- сказал мне Смыков.
 Подготовку  к перелету мы произвели быстро. Одновременно спланировали и
"операцию",  которая доставила нам немало хлопот. Незадолго перед вылетом ко
мне  подошли летчики  второй эскадрильи  Леонид Кузнецов и  Михаил  Лобанов.
Переминаясь с ноги на ногу, начали:
 - Товарищ капитан, мы хотели бы вас попросить...
 -   Есть  одна  идея,   только  без   разрешения  командования  ее   не
осуществить...
 - Не тяните, выкладывайте, - подбодрил их я.
 И   тогда   мой   бывший   заместитель   Леонид  Кузнецов  с   чувством
продекламировал:
 Нынче у нас передышка, Завтра  вернемся  к  боям. Что-то  твой голос не
слышно, Друг наш, походный баян!
 -   Одним  словом,  товарищ  капитан,  вторая  эскадрилья  спланировала
операцию под кодовым названием "Баянист", - пояснил Лобанов.
 - Ну-ну, -  заинтересовался я,  поскольку  питал  особое  пристрастие к
музыке.
 У  соседей-артиллеристов на  зависть летчикам был превосходный баянист.
Мы неоднократно в шутливой форме предупреждали  соседей, что если они нам не
уступят Колю-баяниста,  мы выкрадем его вместе с  инструментом. Но те только
посмеивались, будучи уверены, что Коля не поддастся на уговоры летчиков.
 -  Уговорили  мы  его, товарищ капитан! - жарко рассказывал Кузнецов. -
Согласен! Прибудет на аэродром перед самым вылетом.
 - Мы  уже решили: полетит он с баяном в кабине моего стрелка, - сообщил
Лобанов.
 - Командир эскадрильи лейтенант Горев знает об этом?
 - Мы вначале хотим заручиться вашей поддержкой, - признался Кузнецов.
 - Командир согласится. Это  же  баянист! - Дабы подкрепить  свои слова,
Леня даже кулаком потряс в воздухе. И снова продекламировал:
 На зависть всем соседям Будет баянист в полку!
 И я утвердил план операции. Выговор за нее - не самое тяжкое наказание,
зато будет баянист в полку!
 - Спасибо,  Василий  Васильевич! - с чувством  поблагодарили летчики  и
лихо взяли под козырек. - Мы знали, что вы поддержите вторую эскадрилью!
 Все было  сделано,  как задумано. Правда, в последнюю минуту "операция"
чуть-чуть не сорвалась.  Каким-то образом  об отлете Коли-баяниста проведала
его знакомая. Она выскочила прямо на взлетную  полосу  и увидела у  самолета
своего Колю. Какие только слова не обрушила она на голову парня, грозила ему
трибуналом, укоряла в  измене! Но  баянист  улетал не к другой женщине, а на
фронт, и  поэтому проявил  стойкость в  принятом  решений.  Взвилась зеленая
ракета  -  и   мы  улетели.  Однако  неожиданный  визит   изрядно  подпортил
настроение. После посадки в Орле Кузнецов подошел ко мне:
 - Растрезвонит эта чертова баба раньше времени...
 - Как баянист перенес перелет? - спросил я подошедшего Лобанова.
 - Хорошо!  Говорит,  будет  учиться на  воздушного стрелка.  За игру на
баяне, мол, даже медали не дадут. А здесь можно заработать орден.
 Пока шла заправка машин горючим  (на аэродроме собралось полка три), мы
решили  блеснуть  "трофеем".  Баянист,  несмотря на  первый  в жизни  полет,
проявил все свое  искусство. Как он играл! И фронтовую "Землянку", и русскую
"Барыню", и украинскую  "Рэвэ  та стогнэ Днипр  широкий" и  другие  народные
песни!  Одним  словом,  все  были  в восторге.  И  сам  подполковник  Смыков
горделиво поводил глазами перед  командиром соседнего штурмового полка: вот,
мол, какое у меня богатство!
 Однако торжествовали мы недолго. Не успели сесть на фронтовой аэродром,
как  последовал  грозный  приказ  возвратить  баяниста.  За  ним  специально
прилетел майор-артиллерист.  Парня  грозились  отдать  под суд. Но,  видать,
решили,  что  от  этого артиллеристы только проиграют. Позже  до нас донесся
слух, что Коля отделался лишь гауптвахтой. А мы только почесали затылки: так
блестяще  начавшаяся операция не удалась. А вскоре об  этом курьезном случае
пришлось забыть. В истории полка открывалась новая боевая страница.
 Прибалтика - совершенно новый для нас  район полетов. Мы  помнили степи
калмыцкие  и донецкие,  приазовские  и  черноморские.  Летали  над равнинами
Кубани,  степной Таврии,  окаймленной с  юга  прибрежными  крымскими горами.
Здесь  была совсем другая  погода  и  другой ландшафт. Сырая  Балтика  часто
нагоняла туман, а внизу - сплошные перелески, блюдца озер,  хутора, одинокие
домики.  За  Чудским озером вся земля -  в лоскутных одеялах.  В  Прибалтике
господствовало мелкое  крестьянское хозяйство. Вместо  просторных  колхозных
или  совхозных полей  -  межа на  меже. Для аэродрома  трудно было подобрать
просторную площадку. А если, не дай бог, придется садиться на вынужденную, -
берегись рощиц, высоких  меж, ледниковых валунов, болот. Вот где  летчики по
достоинству  оценили   требование   своего   комдива  научиться   летать   с
ограниченных площадок!
 Кроме  этого, подполковник  Рыбаков ввел тренировочные ночные полеты на
самолетах  По-2,  "вслепую",  под колпаком в закрытой  кабине. Хотя нам и не
пришлось  летать ночью на "илах",  но тренировки не прошли  впустую. Летчики
увереннее действовали  в трудных погодных условиях, особенно осенью и зимой.
Так  что новый комдив оказался  человеком  дальновидным,  умелым авиационным
командиром. Даже те из летчиков,  кто бросал ворчливые реплики насчет "новой
метлы", теперь  открыто  признали  свою ошибку. Среди летчиков  нашего полка
первыми  боевые вылеты в  Прибалтике начали  разведчики эскадрильи  капитана
Розова.  Чуть забрезжит рассвет, а они  уже выруливают  на старт  и, пара за
парой, уходят разными маршрутами на запад.
 Командование  постоянно  интересовалось тылами противника,  изменениями
линии фронта. Каждый самолет  разведэскадрильи имел на борту радиопередатчик
и был оборудован фотоаппаратурой.
 Иван  Иванович  Розов  последние  недели  начал  прихварывать.  Заметно
похудел, порой корчился от боли. Наш "доктор Карло" поставил диагноз - "язва
желудка" и хотел отправить в госпиталь. Но  командир эскадрильи и слушать об
этом не хотел, стремился летать вместе со своими  разведчиками. Командование
полка,  зная  состояние  Розова, старалось ограничить его  вылеты.  Но  Иван
Иванович  рвался в  небо. Когда же  не было разведзаданий, эскадрилья ходила
вместе со всеми штурмовать вражеские объекты.
 В августе и начале сентября 1944 года в  Прибалтике развернулись бои за
Эстонию  в  районе  Тарту  и  Волди,  Наносились  удары  по  артиллерии,  по
контратакующим танкам и отступающим войскам врага.
 В   середине   сентября  нас   перенацелили  на  рижское   направление.
Развернулись  бои в  районе Тырва, Валка, Валмиера, Смилтене. 1 октября  наш
полк  и  весь корпус перебросили  на  юг Прибалтики,  в Литву,  под  Шяуляй.
Маршрут перелета пролегал параллельно линии фронта.
 Перебазирование  Ил-2  прошло  успешно,  а вот  с  частью  технического
состава,  перелетавшего  на  транспортном  Ли-2,  случилась  беда.   Самолет
отклонился от  маршрута, попал  на вражескую территорию и был подбит. Летчик
посадил горящую машину в лесу, на  территории, занятой  противником. К месту
посадки  устремились  вражеские  автоматчики.  Техники  и  экипаж  бросились
врассыпную. Но  уйти от погони,  выбраться  к  своим удалось не всем.  Среди
спасшихся  был  старший  техник-лейтенант  Фоменко.  Он-то   и  рассказал  о
случившемся.
 На  первом  из  аэродромов, где  мы  заночевали,  базировались  летчики
морской  авиации.   Такой   же,   как   и  мы,  фронтовой  народ,  такие  же
самолеты-штурмовики.  Только форма  у  летчиков  своя,  морская.  Ужинали мы
вместе, было  много  рассказов-воспоминаний  об  ударах морской  авиации  на
Балтийском побережье  по фашистским кораблям  и десантам,  морским портам  и
базам. Поднялся летчик-моряк и провозгласил тост:
 - За густой туман над Либавой{4}, друзья. И за скорую победу!
 Насчет  второй части тоста все ясно. Первая же часть его  была не  всем
понятна. Через  Либаву гитлеровцы снабжали  свою курляндскую группировку.  И
нашпиговали этот район  зенитными батареями,  а  с воздуха надежно  прикрыли
истребителями.  Так что  нашим штурмовикам  приходилось  нелегко.  Потому-то
туман над Либавой становился нашим союзником.
 Наш штурмовой корпус действовал в интересах 1-го Прибалтийского фронта,
наступавшего  в  сторону  Мемеля{5}. Вылетать  приходилось  часто. Противник
пытался задержать  наши  войска  и  прикрывал подходы  к Восточной  Пруссии.
Гитлеровцы бросали  в  контратаки крупные  массы  танков, и  нам приходилось
пробивать с воздуха бреши  в этих бронированных  лавинах. В одном из вылетов
отличилась  группа  капитана Александра Карпова. Стало известно:  на  правом
фланге фронта под Шяуляем  противник сосредоточил много  танков, намереваясь
контратаковать советские  войска.  Наши штурмовики поспели вовремя  и метким
ударом сорвали  замысел  врага.  Сам командующий  фронтом  объявил  летчикам
благодарность.  Мой  друг Александр ходил  в  именинниках.  Наш герой  летал
по-геройски!  В  эти  дни полк облетела  радостная весть:  возвратился  Саша
Амбарнов! Напомню,  что год тому назад мой однокашник по Чкаловскому училищу
не вернулся с задания после штурмовки аэродрома  Кутейниково в  Донбассе.  С
тех пор мы  не знали, жив ли  наш  боевой товарищ. И только сейчас услышали,
сколько  горя  он хлебнул вместе со  своим воздушным  стрелком Жогой.  После
вынужденной,  посадки  им  удалось выбраться  из  самолета  и  спрятаться  в
посевах.  Но нагрянула облава,  завязалась перестрелка. Амбарнов был ранен в
ногу и вместе с Жогой схвачен  фашистами.  Из лагеря в  лагерь перебрасывали
гитлеровцы пленных летчика и стрелка, но потом разлучили их.
 -  Одно  время  я  вдруг почувствовал перемену  в отношениях ко мне,  -
рассказывал Александр. - Начали хорошо кормить, вместо допросов с  побоями -
угощение беседами о победах армии фюрера.  А потом  прямо предложили перейти
на  сторону  "Великой  Германии".  Ну  я  им  ответил...  После этого  долго
отлеживался в карцере. Нет, друзья, вы просто не  представляете, какие круги
ада пришлось  мне пройти! - воскликнул Саша  и  отвернулся,  чтобы никто  не
видел набежавшую слезу.
 Амбарнов  оказался  под  Киевом,  в   дарницком  лагере  военнопленных.
Гитлеровцы   готовились   подорвать   лагерь,   но  помешало   стремительное
наступление  советских  войск. Наконец,  летчик обрел  свободу, с трудом, ко
добился возвращения  в свой полк. Не тот сейчас был Саша  Амбарнов.  Пропала
веселость,  заметно  хромает  на  правую  ногу, жалуется, что нога  потеряла
чувствительность.  Подполковник Смыков вначале разрешил  Амбарнову летать на
связном По-2. Это огорчило летчика, он хотел быстрее получить боевую машину,
переживал, что ему, как он думал, не доверяют. Мы с Карповым убеждали друга:
 -  Не  спеши,  Саша,  окрепни. Полетай  на "кукурузнике", изучи  район.
Все-таки год не сидел в кабине...
 -  Да  я ее  там, в лагерях,  сотни  раз вспоминал! - с обидой  отвечал
Амбарнов. -  Закрою  глаза и словно щупаю каждую ручку, каждую деталь. О вас
думал. Гадал, где воюете, кто жив, а кого уже нет...
 Вскоре Амбарнов снова  сел  на штурмовик.  Летал  он так, словно  хотел
быстрее наверстать упущенное, с неистощимой ненавистью к врагам.
 В  октябре  Иван  Иванович  Мартынов  с несколькими летчиками улетел на
завод  за  новыми  самолетами.  Мне  пришлось   взять  на  себя  обязанности
заместителя командира  полка. Забот прибавилось, как говорится, под завязку.
Группы одна за другой уходили  на задание, а  я оставался на земле, выпуская
самолеты, находился  на командном  пункте. И,  конечно,  завидовал  друзьям.
Подполковник  Смыков  был  непреклонен:  он  сам  уходил  вместе  с  боевыми
группами, но меня оставлял на земле.
 - Возвратится Мартынов - еще налетаешься, - говорил Георгий Михайлович.
-  А пока  набирайся  командирского опыта.  Не все же  время  тебе  ходить в
штурманах. Гляди, и полк получишь.
 Через несколько  дней  его  словам  суждено  было сбыться.  В  одном из
вылетов подполковник Смыков получил ранение, еле дотянул до своего аэродрома
и сразу  же был отправлен  в госпиталь.  Прибывший  в  полк комдив, выслушав
доклад майора Красюкова, тут же решил:
 - Принимай полк, капитан Пальмов. Приказ будет оформлен. - И улетел.
 До  этого  я чувствовал  широкую  спину  Георгия  Михайловича  Смыкова,
командира многоопытного  и умного.  Сейчас моей надеждой и опорой оставались
умелые  организаторы   боевого  коллектива   Красюков,   Поваляев,   Григин,
проверенные в  боях надежные командиры  эскадрилий лейтенант  Н. А. Караман,
старший лейтенант Н. Н. Горев, капитан И. И. Розов.
 Наши войска продолжали бои против курляндской группировки врага. Помощь
авиации требовалась ежедневно, В конце  октября полк получил  задачу нанести
удар по переднему краю  противника. В части было  немало  опытных летчиков и
командиров,  которые  могли   возглавить  группу.  Но   я  решил  взять  эту
ответственность  на  себя.  В  ходе  наступления  линия  фронта  становилась
подвижной,  нужно  было  действовать  очень осторожно,  чтобы не ударить  по
своим.  Отыскав  заданную  цель,   даю  команду   ведущим   групп.  Дружные,
последовательные  атаки  полка  штурмовиков  прижали  гитлеровцев  к  земле.
Замолчали  их огневые точки,  что и требовалось нашим наземникам. Со станции
наведения слышатся восторженные одобрения.  На одном из повторных  заходов я
заметил  поезд с несколькими вагонами, он уходил в тыл  противника.  Но  вот
беда!  Атаковать  его  нечем,  боеприпасы  были  на  исходе.  Вернувшись  на
аэродром,  я  не  преминул  в докладе вспомнить  о  железнодорожной ветке  и
поезде.
 - Всего несколько вагонов, говорите? -  переспросил командир дивизии. В
его голосе почувствовалась заинтересованность. - Хорошо, я уточню...
 Через несколько  часов  срочный вызов на командный  пункт. Подполковник
Рыбаков сообщил: по данным разведки  мы обнаружили бронепоезд, который часто
беспокоил наши войска.
 - Надо найти его и уничтожить, - приказал комдив.
 - Разрешите мне вести группу? - спросил  я, уверенный, что  имею на это
все основания.
 - Нет, поручите это Гореву.
 Началась  лихорадочная подготовка  к  вылету.  Сразу возникло несколько
вопросов: где сейчас искать бронепоезд, чем бить по нему? До сих пор летчики
нашего полка громили танки, огневые точки,  штабы, передний край противника,
десятки  других  целей  и объектов.  Но  бронепоезд  им встретился  впервые.
Командир  собрал  летчиков,   довольно  обстоятельно  рассказал  о  размерах
бронепоезда,  его броне, вооружении, способности  маневрировать. Решено было
взять стокилограммовые фугасные и противотанковые  бомбы - птабы. Поиск цели
производить  с  высоты  до  полутора тысяч метров,  с более широким  обзором
местности. На задание снаряжались  две группы: ударную вел старший лейтенант
Горев,  группу  обеспечения, предназначенную  для удара по зениткам, вел его
заместитель старший лейтенант Кузнецов. Группы ушли, оставалось только ждать
результатов.  На  всякий случай в боевой готовности находилось еще несколько
самолетов.
 Примерно в ожидаемое время на  горизонте появились  две  группы "илов".
Шли они поочередно. Первая, Кузнецова, - бреющим, лихо вторая, Горева, - на
высоте, спокойно. Чувствовалось, в воздухе произошла  какая-то перестановка.
Для доклада на командный пункт ведущие групп прибыли с разным настроением. У
моего бывшего заместителя Кузнецова сияла улыбка во все лицо, он весь  горел
нетерпением поделиться радостью. А Горев с огорчением пожимал плечами, Через
несколько минут все выяснилось. Вот что произошло в воздухе.
 Выйдя в район  цели, Горев  прошел по  всей  железнодорожной ветке.  Но
бронепоезда не увидел. Как  планировалось на земле, в этом случае нужно было
идти на запасную цель, что Горев и сделал.
 Кузнецов  со своей восьмеркой шел следом. До рези в глазах всматривался
он в железнодорожную колею.  И вдруг в одном  месте заметил: рельсы внезапно
обрываются, а потом снова выползают из-под зеленого кустарника. Что  бы  это
значило?  Леонид  решил  проверить  подозрительное место  пулеметно-пушечным
огнем.  Заплясали  снаряды,  высекая  брызги  искр,  отскакивая  от  зеленых
зарослей, как горох от стены. Стало ясно  -  стена  бронированная. И ведущий
дал команду на атаку всей группой. Сразу же заговорили вражеские зенитки. Но
поздно: фокус с маскировкой был разгадан, бомбы падали на бронепоезд.
 Через  два  дня  были  освобождены  город и  станция  Мажейкяй.  Выбрав
свободную минуту, летчики полка поехали посмотреть на свою работу. Начальник
воздушной разведки дивизии капитан Попп сфотографировал то, что  осталось от
вражеского бронепоезда.
 Говорили,  что увеличенный снимок разбитого  бронепоезда долго  висел в
кабинете  Главнокомандующего Военно-Воздушными Силами А.  А. Новикова. Что и
говорить,  удар был  мастерский!  Его  участники  были  отмечены  наградами.
Ведущие  групп  Леонид Кузнецов и Николай  Горев удостоены ордена Александра
Невского.
 В  Прибалтике  поздняя  осень щедра  на  дожди  и  сырые  туманы.  Полк
находился  в постоянной  боевой готовности, но после  ноябрьских  праздников
летчики  чаще сидели на земле, чем  летали: мешала  погода. Да и  на  фронте
наступило  временное   затишье,  производилась   перегруппировка  войск.  На
очередном  совещании   в  штабе  дивизии  подполковник  Рыбаков  сообщил   о
переброске советских войск в  направлении Тильзита и Кенигсберга. Из доклада
Верховного  Главнокомандующего на  торжественном собрании  в  Москве в честь
27-й  годовщины  Великого  Октября мы  узнали,  что  "Баграмян  доколачивает
немецкую группировку  в  Прибалтике", Наша дивизия  принимала самое активное
участие в этом доколачивании.
 Перед нами стояла  задача:  помешать  немецко-фашистскому  командованию
перебрасывать  дивизии  из  Прибалтики  в  Восточную  Пруссию  и  на  другие
направления очередных ударов Красной Армии. Главным  из них  было,  конечно,
берлинское. Разумеется, все летчики мечтали попасть туда. Пока  что наш полк
прикрывал сухопутный участок до Либавы, а наши соседи, морские штурмовики, -
от  Либавы  и  дальше  по  Балтийскому  побережью.  Мы  использовали  каждый
мало-мальски погожий день, чтобы проверить  шоссейные и  железные дороги, не
движутся ли по  ним колонны противника.  Опытные  следопыты Розов,  Демехин,
Кошман,  Федоров,  Непапчук,  Зеньков   и  другие   вылетали  при   малейшей
возможности. В  случае обнаружения  противника по  их  сигналам направлялись
ударные группы. Небо  прояснилось только в первых числах  декабря. Наступили
солнечные дни, воздух  стал прозрачный, видимость увеличилась. И сразу ожил,
загудел аэродром. Разведчики  ушли первыми и вскоре  сообщили  по радио:  по
железной дороге на Либаву движутся эшелоны. Противник прикрывает их сильными
эскортами истребителей,
 - Пойдем на бреющем, в стороне от  дороги, -  предложил командир первой
эскадрильи капитан Кузнецов. Он был назначен на эту должность после недавней
гибели лейтенанта Карамана.
 Карамана  мы  потеряли  в  один  из  ненастных  дней ноября.  Тогда  он
штурмовал цель, был подбит и  не смог  вывести самолет  из пикирования. Этот
летчик,   прибывший   вместе  с   новым  командиром   дивизии,  вскоре  стал
своеобразной достопримечательностью полка:  высокого роста красавец-мужчина,
с темно-русыми вьющимися волосами, гибким  станом, всегда подтянутый, был он
немного  горяч  характером, но  отличный  товарищ. Мы уже  давно убедились -
подполковник Рыбаков взял с собой  в дивизию летчиков  достойных.  Говорили,
что у летчика перед  войной была красавица-жена, но по каким-то причинам они
разошлись. Теперь  под Москвой  на попечении  бабушки росла  маленькая  дочь
Карамана. И вот  она осталась сиротой. Мы переживали гибель боевого друга  и
заботливого отца.
 -  Значит,  маршрут  проложим  в  стороне  от  дороги,  -  поддержал  я
Кузнецова.  Паровоз  будет нетрудно  обнаружить  по  дыму.  Так  и  сделали.
Вылетали небольшими  группами на предельно  малой высоте.  После обнаружения
эшелона "илы" делали  резкий  поворот,  выскок  в сторону цели  и  совершали
несколько  за