скольку нам предстоит в скором будущем так тесно породниться,  -
он отечески улыбнулся Нэнси, - у нас нет причин скрывать ее от вас.
   Голос Аарона дрогнул то ли от внутреннего восторга, то ли (как ему  вдруг
почудилось) привычный вид изменчивого чуда перед глазами вдруг  подействовал
на него сильнее, чем обычно. Он справился с собой, но излагая гостям заранее
отрепетированную с Генри  историю,  никак  не  мог  унять  дрожь  в  голосе.
Сказывался возраст.
   - Видите эти маленькие фигурки? Они сделаны так  искусно,  что,  кажется,
обладают - как  мы  это  называем  -  секретом  вечного  движения.  Обратите
внимание, как они танцуют - ни на миг не останавливаясь. Мы верим, что  силу
им придает земля, каждое их движение согласовано с пульсом ее жизни.
   Аарон замолчал и сделал Генри знак продолжать, но м-р Кенинсби неожиданно
прервал его.
   - Весьма любопытно, - сказал он, - это и правда крайне интересно. - И  он
оглядел комнату. - А свет, надо полагать, падает откуда-то из-за занавесей?
   - Свет исходит от самих фигурок, - сказал Генри.
   - Неужели? - произнес м-р Кенинсби таким тоном, словно был готов  принять
любое разумное объяснение, и даже не станет обвинять хозяина, подсовывающего
ему нечто совершенно невразумительное. - От фигурок? Ну-ну.  -  Он  поправил
очки и подался вперед. - И что же, они двигаются по  каким-то  правилам  или
просто, - он неопределенно помахал рукой в воздухе, - прыгают?
   - Они действительно подчиняются некоему порядку, - ответил Генри. -  Все,
кроме одной, той, что в центре. Вы сами можете узнать ее; эти фигурки  точно
такие же, как на ваших картах Таро.
   - Да что  вы?  -  произнес  м-р  Кенинсби,  и  в  нем  зародилось  слабое
подозрение. - Неужели в  точности  такие  же?  М-да.  Но  ведь  карты-то  не
двигаются все время. По крайней мере, - саркастически добавил  он,  -  я  за
ними этого не замечал.
   - Конечно, нет, - согласился Генри. - Но, с вашего позволения, сэр,  дело
скорее в том, что  карты  объясняют  -  или  по  некоторым  признакам  можно
предположить, что объясняют, - движения этих фигурок. Мы даже считаем вполне
возможным, что здесь начало всех гадательных  карт  и  схем.  Но  секрет  их
происхождения и сам, так сказать, механизм  предсказания  был  утрачен,  вот
почему в современном мире гадательная практика пришла в упадок.
   М-р Кенинсби не нашелся с ответом; он просто не понял, о чем  идет  речь,
но  не  хотел  утомлять  себя,  выслушивая  объяснения.  Вместо   этого   он
решительным шагом подошел к столу.
   - Не мог бы кто-нибудь поднять одну из них? Трудно по достоинству оценить
работу, когда они постоянно мельтешат.
   - Вряд ли стоит  трогать  их,  сэр,  -  спокойно  ответил  Генри,  метнув
раздраженный взгляд на деда. -Равновесие, благодаря которому  длится  танец,
очень легко нарушить.
   - О, как вам будет угодно, - сказал м-р Кенинсби. - А почему  не  танцует
тот, в центре?
   -  Как  нам  кажется,  его  роль  и  положение  делают  его  своего  рода
противовесом, - ответил Генри. -Помните  карту  с  Шутом?  Ей  соответствует
нулевой номер. Так вот, это та же самая фигурка.
   - А тигр рядом с ним зачем? - упорствовал м-р Кенинсби. - Шуты и тигры  -
забавное сочетание.
   - Никто ничего не знает про Шута, - вмешался,  наконец,  Аарон.  -  Может
быть, объяснение - в картах.
   М-р Кенинсби хотел было продолжить, но Сибил опередила его.
   - Я не могу найти центральную фигурку, - сказала она. -  Вы  не  покажете
мне точно, где она, мистер Ли?
   Аарон, Генри и м-р Кенинсби разом указали на нее и одновременно, хотя и с
разной интонацией, произнесли: "Вот".
   Сибил немного подалась вперед, потом - в сторону; она наклоняла голову то
так, то эдак, и наконец извиняющимся тоном произнесла:
   - Вы сочтете меня ужасно глупой, но я не вижу в центре никакой фигурки.
   - Да что ты, Сибил, - не выдержал брат, - вот же она!
   - Но, дорогой, ее здесь нет. По крайней мере, я не  могу  ее  разглядеть.
Простите, что  я  такая  бестолковая,  мистер  Ли.  Тем  более,  что  ничего
прекраснее я в жизни не видела. Это  чудесно.  Мне  только  хочется  увидеть
Шута, о котором вы говорите.
   Генри внезапно подался  вперед  и  так  сжал  плечо  Нэнси,  что  девушка
невольно вздрогнула.
   - Милый, - прошептала она, - извини, мне больно.
   Но Генри  даже  не  ответил.  Он  просто  не  замечал  ее.  Он  переводил
напряженный взгляд с Сибил на золотые фигурки и обратно.
   - Мисс Кенинсби, - сказал он наконец, - а  вы  вообще-то  видите  Шута  с
тигром?
   Она внимательно осмотрела стол.
   - Да, - кивнула она, - вот здесь.., нет, уже  здесь..,  он  движется  так
быстро, что я едва могу его различить.., вот он.., нет, опять исчез. Но это,
конечно же, он. Он танцует вместе со всеми  остальными;  и,  похоже,  всегда
появляется на том месте, которое другие освобождают специально для него.
   Нэнси обхватила запястья Генри и  попыталась  освободиться.  От  боли  на
глаза у нее боли навернулись слезы, но она продолжала храбро улыбаться.
   - Дорогой, тебе правда так нужно мое плечо? Он  непонимающе  взглянул  на
нее, машинально убрал руку и, когда она чуть погодя взяла  его  под  локоть,
опять не заметил этого. Все его внимание поглощала Сибил.
   - Вы видите, как танцует Шут? - настойчиво переспросил он.
   Аарона начала бить нервная дрожь. Он прижал пальцы ко рту, словно пытаясь
совладать с руками и голосом.  Сибил  смотрела  на  стол,  не  замечая,  что
происходит с их хозяином.
   - Похоже, что так, - сказала она. - Или я что-то путаю?
   Генри предпринял отчаянное усилие. Он повернулся к Нэнси.
   - А ты ее видишь?
   - По-моему, она в центре, - ответила девушка. - И она не двигается.., ну,
то есть не совсем...
   - Пожалуйста, выражайся яснее, - почти грубо потребовал Генри.
   - Да она вообще не двигается, - вмешался м-р Кенинсби.  -  Она  сработана
основательно, скажу я вам; тигр совсем  как  живой.  Впрочем,  и  Шут  тоже,
любезно добавил он.
   - По-моему, она не то, чтобы двигается, - попыталась объяснить  Нэнси.  -
Просто у меня такое ощущение, словно я жду, что она сейчас начнет двигаться.
Но она все-таки стоит на месте.
   - Откуда же тогда твое ощущение? - допытывался Генри.
   - Не знаю, - сдалась Нэнси. - Может быть,  это  потому,  что  тетя  Сибил
сказала. Вот мне и показалось, что так и должно быть.
   - Так, - подвела итог Сибил, - приехали. Раз вы все говорите, что она  не
двигается, значит, так оно и есть. Наверное,  с  моими  глазами  приключился
танец святого Витта или что-то в этом роде. Но  мне  действительно  кажется,
что Шут перемещается по всему полю.
   В комнате повисла глубокая тишина. Спустя минуту ее нарушил голос Нэнси.
   - А что вы имели в виду, когда говорили о гаданиях? -  она  обращалась  к
Аарону, но ответа ждала от Генри.
   Оба, и дед, и внук, словно только теперь вспомнили о ее существовании. Но
старик уже не мог говорить, он только смотрел на внука. Какой-то миг  Генри,
казалось, не знал, что ответить. Но настойчивый  и  преданный  взгляд  Нэнси
взывал к нему, и промолчать было невозможно.
   - Что же, я постараюсь  объяснить,  -  сказал  он.  -Именно  здесь  можно
по-настоящему   предсказывать   судьбу.   Позволит   ли   нам   твой    отец
воспользоваться его колодой?
   Прежние подозрения м-ра Кенинсби разом всколыхнулись, но отказать  он  не
рискнул.
   - Ну, раз вам так хочется, - сказал он. - По-моему, толку  не  будет,  но
поступайте, как знаете. Нэнси, сходи, принеси, они у меня в портфеле.
   - Сейчас, папа, - кивнула Нэнси. Генри сделал движение, словно  собираясь
последовать за ней, но она остановила его. - Не надо, милый. Я мигом,  а  ты
лучше побудь здесь.
   Тень расставания мелькнула между ними, и Нэнси вдруг забеспокоилась,  как
бы даже короткая физическая разлука не повлекла за собой  разлуки  душевной.
Генри, опасаясь оставить Аарона наедине с м-ром Кенинсби, согласился.
   - Не задерживайся, - тихо сказал он, а она в ответ прошептала: "Да как же
я смогу?" и умчалась.
   Торопясь в комнату отца, она размышляла над тем, почему Сибил не  увидела
Шута и почему ей самой фигурка показалась странно вибрирующей. Так  вот  что
Генри имел в виду! Значит, он рассказал ей еще не  все  и,  наверное,  скоро
объяснит и остальное. Но при чем здесь Шут и  почему  для  него  так  важно,
движется он или нет? Интересно... Не так уж  часто  четверо  видят  какую-то
вещь неподвижной, а пятому кажется, что она танцует. Вот если бы  кто-нибудь
посмотрел сейчас на Нэнси, подпрыгивающую от нетерпения, смог бы он сказать,
что она стоит на месте? Иногда, правда,  возникают  странные  ощущения,  как
вчера, например, в автомобиле. Но это же только видимость, а не сам вид, так
сказать. Никто еще не встречал неподвижный автомобиль, мчащийся по дороге.
   Она отыскала карты Таро и поспешила обратно,  думая  теперь  о  том,  как
послушно она делает все,  что  нужно  Генри.  Ей  вдруг  захотелось  так  же
послушно делать что-нибудь и для отца. Но это отец... Он ведь  сам  виноват,
разве не так?  Ах,  если  бы  она  могла  не  только  делать  что-то,  но  и
чувствовать себя при этом счастливой! Не может?  Может?  Запыхавшись  скорее
изнутри, чем снаружи, она снова оказалась в комнате, где на столе бесконечно
переливался золотистый танец.
   Она прошла за портьеры и, оказавшись в мягком расходящемся свете и  снова
услышав слабый музыкальный звук,  почувствовала,  как  изменилось  состояние
троих людей, ожидавших ее. Генри и м-р Кенинсби стояли рядом, словно  только
что оборвали разговор, и смотрели друг на друга отнюдь  не  дружелюбно.  Она
тут же сообразила, что произошло видимо, Генри сам решил  поднять  вопрос  о
приобретения карт. А отец с обычным своим упрямством,  которое  даже  вполне
разумные  его  поступки  превращало  в  неразумные,  конечно  же,   отказал.
Несомненно, карты принадлежали ему, но манера держаться  придала  формальной
правоте смысл оскорбления. Так серьезно относиться к самому  себе  -  это  и
значит оскорблять всех остальных. Нэнси почувствовала, что мысль правильная,
хотя и не смогла ее отчетливо сформулировать. Своей непреходящей обидой отец
бросал вызов всей человеческой расе, он словно постоянно  ожидал,  что  даже
старшие дети младших сыновей  пэров  вот-вот  посягнут  на  его  привилегии,
наступят ему на пятки. Таким оскорбленным и негодующим Нэнси и застала  его,
войдя в комнату.
   Она вошла так стремительно, что прервала обмен  репликами  на  полуслове.
Аарон и Сибил  внимательно  следили  за  ходом  дискуссии  и  с  облегчением
встретили ее появление.
   - Ну вот и мы, - объявила Нэнси. - Генри, все так здорово.
   Ничего хорошего, тут же поняла она. И вообще ее "здорово"  совершенно  не
годилось для этой комнаты, движущихся фигурок, странной колоды у нее в руке,
совершившей чудо с землей, и  уж  тем  более  не  подходило  это  слово  для
описания враждебности на лицах отца и Генри, встревоженного взгляда  старого
Аарона и непоколебимого восприятия тети  Сибил.  Нет,  слово  решительно  не
годится, но раз другого нет, сойдет и это.
   - Ну, кто первый? - она протянула  колоду  Таро.  -Папа?  Тетя?  Или  вы,
мистер Ли? Аарон отвел колоду рукой.
   - Нет, нет, - торопливо проговорил он. - Они ваши, лучше  уж  кому-нибудь
из вас.
   - Только не я, увольте. Я совершенно не склонен к подобным удовольствиям.
- М-р Кенинсби сердито засопел и отвернулся.
   Сибил отказалась от колоды молча.
   - Тетя, ну пожалуйста! -  Нэнси  вдруг  ощутила,  что  если  тетя  примет
участие в игре, будет как-то безопаснее.
   - Я действительно не хочу, Нэнси, только не обижайся, - голос у Сибил был
извиняющийся, но непреклонный. - Слишком уж это напоминает попытку  выведать
чужую тайну.
   - Чью, например? - еще не остыв, с вызовом поинтересовался Генри.
   - Я не имела в виду конкретную личность, - пояснила Сибил. - Скорее,  все
окружающее.., вселенную, так сказать. Если уж она  заварила  всю  эту  кашу,
чтобы в следующую минуту побыть  в  покое,  просто  неприлично  нарушать  ее
уединение. Вы уж простите.
   Нэнси отметила про себя, что в этот раз тетушка не стала  добавлять,  как
нередко делала, что все это, возможно, ее глупость. Вот  дурацкая  ситуация!
Ну и что ей теперь делать с этими картами?
   - Ты думаешь, нам тоже не следует этого делать?
   - Ну почему же, - спокойно ответила Сибил. -Делайте, если можете.  Просто
я - вы уж простите не могу.
   - У меня сложилось впечатление, - Генри, наконец, справился с голосом,  -
что у вас особые отношения со вселенной. Вы не боитесь, что однажды она  вас
обманет? А вдруг она готовит для вас какую-нибудь крупную неприятность?
   - Знаете, - отозвалась Сибил, - один из героев  Диккенса  как-то  сказал:
"Такого не бывает, видите ли, так  что  и  допускать  нечего".  Это  Траддл,
конечно. Что-то я начала забывать Диккенса, надо  бы  перечитать.  Нэнси,  я
думаю, вы с Генри справитесь с этой задачей.
   Генри попытался изобразить уверенную  улыбку,  но  в  его  взгляде  Нэнси
заметила озабоченность. Это  случалось  уже  не  в  первый  раз,  а  точнее,
случалось всегда, когда на сцене появлялись карты Таро. Однако  в  следующий
момент Генри, видимо, принял решение и накрыл ладонью руку Нэнси,  державшую
карты.
   - Не все ли равно, чью судьбу смотреть? - сказал он.  -  Давай  посмотрим
твою, если не возражаешь.
   - А ты не хочешь посмотреть нашу? - в ответ  предложила  Нэнси.  -  Может
быть, пора распрощаться с этими разделениями?
   - Хотелось бы думать, что пора, - ответил он, но тебе придется  разложить
карты для нас обоих, а интерпретацию предоставить мне. Ты поверишь им?
   - А это будет правда? - спросила она.
   - Как земля в твоих руках, - ответил он, и у  м-ра  Кенинсби  любопытство
чуть не одолело враждебность. Он едва сдержался, чтобы не спросить,  на  что
намекает Генри. - Смотри, сила течет между ними,  он  указал  на  движущиеся
фигурки, - и твоими руками, карты движутся этой силой. Начнем?
   Он мягко повернул Нэнси лицом к столу, и Аарон Ли, оказавшийся между  нею
и фигурками, торопливо отошел назад. Потом,  вынув  карты  из  чехла,  Генри
расположил их у нее в  обоих  руках  так  же,  как  в  тот  памятный  вечер.
Воспоминание вернулось к ней с неожиданной силой. Но на этот раз, придав  ее
рукам нужное положение, он не стал накрывать их своими; наоборот, отошел  на
шаг и жестом попросил Сибил, стоявшую слева,  сделать  то  же  самое.  Нэнси
оказалась одна лицом к лицу с золотым столом.
   - Подойди поближе, - сказал Генри. - Хорошо. Начинай.
   Ощущение земли под пальцами вернулось с неожиданной силой. Надо было либо
продолжать игру, либо бросить всю эту  затею.  Достаточно  выдержать  паузу,
рассмеяться, извиниться перед всеми - и особенно  перед  Генри  -  и  просто
положить карты на стол.  Она  вовсе  не  обязана  входить  в  этот  свет,  в
золотистый туман, разлитый в воздухе между  нею  и  столом;  она  еще  может
отступить, может отказаться от знания. Любовь и  без  того  переполняла  ее,
принося огромное удовлетворение, поэтому Нэнси и не спешила пытать будущее -
даже если карты действительно могут  открыть  его.  Но,  замерев  на  пороге
судьбы, она не могла найти  ни  одной  достойной  причины  для  отступления.
Сейчас она ощущала себя волей Генри, и одновременно своей собственной волей,
помогающей его воле. Никаких нравственных преград Нэнси не  видела,  значит,
надо идти вперед.
   Она сделала шаг, и сердце забилось  быстро  и  сильно.  Золотистый  туман
принял ее и причудливо изменил карты, зажатые в пальцах. Она сделала еще шаг
и   сквозь   туман   различила   величавое   движение    вечной    гармонии,
разворачивающееся перед ней. Образы ли на картах, фигурки ли на столе  стали
выше, крупнее, перелились друг в друга, и теперь уже решительно нельзя  было
сказать, какой они природы. Нэнси ощутила дерзкую решимость и сделала третий
шаг. Голос Генри предостерег ее:
   - Остановись, подожди карты.
   Нэнси обернулась на голос, но Генри  был  слишком  далеко  позади,  чтобы
различить его. Зато сквозь изменчивую,  текучую  пелену  света  она  увидела
другую фигуру и поняла, что это - Аарон. Только теперь старик гораздо больше
походил на один из образов Таро - на Рыцаря Жезлов.  Трость  превратилась  в
поднятый скипетр, старое  лицо  стало  молодым,  шапочка  оказалась  тяжелым
средневековым  головным  убором...  Фигура  стала  расти,  двинулась,  туман
заклубился и скрыл очертания. Карты задрожали в руках у Нэнси; она взглянула
на них, и в тот же миг одна из карт взлетела в воздух и медленно  опустилась
на пол. За ней взлетела другая, потом еще одна, и скоро они  превратились  в
сплошной листопад. Она даже не пыталась собрать их - знала, что не  удастся.
Перед  ней  возникали  и  исчезали  все  новые  фигуры,  и  как  только  она
останавливала взгляд на какой-нибудь из них, тут  же  соответствующая  карта
выскальзывала из пальцев и в падении начинала  описывать  спиральные  круги,
пока не пропадала из поля зрения в вечно клубящемся тумане.
   Теперь карты стали огромными, словно листья какого-то пра-дерева,  то  ли
священного дерева Бодхи, под которым будда Гаутама  достиг  нирваны,  то  ли
ясеня Иггдрасиль из северных преданий, то ли старой оливы  из  Гефсиманского
сада. Сравнение с листьями вовсе не было мысленным образом,  карты  потеряли
свою прямоугольную форму и падали словно настоящие листья, медленно уносимые
ветром,  овевавшим  лицо  Нэнси  и  взвихривавшим  золотистое  облако.   Она
всматривалась и чувствовала, как слабеет; гротескные руки, вытянутые вперед,
никак  не  могли  принадлежать  Нэнси  Кенинсби  скорее   уж   какому-нибудь
неведомому великану. Она с усилием отвела взгляд и посмотрела вперед,  прямо
на танцоров. Они теперь были раз в двадцать выше прежнего. Внезапно одна  из
групп выступила перед ней из тумана ярче других. Их было трое подняв  изящно
изогнутые левые руки, они на цыпочках кружились вокруг общего центра.  Нэнси
всмотрелась и узнала их: Королева Чаш держала  свой  кубок  у  груди;  нагая
Смерть-крестьянин сжимала серп в правой  руке;  зловещий  египетский  Сет  с
ослиной головой и прикованными к нему пленниками воплощал бесконечную злобу.
Они кружились все быстрее, и каждый из них, приближаясь к Нэнси,  протягивал
к ней свой  символ.  Музыка,  до  этого  звучавшая  негромко,  поднялась  до
пронзительного  воя  ветра,  ветер  крепчал  и  становился   все   холоднее,
набрасываясь на нее злобными порывами. Нэнси казалось, что она затерялась  в
ледяном пространстве, и руки ее оказались пусты,  но  промозглый  ветер  уже
стихал; последние обрывки золотого тумана проносились перед  ее  глазами.  А
когда исчезли и они, оказалось, что ее  близкие  стоят  рядом,  хотя  танец,
центром которого она только что ощущала себя, все еще словно бы длился:  три
танцора продолжали кружиться  вокруг,  их  левые  руки  соединялись  над  ее
головой, отделяя и закрывая Нэнси от остальных. Какое-то знание пронзило все
ее существо, и сердце отозвалось тупой болью, так непохожей на сияющую  муку
любви. Но боль пришла и ушла.
   Голос Генри произнес позади нее:
   - Счастливая судьба, дорогая. Давай посмотрим на карты.
   Пожалуй, Нэнси больше хотелось бы, чтобы посмотрели  на  нее.  Она  остро
пожалела себя и тут только заметила раскинутую на столе  извивающуюся  линию
карт.  Рядом  стоял  озадаченный  отец,  а  Генри  наклонился  над   столом,
разглядывая карты. Ему через плечо заглядывал Аарон Ли, а потом между  Нэнси
и столом, на который ей совсем не хотелось смотреть, возникла фигура  Сибил.
И, чтобы не смотреть на стол, она стала смотреть на тетю. Это  было  гораздо
лучше, и скоро Нэнси  молчком  взяла  тетю  за  руку.  Женщины  без  особого
интереса ждали,  что  скажет  Генри.  Однако  молодой  человек  был  слишком
поглощен картами и не замечал ничего.
   - Тебя ждет долгая дорога, - сказал он, - и весьма  скоро.  Кто-то  будет
пытаться сильно влиять на тебя. Тебе пред