Павел Лукницкий
   Ленинград действует. Том 1


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Павел Николаевич Лукницкий
     From: SLouknitskiy@rupto.ru
     Date: 10 Jul 2003
---------------------------------------------------------------

3-х томная эпопея "Ленинград действует..."

Сквозь
всю
БЛОКАДУ
(На берегах Невы)

     Тексты печатаются по изданию:
     Лукницкий П. Сквозь всю блокаду. Л.: Лениздат,
     1978; главы 24 - 26, 30 - 32, 35, 36 -
     Лукницкий П. Ленинград действует... М.: Советский писатель, 1976.




     Составитель В. К. Лукницкая



     Дневник  военного  корреспондента  повествует  о  мужестве  и  героизме
защитников  Ленинграда в  годы  Великой Отечественной войны. В  основу книги
положены подлинные события и факты битвы за город на Неве.
                                   1941



Глава 1. НАЧАЛО

     Ленинград. 22 - 27 июня 1941 г.



     22 июня 1941 года

     С утра, не включая радио,  работал дома. Обратил внимание, что очень уж
упорно  гудят самолеты. Включил радио -  было два часа  дня. Услышал сначала
сообщение  ПВО о введении  угрожаемого  положения.  Оно  повторилось дважды.
"Учебная тревога,  что  ли?"  Но  ровно  в  два -  речь,  уже обошедшая мир,
записанная  на  пленку.  Первое   впечатление:   ощущение,  будто,   нарушив
космическое  равновесие, темная,  враждебная  масса  ворвалась  в  атмосферу
Земли.  И  вслед  за  сумятицей   мысли  сразу  ясность:  все   мое  личное,
неразрешенное, беспокоившее до сих пор, - с этой минуты незначительно  и для
меня неважно.  Его  нет, будто  оно  смыто  внезапной  волной. И  мгновенное
решение: мое место - в строю, немедля, сегодня же!..
     В волнении спешу к телефону, звоню в "Правду": "Я в вашем распоряжении.
Чем могу  быть  полезен?"  Ганичев  в  ответ:  "Напишите  корреспонденцию  о
Ленинграде".
     Сообщив в Союз  писателей, что хочу  немедленно  ехать на фронт и прошу
включить меня в первый список мобилизуемых, занялся поручением "Правды".
     Пишу о спокойствии города Ленина, спокойствии особенном - выдержанном и
строгом. О зеленеющих, как  и вчера,  садах и скверах, в которых по-прежнему
резвятся  дети. О  лицах прохожих.  О народе, толпящемся  у репродукторов. О
решимости, о том, что сегодня фашизм подписал себе смертный приговор...
     "...Семнадцатилетняя девушка,  дежурная  пункта  ПВО, сидит  у подъезда
большого дома на  улице  Щорса. Девушка только что  проверила познания своей
подруги,  которая  сменит ее, и теперь ведет разговор: "Смотрю я на  небо  -
видите,  серебряные  "ястребки"? Все  время  слежу  за ними. И  знаете, душа
спокойна: узнают теперь лицемеры проклятые, какие у нас "ястребки"!"
     Сегодня  -  воскресный  день.  Но  едва  узнав  о  вероломном нападении
фашистов,   каждый  ленинградец   спешит   связаться   со   своим   заводом,
предприятием,  учреждением:  он  ждет распоряжений, он готов в любую  минуту
примкнуть к своим братьям, уже ведущим войну.  Те,  кто  получил ответ,  что
свой воскресный  день могут  провести, как обычно, не меняют  задуманной еще
накануне, до  войны,  программы отдыха. По серебрящейся в  лучах солнца Неве
бегут пароходики  к парку культуры  и отдыха. На стадионе играют в  футбол и
теннис.  Устье Невы  бороздят белопарусные яхты. Кино и театры работают, как
всегда... Но каждый ленинградец полон мыслей о своем долге. Каждый проверяет
себя: все ли сделано им, чтобы быть безусловно готовым к бою?.."
     И еще  я пишу о бесстрашии, мужестве, твердости, единодушии,  о великих
традициях  ленинградцев,  о том, как  вели  себя  они  в  прошлых,  достойно
пережитых  испытаниях... Я  закончил статью словами: "Каждый  знает: война с
вероломным врагом будет победной".
     Корреспонденция  моя называется  "На боевых  постах"  и уже  передана в
Москву по телефону1.

     Ночь на 23 июня

     До сих пор мне было  совершенно  неважно, что окна квартиры обращены на
запад, до сих пор не приходилось и думать о том, куда именно обращены окна.
     Но нынче ночью завыли сирены, зачастили, надрывая душу, гудки паровозов
и пароходов, отрезая эту белую ночь от всех прошлых ночей, когда нам спалось
бестревожно. И хотя все  звуки тревоги  скоро  замолкли и ночь была до краев
налита тишиной, иная эпоха,  в которую мы вступили, сказывалась уже и в том,
что из своего окна смотришь не во двор, не на корпус противоположного  дома,
а сквозь него гораздо дальше - на Запад.
     Наталья  Ивановна присела на подоконник, молча  глядела из окна,  мерно
дыша  прохладным, прозрачным  воздухом  белой ночи.  Ее думы, наверное, были
точь-в-точь те же, что и мои.
     В  строгой,  через  силу  спокойной тишине слух старался уловить только
легкое комариное звучание - где-то безмерно далеко. И воображение переносило
меня от разрушенной Герники к изуродованным кварталам Ковентри и к тому, что
случилось меньше  суток назад  в Минске,  в  Одессе,  в Киеве...  Я  пытался
представить себе:  как  э т  о  бывает?  вот  так:  сначала легкое комариное
жужжание в тихом, спокойном воздухе, потом  звук нарастает, близится,  потом
одуряющий  гул  - и  сразу свист, грохот, дым, пламя,  и  для  многих  это -
последнее, оборванное болью и тьмой впечатление.
     Сейчас в  небесах - утренняя заря. Попробую  точно записать впечатления
этой ночи.  Я облокотился на подоконник и думал:  где  сию минуту находятся,
черные в белой ночи, немецкие бомбардировщики? Над вековечными, дремлющими в
ночных  испарениях  лесами?  Над полями,  пахнущими  свежим сеном,  полынью,
мятой?  Над  тихими, белесыми, отражающими светлые  небеса  водами  Балтики?
Сколько их,  этих  немецких бомбардировщиков?  Тысяча  или  один?  Где  наши
самолеты? Летят  по прямой к ним  навстречу  или уже пересекли им путь и уже
кружат и бьются? И сколько наших на каждый вражеский?
     И  пока там,  в  воздухе,  происходит  бой,  все будет длиться здесь, в
Ленинграде,  эта  ждущая  тишина,  все будет  напряженным  биение  миллионов
сердец.  Наверное, не я  один, наверное, тысячи ленинградцев в эти тревожные
минуты думают о  Кремле. Там, в  Кремле, уже,  конечно, в с е з н а ю т,  по
слову оттуда с аэродромов поднимаются в воздух все новые и новые самолеты...
     Тишина...  Прекрасная  белая ночь  под  глубокими,  светлыми  небесами.
Каждый предмет на знакомом  дворе словно омыт этой чистейшей ночью.  Внизу -
грузовик, оставленный  на  ночь  живущим напротив  шофером,  поленницы дров,
булыжник,  вчера  поутру   подметенный  дворниками...   Гула  неприятельских
самолетов все нет...
     О себе ли я думаю? Меньше всего о себе, о законченном  мною романе (он,
конечно, уже  не будет печататься в журнале с июльского номера).  Я думаю  о
заводах, которые остановятся, чтобы потом  повернуть свои станки на войну; о
полях, на которых не будут сжаты рожь и пшеница; о гигантских стройках - они
замрут на том  кирпиче, что был  положен  вчера; о  мирном, творческом труде
миллионов  людей -  он  сегодня оборван;  о  горе, которое  сожмет  миллионы
сердец, но будет преодолено нашим мужественным народом...
     Значит, правильны были стихи, написанные мною в начале 1938 года:

     Нет, не в столетьях этому черед.
     Всего лишь - в г дах! И душа томится,
     Я слышу гром: сминая гр зы лета,
     То мчатся дикарей мотоциклеты,
     Я чую запах: то горит пшеница.
     Я вижу женщины окровавл нный рот
     И зверя в каске, что над ней глумится!..

     О чем только не передумаешь, чего не вспомнишь в такую ночь!
     Пока есть время думать. Может быть, через пять  минут я уже буду бегать
по этому двору, тушить огромный пожар, вытаскивать раненых из-под обломков?
     А ведь многие уже кончили сегодня войну! Уже мертвы, уже совершили свой
подвиг!..
     ...Так  размышлял я, облокотившись  на подоконник.  А Наталья  Ивановна
вдруг сказала:
     - Пойдем к  Лихаревым, посидим  у  них.  Если  станут  бомбить, не хочу
рушиться с пятого этажа, хочу лучше с четвертого.
     И улыбнулась. А я рассмеялся. И мы пошли по соседству - к Лихаревым.
     А потом раздался торжествующий переливчатый звук фанфар.
     Первый  в  Ленинграде  отбой  воздушной  тревоги. Первая  победа  наших
летчиков в первом бою за Ленинград!1
     И  застекленившую,  заворожившую  город  белую  ночь  раздробили  гудки
помчавшихся автомобилей, голоса пешеходов, оживленные, доносящиеся даже сюда
- до моего пятого этажа...
     Так  будет  и с сердцем,  объятым тревогой. Оно будет ждать  и дождется
победных звуков отбоя великой войны!
     На гигантских стройках  после войны будут выложены те  кирпичи, которые
не были  выложены  сегодня.  Труд  каждого человека, не завершенный сегодня,
понадобится народу и будет завершен им  после  войны. Мой роман будет  издан
после  войны.  А самое  главное: то время - п о с л е  в  о й н ы - для  нас
наступит!  Гитлер, напав  на Советский  Союз,  совершил не только величайшее
преступление,  но и величайшую глупость,  ошибку, которая падет карою на его
голову и на отравленный фашизмом народ Германии.
     Многие пробовали, да не получалось.
     Ибо нас победить н е л ь з я!

     23 июня

     Я  хотел уехать  на  фронт  сегодня, но  списки Союза  писателей  будут
оформлены только завтра.

     25 июня

     Еду в Петрозаводск, назначен корреспондентом армейской газеты "Во славу
Родины".  Разговаривать  по  поводу  назначения  не приходится,  но  я  было
рассчитывал, что поеду на запад, а не на север.
     Где-то в одном поезде  со мной едут писатели Л.  Рахманов, И. Бражнин и
Б. Кежун. Получили назначение в Мурманск.
     Как раскидает война моих родных и друзей?
     Мой отец,  военный инженер,  - в кадрах флота. Он  будет там, где будет
его  воинская  часть  -  Высшее  инженерно-техническое  училище  ВМФ.  Он  -
профессор, начальник кафедры. И, кроме  того,  фортификатор,  строит  сейчас
портовые укрепления. А значит, сфера его деятельности - Балтика и Ленинград.
     Помнить отца я всегда буду таким, каким вчера видел его, прощаясь. Вот,
похудевший за последний  год, после смерти  моей матери, серебряноволосый, с
никогда не покидающим его хорошим цветом лица, глубокий уже старик, он ходит
в своем  военно-морском кителе  дивизионного  инженера  по  балкону  первого
этажа, смотрит грустными голубыми глазами на меня - я удаляюсь  от его дома,
по улице Щорса, с рюкзаком за  плечами, оборачиваюсь, чтобы махнуть ему  еще
раз рукой...  Всегда живой, спокойный и рассудительный,  он прощался со мной
на этот раз без лишних слов и советов. Все ведь и так понятно!..
     Наталья Ивановна -  честный,  прямой и искренний человек,  с которым  я
никогда не ссорился, мой добрый  и  навсегда мне  преданный друг. И я всегда
буду  сознавать это. У нее нет специальности, ей будет  трудно...  Чем могу,
буду помогать ей.
     Андрей...  Ну,  инженеру-химику  работа  везде найдется.  Моего  брата,
вероятно, мобилизуют,  станет начхимом  какой-нибудь воинской части. А может
быть, признают нужным оставить  его  в Ленинграде,  на заводской работе? Его
специальность - пластмассы; заменители металлов понадобятся везде!..
     Знаю одно: каждый из  нас выполнит  свой долг перед Родиной  -  в любых
обстоятельствах - до конца!

     26 июня

     Полдень. Лежу на узкой,  боковой  багажной полке  пассажирского  вагона
скорого  поезда  -  место, взятое  вчера  с  бою  и  отвоеванное у  тюков  и
чемоданов. Душно. Спал скорчившись и привязавшись ремнем к  трубе отопления.
Вагон переполнен  комсоставом:  кадровым  - в  форме  и  запасным  -  в  чем
придется. Много женщин, едущих в части: телеграфистки, санитарки, врачи...
     Многие спали стоя,  сидя.  Тем не  менее  обстановка  мирная, разговоры
самые будничные, будто все  едут  в  обычные командировки.  В вагоне есть  и
дети. Поезд идет хорошо, но запаздывает. Никаких признаков  войны за окнами.
Молодое, северное -  в  болотах и лесах - лето.  Тепло, мирно. Не  слышно ни
одного самолета.
     Спал  крепче, чем  в  Ленинграде.  Как-то  непривычно успокоены  нервы,
настроение  отличное,   хотя  от   жесткой  полки  и  болят   бока.  Чувство
уверенности, какая-то крылатая бодрость духа.
     Все  провожающие -  большая толпа  - были сдержанны,  спокойны, у  кого
украдкой появлялись слезы, тот старался смахнуть их скорей. Как непохоже это
на обычное представление о проводах уезжающих на фронт! Когда одна старушка,
припав к  столбу, предалась  слезам,  ей сердито сказали: "Нечего тут панику
наводить,  отойдите в  сторону!"  Грубо,  конечно, но характерно!  Несколько
женщин отвели старуху.
     В вагоне пьют  лимонад. В  одном отделении тихо играют  в карты. Многие
спят.
     Таким же  выдержанным, готовым встретить опасность  лицом  к  лицу  был
Ленинград в первые четыре дня войны. Несколько суматошным был только день 22
июня. Однако никаких признаков растерянности или испуга, кроме обывательских
очередей в  магазинах, я не заметил. Очереди  большие были  и у  сберкасс: в
первый день не хватило  денег,  привозили из банков,  выплачивали: на второй
день - приказ: выдавать не больше двухсот рублей в месяц.
     Толпы провожающих с первого же дня  - у  сборных  пунктов по  городу. И
тут, однако, все чувства сдержанны: люди долга, сознающие  свое достоинство,
умеют быть внешне спокойными.
     За это спокойствие люблю наш народ!
     До моего отъезда  воздушная тревога объявлялась четыре раза. Две из них
были вчера. За устройство убежищ в городе жакты только берутся.
     До меня эти тревоги еще как-то "не доходят"...

     27 июня. Петрозаводск

     Приехал  в  Петрозаводск, в  штаб 7-й армии, вчера. И сегодня  я  уже в
военной  форме.   Получил   шинель,   гимнастерку,  брюки,  белье,   сапоги,
плащ-палатку,  пилотку, флягу  и котелок. На  малиновых моих петлицах -  две
шпалы. Странно называться  "интендантом второго  ранга":  какое отношение  к
интендантству  имеет военный  корреспондент?  Но такое звание  мне  и многим
писателям было присвоено как командирам запаса, по приказу К. Е. Ворошилова,
еще в 1940 году.
     ...С  27  июня   по  13  августа  я  находился  в  7-й  армии,   стойко
оборонявшейся в лесах и болотах  Карелии. Работал там в армейской газете "Во
славу   Родины"   вместе  с  писателями  Г.  Холоповым,  В.   Друзиным,   В.
Владимировым. В этой же армии находились Б. Лихарев и Г. Фиш.  Каждый из нас
имел   свое  назначение.  Участвуя  в  боях,  которые  в  районе  Ухты  вели
пограничники  и  81-й  стрелковый  полк 54-й  дивизии,  я  давал свои первые
фронтовые  корреспонденции,  которые  публиковались  в армейской дивизионной
печати и в газетах Петрозаводска.
     Я  тогда еще не знал,  не думал,  что эти  события в далеких карельских
лесах имеют прямое отношение к Ленинграду. А между тем...
     "...Отдельная   "Карельская   армия",   которой   командовал  начальник
генерального штаба, в составе пяти пехотных дивизий,  двух егерских бригад и
одной  кавалерийской  бригады должна  была  продвинуться севернее Ладожского
озера к Онежскому озеру, с тем чтобы впоследствии наступать между  озерами к
реке  Свирь  и  с  этого рубежа  принять  участие  в  общем  наступлении  на
Ленинград..."1
     Немногочисленные сражавшиеся  здесь части  нашей  7-й  армии  вместе  с
пограничниками,   сдерживая  врага   в   июле  и   в  августе,   не   только
воспрепятствовали развитию его наступления на Ленинград, но и  поставили его
в трудное положение. Тот же немецкий военный историк вынужден это признать:
     "...Не лучше  было положение  3-го  финского  корпуса, наступавшего  на
Лоухи и Кемь... он не продвинулся дальше Кестеньги и Ухты..."2.
     В районе Ухты я находился в передовых частях почти до середины августа.
Неожиданно  вызванный  телеграммой  Политуправления  фронта,  14  августа  я
вернулся   в   Ленинград  и  сразу  же  был  назначен   специальным  военным
корреспондентом ТАСС - Ленинградского отделения3.



Глава 2. УДАР С СЕВЕРНОЙ СТОРОНЫ

     Полковой орден Ленина. Полковник
     В. А. Трубачев и его люди

     Ристалахти - Кирконпуоле. 29 июня -
     4 августа 1941 г.


     4 июля немцы  овладели Ригой, 5-го  взяли Остров,  9  июля  - Псков,  а
потом,  после тяжелых боев, до  середины августа застряли у  Лужских, спешно
построенных нами рубежей.
     А с северной стороны  непосредственная опасность для  города возникла в
первые  же   дни  войны.  29   июня   немецко-финские  войска   на  границе,
расположенной   в   каких-нибудь  полутораста  -   двухстах   километрах  от
Ленинграда,  внезапно  нанесли  свой  первый  удар.  И  если  б  не  героизм
пограничников и передовых частей Красной Армии, отразивших этот первый  удар
в момент, когда  наши  войска еще не  были  отмобилизованы, то расстояние до
Ленинграда вдруг мог  бы  преодолеть  за каких-нибудь  три часа.  Во  всяком
случае, на это рассчитывал Гитлер в своих планах блицкрига.
     Но  вот  что  получилось  на  участке   границы  между   Ристалахти   и
Кирконпуоле...
     В тяжелейшие  для Ленинграда  дни середины  сентября 1941  года  я трое
суток провел  на позициях 461-го  полка  142-й  стрелковой дивизии,  которая
надежно укрепилась  на  последней  перед  Ленинградом оборонительной  линии.
Полковник В.  А. Трубачев, командовавший полком  с начала  войны, только что
получив звание Героя Советского Союза,  став генерал-майором, в  эти дни был
назначен командиром  2-й  гвардейской  дивизии  (ДНО1),  его должность занял
майор И. Ф. Гражевич.
     461-й  стрелковый  полк был награжден орденом  Ленина, ордена  в  полку
получили сорок шесть человек. И это значило: командирам и бойцам было  ч т о
рассказать о  действиях полка за прошедшее  с начала войны  время. Многие ли
части  Красной Армии удостоены были  столь высокой  награды в первые  месяцы
войны?
     Три дня ходил я по ротам  полка, работая то в землянках, то на пнях под
соснами, то на  болотных кочках, на мху. И записал десятки рассказов о  том,
как эти роты отражали первый  натиск вражеских бригад.  И вот  какая картина
совершенного полком подвига раскрылась передо мной...


     ПОЛКОВОЙ ОРДЕН ЛЕНИНА

     29 июня - первый день нападения финских  войск на нашу границу по всему
Карельскому перешейку.  Конечно,  никакого объявления  войны не  было.  Враг
напал внезапно.  На том участке  границы, что  протянулся между  населенными
пунктами Ристалахти и Кирконпуоле, силы врага в семь-восемь раз превосходили
наши.
     Достаточно  взглянуть на карту, чтобы представить себе, на что надеялся
враг, совершая внезапное нападение крупными силами именно здесь.
     Северо-восточнее Кексгольма и Элисенваары, то есть стыка  Ленинградской
области с Карело-Финской ССР2, тянется между  озером и нашей государственной
границей  с  Финляндией  узкий,  километров  тридцать шириной,  коридор,  по
которому проходит железная дорога, соединяющая Сортавалу с Кексгольмом. Леса
и болота изрезаны здесь десятками мелких озер  самых  причудливых очертаний.
Между  озерами, в  узеньких, извилистых перешейках, встают гранитные гряды и
холмы,  поросшие вековыми соснами. Сквозь сосны, ели, ольховник проглядывают
голые  и замшелые скалы и синие  пятна воды, вдруг охватываемые непролазными
топями. Это именно та местность, о какой говорится, что здесь сам черт играл
в свайку.
     Линия   границы,  проходя  перед   селами  Кирконпуоле   и  Ристалахти,
пересекает такие озера, лесистые гряды, ущелья, скалы, холмы.
     Нападая на этот участок границы, противник рассчитывал:
     прежде  чем  советское  командование  мобилизует  резервы  и  подбросит
подкрепления,  распахнуть  мгновенным  крепким  ударом  дверь  на  советскую
территорию, в  один-два  дня пересечь тридцатикилометровую  полосу  коридора
между  границей и  Ладожским озером  и, дойдя до Ладоги, наглухо  закупорить
расчлененный надвое коридор;
     тем  самым   разобщить  Карело-Финскую  ССР   и  Ленинградскую  область
(Карельский  переш