Ян болтается, уж  пусть он  лучше  дежурит, а  то  в  раздевалке  часто веши
пропадают.   Директор  заметил:  если  в  раздевалке  дежурил  Ян,  вещи  не
пропадали, А это просто объяснялось: во  время  дежурства  Ян не крал вещи и
дружки  его тоже  воздерживались.  Кроме  того,  он в раздевалку  никого  не
пускал, а всем одежду подавал  в руки,  боясь, что и  в  его дежурство могут
что-нибудь стащить.
     Ученики вешали одежду по классам. У шестого класса была шестая вешалка,
а у Веры--второе место, и оно для Яна было священным. Оставшись в раздевалке
один,  он подходил к Вериному  пальто, прижимался щекою к воротнику,  вдыхая
его запах, а потом надевал  ее  серые трикотажные перчатки  и ходил  в  них.
Иногда он  подходил к дверям шестого  класса  и  ждал, когда  Вера  повернет
голову в его сторону. Тогда он поднимал руки и показывал ей, что он надел ее
перчатки.  На перемене она шла в  раздевалку  и  забирала их  у него. Раз он
как-то попробовал  надеть  ее бордовое, с черным воротником  пальто,  но оно
было слишком мало, и он побоялся, что пальто разойдется по швам.
     После  занятий ученики бежали  в раздевалку, стараясь первыми  получить
одежду.  Яна знали все, как и  он  всех, и потому, столпившись у  решетчатой
двери, парни и  девчата кричали: "Ян, подай мне пальто!"-- и называли место.
Ян  в первую очередь подавал одежду тем, кого знал хорошо. Но если он сквозь
решетку замечал  Веру  --  а она стояла молча,-- он сразу брал ее  пальто  и
через головы столпившихся подавал ей.
     Летом перед  отъездом в  Волгоград  Ян два  раза  видел Веру в  Падуне.
Первый раз  --  на дневном  сеансе в  кино, а второй, и  последний,--  около
магазина. Магазин был закрыт на обед, и она ждала открытия.
     Вера  была в  легком  платье,  которое  трепал  ветер.  Ян  остановился
невдалеке и любовался ею.
     Жила Вера в нескольких километрах от Падуна, и Ян видел ее редко.
     В Волгограде Ян затосковал по ней. Ему хотелось хоть изредка ее видеть.
Но две тысячи километров отделяли его от  любимой. И тогда он решил написать
ей письмо, но не простое, а в стихах.
     В  начале восьмого класса  Ян начал писать поэму о директоре  падунской
школы, но,  зарифмовав несколько  листов грязи об Иване Евгеньевиче, бросил.
Иссякло вдохновение хулигана.
     Теперь  он  писал  письмо   в   стихах  Вере.  Он  хотел  тронуть  душу
тринадцатилетней девочки.
     Здравствуй, Вера, здравствуй, дорогая, Шлю тебе я пламенный привет.
     Пишу письмо тебе из Волгограда,
     Где не вижу без тебя я свет.
     Как только первый раз тебя увидел,
     Я сразу полюбил тебя навек.
     Поверь, что тебя лучше я не видел,
     Короткий без тебя мне будет век.
     Хочу тебе задать один вопрос я,
     Ответишь на него в своем письме.
     Ты дружишь или нет с кем, Вера,
     Фамилия его не нужна мне.
     Разреши тебя поздравить
     С юбилейным Октябрем.
     И желаю его встретить
     Очень хорошо.
     Ян не хотел подписывать письмо своим именем,  так  как был  уверен, что
Вера ему не  ответит.  Такому вору и  хулигану  разве  может  отвечать такая
красивая девочка.  После стихов он приписал, что сам  он не из Падуна,  а из
Волгограда, в Падун приезжал  к родственникам,  видел ее  около  магазина, а
местный парень сказал ему ее адрес и фамилию.
     И Ян подписал письмо именем н фамилией соседа по коммунальной квартире,
мальчишки Женьки.
     Вскоре мать Женьки протянула Яну письмо.
     -- Что-то  мой  Женя  в Сибирь  никому  не  писал, а  письмо  пришло,--
улыбнулась тетя Зина.-- Но я поняла, что это тебе, и распечатывать не стала.
     Ян взял письмо и с жадностью прочитал. Вера просила его фотографию. Как
быть? Не посылать же свою. Тогда она больше ни на одно  письмо не ответит. И
Ян  решил  послать  Вере  фотографию какого-нибудь  парня.  "Женьки, соседа,
нельзя. Он  совсем пацан.  Надо  кого-то постарше.  Какого-нибудь  парня  из
училища. Может, Сергея Сычева? Ведь Серега,  пожалуй, самый  симпатичный  из
нашей группы".
     На другой  день Ян поговорил с Сергеем и попросил у него фотографию. Но
тот был, как и Ян, приезжий, и фотографий у него не было.
     -- Хорошо,-- сказал Ян,-- а если ты сходишь и сфотографируешься?
     -- Но у меня денег нет,-- сказал Серега,-- и приличной одежды -- тоже.
     Серега жил в общежитии.
     -- Деньги у  меня есть,-- Подбодрил его Ян,-- и рубашку  с пиджаком мои
оденешь.
     Скоро у Яна было пять фотографий Сергея. Одну он оставил ему на память,
другую вместе с  письмом вложил в конверт и послал Вере.  В письме -- теперь
он писал его не в стихах -- он тоже просил у Веры фотографию.
     Приближался Новый год, и Ян, не дождавшись от Веры письма, за несколько
дней до  наступления каникул  поехал  зайцем в  Падун.  Дорога в  один конец
занимала двое суток.
     Едва Ян  объявился  в  Падуне,  как  его  вызвал  начальник  уголовного
розыска. Сходив в школу на новогодний вечер старших классов и блеснув на нем
брюками, сшитыми по моде, Ян на другой день поехал в Заводоуковск в милицию.
     Начальник  уголовного розыска, Федор Исакович Бородин,  предъявил ему с
ходу два обвинения -- две квартирные кражи.
     -- Бог с вами, Федор Исакович, никого я не обворовывал. Сейчас я честно
живу и учусь в Волгограде. Да, раньше был за мной грех, но в эти  дома я  не
лазил...
     -- Хватит!--прервал его Федор Исакович.-- Посиди в КПЗ, подумай.
     Четверо суток Ян просидел в КПЗ. Каждый день его вызывал Бородин. "Если
сознаешься,--говорил он,--выпустим  тебя, и ты поедешь учиться  в Волгоград.
Не сознаешься -- посадим".
     Но Ян  стоял на своем, и его выпустили. Он решил рвануть  в  Волгоград.
Каникулы кончались.
     Вечером у клуба Ян столкнулся с участковым. Николай Васильевич сказал:
     --  Коля,  мне Бородин сегодня  звонил, ты у него в  каком-то протоколе
забыл расписаться. Завтра утром, к десяти часам, приди в прокуратуру.
     --  Не  ходи,--сказал  дома отец.--Уезжай  в Волгоград.  Хватит, и  так
посидел.
     --  А  че бояться?--  возразил  Ян.-- Если  хотели  посадить, то  и  не
выпускали бы. Распишусь в протоколе и вечером уеду.
     На этом и порешили.
     Утром Ян  встал  рано.  Мать  пельменей  сварила. Отец  достал  бутылку
столичной.
     -- Ладно уж, выпей стопку за счастливый исход.
     В  Заводоуковск, в прокуратуру, Ян поехал с сестрой Галей. Она была  на
два  года старше Яна, училась в Тюмени и тоже  приехала на  каникулы. Ян  не
хотел с  ней ехать, но  настоял отец, чтобы знать,  посадили его или  нет, в
случае если сын не вернется.
     В прокуратуру--небольшой деревянный дом, стоявший за  железной дорогой,
неподалеку от вокзала,--Ян зашел смело. "Все,--думал  он,-- распишусь --  ив
Волгоград вечером дерну".
     Открыв дверь приемной, Ян спросил:
     -- Можно?
     --  А-а-а, Петров,  подожди,--  сказал прокурор района, стоя на столе и
держа в руках молоток.-- Сейчас, вот прибьем гардину...
     "Ну,-- подумал Ян,-- прокурор делом  занят. Конечно, садить не  будут".
Ян  ждал молча.  Сестра --  тоже.  Но  вот распахнулась  дверь,  и  Анатолий
Петрович пригласил Яна:
     -- Заходи.
     Ян  вошел.  Приемная была просторная.  За  столом  сидела  средних  лет
женщина, которая подавала прокурору гвоздь, когда он прибивал гардину.
     -- Вот сюда,-- сказал Анатолий Петрович, и Ян последовал за ним.
     Они вошли в  маленький  кабинет.  Стол занимал треть комнаты.  Прокурор
сказал Яну: "Садись",--  и Ян  сел на стул, стоящий перед  столом.  Прокурор
достал какой-то бланк, положил на стол и пододвинул к Яну.
     --  Распишись,--  сказал Анатолий Петрович,--  с  сегодняшнего  дня  ты
арестован.
     -- Что-что?-- спросил Ян.
     -- Это санкция  на арест. Распишись. Все. Хватит. Покуролесил,-- сказал
прокурор и, взяв черную, к концу утончающуюся ручку, вложил  ее Яну в правую
руку.-- Распишись.
     -- Вы в своем уме, Анатолий  Петрович? Что вы мне суете?! Расписываться
я не буду.
     Ян бросил  ручку, и она покатилась по санкции, оставив на ней несколько
чернильных капель синего цвета одна другой меньше. Чернильные капли остались
на санкции примерно в том месте, где Яну надо было расписаться.
     -- Вот вам моя роспись,--зло сказал Ян, не глядя на прокурора.
     -- Хорошо. Расписываться ты не  хочешь,--сказал прокурор,  взяв  ручку,
которая, описав по столу полукруг, остановилась возле отрывного календаря.--
Тогда напиши в санкции, что от подписи отказался.
     -- Анатолий  Петрович!--Ян  повысил  голос.--Вы  что,  за  дурака  меня
принимаете? Пишите сами, если это вам так надо, что я от подписи отказался.
     Прокурор убрал санкцию в ящик стола и встал.
     -- Пошли.
     Ян через приемную вышел в коридор, где сидела сестра. Там его ждали два
милиционера. Ян сказал сестре: "До свидания"--и  в сопровождении двух ментов
пошел к машине. "ГАЗ-69" с водителем за рулем стоял у ворот прокуратуры.
     Ян сел на заднее сиденье,  менты--по бокам от  него, и машина покатила.
Водитель, парень лет тридцати, посмотрев на Яна, сказал:
     -- Здорово, старый знакомый.
     Ян промолчал.
     -- Что, не узнаешь?
     --  Узнаю,-- ответил Ян, слыша в голосе водителя не  издевательство,  а
сочувствие.
     Водитель летом поймал  Яна около поезда, когда он хотел уехать на крыше
вагона со своими друзьями в Омутинку, чтоб обворовать школу.  Робка с Генкой
разбежались  в  разные  стороны,  а  водитель схватил Яна за  шиворот--Ян не
заметил тогда его ментовскую,  без погон, рубашку. Ян попытался выскользнуть
из пиджака, надеясь оставить его в цепкой ментовской руке, а самому убежать:
в карманах  пиджака у Яна ничего не было.  Но водитель другой рукой сжал его
локоть.  Так  он  и провел Яна  по перрону  вокзала  в ментовку. Дежурный по
линейному отделу милиции отпустил Яна--зайцы ему не нужны.
     "Если б ты  меня тогда не поймал,--подумал Ян,--мы бы уехали в тот день
в Омутинку. И  тогда  бы  нам  не попался  в  тамбуре тот мужик, которого мы
грохнули".
     -- Ну вот,  доездился,--сказал  водитель,--такой  молодой--  и в тюрьме
будешь сидеть.
     Ян  промолчал, и водитель больше с  ним не заговаривал. Он понимал, что
парню не до разговора.
     Через неделю  Яна с этапом отправили  в тюрьму  и вот теперь привезли в
КПЗ для закрытия дела.
        "4"
     Дело  Яну закрывал  следователь  прокуратуры  Иконников, Иконников  был
пожилой,  сухощавый,  чуть  выше  среднего   роста,   седой  и  казался  Яну
старикашкой.  Сын  Иконникова  --  Ян  знал  это  --  за  какое-то   крупное
преступление схлопотал около десяти лет.
     После закрытия дела Яна отвезли в тюрьму.
     Вскоре в камеру бросили новичка. Он был крепкого сложения, ростом  выше
всех, с наколками  на руках.  Поздоровавшись, он положил матрац на свободную
шконку  и  встал посреди  камеры,  небольшими, глубоко  посаженными, хитрыми
глазами оглядывая ребят.  В его взгляде  не было испуга,  и пацаны, особенно
Миша,  державший  мазу в камере,  задумались: а не по второй  ли ходке  этот
парень? Надо начинать разговор, и Миша спросил:
     -- Откуда будешь, парень?
     -- Из Тюмени,-- коротко ответил тот.
     -- А где жил? Парень объяснил.
     -- По первой ходке?
     -- По первой.
     -- Какая у тебя кличка?
     -- Чомба.
     Миша не  стал называть свое  имя и протягивать новичку руку. Узнав,  за
что попался Чомба -- а посадили  его за хулиганство,-- Миша закурил и лег на
шконку, поставив пятку одной ноги на носок другой.
     Чомба сел на кровать рядом с Яном и сказал:
     -- Я рубль принес. Надо достать его.
     -- А где он у тебя? -- поинтересовался Ян.
     -- В ухе.
     Ян помог Чомбе  вытащить из уха  рубль, который он затолкал глубоко,  а
Миша, не вставая со шконки, сказал:
     -- На деньги в тюрьме ничего не достанешь.  Если  они на  квитке, тогда
отоваришься.
     После ужина Миша сказал Чомбе:
     -- Сейчас мы тебе прописку будем делать. Слыхал о такой?
     -- Слыхал. Но прописку делать я не дам.
     Камера  молчала.  Чомба  бросал  вызов.  Медлить  было  нельзя,  и Миша
спросил:
     -- Это почему ты не дашь делать прописку, а?
     -- Не дам, и все.
     -- Прописку делают всем новичкам. Сделаем и тебе.
     Парни сидели по иконкам и молчали.
     -- Я же сказал, что прописку вы мне делать не будете.
     -- Может, ты еще скажешь, что и игры с тобой не будем проводить?
     -- И игры тоже.
     Будь на месте  Чомбы Ян,  его с ходу бы  вырубили.  Но  Чомба сидел  на
шконке, держа  на коленях огромные маховики. Миша стоял возле стола и близко
к Чомбе не подходил. Он понимал, что,  если он схватится с  Чомбой, парни на
помощь не придут.
     Ян в душе был за Чомбу, но, как и все ребята, молчал.
     -- Чомба, не лезь в бутылку, прописку и игры делают всем.
     --  А  я не  лезу. Сказал, что ни прописки, ни  игр  со мной  делать не
будете.--  Чомба встал со шконки.-- Все мои кенты по нескольку ходок имеют и
рассказывали мне, что такое прописка, игры и так далее.
     Миша медленно сбавлял обороты. Стыкаться с Чомбой ему явно не хотелось.
Неизвестно, кто кого вырубит. Если его, то он потеряет авторитет.
     Так сила и решительность одолели неписаные тюремные порядки.
     Через  некоторое  время  Яну   вручили  обвинительное  заключение.   Он
расписался  в  бумагах,  что числится теперь за  прокурором,  а потом --  за
судом.
     Когда Яна забирали на этап, он получил от Миши увесистый пинок под зад.
Это был тюремный ритуал -- пинать под зад всех, кого забирали на суд, чтоб в
тюрьму после суда не возвращаться.
     В   "столыпине",  сдавленный  заключенными,   Ян  ехал   в  приподнятом
настроении. Он  надеялся  получить условное наказание  и  представлял,  как,
освободясь, поспешит в Волгоград,  где его ждет письмо и фотография Веры. Он
даже жалел,  что не переписал  тюремную инструкцию,  которая  в  простенькой
рамке  висела  под стеклом  над  парашей. Тюремную  инструкцию  ему хотелось
показать друзьям и рассказать, какие строгие порядки в тюрьме.
     В КПЗ, в камере,  Ян встретил друга, Володю Ивлина, подельника Роберта.
Роберт  Майер  еще  осенью, приехав  из  Новосибирска, подрался  в Падуне  с
незнакомым  парнем.  У  парня упала шапка,  и  Робка,  подняв  ее, перепутал
головы: заместо  головы парня  он  надел  шапку на  свою.  Парень  заявил  в
милицию, и Робку за грабеж осудили на три года.
     Эту  сцену  наблюдал  Володя  Ивлин,  и  он  сразу  свалил  из  Падуна.
Заводоуковск объявил на него  всесоюзный  розыск, и его взяли в Душанбе, где
он устроился на работу. Теперь он ждал суда. Вова, в общем-то, не унывал, он
не  по  первой  ходке  шел,  и большой срок ему не горел. Но на Роберта он в
обиде был: Володю привлекали как соучастника и подстрекателя.
     -- Ян, в натуре,-- тихонько говорил Вова, чтоб зеки не слышали,-- я  же
о вас все знаю. Знаю, что вы мужика грохнули,  кое-какие кражи знаю, но я не
козел -- ты знаешь меня, и хоть я и в обиде на Робку, но не вложу вас.
     Через день Яна забрали на суд, и Вова дал ему пинка под зад.
     -- Пошел,-- сказал он,-- чтоб с суда не возвращался.
     Прокурор запросил Яну четыре года лишения свободы.
     Судья  предоставил последнее слово Яну. В КПЗ Ян несколько дней сидел в
одной  камере  с  местным  малолеткой,  который  только что  освободился  из
бессрочки {sup}4{/sup},[{sup} {/sup}{sup}4{/sup} Бессрочка -- так назывались
на  жаргоне  детские  воспитательные  колонии  (сейчас -- специализированные
ПТУ).  Туда  сажают   за  нарушения  и  преступления  детей,   не  достигших
четырнадцати  лет,   так   как   уголовная   ответственность   наступает   с
четырнадцатилетнего возраста. Дети  должны сидеть в этих колониях без срока,
пока   не  исправятся.  Бывает,  что   дети  в  бессрочках  совершают  новые
преступления, и, если им исполнилось четырнадцать лет, их судят, дают срок и
переводят  в   воспитательно-трудовые  колонии.]  и   малолетка  научил  Яна
одиннадцати  магическим словам,  которые  должны  подействовать на  судью, и
после  них, как думал  Ян, ему точно  дадут  условный срок.  Слова эти  надо
говорить  в  последнем  слове,  в  самом конце,  И еще Ян  решил сказать про
цыганку, которая  якобы  ему нагадала  тюрьму,  а суд -- рассчитывал  он  --
вопреки предсказаниям цыганки возьмет и не вынесет ему суровый приговор. И в
какой-нибудь газете появится информация под заголовком "Предсказание цыганки
не сбылось".  В  ней будет говориться, что  пятнадцатилетнему  парню цыганка
нагадала  тюрьму, но советский суд дал ему год условно. Не надо, мол, верить
цыганкам...
     Ян  говорил сбивчиво.  В одной краже  признавался,  другую  отметал. Но
закончил он четко.
     -- Граждане судьи,-- громко сказал он,--  незадолго  до того, как  меня
посадили, цыганка в поезде нагадала мне, что меня ждет тюрьма.
     Ян замолчал,  судья  и  заседатели  улыбнулись,  а  секретарь  суда  --
молоденькая девчонка -- оторвала взгляд от бумаг и посмотрела на Яна. В зале
негромко засмеялись.
     Одиннадцать магических слов надо было проговорить как можно  плаксивей,
и он их проговорил:
     --  Граждане  судьи! Дайте мне любую меру  наказания, только не лишайте
свободы.
     После  перерыва  судья взяла  отпечатанный приговор, а  Ян посмотрел на
пустое  место, где сидел прокурор. Не  пришла на приговор и  защитник. Судья
стала читать:
     --   "Именем   Российской   Советской   Федеративной   Социалистической
Республики..."
     Ян,  слушая,  многое  пропускал мимо  уха  --  "народный  суд Тюменской
области... разбирал  в открытом судебном заседании дело по обвинению Петрова
Николая  Алексеевича...  по  статье  сто  сорок  четвертой,  части   второй.
Уголовного кодекса РСФСР, установил: подсудимый Петров, пользуясь тем, что в
доме Серовых  никого  нет,  так  как Серовы выехали в отпуск, ночью подбором
ключей открыл замок, проник в  квартиру  и совершил  кражу  костюма,  разных
пластинок в количестве  около восьмидесяти штук,  кожаных перчаток, лампы от
радиолы  и  запасных частей  к мотоциклу,  всего  на  сумму  двести двадцать
рублей. На другой день  краденые  пластинки, перчатки, свитер  серого  цвета
принес к гражданину Клычкову.  Свитер и  перчатки  продал Клычкову  за  ноль
целых  пять  десятых  литра  водки,  отдал  Клычковым  девять  пластинок,  а
остальное  унес  обратно.  В июле  месяце Петров, также  зная, что гражданин
Трунов выехал  в отпуск и в  квартире никого  нет,  ночью оторвал  доску  на
фронтоне, проник на чердак дома, с чердака в квартиру и совершил кражу  двух
кителей,  фетровой  шляпы,  офицерского  ремня,  двадцати  штук  патронов  и
облигаций разных займов  на сумму  три тысячи триста семьдесят  пять рублей.
Всего на сумму  без облигаций  на девяносто  шесть рублей. Подсудимый Петров
виновным  признал  себя  частично  и  пояснил, что кражу в квартире  Трунова
совершил  он,  а в  квартиру Серовых  не  лазил...  Потерпевший Серов просит
удовлетворить заявленный им гражданский иск в сумме двухсот двадцати рублей,
потерпевший  Трунов от поддержания иска отказался. На  основании изложенного
суд, руководствуясь... приговорил: Петрова Николая Алексеевича по статье сто
сорок четвертой, части второй, Уголовного кодекса РСФСР признать виновным  и
определить меру наказания три года лишения свободы  с отбытием в колонии для
несовершеннолетних...".
     В тюрьме Ян попал в камеру осужденных на третьем этаже. Теперь он часто
писал  письма домой и в Волгоград. Мать  написала ему, что  через  неделю из
Волгограда приезжает сестра.
     Дней через десять его повели на вахту на свиданку.
     -- Тебе, Коля, пришло письмо от Веры,-- сказала Татьяна.
     Письмо  было  адресовано  соседу Жене.  Вместе  с письмом Ян достал  из
конверта фотографию и удивился. С фотографии на  него смотрела не Вера, а ее
старшая  сестра  Люда.   Она   была   сфотографирована  рядом   с  радиолой,
пышногрудая, красивая, с аккуратно  зачесанными назад волосами. "Почему Вера
выслала фотог