Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
ржали на КПП твоих тосовцев.
Ясенев тут шумит, жаждет с тобой встретиться...
- Что с техникой? - выпаливает полковник Маринов.
- В порядке Твоя техника! В полном порядке,
- И все люди целы?
- Кроме одного...
- Я иду к вам...
Маринов улыбается, вздыхает, вешает трубку.
- Ясенев? - спрашивает генерал Олевский.
- Ясенев! - со счастливой улыбкой отвечает полковник. - Со всей
техникой. Одного человека только потерял. Кого, еще не знаю.
- Сейчас захватим Ясенева, - сказал генерал, - и поедем в один дом.
- Какой дом?
- Дом, который Военный совет фронта предлагает включить под номером
один в план спецминирования.
ОБЪЕКТ СПЕЦМИНИРОВАНИЯ No 1
Тихая улочка недалеко от центра Харькова, от площади Дзержинского.
Камуфлированный ЗИС мягко, шурша палой листвой, подкатывает к
окрашенным в зеленый цвет железным воротам. У проходной висит дощечка с
надписью:
Улица Дзержинского, 17
Дощечка не освещена, и вся улица погружена в мрак. В лужах на мостовой
и на тротуаре стынет косой полумесяц.
Водитель сигналят клаксоном. Три коротких гудка, один длинный. Ворота
со скрипом раскрываются. Козыряет часовой с винтовкой.
ЗИС медленно и бесшумно катит по короткой аллее, усаженной голубой
елью, и останавливается у подъезда невысокого особняка, построенного в
конструктивистской манере начала тридцатых годов, из ракушечника,
облицованного цементной крошкой. Окна, большие, венецианские, заклеены
крест-накрест полосками бумаги. Стекла все целы - значит, бомбы поблизости
не падали.
В стороне вокзала опять ухают зенитки. А здесь тихо. Только вороны
каркают. Роняют листья каштаны и тополя. Чуть накрапывает дождь. Из ЗИСа
выходят генерал Олевский, Маринов, Ясенев.
Перед домом - фонтан со скульптурной группой играющих малышей, детская
площадка с горкой песка, качелями, игрушечным домиком на курьих ножках.
- Здесь детский сад был - эвакуировался после бомбежки, - объясняет
генерал. - А еще раньше, когда Харьков был столицей Украины, в этом доме жил
его первый хозяин- генеральный секретарь ЦК Компартии Украины и секретарь ЦК
ВКП(б).
Ясенев и Маринов переглядываются: так вот что это за дом!
Маринов начинает понимать, почему именно сюда привез его генерал
Олевский.
- А теперь здесь живут работники штаба фронта, - продолжает Олевский. -
И у меня тут имеется комнатка.
Они поднимаются по лестнице, входят в дом через парадную дверь.
Генерал Олевский вдруг вздрагивает, замечая, что полковник Маринов идет
в прихожей, постукивая костяшками пальцев по стенам.
В своей комнате, не снимая шинели и фуражки, генерал подходит к
приемнику СВД-9, включает его, машинально глянув на часы, настраивается на
Киев.
Раздается рев фанфар, барабанный бой. Слышится голос диктора - русского
диктора из Киева:
- Вступление наших героических войск в город Орел было совершенно
неожиданным для русских - по городу ходили трамваи, шла нормальная жизнь.
Танки генерала Гудериана почти не встретили сопротивления. Официальное
известие о падении Орла ожидается с часу на час. Доблестный германский
вермахт продолжает наступление на Москву. Да, колосс на глиняных ногах
повержен и уже никогда не поднимется! Русский медведь уже убит, хотя он еще
не осознал этого и не падает... По последнему сообщению Советское
правительство и дипломатический корпус спешно эвакуируются в город Куйбышев
на Волге!.. Всего Красная Армия потеряла два с половиной миллиона человек,
восемнадцать тысяч танков, четырнадцать тысяч самолетов - словом, почти все,
чем располагала... Из ставки фюрера также сообщают, что закончились успешные
бои по уничтожению войск маршала Буденного в районе Пирятино и Верхояровки!
Всего в киевской операции наши победоносные войска взяли шестьсот пятьдесят
пять тысяч пленных,,,
Генерал усмехается: ну и враль этот Геббельс!
- Мы идем на Восток!.. Вот что рассказал корреспонденту радиостанции
"Дейчландзендер" командир дивизии генерал-лейтенант Георг фон Браун о боях в
районе Пирятино...
Генерал хмурится.
Карканье ворон в осеннем саду, каркающий голос диктора, барабаны и
фанфары. И тоскливые мысли: об Орле (неужели правда?), о сыне (он служил
радистом в штабе Кирпоноса, от него нет никаких вестей),..
Генерал подходит к приемнику, вертит ручку настройки, переключает на
Москву. В эфире звучат военные марши, песни:
Смелого пуля боится,
Смелого штык не берет!..
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход...
А вот наконец:
- Передаем решение Военного совета Московского военного округа об
укреплении дальних подступов к Москве...
Трещит, дребезжит телефон на столе. Генерал выключает приемник,
поднимает к уху телефонную трубку.
- Да, да! Так, так. Короче! С окопов надо снять подростков, пора
эвакуировать. Отправьте завтра - послезавтра! Утвержден состав подпольного
обкома? Хорошо. Пусть они передадут список своих курсантов-минеров
полковнику Маринову!
Он устало кладет трубку и тихо говорит:
- А Орел, между прочим, мой родной город.
На столе накрыт ужин генерала. Он снимает с тарелок салфетку.
- Товарищи! Вы ведь, наверное, ничего весь день не ели, а? А я в нашей
столовке обедал...
Полковник и подполковник вежливо, но твердо отказываются.
- А в Орел, товарищ генерал, - говорит Маринов, - если это правда, что
его сдали, мы вернемся. Отомстим им за все и вернемся.
- Да, отомстим! - повторяет генерал. - Так вот, Этот особняк - лучший в
городе. Военный совет фронта считает, что сюда обязательно въедет
гитлеровский туз - гаулейтер или генерал какой-нибудь, может быть, из тех,
кто сейчас под Киевом добивает наших ребят... Пойдемте, я вам подвал покажу,
котельную.
Втроем они спускаются по лестнице в подвал. Генерал зажигает свет,
открывает дверь в котельную. Это довольно вместительное помещение. Большой
чугунный котел с градусником, трубой, заслонками, большим баком для нагрева
воды, от которого по водопроводу идет горячая вода. Поодаль - горка угля,
поленница дров.
Генерал нагибается, черпает горсть угля.
- Наш уголек, донецкий, бриллиантовый... Неужели немцу отдадим!
Полковник Маринов стучит по стенам, рассматривает пол. Подполковник
Ясенев сразу загорается:
- Вот сюда, под котел, под бетон тосовскую чудо-мину! А в угол сюда -
ложную мину, для отвода глаз!
- Ну, ладно! - вздыхает генерал. - Вы куда сейчас? Меня ждет
командующий.
- Мы тут посовещаемся немного, - отвечает полковник. - Прошу вас с
членом Военного совета срочно переселиться. Ясенев начнет рыть скважину этой
же ночью.
Коля Гришин, адъютант полковника Маринова, нравится ему давно:
сообразителен, расторопен, на войне уже показал себя смелым бойцом,
находчивым разведчиком, Коле немногим больше двадцати, а он уже многое
повидал, выходя из окружения, в войсковой разведке. Он заметно тяготится
своими адъютантскими обязанностями: не больно солидно выглядит это со
стороны - генеральский сынок ходит в адъютантах у старого папиного товарища!
Он уже не раз просил, отпустить его в разведку, званием военного разведчика
он пуще всего гордится, у Маринова он отлично усвоил минно-подрывное дело.
Но бездетный полковник, всю свою жизнь отдавший армии, сильно привязался к
нему и, что греха таить, внутренне поклялся сохранить сына старого друга.
Как ругал он себя за то, что на пути из Москвы отпустил Колю к
друзьям-минерам. Как бы он в глаза смотрел генералу Гришину, если бы с Колей
что-нибудь стряслось по дороге? Например, то, что случилось с политруком
Арсеном Бакрадзе!..
- Как прошла встреча блудного сына с отцом? - с улыбкой спрашивает он
утром Колю, направляясь спозаранку в"эмке" на завод.
- Как в сказке, - широко улыбается в ответ Коля, - проговорили до утра.
Обещал снова определить в разведку после здешней операции!
Серо-голубые глаза, мягкие светлые волосы Коли, его почти девичий
миловидный облик делают его таким похожим на мать. Красивая, чудесная была
женщина, достойная подруга генерала Гришина. И вот - погибла в окружении...
В заводском конструкторском бюро группа инженеров, конструкторов КБ и
рабочих тесно окружают полковника. Он внимательно рассматривает первые
опытные образцы герметических корпусов новых мин, чертежи МЗД - мин
замедленного действия с новыми, еще не испытанными элементами
неизвлекаемости. Подобревшими глазами оглядывает он харьковчан, Среди этих
людей, близких и родных ему, - старики, женщины, подростки, заменившие
ушедших на фронт мужчин.
Тут перемешались две смены - ночная и дневная. Нелегка сейчас жизнь в
Харькове! Днем и ночью бомбежки, полуголодный паек, очереди в магазинах,
"похоронки" с фронта... А как работают харьковчане! В каждом цехе висят
плакаты: "ВСЕ ДЛЯ ФРОНТА! ВСЕ ДЛЯ ПОБЕДЫ!" Но рабочих и так не приходится
агитировать: идет война народная, священная война!..
- Товарищи мои дорогие! - тихо, проникновенно говорит полковник. - Я
просто не знаю, как мне вас благодарить! По правде говоря, я сильно боялся,
что вы не сумеете в такие сжатые сроки освоить производство новых мин,
выполнить ответственный заказ Государственного комитета обороны. А вы -вы
даже серьезно улучшили конструкцию корпусов и элементов неизвлекаемости.
- Это у нас Климыч тут отличился, - говорит с улыбкой один из
конструкторов. - Большим специалистом по минам оказался.
- Спасибо, Климыч! - протягивает руку полковник. - От лица службы...
Он вспоминает драматическую сцену на вокзале. Серебристо-белая голова,
седые висячие, как у Тараса Шевченко, усы.
- Рад стараться, товарищ полковник! - по-военному отчеканивает Климыч.
- Чего там! Дело знакомое, не впервой нам. Я от генерала Брусилова еще
Георгия получил за разные хитрые мины. Он тогда был командующим сперва нашей
8-й армией, а потом всем Юго-Западным фронтом. Этому генералу сам Ленин
верил...
Да, полковник Маринов хорошо помнил знаменитого генерала. В первую
революционную весну был Брусилов Верховным главнокомандующим, в трудном
1920-м, во время войны с белополяками, Реввоенсовет республики назначил его
председателем Особого совещания при главнокомандующем. Брусилов подписал
"Воззвание ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились", призывая
русских офицеров защищать, мать-Россию. При Ильиче служил инспектором
кавалерии Красной Армии...
Полковника радовало то многозначительное обстоятельство, что с самого
начала Великой Отечественной многие старые солдаты, такие, как Климыч, стали
носить свои Георгиевские кресты, которые они заслужили в годы
империалистической, сражаясь против захватнических войск кайзера.
- Это правда, что взят Орел? - вдруг спрашивает Климыч.
- Да, - хмуро отвечает полковник, - в утреннем сообщении Совинформбюро
передавали. Но мы вернемся в Орел!
- Знаю, что вернемся, - убежденно говорит Климыч. - И в Харьков тоже
вернемся. Вот и хотим мы, рабочие, просить вас, товарищ полковник, и ваших
минеров учесть это дело. Сами не знаем, как это сделать, но побольше добра
нашего надо сберечь. Нам же отстраивать, восстанавливать придется. И еще
просим учесть, что много нашего народу, родичи наши и земляки, тут жить
останутся. Все от немца уйти не смогут. Знаю, что мина не разбирает, кого
убивать, а надо, чтобы разбирала...
Полковник живо вспоминает указания командующего, разговор на ту же тему
с членом Военного совета, с секретарем обкома, с которым он, Маринов,
детально согласовал план минно-заградительной операции. И вот теперь эти
слова старого рабочего, идущие от самого сердца.
- Спасибо вам, отец, - медленно, торжественно произносит полковник. -
Эти слова для всех нас - священный народный наказ.
Этот разговор и все увиденное им в тот день на харьковских заводах
потом долго не выходит из головы полковника Маринова.
Он считал, что неплохо знает рабочий Харьков. Еще в начале тридцатых
годов полюбил он этот большой промышленный город, герой пятилеток, Уже тогда
Маринов обучал в городе будущих минеров-партизан. И все-таки в грозовую
осень сорок первого он не ожидал увидеть такую самоотверженность, такой
порыв. Потому, наверное, что накал самоотверженного труда достиг тогда
невиданного градуса.
Первым подвигом минно-заградительной операции "Харьков" стал подвиг
харьковских рабочих. Несмотря на пред-эвакуационную лихорадку, тяжелые вести
с фронта, непрестанные воздушные тревоги, вопреки всем осложнениям и
трудностям, рабочий Харьков с честью выполнял задание Государственного
комитета обороны.
С особым огоньком работала молодежь - девчата, мальчишки допризывного
возраста. На одном только заводе Коминтерна, встав на боевую вахту, две
тысячи молодых героев труда втрое и вчетверо перекрыли норму. Не отставали
от молодежи и убеленные сединами старики ветераны, помнившие знаменитую
харьковскую маевку 1900 года, ту самую маевку, о которой Ильич тепло
отзывался в брошюре "Майские дни в Харькове". Многие из ровесников Климыча
оставались ночевать на своем заводе, несли дежурство в отрядах и дружинах
противовоздушной обороны и, думая о будущих боях за город, всерьез
вспоминали харьковские баррикады пятого года.
У самого Климыча были особые планы...
Попрощавшись со всеми в КБ, полковник говорит Климычу:
- Отец! Можно вас на минутку? Не проводите к проходной?
Коля Гришин, перехватив взгляд полковника, отстает на несколько шагов в
заводском дворе.
Обходя глубокую воронку от авиабомбы, полковник спрашивает:
- Подумали, Климыч, решились?
- Решился, сынок, - отвечает Климыч, окидывая взглядом двор и угловатые
контуры родного завода. - Остаюсь. Если утвердят в горкоме.
- Уже утвердили, - тихо сообщает полковник. - Вы-старый минер, Климыч,
а именно минеров и не хватает у нас здесь.
- Утвердили? - с довольной улыбкой переспрашивает Климыч. - Значит,
снова пригодился я, старый хрен? Значит, остаюсь. Так тому и быть!
ЦИТАДЕЛЬ ГОТОВИТСЯ К БОЮ
Полковник с чувством жмет руку Климычу - большую, жесткую, как рабочая
рукавица, ладонь, почти не гнущиеся, раздутые в суставах пальцы.
- В обком! - коротко бросает водителю полковник.
Утро что надо - солнечное, теплое. Полковника очень интересует погода:
хорошо бы успеть закончить все земляные работы до распутицы, до заморозков.
Фактор погоды может повлиять на всю операцию, серьезно сократить ее
масштабы. Потому-то и радует полковника хорошая погода.
А вид городских улиц, живых, кипучих, заполненных войсками и городским
людом, не радует, наводит на горькие, грустные мысли. Над городом навис
дамоклов меч. Впрочем, во времена Дионисия-старшего, сиракузского тирана,
приказавшего злой потехи ради повесить над своим любимцем дамоклов меч,
прикрепленный к конскому волосу, никто не слышал о минах, о толе и динамите
и тем более о ТОС!..
ТОС - это невидимый дамоклов меч особой секретности.
Полковник гонит от себя мрачные мысли. Уж кто-кто, а он отлично
понимает всю железную необходимость задуманной Генштабом операции.
Однако надо поразмыслить, посоветоваться с генералом Олевским, с
партийными руководителями республики, области, города, как лучше выполнить
наказ командующего, наказ Климыча, общее требование маршала и солдата.
В обком и горком полковник Маринов заглядывает теперь почти каждый
день. Здесь - мозговой центр, средоточие воли рабочего Харькова, колхозной
Харьковщины, Операция "Харьков" немыслима без самой деятельной, творчески
активной помощи секретаря Харьковского обкома, секретарей горкома.
Мины - далеко не единственная забота партийных вожаков, Харьков дает
фронту танки и бронепоезда, самолеты и пулеметы. Каждые сутки рабочий класс
Харькова шлет фронту до полутысячи реактивных снарядов для "катюш", четверть
миллиона авиабомб, семь тысяч артиллерийских снарядов.
Все для фронта!.. Даже ликеро-водочный завод и тот вместо знаменитой
горилки и запеканки переключился целиком на производство бутылок с горючей
смесью номер один и номер три, самовоспламеняющейся жидкостью КС. В руках
смелого бойца эти бутылки - грозное оружие против танка.
Харьковская цитадель вооружала фронт, кормила его и сама готовилась к
бою.
Прекрасно зная Харьков, партийные вожаки вносят значительные поправки,
ценные дополнения в план минно-заградительной операции. Они отмечают на
карте спецминирования самые уязвимые места автомобильных дорог и
железнодорожных линий, советуются со специалистами - дорожниками и
путейцами, связывают полковника со всеми нужными и знающими людьми. Они же
подсказывают полковнику, как вывести из строя важнейшие предприятия военного
значения, не уничтожая их. У каждого болит при этом сердце - ведь это они,
коммунисты, обгоняя время, сбиваясь с ног, руководили стройками, утверждали
проекты, возглавляли приемочные комиссии, отмечали как великий праздник
выпуск первого трактора, ввод в действие первого синхрофазотрона...
Полковник за несколько дней крепко срабатывается с руководителями
города-бойца, города-солдата. На войне все сроки предельно сжаты. Он
встречает хозяев города не только в обкомовских и горкомовских кабинетах,
ставших боевыми штабами, но и на заводах во время бомбежек, видит, как
рабочие, воодушевленные примером руководителей, продолжают работу в цехах и
под бомбами "юнкерсов". Он сталкивается с ними и за городом, на окопах, где
трудятся домашние хозяйки, ставшие землекопами, где роют противотанковые рвы
и эскарпы безусые комсомольцы-добровольцы - хлопцы и дивчины харьковских
школ.
И, пожалуй, впервые с такой силой сознает полковник Маринов, чья жизнь
и работа была прежде сурово ограничена кругом армейских забот, что кроется
за словами "руководящая роль партии". Теперь он ясно понимает, что без
партии, членом которой он является еще с гражданской войны, он не добьется
успеха в операции "Харьков", не дождется большой победы на войне, которая
еще только разгорается.
На самом полковнике Маринове лежит огромная ответственность. И он это
отлично понимает.
- Помни, полковник! - строго сказал ему маршал, командующий фронтом.
-За безопасность наших войск при минировании ты головой отвечаешь.
- Учтите, товарищ полковник, - говорят ему в обкоме, горкоме, в ЦК
КЩО)У, - за безопасность населения вы отвечаете целиком и полностью.
То же примерно говорит ему и начальник Особого отдела.
Слова разные, а смысл один. А ведь даже на маневрах, даже при
использовании холостого, а не боевого оружия происходят несчастные случаи.
- Несчастных случаев быть не должно, - жестко инструктирует полковник
Маринов своих подчиненных, своих москвичей-"академиков", своих "орлов" -
учеников из орловской минно-подрывной школы. - Минер ошибается только один
раз.
К этой известной каждому минеру поговорке он не добавляет, что ошибка
любого подрывника в Харькове может погубить лично его - полковника Маринова.
Разве это главное!
Когда командующий утверждал план операции "Харьков", начальник штаба
фронта спросил маршала:
- Товарищ маршал! Хорошо ли вы знаете полковника Маринова? Вы уверены,
что ему можно доверить такую опасную, таку