ациента, а его самого.
     Через каждый час Кемпф выходит во двор  отдышаться, отдохнуть, привести
в порядок нервы.
     На лице остывает холодный пот.
     Все другие саперы ждут за воротами. Завидев  Кемпфа, нетерпеливо кричат
ему,  спрашивают,  не  кончил ли  он.  Кемпф  посылает  "камрадов" подальше:
впереди еще пропасть работы.
     Он закуривает  сигарету.  Надо унять  эту  дрожь в руках.  Это - верная
смерть.  Руки не должны  дрожать.  Необходимо  отключить все  ненужные,  все
опасные мысли и чувства.
     Кемпф молча молится - в который раз! - всевышнему.
     "Готт мит  унс" -  "С нами бог"! А не  поможет бог  - поможет амулет на
груди,  кусочек  засохшей   пуповины  его  первенца  Пуальхена.  У  пуповины
чудодейственная сила, это все знают...
     Дотемна длится эта дуэль со смертью.
     Майор   Гендель  подъезжает   уже  в  сумерках  к  воротам  дома  номер
семнадцать, видит толпу своих саперов.
     - Готово? Снял Вальтер мину? - спрашивает он возбужденно у саперов.
     Он все еще не может прийти в себя после встречи с "вундер-мине". Ему не
терпится вплотную заняться его у себя на квартире.
     - Никак нет, герр майор, - докладывает кто-то из саперов. -  Но он снял
уже  мину-сюрприз.  По-видимому, это  мина  замедленного  действия  новейшей
конструкции.
     -  Что он так долго копается,  дьявол его возьми! Шеф  меня с потрохами
съест!..
     И  в  этот  момент  с  миной  в руках, весь потный, в  саже и угле,  из
котельной выходит Вальтер Кемпф...
     Гендель  подъезжает  к нему  на своем  "адлере", выпрыгивает, жмет руку
унтер-офицеру, что в вермахте не так часто случается.
     -  Спасибо  за  службу,  Вальтер! -  говорит он.  Оборачиваясь  к толпе
саперов, поднимающихся по  аллее, кричит: - Все в дом! Последняя проверка по
всем правилам! Я лично еще раз осмотрю подвал...
     Пустеет двор.  Издали, из города и с  окраин, доносятся  глухие  редкие
взрывы. У  станции Томаровка в этот час  взрывается "эмзедушка" под воинским
немецким эшелоном, идущим двойной тягой по мосту. Рушится мост, оба паровоза
падают в реку. Все вокруг горит, взрываются боеприпасы.  Сорока двух вагонов
с войсками  и позарез нужными грузами не досчитается 6-я  армия фельдмаршала
Вальтера фон Рейхенау. Надолго прекратится движение на этом участке.
     А   майор  Карл  Гендель,  вконец   измученный,  вылезает  из  подвала,
подписывает  по всей форме составленный  акт  о  разминировании  дома  номер
семнадцать. "Мин нет!"
     В своей комнате в доме напротив особняка он начинает детальное изучение
"вундер-мине", пытается разобраться в ее  схеме. Состоит  она из трех узлов:
самой   мины  с   радиовзрывателем,   супергетеродинового  радиоприемника  и
радиопитания.
     Нет, эта мина вовсе не похожа на те простейшие русские мины, в основном
нажимного или  натяжного действия, которые  приходилось разминировать майору
Генделю и которые, как и стандартные немецкие мины, по сложности конструкции
недалеко ушли от домашней мышебойки.
     Любопытно,  на  какой  срок  установлен  этот  взрыватель?  Майору  уже
попадались  под  Харьковом  МЗД  с  замыкателями,  с  часовым  механизмом  и
химического  действия.  Первые  взрывались в пределах  от  тридцати минут до
десяти часов, последние - от десяти часов до тридцати пяти суток.
     Неужели  ему придется ждать  здесь  больше месяца, пока с громким,  как
пистолетный выстрел, щелчком сработает взрыватель?
     Как  жаль,  что  его то  и  дело отрывают  от  "вундер-мине"!  Приносят
сообщения, акты о вновь обнаруженных минах, о заминированных участках.
     Кажется,  мины  всюду: в  шоссейных насыпях, дамбах,  выемках, во  всех
трудных объездах. Заряды от пяти до сотни  килограммов.  Глубина - от одного
до двух метров. Много сюрпризных мин. Маскировка самая тщательная, хотя и не
всегда умелая.
     Около  каменоломен  устроены  камнеметы-заряды  с  каменными  фугасами.
Действуют не хуже осколочной бомбы. При взрыве тридцатикилограммового фугаса
камни или булыжники летят на расстояние до трехсот метров. Фугасы обнаружены
даже под водой - на месте переправ и бродов, плотин и мостов.
     Для  серийных  взрывов  крупных  объектов противник  широко  использует
детонирующий шнур.
     На железных дорогах заминированы буквально все ключевые точки: стрелки,
крестовины, насыпи,  водонапорные  башни и колонки. Мосты тоже  минированы в
наиболее уязвимых местах, явно указанных  саперам офицерами инженерных войск
с высшим образованием - взрываются пояса, стойки, раскосы, быки...
     Допоздна возится майор Карл Гендель с "вундер-мине".

     Рано утром генерал Георг фон Браун в своем новеньком роскошном "хорьхе"
с  генеральским  штандартом  на  крыле выезжает на  новую квартиру в  центре
подвластного ему города.
     Комендант и  начальник гарнизона  осторожен,  за  бронированным  черным
лимузином  мчатся  два  броневика  из  мотовзвода связи  и  фельджандармы  -
мотоциклисты из дивизионной службы поддержания порядка.

"СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА" НА МИРОНОСИЦКОЙ
     Почти  не  сбавляя  скорости,  кортеж  мчится  по  улице  Дзержинского.
Впрочем,  немцы уже успели  сменить  таблички на  домах. На новых  табличках
чернеет старое, дореволюционное название этой тихой улицы: "Мироносицкая".
     За воротами  генерала поджидает майор Гендель, проведший бессонную ночь
возле "вундер-мине". На обочине лежат обезвреженные мины.
     Генерал приспускает оконное стекло.
     - Так что у вас здесь, герр майор? Выставка трофеев?
     - Здравия желаю, экселленц! Прошу не беспокоиться - мины безопасны, как
кобры без  зубов  и  без яда.  Вот мина, которую  мы  извлекли из котельного
вашего особняка. Мина замедленного  действия новейшей  русской  конструкции.
Русские установили их сотни  в этом городе. Считаю, что унтер-офицер Вальтер
Кемпф,    обезвредивший   мину,   достоин   очередной   награды.   Ведь   ее
электрохимический замыкатель мог сработать в любую секунду - мы не знаем, на
какое время он рассчитан. Кроме того, эту мину могли взорвать партизаны...
     - Покороче, майор!
     -   Одну  минуту,  экселленц!   На   центральной  площади  я  обнаружил
необыкновенную,  фантастическую мину. Одно из двух:  или русские морочат нам
голову, запугивают, или эти варвары изобрели, обогнав Германию и  весь  мир,
мину,  управляемую  на  расстоянии  по  радио. Вот здесь  -  мина,  здесь  -
радиоприемник, здесь - радиопитание. Время от времени приемник  отключается,
чтобы сэкономить питание. Непонятная схема. Диковинный взрыватель...
     -  Мина, управляемая  по  радио?!  - взрывается  генерал. -  У  русских
Нонсенс!  Быть того не  может! Вы  видели их  радиоприемники?  Каменный век!
Никакого сравнения  с  нашими "телефункенами"!  О  радиоминах  я  слышал  от
генерала Лееба в управлении вооружений ОКХ и даже от генерала Неефа в отделе
вооружений управления военной экономики и вооружений ОКБ! Все это только еще
мечта, далекая,  как Луна! Мой  кузен -  главный конструктор барон фон Браун
говорил  мне,  что  он  только  начинает  работать  с управляемым  по  радио
вундер-ваффе -  чудо-оружием,  а кузен мой,  слава тебе господи,  по  общему
признанию, первенствует  в мире! Даже американцев обогнал! Не  фантазируйте,
майор!  Скажите лучше, дом разминирован? Вы, надеюсь, ради вашего же блага и
блага ваших детей, абсолютно уверены в этом?
     - Яволь, экселленц!
     - Настолько уверены, что готовы сами поселиться здесь?
     - Безусловно, экселленц! Я польщен, я почту за честь...
     -  Прекрасно, майор! Я прикажу отвести вам комнату в особняке... Вместе
нам будет веселей! И спокойнее как-то!
     Первый приказ генерала на новой  квартире:  уничтожить хоровод гипсовых
малышей вокруг фонтана!
     В  тот же  день майор Карл Гендель  собрался  переселиться в  дом номер
семнадцать  на улице  Мироносицкой,  но в  последнюю минуту оказалось, что в
особняке не  нашлось  для  него места. Это  радует его:  в  особняке  ему не
разрешили бы возиться с минами, пусть и лишенными взрывчатки!..
     "Вундер-мине"  он устанавливает прямо  на столе.  Ставит антенну - ведь
без  антенны  эта мина не  сможет принять сигнал русских. Требуется заменить
поврежденные  при  взрыве  сюрпризной мины  радиолампы,  проверить  контакты
приемника... Что  с питанием, нет ли утечки тока? Каждые три минуты приемник
включается и отключается. Все сделано на  высоком  профессиональном  уровне,
культура  работы не  хуже немецкой. Это чувствуется во всем, даже в том, как
произведено сращивание проводников, как изолированы места сращивания...
     Неужели она сработает, эта "вундер-мине"?..

     Значит,   нет   больше   в  Харькове   улицы   Дзержинского,   а   есть
"Мироносицкая"? А  может  быть,  "Миноносицкая"? Странное, вещее совпадение,
пророческие письмена на стене. Вся разница в одной только букве!
     Как  разбудить  "спящую  красавицу"  "Тосю"  -  Маринов  знает.   Когда
разбудить ее - вот в чем вопрос.
     Вечером полковник Маринов докладывает генералу Олевскому:
     - Оставленное нами в Харькове  подполье понесло тяжелый урон. Комендант
генерал Браун лютует  вовсю. Среди .заложников оказалось на нашу  беду много
подпольщиков. Связь с подпольем прервана.  Группа "Максим" молчит. Последняя
радиограмма  оттуда: "Гости  сняли  фотографию "Фроси".  По нашему коду  это
значит...
     - Знаю,  знаю, что  это  значит,  - перебивает  генерал полковника- еще
ничего не  потеряно. Важно выяснить,  кто поселился у  "Тоси".  На  "Тосю" я
крепко надеюсь. Полюбилась мне та дивчина!
     -  Связные пока  еще не возвращались. Жду со дня  надень. Не зная,  кто
поселится у "Тоси", не считаю себя вправе будить "спящую красавицу".
     - Ждать бесконечно мы не можем, -  напоминает  генерал. - Иначе  вообще
сорвется вся свадьба...
     - Уметь ждать, - тихо  говорит полковник, - иногда  на войне это  самое
главное, Георгий Георгиевич.
     - По  радио  немцы сообщают, что в Харькове  им  удалось  разминировать
большую часть мин...
     -  Брехня!  - зло  выпаливает полковник. -  За мины они  принимают наши
макеты. Если верить всему, что они болтают...
     -  Знаю, знаю, - успокаивающим тоном говорит генерал. - Иногда на войне
самое главное - не горячиться, не лезть в бутылку!..

     "Арбайтсамт" - биржа труда.
     Одна из тысяч вывесок на немецком языке, появившихся в  первые  же  дни
оккупации в городе.
     Но "Арбайтсамт" -  одна из важнейших  вывесок. За  дверью "Арбайтсамта"
новая власть решает, жить человеку впроголодь или умереть медленной голодной
смертью. Или поехать в неволю, в неметчину, что хуже смерти.
     Многое объясняет вторая вывеска, поменьше:
     "ЗА НЕЯВКУ НА РЕГИСТРАЦИЮ - РАССТРЕЛ".
     У биржи труда - длинная очередь харьковчан.
     Утром СС-унтерштурмфюрер граф Карл фон Рекнер  занимался вольтижировкой
па манеже, только что открывшемся  в городе  для оккупационной элиты, теперь
же,  после  контрастного  (то  ледяного,  то горячего) душа,  он  прибыл  на
"Арбайтсамт" по поручению генерала.
     Его  вежливо,  почти  подобострастно   встречает  извещенный  о  визите
адъютанта коменданта врач в белом халате. В вырезе халата виднеется воротник
вермахтовского  мундира  с  офицерскими  "катушками"  в  петлицах  и верхней
матово-серебристой пуговицей.
     - Мне, доктор,  - несколько  развязно говорит Рекнер, - нужна здоровая,
красивая,  сообразительная и, главное,  надежная  девушка.  Из фольксдейчей,
например, немок-колонисток.
     - Ни одной мне не попадалось здесь, герр унтерштурм-фюрер.
     -  Ну, есть у  вас девушки,  желающие поехать на работу в рейх?  Только
добровольцы, настоящие добровольцы?..
     -  И таких  пока что-то нет.  Всех запугала  большевистская пропаганда.
Прошу в эту комнату, граф!
     Он  открывает  перед Рекнером дверь, и  тот,  столбенея, видит  большую
комнату с голыми и раздевающимися девушками.
     - Да там голые девицы! - восклицает он в некотором замешательстве.
     - Ну и что же, - отзывается  врач. -  Здесь  они  проходят  медицинскую
комиссию. Вам будет легче выбирать.
     В комнате врач снимает с вешалки и подает Рекнеру  накрахмаленный белый
халат.
     - Кстати, утром здесь был с той  же целью барон  фон Бенкендорф,  долго
был, но так никого не выбрал. Прошу, граф, садиться!
     -  Вот как! -  отвечает  Рекнер. - А  я  думал, он не сможет заехать  -
слишком много дел. Мины рвутся кругом...
     За столом восседают  два пожилых  чиновника-немца,  что-то  записывают,
заносят в какие-то карточки.
     Карл  фон Рекнер, усевшись за стол и напустив на  себя серьезный вид, с
явным интересом наблюдает процедуру врачебного осмотра в женском отделении.
     Один  из чиновников зачитывает внесенные  в формуляр данные.  Номер  на
харьковской  бирже  труда,  имя и  фамилия, время  рождения, национальность,
специальность, профессиональная группа, место проживания, особые приметы...
     Незаметно бежит время. Проходит час, другой...
     Гудит голос врача:
     - Налицо  азиатско-монгольская субстанция... Зубы в плохом состоянии...
Наметить для выселения после войны в Сибирь...
     Облизывая пересохшие губы, фон Рекнер замечает:
     - Смотрите,  доктор, что сделали с народом большевики - ни на одной  из
этих красоток креста нет!
     К столу подходит необыкновенно  красивая девушка. Фон Рекнер оглядывает
ее снизу  вверх и сверху вниз.  На груди  у девушки серебряный крестик. Пока
врач  бегло осматривает  девушку,  действуя  бесцеремонно  и  автоматически,
чиновник зачитывает ярко-оранжевый формуляр:
     - Отец - репрессированный офицер. Из  Коммунистического Союза  Молодежи
исключена  в  1939   году.  Уволена   с  радиозавода,  на  котором  работала
монтажницей.   Затем  работала   продавщицей   гастрономического   магазина,
официанткой кафе.  Ныне  безработная.  Незамужем.  Двадцать  один год. Слабо
знает немецкий язык: окончила десять классов средней школы...
     -  Пишите,  - бесконечно  равнодушным голосом диктует  врач. -  Раса  -
арийская, нордическо-фалийской субстанции,  без примесей еврейской  крови, а
также без  монгольских  примесей. Пригодна для германизации. Зубы хорошие...
Переводчик! Спросите - она в рейх желает ехать?
     - Нет, господин  доктор! - по-немецки, не  очень  гладко,  но  понятно,
отвечает  девушка.  -  Я хочу, чтобы  победила германская армия и освободила
моего отца! Хочу помогать Великой Германии здесь, в прифронтовом районе.
     Граф Карл фон Рекнер медленно поднимается со стула.
     -  Доктор! Я  беру  эту  девушку.  Благодарю вас,  мой дорогой эскулап!
Такого парад-ревю я даже в  парижском "Лидо" не  видал. Я  могу забрать  эту
туземку в натуральном виде или вы мне ее завернете?
     Сидя за рулем "опеля" рядом с девушкой, Карл фон Рекнер говорит:
     - Значит, Надя? Неплохое имя. Только мы с генералом будем называть тебя
Катариной, крошка.  Это, видишь ли,  дело  привычки. Прежнюю Катарину, учти,
генерал  отправил в лагерь:  она  сожгла ему  мундир  утюгом. Такой  крупной
потери он не знал за всю кампанию, Но не пугайся, Катарина! Тебе повезло, ты
будешь получать жалованье,  как в рейхе, - двадцать восемь марок в месяц, то
есть  двести  восемьдесят  марок в переводе  на оккупационные деньги, будешь
верой  и правдой  служить  строгому  и  высоконравственному генералу  и  его
доброму, но, увы, безнравственному адъютанту.
     Последние  слова он  точь-в-точь  повторяет  по-русски,  и  Надя  робко
замечает:
     - Вы так хорошо говорите по-русски...
     - Не так уж хорошо.  Вообще говоря, я немного русский. Мой дед -  барон
фон Бенкендорф  - учился в этом  городе  в кадетском корпусе. Он был русским
немцем.  Под городом  у моего  дедушки - большое имение.  Теперь  оно  будет
принадлежать   моему  кузену,   обер-лейтенанту  барону   Гейнцу-Гансу   фон
Бенкендорфу, которого ты  увидишь сегодня, - он служит старшим адъютантом  у
генерала,  нашего  дальнего  родственника.  Вот  и  вернулись мы, Рекнеры  и
Бенкендорфы, на землю наших дедич и отчич, как говорилось встарь...
     - Так вы - Бенкендорф? - переспрашивает Надя.
     - По матери -  Бенкендорф. Фон Бенкендорф. Тебе знакома  эта знаменитая
фамилия?
     - Мы проходили...
     - Как "проходили"?
     - Да в школе...
     - Ты имеешь в виду  моего предка Александра Христофоровича Бенкендорфа,
который искоренял в  России  декабристскую  заразу, был  шефом  жандармов  и
начальником Третьего отделения? Притеснителем  вашего Пушкина?  Представляю,
как разукрасили красные учебники моих предков!..
     Надя  испуганно  молчит.  Впервые  приходится  ей  говорить  с немецким
офицером и - нате вам - потомком того самого Бенкендорфа!..
     - А ты,  Катарина, -  говорит Карл  фон  Рекнер,  кладя  руку на колено
девушки, - должна  ненавидеть красных  больше меня. Мы  оба с тобой - жертвы
большевиков,  но у  тебя  они  отняли  все.  Ты  знаешь,  милочка,  ты  куда
интереснее в костюме Евы! Но ничего - я тебя приодену, подарю тебе парижские
духи... Вот мы и дома.
     Они въезжают в ворота дома семнадцать на Мироносицкой.

"ХАРВКIВ - ФЮРЕРОВI АДОЛЬФОВI ГИТЛЕРОВI!"
     На Рогатинском  мосту лежат три скрюченных маленьких трупа - Нины, Вали
и Вовы Куценко. Дети умерли с голоду.
     Газета  "Нова Украина", чьи  потрепанные ноябрьским ветром листы белеют
на пустынной Сумской улице, украшена новым "гербом Украины".
     Коля  Гришин останавливается  у  стенда, читает.  И это запомнить надо.
Новый  герб   -   националистский,  бандеровский  трезубец.   В  пространном
историческом   экскурсе  какой-то  ученый  идеолог  Организации   украинских
националистов объявляет,  что трезубец - знак власти и силы  старогреческого
океанского бога Посейдона, ставший гербом Владимира Великого, князя Киевской
Руси, через века восстановленный Центральной  украинской радой  в 1918 году,
-вновь  восстанавливается  с разрешения  германских властей в качестве герба
"Освобожденной Украины".
     Восстанавливается также вместо красного знамени желто-блакитный прапор.
Газета пестрит цитатами из речей главы Директории Симона Петлюры.
     Да, бумага  все стерпит.  Стерпит  и такую  несусветно  дикую  ложь: "С
глубоким  признанием украинское  население города Харькова выражает  Адольфу
Гитлеру и в его лице Великому Германскому  Народу и Славной Германской Армии
свою  наиглубочайшую  и  нежную  благодарность  за освобождение  украинского
народа от жидо-московской коммунистической тирании".
     Национал-предатели публично клянутся в верности Гитлеру:
     "Для Украины не может быть иной дороги, чем та, что указана нам Фюрером
и  Великим Германским Народом". "Харьков,  - заявляют  они,  - форпост новой
Украины",
     Некий   борзописец   предлагает   срочно   "вернуть   улицам   Харькова
исторические названия", чтобы не  было больше в  Харькове  улиц, названных в
честь  чекиста  Дзержинского,  немецкой  коммунистки  Клары  Цеткин  и еврея
Шолом-Алейхема.
     Коля Гришин  читает,  и все  в нем  горит от возмущения, от ненависти к
предателям Украины.
     Газетка  сообщает об "открытии новых храмов", о введении закона божьего
и немецкого  языка  в  горстке  действующих начальных  школ, об  организации
полиции и курсов немецкого языка для взрослых...
     А вот это касается и  его, Николая  Задорожного. Именно так назван Коля
Гришин в липовом  документе. "О принудительном выселении из Харькова в связи
с  тяжелым  продовольственным   положением   и  безработицей  всех  граждан,
прописавшихся  в  Харькове  позднее  1935   года".  Придется  срочно  менять
документ, хоть дело это нелегкое.
     И   это   надо   запомнить:   разрешается   частная   торговля.   Может
пригодиться...
     А вот совет для  дома, для  семьи: газета  предлагает громадянам в "эти
радостные дни освобождения" не брезговать кониной, "высоко ценившейся встарь
в гастрономических магазинах"...
     А на Рогатинском мосту лежат три скрюченных детских трупа... Коля видел
их собственными глазами.
     В  "Новостях