволокло  свинцово-серыми тучами.  А  улетать  самолетам все равно
придется. Фронт рокочет, ревет, словно раненый зверь, совсем рядом.
     Не все работы еще закончились на  аэродроме. Завидя  начальство, минеры
вытягиваются, берут под козырек.
     - Продолжайте работу, товарищи бойцы! - командует полковник.
     Минеры только  что  кончили бурить,  закладывают в минный колодец "муку
второго сорта" - заряд аммонита.  Вокруг колодца расстелен  мокрый от  дождя
брезент,  на нем  -  широкие  доски для хождения. Рядом  - аккуратно  снятые
толстые куски дерна с жухлой травой, аккуратная куча грунта.
     Через   каждые   двадцать-тридцать  шагов   комбат   показывает   места
минирования у края бетона.
     Полковник доволен.
     - Отличная работа,  товарищи! - говорит он командирам. - Комар  носу не
подточит. Поздравляю! В  ангарах чистая работа у вас, и здесь с  микроскопом
не обнаружить следы минирования. "Колья" вбиты прекрасно!..
     В конце полосы все во главе с полковником переходят на  противоположный
край полосы и так же медленно идут обратно.
     -  Глубина колодцев  до двух  метров, - докладывает ободренный похвалой
капитан. -  Из трех колодцев в двух - ложные мины, бутылки не с аммонитом, а
с глиной. Бурили наклонно, под бетон. Колодцы для ложных мин копали вручную.
Для усиления поражающего действия сверху клали металлический лом...
     Полковник вдруг видит у края  бетона  весьма заметную - впадину  -  над
минным колодцем просел грунт.
     - Это что такое? - строго спрашивает он. - Ложная мина?
     Нервничая, капитан заглядывает в блокнот.
     - Кажется, да, ложная. Нет, простите, настоящая...
     - Безобразие! - не повышая голоса, говорит полковник. - Грязная работа!
Халтура! Чье отделение? Кто напортачил? Глядите! На бетон занесли на сапогах
свежую землю, здесь траву вытоптали! Когда минировали?
     -  Дней пять  назад.  Отделение неопытное, сплошь  молодняк. К тому  же
дожди сильные шли, а грунт здесь сильнее размокает...
     - Вы вину на Илью-пророка не валите! Надо было как следует сырой землей
уплотнять, на совесть трамбовать.
     -  Может,  взорвать  рядом  небольшую  бомбу, чтобы  забросало  впадину
землей?
     - Не  поможет. Вырыть мину и снова  зарыть как полагается. У нас каждый
грамм взрывчатки на счету.
     -  Но   это  невозможно!  Там  неизвлекаемая  мина-сюрприз!   Пятьдесят
килограммов взрывчатки!
     - Невозможно? Вот что,  капитан... Я сам докажу вам, что это  возможно!
Научу вас честно работать! Зовите саперов этого отделения!..
     Вдвоем с капитаном,  отпустив остальных командиров, полковник наблюдает
за работой двух молодых саперов, вскрывающих лопатами минный колодец.
     - Вот и ящик с бутылками аммонита, - наконец говорит капитан, - Теперь,
ребята, уходите отсюда!
     Саперы  молча уходят.  Капитан начинает саперной лопаткой удалять землю
вокруг ящика.
     -  Благодарю  вас,  -  сухо  говорит полковник,  снимая  шинель,  -  вы
свободны!
     - Вы сами?! - теряется капитан. - Нет уж, я за эту мину в ответе...
     - Повторяю - уходите!
     - Никуда я не пойду, товарищ полковник. Раз так, давайте вместе...
     - Уходите - это приказ!
     Капитан с тяжелым вздохом вылезает из колодца:
     -  Сюрприз  под ящиком. Ради бога, не сдвиньте ящик! Капитан пятится от
минного колодца, на  ходу  надевает  шинель,  отходит на  взлетно-посадочную
полосу, где стоит Коля Гришин, адъютант полковника, с его шинелью.
     Полковник Маринов спокойно запускает руку  под ящик, слегка приподнимая
его  другой  рукой,  нашаривает  мину-сюрприз,  осторожно,   очень  медленно
вынимает "орех", прижимая верхнюю крышку мины.
     Достав мину, он быстро перевязывает ее бечевкой.
     Теперь можно перевести дух. До чего часто стучит  больное сердце! Пульс
- сто двадцать, не меньше. Никак не привыкнет сердце к этой работе!..
     - Все в порядке! - громко говорит полковник. - Можно продолжать!
     С аэродрома - на фронт, который почти вплотную подошел к Харькову.
     Пропуская отступающие части Юго-Западного фронта,  батальоны полковника
Маринова   под  носом  у  атакующих  гитлеровцев  взрывают  мосты,  минируют
раскисшие под осенними ливнями дороги.
     Минеры   оставляют   на   пути   врага   тридцать   тысяч   "листовок"-
противотанковых  мин, около тысячи  "орехов"  - мин-сюрпризов,  больше  двух
тысяч "кольев" - "эмзедушек".  Огневая мощь ждущих своего часа мин равняется
мощному залпу из десятков тысяч тяжелых и легких орудий.  Всюду подстерегает
врага смерть.
     Сроки  замедления  в  "эмзедушках"  минеры  устанавливают  по  графику,
разработанному  штабом полковника Маринова, с  таким  расчетом, чтобы взрывы
происходили ежедневно в разных местах города.
     Сделано  все  возможное для  того,  чтобы  не  пострадали  харьковчане,
остающиеся в городе, чтобы сберечь народное добро.
     По  инициативе Военного  совета  фронта  не  только  огонь,  но  и воду
заставляет город служить борьбе против захватчиков. По  плану, составленному
обкомом  при  содействии  полковника Маринова,  ночью  харьковские пожарники
открывают во многих нежилых, заминированных зданиях гидранты, чтобы затопить
подвалы. Вода маскирует мины - мины затрудняют откачку воды.

ПО ПРИКАЗУ СТАВКИ...
     В последний раз обходят Маринов и Ясенев дом "с календарем семнадцатого
года". Все жильцы его, кроме минеров, уже выехали.
     Печально  выглядят в  коридоре  картины, оставшиеся от  эвакуированного
детского сада - картины, изображающие смеющихся беззаботно голых карапузов.
     Полковник Маринов  выходит с  небольшим  легким чемоданом  на лестницу,
смотрит  на хоровод  гипсовых  малышей вокруг фонтана.  Смутно  белеют они в
вечерней темноте.
     Фронтовая канонада грохочет так, что дрожит весь дом, дрожит земля.
     Подходя  к "эмке", Маринов  вдруг замечает, что  по  аллее  поднимается
чья-то темная фигура. Он выхватывает из кобуры пистолет  ТТ, громко окликает
человека в аллее.
     - Кто идет?
     - Свои, товарищ полковник! - отвечает знакомый голос,
     -  Лейтенант  Черняховский!   -  узнает  чекиста  полковник.  -  Какими
судьбами?
     Лейтенант подходит ближе, молодцевато козыряет,
     - Назначен сюда в охрану, товарищ полковник!
     -  Вот как! Ну, на  этой работе ты  долго не продержишься! - усмехается
полковник. -  Вот-вот  немец в город  ворвется.  Слышишь? Окружают.  С  трех
сторон гремит. Как бы не окружили. Советую ехать с нами.
     - Приказ, товарищ полковник, - отвечает,  едва заметно пожимая плечами,
Черняховский.
     - Что ж, до встречи, лейтенант! - говорит полковник, залезая в машину.
     Захлопнув дверцу, он тихо добавляет:
     - До свидания, "Тося"!
     В  канонаде  уже можно различить отдельные  пулеметные очереди. Это  на
окраине...
     Черняховский  запирает  дверь в  проходной,  со стороны двора, изнутри,
запирает ворота особняка, ловко перемахивает через ворота.
     Улица  пустынна.   На   воротах,  на  ограде  белеют  свежие  листовки.
Черняховский подходит к воротам, освещает фонариком листовку.
     "Дейче зольдатен!"
     Обращение к немецким солдатам. Опомнитесь, образумьтесь! Против кого вы
воюете? Переходите на нашу сторону!..
     Нет, сейчас их этим не возьмешь.
     Он освещает фонариком часы на руке: товарищи должны с минуты на  минуту
подъехать.  А  вон  и  грузовик -  полуторка  с  голубым  огнем  в  прорезях
зачехленных фар.
     Когда полуторка останавливается у дома  номер  семнадцать, из открытого
кузова  выпрыгивает с  автоматом  на  груди Коля Гришин. Он крепко жмет руку
Черняховскому.
     -  Все  в  порядке,  товарищ  командир!  -   возбужденно  рапортует  он
Черняховскому. - Разведывательно-подрывная группа "Максим" уходит  из города
последней.
     Внезапно  из-за забора дома напротив к грузовику  протягиваются  четыре
грохочущие  зеленые  струи  трассирующих  пуль. Звенит  разбитое  стекло. Из
пробитого радиатора брызжет вода. Из простреленных шин со свистом вырывается
воздух. Падая, Коля Гришин срывает с шеи ремень автомата, открывает ответный
огонь по деревянному забору.
     Из кузова спрыгивают  разведчики-подрывники группы "Максим". Их человек
пятнадцать, почти все с автоматами.
     Кто-то  бросает автомат укрывшемуся за машиной  Черняховскому. Командир
взвода ППД бьет  по забору, по трепетным  язычкам  сине-багрового пламени  в
пламегасителях автоматов.
     - Вперед! - зовет он, перебегая через улицу, ведя на бегу огонь.
     Враг явно не ожидал такого оборота. За забором - топот бегущих ног.
     Черняховский пинком распахивает  калитку. Его ребята  с  разбегу ныряют
через невысокий забор.
     В  проходном дворе им  удается  настигнуть трех диверсантов. Двое убиты
наповал. Третий,  раненый,  пускает себе  пулю в  рот. Четвертый -  высокий,
белобрысый - уходит, пропадает в ночи...
     Перед рассветом 24  октября,  за какой-нибудь час  до  прихода  немцев,
полковник Маринов взрывает один из четырех пролетов Холодногорского виадука.
     Взрыв точно рассчитан. Технически и психологически.
     Целым мост нельзя  оставлять: немцы  заподозрят  подвох, начнут искать,
наткнутся  на  радиомины.  А так - без  особого  труда отремонтируют пролет,
пустят по нему  машины и танки. Об  этом по  радио сообщат разведчики. И вот
тогда-то взорвется первая радиомина, за ней -  не  сразу, а погодя - вторая,
третья. Пока от виадука не останется лишь  бесформенная  груда железобетона,
под которым найдет себе могилу гитлеровская солдатня.
     На  условленном километре Чугуевского шоссе полковник Маринов нашел все
свои  подразделения,  кроме группы лейтенанта Болтова.  Ждать нельзя - немцы
уже рядом.
     А  ведь  группа  Болтова -  это "тосовская" группа. В  ее  распоряжении
грузовик  с  секретными  радиоприборами!  Ключи  от  "кухни   с   календарем
семнадцатого года..."
     С тяжелым сердцем дает полковник Маринов команду: "По машинам!"
     Шоссе  запружено  отступающими войсками.  Хлещет ледяной дождь.  Хорошо
хоть, что погода совсем нелетная  - "юнкерсов" и  "мессеров" и в помине нет.
Ведь  одного  "юнкерса" достаточно, чтобы  разбомбить "газики" с  ТОС, чтобы
провалить  операцию спецминирования... Одного  "юнкерса"  или одной  спички,
поднесенной  к  бикфордову  шнуру,  если  колонне  Маринова  будет  угрожать
окружение. Потому-то и смотрят минеры с благодарностью на хмурое,  затянутое
дождливыми тучами небо.
     Позади операция  "Харьков", двадцать три  дня напряженного,  смертельно
опасного труда.
     Впереди - сто тридцать километров пути. Но какого пути!
     За  Чугуевом  кончается  асфальт.  За Чугуевом - разливанное  море, все
дороги развезло.
     То и дело  минеры вытаскивают свои  машины из размытой грязной колеи. А
дождь не унимается, хлещет все  сильней.  За  один  день, затратив  суточный
рацион горючего, колонна продвигается  всего  на... семь километров. С такой
же скоростью движутся войска 38-й армии генерал-майора Цыганкова.
     За спиной не умолкает грохот артиллерии: немец напирает.
     Все готово в  каждой  из машин  колонны:  капсюль-детонатор,  бикфордов
шнур, двухсотграммовая шашка тола, похожая  на кусок  хозяйственного мыла. И
конечно, заветный коробок спичек, спрятанный подальше от дождя.
     Но это значит - вся операция насмарку. Без специальных радиоприборов не
разбудишь спящую красавицу "Тосю" и ее подруг...
     Чугуев, Печенеги, Великий Бурлук, Валуйки...
     Особенно трудно  преодолевать затопленные жидкой грязью  балки. На одну
из таких балок пришлось затратить целые сутки.
     Почти  семь суток  воюет колонна,  затерявшись  в  потоке серошинельных
войск, с  осенним бездорожьем. И наконец  впереди  за  мутной  пеленой дождя
замаячили крыши станционного поселка недалеко от Валуек.
     К счастью, фронтовики Юго-Западного так измотали в сражении за  Харьков
гитлеровцев, что они совсем выдохлись и намертво застряли в размокшей степи.
Сотни  меченных черными крестами  танков  Клейста  выходят  из  строя.  Даже
транспортеры на полугусеничном ходу и машины повышенной проходимости увязают
в гиблых балках. Авторемонтные базы и команды остаются далеко позади, да и у
них не сыщешь запасных частей для машин трофейных, ненемецких марок - разных
"шкод" и "ситроенов".
     Туже всего приходится команде лейтенанта Болтова, которая  базировалась
в гигантском здании Госпрома на площади Дзержинского.  Из Харькова  Болтов и
его команда выбрались вовремя на своей  полуторке, но потом попали в пробку,
застряли   совсем  недалеко  от  места  сбора  оперативно-инженерной  группы
полковника Маринова.
     Гитлеровцы уже перерезали железную  дорогу Харьков - Купянск, последнюю
из  семи  важнейших  железнодорожных  линий,  связывавших Харьков  с другими
городами страны. Оставалось свободным одно только Чугуевское шоссе.
     Когда  "газик"   Болтова  добрался  до  Рогани,  шоссейную  дорогу  уже
простреливали немецкие  пулеметы.  Потом в машине  насчитали полтора десятка
пулевых пробоин.
     Немцы  лупили  бронебойно-зажигательными.  А если  бы  одна  такая пуля
попала в бензобак?
     Лейтенант Болтов не знал, разумеется, какие именно немцы обстреляли его
машину и,  надо полагать,  не  задумывался над этим. А  были  эти  немцы  из
разведывательной моторизованной  роты одного из полков 68-й пехотной дивизии
генерал-лейтенанта  Георга  фон  Брауна.  Немцы  тоже  не  ведали, кого  они
обстреляли, не знали, что  если бы им удалось остановить эту  машину с  ТОС,
то, возможно, совсем иначе сложилась бы судьба генерала фон Брауна...
     Не в  один  переплет  попадала  команда  лейтенанта  Болтова  -  бравый
старшина Базенков,  младшие  командиры-старший электромеханик  Базин, радист
Крайнев и электромеханик, он же водитель "газика", Хохлов.
     Где-то  под  Печенегами  им пришлось  отбиваться  от  целого  эскадрона
немцев, швыряя в кавалеристов толовые шашки вместо гранат.
     Они тоже тонули в балках и продирались в давке на переправах.
     Все  они  знали: Маринов  и Ясене