если она будет хорошо выглядеть, прилично оденется  и  снимет  себе
квартиру, то,  возможно,  найдет  мужа  и  тогда  вернется  в  институт.
Естественно, из этого ничего не получилось. Минул год,  кавалеры  охотно
назначали Людмиле встречи на снимаемой  ею  жилплощади,  но  в  загс  не
торопились.   Сперва   Шилова   болезненно   воспринимала    собственное
"униженное", как ей казалось, положение. Ведь она  училась  в  советской
школе, где с первого класса вдалбливались  идеи  о  всеобщем  равенстве,
справедливости и недопустимости эксплуатации человека  человеком.  Потом
Люся заметила, что презрение к  ней  выражают  только  соотечественники,
иностранцы же не видят В ее работе  ничего  зазорного.  У  нее  возникло
ощущение, что идеи равенства и справедливости восторжествовали как раз в
"гнилом"   капиталистическом   обществе,   а   не   в   нашем   гуманном
социалистическом.
   И вот на третий год Люсиной работы в "Европе" один  из  люксов  занял
криминальный авторитет из  Екатеринбурга  по  фамилии  Гаврилов.  Леонид
Аркадьевич  относился   к   той   части   бандитско-предпринимательского
сообщества, которая стремилась перевести  молодой  российский  бизнес  в
цивилизованное русло.  Сферы  влияния  и  наживы  были  поделены,  время
настало относительно мирное. Бандитская верхушка переоделась  в  дорогие
костюмы  и  стала  питаться  во  французских   ресторанах,   старательно
избавляясь  от  "каннибальских"  привычек  прошлого.  Леонид  Аркадьевич
отметил безупречную работу Шиловой и предложил ей работать у его семьи в
Лондоне  в  качестве  экономки.  С  хорошей  оплатой  и   жильем.   Люся
согласилась не раздумывая.  Во-первых,  хотелось  посмотреть  заграницу,
во-вторых, денег сулили больше, чем она зарабатывала в отеле.
   Что было дальше, я уже знала.  Люся  отправилась  к  супруге  Леонида
Аркадьевича в Лондон, где  поступила  на  специальные  курсы,  и  теперь
является высококлассным специалистом в области домашнего сервиса.
   Драматические события  в  жизни  Шиловой  случились  год  назад.  Она
встретила своего бывшего преподавателя, который читал  им  курс  истории
искусств. Звали  его  Евгений  Дмитриевич  Косулин.  Классический  образ
рафинированного интеллектуала - дряблые мышцы, худоба, длинные узловатые
пальцы, высокий лоб, очки, крупный нос, четко  очерченные  губы,  волосы
русые с проседью. В Косулина была влюблена вся  женская  часть  курса  и
даже кое-кто из мужской.
   Встретившись с ним в "Доме  книги",  Люся  впервые  за  долгое  время
почувствовала жгучий стыд за то, чем занимается. Евгений  Дмитриевич  не
сказал ей ни одного невежливого слова, не сделал ни единого  намека,  но
все же Шилова была  готова  провалиться  от  стыда.  Чтобы  хоть  как-то
оправдаться, она жалким голосом пролепетала, что благодаря своей  работе
смогла  близко  познакомиться  с  подлинниками  Малевича,   Кандинского,
Матисса и других известных художников. Гаврилов собирал "коллекцию", без
особого интереса скупая  те  произведения  живописи,  которые  считались
ценными.   Леонид   Аркадьевич   считал   это   "вложением    капитала".
Эксперты-искусствоведы утверждали, что через пятьдесят лет все это будет
стоить в три, а то и в пять раз дороже.
   Подобное отношение к искусству вызывало у Косулина шквал негодования.
Профессор отличался крайне левыми политическими взглядами и считал,  что
все эти творения должны  принадлежать  народу.  К  неожиданному  счастью
Люси, которая на своей личной жизни поставила  жирный  крест,  у  нее  и
Евгения закрутился бурный роман.
   Однажды он привел ее к своим  друзьям  -  выдающимся  художникам.  На
огромном чердаке,  среди  старых  газет  и  пустых  бутылок,  эти  гении
воспроизводили известные картины  и  назывались  "Художественная  артель
"Шедевр"". Хоть Люся и не окончила института культуры, но дурой не была.
Путешествуя вместе с семьей Гаврилова, она в выходные посещала галереи и
музеи. "Шедевр" производил  отвратительные  копии.  То  ли  от  нехватки
спиртного,  то  ли  от  нехватки  таланта  художники  работали  грубо  и
неаккуратно. Хорошая копия известной картины стоит  от  трех  до  десяти
тысяч долларов, за работы артели редко давали свыше пятисот. Покупали их
в  основном  дизайнеры,  оформлявшие  интерьеры.  При  этом  каждый   из
художников жаловался  Люсе  на  несправедливость  буржуазного  общества,
дескать, если бы не деньги, они никогда в жизни  не  стали  бы  работать
"живыми ксероксами". Каждый  уверял  -  будь  он  материально  свободен,
немедленно создал бы гениальную  картину  и  сказал  бы  новое  слово  в
изобразительном искусстве. Люся кивала головой и сочувственно улыбалась.
Только бы доставить Косулину удовольствие. В конце концов, она  ведь  не
могла неодобрительно судить о его друзьях. Профессор немедля поставил бы
ее на место. Как может горничная судить об искусстве?
   Евгений Дмитриевич и его друзья говорили, что искусство  должно  быть
доступным народу, что оно должно принадлежать  народу  и  облагораживать
его. Внутренне Люся с этим соглашалась. Однажды ночью,  после  жаркой  и
страстной любви, Косулин высказал безумную идею - заменить подлинники  в
коллекции Гаврилова копиями "Шедевра", все равно никто ничего не поймет.
А сами нетленные полотна подбросить  в  государственные  музеи.  Евгений
Дмитриевич  сказал,  что  поскольку  мало  кто  знает,  что  хранится  в
запасниках Эрмитажа и  Русского  музея,  то  случайно  обнаруженная  там
картина не вызовет никакого ажиотажа. "Да они каждый день у себя  что-то
бесценное обнаруживают!" - восклицал Косулин. Люся долго не соглашалась,
но против угрозы быть брошенной не устояла. Пока Гаврилов был  жив,  она
успела подменить только одну картину - "Сон" Кандинского. Косулин убедил
ее, что оригинал  уже  подложен  в  запасник  Русского  музея  и  теперь
остается только ждать, пока его найдут.
   Я слушала и поражалась. Неужели любовь может быть  до  такой  степени
слепа?! Пронырливый профессор наверняка уже сбыл  полотно  какому-нибудь
западному коллекционеру!
   Когда Гаврилова убили, Люся перепугалась. Она  услышала,  как  Никита
Шерер,  унаследовавший  коллекцию,  говорил  по  телефону  с  оценщиком.
Опытный эксперт с  одного  взгляда  отличил  бы  подделку!  На  аукционе
фальшивку невозможно продать, там каждый  лот  проходит  через  частокол
искусствоведов. Шерер моментально бы догадался,  что  картину  подменили
после того, как она  попала  в  дом.  На  счастье,  все  работы  захотел
приобрести Домовой, он же предложил Люсе стать старшей горничной  в  его
особняке. Василий Петрович был в курсе  всех  покупок  своего  партнера,
поэтому не потребовал никаких экспертиз. Картины аккуратно  упаковали  и
перевезли к Домовым. Через месяц Люсе удалось заменить еще одну  картину
- на сей раз "Космолет" Малевича. Потом долго ничего не  получалось.  По
совершенно банальной  причине:  художественная  артель  никак  не  могла
сделать ни одной толковой копии тех картин, что были теперь у  Домового.
Отличить то, что выходило из-под их кистей,  от  подлинника  смог  бы  и
полуслепой дворник.
   И вот среди художников появился трудолюбивый студент-китаец,  который
считал изготовление копий необходимой ступенью к  обретению  мастерства.
Только пройдя весь  путь  искусства,  можно  сказать  что-то  новое.  Он
нарисовал изумительную копию Пармиджанино "Дама с длинной  шеей",  самой
дорогой картины из коллекции  "Гаврилова".  Ее-то  и  пыталась  заменить
сегодня Люся. Я ей помешала.
   - Женечка придет в ярость, - всхлипнула девушка.
   - Подлец ваш Женечка, - вырвалось у меня.
   - Как вы смеете о нем так говорить!  -  вспылила  старшая  горничная,
глаза у нее сделались безумными.
   У любимого мною Пруста я как-то вычитала, что нет более  покорного  и
преданного существа, чем влюбленная старая дева.  Она  пойдет  за  своим
поздним любовником  на  костер,  на  плаху,  убьет  старика  и  ребенка,
преступит все человеческие и  божеские  законы.  Похоже,  Люся  -  живая
иллюстрация к словам великого французского писателя.
   - Извините, беру свои слова  обратно,  -  я  постаралась  сдержаться.
Иначе мне никогда не узнать, что именно случилось в доме у Гаврилова.  -
Люся, а как вы относились к Леониду Аркадьевичу?
   Вам не было стыдно, что вы его обворовываете? Уж простите, но давайте
называть вещи своими именами.
   Горничная опустила глаза и нервно  теребила  фартук,  она  так  и  не
переоделась.
   -  Деньги  Леонид  Аркадьевич  добыл  нечестным  путем,  -   заученно
повторила она, - он не имеет права единолично владеть  тем,  что  должно
принадлежать всем людям.
   - Но это не повод красть у него собственность, - упрямо повторила  я.
-  Довольно  странно,  что  профессор  искусствоведения,  ваш   Косулин,
исповедует лозунг "Грабь награбленное". Но суть не в том. Мне интересно,
когда вы узнали о смерти человека, с которым прожили бок о бок несколько
лет, знали его жену и дочь, неужели подумали только о картинах?
   - Нет, - Люся выпила еще вина, - у вас сигареты есть?
   - Пожалуйста, - я протянула ей пачку "Парламента".
   Шилова закурила и закашлялась.
   - Я вообще-то не курю, но в таких ситуациях вроде положено.
   Она старательно пыталась затянуться, но каждая попытка  оборачивалась
новым приступом кашля, и  она  затушила  бесполезную  сигарету  в  белом
кофейном блюдечке.
   - Леонид Аркадьевич был хорошим человеком, не то что эти...  Кристина
Федоровна с  Элеонорой  Леонидовной,  жена  его  и  дочка.  Я  всю  ночь
проплакала после того, как его обнаружила.
   - Вы его обнаружили? - удивилась я.
   - Да, каждое утро, около восьми часов, я убирала в его кабинете. И  в
тот день...
   Люся глубоко вдохнула и отпила еще вина.
   - Он их всех ненавидел, но не оставлял! - она рванула  с  себя  белый
воротничок. От вина ей  уже  совсем  захорошело.  -  Когда  умер  Шурик,
Александр Леонидович, его младший сын, даже на похороны не пошел. У нихx
были плохие отношения из-за...
   - Из-за гомосексуальной ориентации Александра?
   - Да, Леонид Аркадьевич этого не понимал и  раздражался  каждый  раз,
когда Кристина Федоровна что-нибудь  о  сыне  говорила.  Понимаете,  его
смерть... Я об этом никому не сказала, но... В  ту  ночь  хозяин  сильно
напился. Потом все говорили, мол, из-за семьи он с  собой  покончил.  Но
это не правда! Он  их  терпеть  всех  не  мог!  Я  как-то  раз  случайно
услышала, как он по телефону с какой-то женщиной разговаривал. Нежно так
спрашивал ее: как Машенька, как у нее самой на  работе  дела,  как  день
прошел. Думаю, у него вторая семья есть где-то.  Не  стал  бы  он  из-за
Кристины Федоровны с  Элькой  и  Шуриком  стреляться,  дрянь  они  были.
Нехорошо так о мертвых, но как есть.
   - Что вам показалось странным в ночь, когда  он  застрелился?  -  моя
усталость слетела в мгновение ока.
   - Я беспокоилась и никак не могла уснуть, вдруг  что-то  понадобится.
Тазик, например... Ну в общем, сами  понимаете.  И  я  решила  протереть
зеркала в гостиной. У Гавриловых в доме на втором  этаже  была  огромная
гостиная, а напротив кабинет Леонида Аркадьевича. Он дверь за  собой  не
закрыл, рухнул на диван и не поднимался. Как ни посмотрю, он  лежит.  На
спине, руки раскинул, рот приоткрыт. Храпел во сне. Часа в  три  ночи  я
решила, что все нормально, можно уйти. Последний  раз  посмотрела  -  он
спал. В восемь вернулась, смотрю, дверь так же открыта, он лежит. Ничего
не заметила сначала. Осторожно подошла и... У  меня  чуть  все  поджилки
через рот не выскочили!  В  рот  выстрелили,  пистолет  рядом  валяется,
подушка под ним черная от крови! На полу ничего не заметила, потому  что
ковер все впитал. Не помню, как милицию вызывала, "скорую". Они приехали
и говорят, смерть, мол, наступила не позднее половины четвертого утра.
   Я прямо онемела.  Хотела  им  сказать,  что  такого  не  может  быть.
Получается, что я его видела, он мирно спал, а как только ушла - схватил
пистолет и застрелился? Не бывает такого! Потом мысли  всякие  в  голову
полезли. Леонид Аркадьевич такой человек был... Мало ли кто его убил!  А
я свидетель! В общем, испугалась, никому говорить  не  стала.  И  вы  не
говорите!
   Люся предупреждающе вытянула вперед палец  и  неосторожным  движением
опрокинула свою чашку.
   - Мало ли что, - добавила она. - Я тут спьяну да с испугу  болтаю,  а
перед следователем никогда этого не повторю. Ничего не видела, ничего не
знаю. Вам тоже советую такой позиции придерживаться.
   - Боюсь, мне поздно, - подумав о своей  детективной  деятельности  на
территории Домовых, ответила я.
   - В смысле? - Люся насторожилась.
   - Поздно, говорю, вам завтра рано вставать, мне тоже. Спасибо за  чай
и угощение, - мысленно добавила: "и особенно за  нужную  информацию".  -
Последний вопрос. Вы не знаете, где был Никита Шерер в ту ночь?
   Люся понимающе улыбнулась.
   - Я тоже сразу на него подумала - ему прямая выгода. Свидетельство  о
смерти Эли выдали уже после гибели родителей и брата, так что получилось
- Никита как ее законный супруг получил все. Но в то время его вообще  в
городе не было. Он же пловец, за российскую сборную  выступает.  Был  на
кубке Европы в тот момент, его по телевизору показывали.
   - Пловец?! - у меня закружилась голова.
   - Да, а  вы  думали,  откуда  фигура  такая?  У  пловцов  тела  самые
красивые, - заявила Шилова.
   - Но он мог нанять кого-то, - пробормотала я.
   - Это да, - согласилась горничная, - только вот на что? Наследства  у
него тогда не было, а первых мест Шерер никогда  не  занимал.  Заработок
имел копейки, это все говорили.
   Мало ли на что! Я разозлилась. Может, кредит в банке взял на убийство
богатого тестя! Под гарантию получения наследства в течение полугода!  У
нас чего только не бывает.
   Торопливо раскланявшись, я попрощалась с пьяной Люсей. Обратный  путь
до постели показался мне бесконечным. Добравшись  до  своей  комнаты,  я
рухнула без сил.
   Значит, Гаврилова все-таки убили! Но  уговорить  Люсю  рассказать  об
этом Домовому нет никакой возможности. Разве  что  прямой  шантаж.  Если
горничная под страхом разоблачения ее  возлюбленного  Косулина  повторит
свой рассказ, то заведут уголовное дело,  начнут  расследование.  Однако
то,  что  видела  Люся,  вины  Никиты  Шерера  не  доказывает.   Леонида
Аркадьевича убили, но  то,  что  это  устроил  Никита,  -  доказательств
никаких.

ДОКТОР "НЕ БОЛИТ"

   Я повернула  ручки  смесителя.  Кран  неожиданно  зафырчал,  в  трубе
послышалось бульканье, и мне на руки полилась маслянистая  жидкость.  По
раковине расползлись радужные пятна. Бензин! Что с нашими  коммунальными
службами?! Рукав не к той трубе приварили? Хотя  если  бы  они  вздумали
орудовать сварочным аппаратом в непосредственной близости от бензинового
потока, случился бы такой взрыв, что новостные программы только о нем  и
рассказывали.
   - Черт, - выругавшись себе под нос,  я  полезла  в  ванную.  Надо  же
как-то отмыться!
   Почему-то в голове настойчиво вертелись мысли о богатстве  российских
недр и о том, как тяжело, наверное, выпрашивать иностранные  кредиты  на
бедность, когда у самих бензин  из  кранов  бьет.  Кран  в  ванной  тоже
выплюнул густую  коричневую  массу.  Нефть!  Откуда-то  донеслись  звуки
Вивальди, "Времена года. Весна". Меня  внезапно  объял  ужас.  Почему-то
стало казаться, что вот-вот в дверь вломится  Никита  Шерер,  размахивая
ножом, как Норман Бейтс в  фильме  "Психо"  Альфреда  Хичкока.  Вивальди
становился все громче и громче, страх становился все сильнее и  сильнее.
Я завопила во все горло и...
   Проснулась.
   Электронный  будильник  на  тумбочке  рядом  с   кроватью   заливался
симфоническим  оркестром.  "Весна"  заканчивалась,  подвигалось  "Лето".
Обычно  Вивальди  мне  нравился,  но  только  не  в  это  утро.  Вытерев
пододеяльником холодный пот со лба, я  встала.  Мягкая  ночная  рубашка,
похожая на длинную майку, противно прилипла к телу.
   В ванной из кранов, по счастью, полилась нормальная, прозрачная вода.
Даже без специфического металлического запаха, который в последнее время
появился у водопроводной воды в городе. Умывшись, приняв душ,  я  надела
серый брючный костюм из тонкой  шерсти  и  черный  бадлон.  Волосы  лишь
заколола - было не до создания образа.
   Открыв свою тетрадку, я записала:
   1. Узнать, был ли  у  Гавриловых  семейный  врач  или  специалист,  у
которого наблюдалась Эля.
   2. Изучить официальный отчет об исчезновении девушки.
   3. Выяснить, как погибла Кристина Федоровна Гаврилова, мама Эли.
   4.  Поговорить  с  Гришей,  свидетелем  того,  как  погиб   Александр
Гаврилов, брат Эли.
   На завтрак подавали ванильные гренки, свежеотжатый апельсиновый  сок,
фруктовый салат и кофе.  Слава  богу,  утренний  прием  пищи  у  Домовых
проходил  по  индивидуальному  графику.  Василий  Петрович  так   и   не
возвращался со вчерашнего дня, а Лика еще спала.
   Я устроилась в уголочке стола  с  добытыми  у  МНОВВ  материалами.  В
каждом журнале имелись подробные рассказы очевидцев о том,  как  пропала
Эля. Все они повторяли друг  друга  и  то,  что  я  уже  слышала:  яркий
светящийся шар появился в воздухе, туда втянуло девушку, и все  исчезло.
Эля стояла как вкопанная, неподвижно, словно впала  в  транс,  потом  ее
подняло в воздух, она  вроде  как  сопротивлялась,  а  затем  исчезла  в
световом   потоке.   Все   эти   события   были   подробнейшим   образом
прокомментированы.   Некий   Джон   Стейнбек,   президент   Бруклинского
уфологического общества, заявлял, что подобные случаи случаются сплошь и
рядом. Но уникальность "русской аномалии" в том,  что  у  свидетелей  не
произошло обычной амнезии. Далее исследователь почему-то  перескочил  на
передовые достижения России в области исследования космоса. Общий  вывод
-  русские  контактируют  с  инопланетянами  и  выработали  своеобразный
иммунитет. Они, мол, вдвое чаще видят  инопланетных  гостей  и  вчетверо
чаще вступают с ними в контакт.
   Официальный отчет был испещрен "комментариями" Миши на полях.  Все  в
духе "посмотрите, как наша милиция издевается над  здравым  смыслом".  У
милиции была одна генеральная версия - участники  конференции  нажрались
какого-то галлюциногена и  поимели  совместную  галлюцинацию.  На  месте
исчезновения Гавриловой, правда,  обнаружили  следы  ее  обуви,  два  ее
волоса и следы от тракторных гусениц. Может, ее трактор  похитил,  а  не
пришельцы?..
   Однако план моих действий  требует  навестить  доктора.  Наверняка  у
Гавриловых был  семейный  врач.  Всезнающий  Бекетов  должен  где-нибудь
хранить его номер. Только где в  этом  гигантском  доме  найти  телефон?
Выйдя из столовой, я обнаружила за дверью  Люсю.  Она  поздоровалась  со
мной так спокойно, будто все вчерашнее было сном.
   - Извините, а где найти телефон?
   - Сейчас принесу.
   Через минуту мне подали трубку. Я  вытащила  из  своей  тетрадки  для
записи наблюдений визитку Бекетова и набрала номер.
   - Алло, Юрий Михайлович? Это Александра Александровна.
   - Чем могу быть полезен? - ответил мне бесстрастный голос секретаря.
   -  Вы  случайно  не  знаете,  у  какого  врача  могла  лечиться   Эля
Гаврилова?
   - Знаю, у их семейного врача. Леонид Аронович  Шац.  Телефон  есть  в
общей алфавитной книге. Скажите  Люсе,  она  его  для  вас  найдет.  Еще
что-нибудь?
   - Нет, спасибо.
   - Приятного вам дня. Бекетов отключился.
   Пока Люся искала номер доктора  Шала,  я  продолжала,  стиснув  зубы,
читать статьи про Элю. Очень хотелось найти хоть слово про Никиту, но  о
супруге Гавриловои не писали.
   - Пожалуйста, - Люся положила  рядом  со  мной  бумажку.  -  Телефон,
который вы просили.
   - Спасибо.
   - Не стоит благодарности.
   Я подумала, что, если Василий Петрович и вправду хочет научить  дочку
хорошим манерам, ему стоит обратиться к собственной прислуге.
   Леонид Аронович ответил почти сразу.
   - Слушаю вас, - голос доктора был  насто