рафию сестры?" -- с горечью подумал Ян.
     Он  развернул двойной  тетрадный  лист в  клеточку  и с  жадностью стал
читать;
     "Здравствуй, Женя!
     С приветом я. Ну, как ты провел Новый год? Я провела его весело. Ездила
на лыжах и на коньках. Конечно, на коньках не ездила, а каталась. Елка у нас
была 30, одних седьмых классов. Она кончилась в 11 часов. Потом шли по шоссе
домой и  пели песни.  После  этого  маленько простудилась,  ну  ничего,  все
прошло.  Вот уже два дня занимаемся в школе. Все  идет нормально. Уроки пока
не учишь, а так  себе,  только отсиживаешься. Не знаю, что писать еще.  Пиши
скорее, только побольше.
     Извини, что написала всякую чушь, но я не виновата  --  в голову больше
ничего не пришло.
     До следующей встречи в письме.
     Вера.
     Да,  еще позабыла,  здесь одна девушка просила у меня чей-нибудь адрес.
Ты не можешь дать?"
     Письмо было с ошибками, но Ян в русском языке сам не был силен и потому
не  заметил  их.  Он  прочитал  письмо во  второй  раз.  "Господи, ведь  это
Верочкины слова, и я прочитал  их. Я все равно не буду сидеть три года. Батя
поможет  мне  освободиться.  И  тогда  я  снова  через  письма буду  с Верой
встречаться. Скорей бы",--подумал Ян и спросил женщину:
     -- А фотографию можно у себя оставить?
     -- Нет. Ни  письма, ни фотографии  на свиданке нельзя передавать. Пусть
она тебе пошлет по почте.
     -- Таня,-- сказал тогда Ян сестре,-- меня скоро должны забрать на этап,
в колонию. Вышлешь мне фотографию туда. Я сразу напишу письмо, как приеду.
     Ян попрощался с сестрой, и его отвели в камеру.
     Через несколько дней, после ужина, в камеру бросили  двоих пацанов. Они
были с Севера, и один из них был боксер. Ребятам об этом сообщили по трубам.
     После отбоя вся камера, когда новички уснули, решила спрятать у боксера
коцы. Ян предложил подвесить их к решетке за раму, а утром боксер встанет  и
начнет их искать. Не найдя, попрет, наверное, на камеру. Ребята договорились
в  случае  драки  скопом  кинуться на  боксера.  Распределили,  кому хватать
швабру, кому  скамейки и  табуреты. Ребята боксера конили: здоровый он был и
по-мужицки крепок.
     Утром после подъема все шустро вскочили. Боксер искал под своей шконкой
коцы. Спрашивать у пацанов не стал.  Он шлепал по камере в одних носках и на
оправку  в  туалет  босой  не  пошел. Разутый, он смирно  сидел  на  шконке,
стараясь не  встречаться с  ребятами  взглядом.  Хоть и бычьей силой обладал
боксер,  но коц требовать не  стал, поняв,  что стыкаться  придется со  всей
камерой.
     Ночью  малолеток  ошмонали,  выдали   сухой  паек  --  буханка  черного
непропеченного хлеба и маленький кулечек кильки --  и  на "воронках" отвезли
на вокзал.
     Столыпинский вагон  многие ребята видели  впервые. Всех закрыли в одном
купе,  и поезд тронулся в сторону Свердловска. В вагоне  стояла духотища. Ян
зашел в купе первый и занял третью полку. Лежать было хорошо, большинство же
пацанов еле уместились внизу.
     Ребята приутихли. Каждый  думал  о зоне. Куда их  везут?  Как они  жить
будут?
     Через  неделю шестерых  пацанов, в том  числе и  Яна,  из  свердловской
тюрьмы забрали на этап в Челябинск.
     В  челябинской  тюрьме  Ян пробыл недолго--и  снова "столыпин".  Теперь
парни знали, что везут их в одлянскую колонию.
     Так  как ребятам до  станции  Сыростан ехать было часа  три,  конвойный
коленкой запихал последнего  малолетку  в купе  и задернул решетчатую дверь.
"столыпин" был переполнен.
     Стояла весна. Окна в "столыпине" еще не открыли, солнце накалило вагон,
да и зеки надышали. Парни, прижавшись друг к  другу, истекали потом. Все они
были в зимней одежде. Хотелось  пить,  но  конвой воды  не давал, так как из
Челябинска только что выехали.
     Взросляки  материли конвой,  называя солдат  эсэсовцами.  Солдаты,  как
овчарки, огрызались и советовали придержать языки, обещая кой-кому посчитать
ребра.
     Через час  зеки  запросились в туалет, так как конвой  все же напоил их
водой.  Но солдаты попались лентяи и водить  в туалет не  хотели. Тогда зеки
стали  кричать и  требовать  начальника  конвоя. Он  пришел  и  дал солдатам
указание  водить на оправку, а  то самые отчаянные пообещали ему оправляться
через решетку в коридор.
     Один  парень от  духоты  и  жарищи потерял сознание, и  малолетки стали
требовать  начальника конвоя. Он пришел и приказал  солдатам занести парня к
себе в купе. Там парень  пришел  в  себя и до  самого Сыростана, как король,
просидел в служебном купе.
     Но вот поезд остановился! и малолетки, щурясь от  солнца, выпрыгнули на
землю. Здесь их ждал лагерный конвой.
        "Часть вторая"
        "1"
     Около полотна железной дороги стояло два "воронка". Ребята, в окружении
конвоя, направились к  ним. Ян,  медленно  шагая,  смотрел на сосновый  лес,
который за  впадиной, невдалеке,  открылся его взору.  Вот бы туда! Страшные
мысли о зоне  захлестнули  его сознание. Как  не хочется идти к  "воронкам".
Убежать бы  в лес. Но конвою вон сколько. Ян жадно смотрел на лес. За четыре
месяца, проведенных в тюрьме, он соскучился по вольному воздуху. Лес казался
сказочным, а воздух  в лесу -- необычным. Ведь это -- воздух свободы. В лесу
ни зеков, ни конвоя. Растет трава, и поют птицы. Нет колючей проволоки и нет
тюремных законов. Сейчас  у него не было  слез, а в лесу, в одиночестве, они
бы хлынули. "Я не хочу ехать в Одлян. Помоги, Господи!"
     Но  вот  парни залезли  в  "воронки". Неизвестность давила души. Царило
молчание. За  весь путь от  Сыростана  до  Одляна  парни  не  обмолвились ни
словом.
     И  вот--Одлян.  В  сопровождении  конвоя  ребята  потопали  в  штрафной
изолятор.  Для  новичков  это  был  карантин.  Здесь  они  должны  просидеть
несколько дней.
     Парней  разделили на несколько групп и закрыли в  карцеры. Они  сняли с
себя одежду и постелили на нары.  Махорка у них была,  и  они  часто курили.
Разговаривали тихо, будто им запретили громко говорить.
     На другой день, перед обедом, через забор, отделяющий штрафной изолятор
от жилой  зоны,  перелез воспитанник.  Окна  от земли  были  высоко,  и  он,
подтянувшись на руках, заглянул в окно карцера и тихо, но властно сказал:
     -- Кишки, кишки путевые, шустро, ну...
     Парни  смотрели на него через разбитое окно  и молчали. Хорошая  одежда
мало у кого была.
     --  Ну,--  выкрикнул  парень,--  плавки,  брюки,  лепни  подавайте мне,
быстро!
     С той стороны неудобно было держаться, и он  от натуги кривил лицо. Ему
подали  пиджак,  он спрыгнул  на землю и  поднялся к окну соседнего карцера.
Слышно было, как он и там просил одежду. Ему тоже что-то просунули в окно, и
он теперь требовал одежду у третьего карцера.
     Насобирав вольной одежды, он перелез через забор в жилую зону.
     На  третий  день ребят  вывели из штрафного  изолятора, и они  сдали на
склад  вольную  одежду.  Здесь  же  им  выдали  новую,  колонийскую.  Черные
хлопчатобумажные  брюки  и такую  же сатиновую  рубаху.  Обули  их,  как и в
тюрьме, в ботинки. Головной убор -- черная беретка.
     Со  склада  пацанов повели  в штаб. Он  находился  в  зоне. В  кабинете
начальника собралась комиссия. Она распределила ребят по отрядам, и дежурный
помощник начальника колонии (дпнк) повел их строем в столовую на ужин.
     Парни шли по подметенной бетонке.  Вся колония утопала  в зелени.  Коля
поднял взгляд и увидел Уральские горы. Они полукольцом опоясывали местность.
Колония находилась в долине, и красиво было смотреть на горы снизу.
     Подходя к столовой, они встретили воспитанника,  медленно шествовавшего
в сторону от них. Он был  высокого роста, чернявый, и на нем были лишь  одни
плавки.  Несмотря  на  то,  что  весна  только  начиналась,  он  был  хорошо
загорелый. Заметив новичков, он остановился, повернулся к ним  вполоборота и
крикнул:
     -- Если есть кто с Магнитогорска, в седьмой отряд, будет моим кентом!
     Он пошел дальше по бетонке медленно, важно, а Ян подумал: "Вор или рог,
наверное.  Вот было бы здорово, если б  я был с Магнитогорска, ведь я  иду в
седьмой отряд. Он бы дал поддержку".
     Зал  в  столовой был  большой,  человек  на  двести.  После ужина ребят
развели по отрядам.
     Около седьмого отряда мельтешило  несколько десятков воспитанников. Они
выколачивали матрацы. Кто руками, а  кто палкой. Еще трое стояли возле входа
в отряд.
     -- Эй, Амеба,-- крикнул один из них,-- бей сильнее, что ты гладишь его,
как бабу  по ...! А то  я начну тебя заместо матраца колотить, пыль из тебя,
наверное, сильнее полетит.
     Ян не  понял,  кого назвали  Амебой.  Он  столько слышал о  зонах и так
боялся этого Одляна...  Но  многие из ребят улыбались,  и он  подумал, что в
этой колонии, наверное, несильный кулак. Зона в первую минуту показалась ему
пионерским лагерем.  "Матрацы трясти заставляют,  видно,  не  все  хотят  их
колотить". И на душе у Яна стало веселее.
     Новичков  завели  в  воспитательскую.  Она находилась  на  первом этаже
двухэтажного  барака, сразу у входа. За  столом  сидел капитан  лет тридцати
пяти и писал.  Это был  начальник  отряда,  Виктор  Кириллович Хомутов.  Ему
кто-то позвонил по телефону,  и  он вышел. Воспитательская сразу наполнилась
ребятами. Они пришли посмотреть новичков. Все внимание было сосредоточено на
Яне. Парень с одним глазом и со шрамом на полщеки.
     -- Откуда  ты? -- спросил  его воспитанник невысокого роста, но плотный
сложением.
     -- Из Тюмени.
     -- Срок?
     -- Три года.
     -- По какой статье?
     -- По сто сорок четвертой.
     -- Кем жить хочешь? Вор м или рогом?
     Ян помнил, что на этот вопрос прямо отвечать нельзя, и, прищурив правый
глаз, повторил:
     -- Вором  или рогом?..  Ей-богу, я еще не надумал, кем бы хотел жить,--
сказал он.-- Я еще не огляделся.
     Парни  громко  засмеялись. Ответ  "поживем  --  увидим" всем  надоел. А
новичок сказал по-другому и развеселил всех. И смотрит он без боязни.
     -- Молодец,-- сказал  коренастый,--  а  ты хитрый...-- И чуть помедлив,
добавил: -- Глаз. Вот и будет у тебя кличка Хитрый Глаз.
     В спальне к Хитрому Глазу подошел парень и спросил:
     -- Ты с Волгограда?
     -- Да. Вообще-то я с Тюмени, но последнее время жил в Волгограде.
     -- В каком районе?
     -- В Красноармейском.
     -- А где там?
     -- В Заканалье.
     -- Ну, значит,  земляк. В одном районе жили. Во  всей  зоне я  один  из
Волгограда. Теперь, значит, двое. Пошли на улицу, там поговорим.
     У входа в отряд на лавочках сидели несколько человек и  курили. Сели на
свободную.
     --  Малик  меня зовут,-- сказал  земляк  Хитрого  Глаза.-- Я  уже скоро
откидываюсь. Сорок дней остается. Три года отсидел. Что тебе сказать о зоне?
-- Малик  задумался.--  Пока  я  тебе  многого говорить  не буду.  Надо тебе
вначале  осмотреться.  Новичков  у  нас  около  месяца  не  прижимают.  Если
нарушений не  будет. Так что за это  время ты сам многое поймешь. Ну а  так,
для начала, знай:  в нашей  зоне есть актив и воры. Одно из худших нарушений
-- двойка в школе. За нее тебе будут почки опускать. Старайся учиться лучше.
Работать тоже можно -- обойка, диваны  обиваем. Грузим  их и так далее. Но я
на  расконвойке. Видеться  будем  только  вечерами. С чухами  и  марехами не
разговаривай. Да и  вообще больше  молчи  -- наблюдай.  Полы  у  нас моют по
очереди.  Но не все.  Актив и воры не моют. Мы с тобой  в одном отделении. У
нас больше половины полы не моют. Я тоже как старичок и расконвойник не мою.
Ты же  начнешь  мыть  через месяц.  В общем, пока присматривайся.  Ни в коем
случае ничего никому не помогай, если попросят что. Присматривайся, и все.--
Малик встал.-- Пошли, в толчок сходим.
     Они свернули за угол барака. Подойдя к туалету, Малик сказал:
     -- Вот  это толчок. Смотри, когда один пойдешь  -- но постарайся пока в
толчок один не ходить,-- беретку  снимай и прячь в карман. А то у тебя  ее с
головы стащат и убегут. Потом будет делов.
     Толчок  был  длинный.  Справа  и  слева  проходили  бетонные  лотки,  а
посредине,  разделенные  низенькой перегородкой,  с  двух  сторон находились
отхожие места.
     До отбоя Хитрый Глаз с Маликом просидели на лавочке. Около десяти часов
отряд построился в коридоре.  Дежурный надзиратель сосчитал воспитанников, и
когда на улице проиграла  труба, начальник отряда Виктор  Кириллович пожелал
спокойной ночи, и ребята разошлись по спальням.
     Утром труба  проиграла  "подъем",  и  парни  строем  пошли на  плац  на
физзарядку.  Плац  находился  посреди  зоны,  и под  команду  рога  зоны  по
физмассовой работе -- он  возвышался на трибуне -- повторили все упражнения,
которые он показывал, и  опять строем разошлись  по отрядам. Дневальные мыли
полы, а ребята ждали построения на завтрак.
     -- Отряд! Строиться на завтрак!
     И опять строем в столовую. В столовой за столы  садились по отделениям.
Места воров были за крайними столами. Хитрого Глаза посадили посредине.
     С  керзухой   ребята  расправились  быстро,  выпили   чай,  и  дежурный
скомандовал выйти на улицу.
     Строем воспитанники пришли в отряд, перекурили и потопали в школу.
     Занятия в школе шли до обеда. После занятий парни переоделись в рабочую
одежду, пообедали и с песней пошли на работу.
     Хитрый  Глаз, как  и  говорил  Малик,  попал в  обойку.  В  колонии,  в
производственной  зоне,  была  мебельная фабрика, основная продукция которой
была диваны.  Хитрого Глаза поставили на упаковку. Надо было таскать диваны,
обертывать их бумагой, упаковывать и  грузить на машины. Работа  хоть и была
тяжелой, но Хитрому Глазу понравилась.
     Перед ужином ребята потопали в жилую зону. В воротах их ошмонали.
     В колонии  было  восемь  отрядов,  в  каждом --  более  ста  пятидесяти
человек.  Нечетные отряды  работали  во  вторую смену,  а  в первую учились.
Четные -- наоборот.
     В  зоне  было  две  власти:  актив  и  воры.  Актив  --  это  помощники
администрации.  Во  главе  актива  --  рог  зоны,  или  председатель  совета
воспитанников  колонии.  У  рога--два  заместителя:  помрог  зоны по  четным
отрядам  и помрог зоны  по  нечетным. В каждом отряде были рог отряда и  его
помощник. Во  всех  отрядах было по четыре отделения, и  главным в отделении
был бугор. У бугра тоже был заместитель и звали его -- помогальник.
     Вторая  элита в  колонии  --  воры. Их было меньше. Один  вор  зоны и в
каждом  отряде по вору отряда.  Редко -- по два. На производстве они тоже не
работали.  Еще  в   каждом  отряде  было  по  нескольку  шустряков,  которые
подворовывали. Кандидаты на вора отряда.
     Актив  с ворами жили дружно. Между собой кентовались, так как почти все
были  земляки. Актив и воры были в основном местные, из Челябинской области.
Неместному без поддержки трудно было пробиться наверх.
     Начальство колонии  на  воров смотрело сквозь пальцы. Прижать оно их не
могло, так  как  авторитет  у воров был повыше  рогов, и  потому начальство,
боясь массовых беспорядков, или, как  говорили, анархии,  заигрывало с ними.
Стоит ворам подать  клич:  бей  актив!-- и  устремиться самим на  рогов, как
больше  половины колонии пойдет за ними,  и даже многие активисты примкнут к
ворам.  Актив будет  смят,  и в  зоне начнется  анархия.  Но и воры помогали
наводить в колонии порядок. Своим авторитетом. Чтобы им легче жилось. А сами
старались  грубых  нарушений  не  совершать.  Если  вор напивался водки  или
обкайфовывался ацетоном, ему  это сходило. Ведь он вор. Начальство это может
скрыть.  Главное,   чтоб   в  зоне  не  было  преступлений,  которые  скрыть
невозможно. Порой  воры  с активом  устраивали  совместные  кутежи. Вор зоны
свободно проходил через вахту и гулял по поселку.
        "2"
     Три  дня  Хитрый  Глаз прожил в колонии, и  его  никто  не  трогал.  На
четвертый день к нему подошел бугор и сказал:
     -- Сегодня ты моешь пол.
     -- Но ведь я новичок, а новички месяц полы не моют.
     -- Не моют, а ты будешь. Быстро хватай тряпку, тазик и пошел. Ну...
     -- Не буду. Месяц не прошел еще.
     -- Пошли,--сказал бугор и завел Хитрого Глаза в ленинскую комнату.
     Бугру   скоро  исполнялось  восемнадцать  лет,  и  он  ждал  досрочного
освобождения. Он был высокого роста, крепкого сложения, из Челябинска.
     --  Не  будешь, говоришь,-- промычал бугор и, сжав пальцы правой  руки,
ударил Хитрого Глаза по щеке.
     В колонии кулаками не били, чтоб на лице не было синяков, а ставили так
называемые моргушки.  Сила  удара была  та  же,  что и  кулаком, но на  лице
никакого следа не оставалось.
     Удар был, сильный.  Хитрый Глаз получил в зоне первую моргушку. У  него
помутилось в голове.
     -- Будешь?-- спросил бугор.
     -- Нет.
     Бугор поставил Хитрому Глазу вторую моргушку.
     -- Будешь?
     -- Нет!
     Тогда бугор  поставил Хитрому Глазу две моргушки подряд. Но бил  уже не
по щеке, а по вискам. Хитрый Глаз на секунду-другую потерял сознание, но  не
упал.  В зоне  знали,  как бить,  и били с перерывом, чтоб пацан  не потерял
сознание.
     -- Зашибу, падла,--сквозь зубы процедил бугор.--Будешь?
     -- Нет.
     Бугор  поставил Хитрому  Глазу еще две  моргушки по вискам, и  он опять
крепко  кайфанул. Но  бугор его бить больше  не  стал,  а вышел  из комнаты,
бросив на прощанье:
     -- Ушибать будут до тех пор, пока не начнешь мыть.
     На следующий  день не бугор, а помогальник сказал Хитрому  Глазу,  чтоб
мыл полы. Хитрый Глаз ответил, что мыть полы не будет. Месяц еще не прошел.
     -- Не будешь,-- протянул помогальник, искривив лицо.-- Будешь!
     Он похлопал  его  по щеке. Потом с  силой ударил. Удар помогальника был
слабее, чем  у бугра, ставить моргушки он еще не  научился, да  и  силы было
меньше. Помогальник был чуть крепче Хитрого Глаза и немного выше.
     Хитрый Глаз после удара ничего не ответил. Помогальник тогда стал часто
ставить моргушки. Увидев, что Хитрый Глаз теряет сознание,  а  по-колонийски
-- кайфует, он перестал его бить и спросил:
     -- Будешь мыть?
     --  Нет,--ответил  Хитрый  Глаз.   Голова  у   него  гудела.  "Как  мне
быть?--думал он.--Начинать мыть  полы или не начинать?"  И Хитрый Глаз решил
пока держаться на своем.
     Вечером, после школы, к Хитрому Глазу подошел Малик.
     -- Я  слышал,--начал  он,--тебя заставляют  мыть  полы. Но  ты не  мой.
Крепись. Если ты их начнешь мыть, тебя с ходу сгноят. Будешь марехой. Я тебе
посоветую  сходить к помрогу зоны Валеку.  Иди к  нему на отряд и сказки: не
успел, мол, прийти на зону, как меня заставляют мыть полы.  Только не  кони,
сходи, а то они тебя будут бить до тех пор, пока ты не согласишься.
     Идти  к помрогу зоны  не хотелось.  Жаловаться  он не  любил. Да  и что
толку, если б Хитрый Глаз  пошел и  пожаловался. После этого его бы  сильнее
избили и он вдобавок потерял бы уважение ребят.
     Вечером помогальник завел Хитрого Глаза в туалетную комнату.
     -- Будешь мыть полы? -- спросил он.
     -- Не буду,-- ответил Хитрый Глаз.
     В  туалетной  комнате  никого не  было,  и  помогальник, размахнувшись,
кулаком ударил Хитрого Глаза в грудь.
     -- Будешь? --повторил он и, услышав "нет", нанес серию крепких ударов в
грудь.
     Опытный рог  или вор со второго или третьего  удара по  груди  вырубали
парня. Но у помогальника удары еще не  были отработаны, и он тренировался на
Хитром Глазе.
     -- Нагнись,-- приказал помогальник. Хитрый Глаз нагнулся.
     -- Да ниже.
     Хитрый  Глаз еще нагнулся, и  теперь его грудь  была параллельно  полу.
Сильный удар коцем в грудь заставил его выпрямиться.
     -- Снова нагнись,-- приказал помогальник.
     Хитрый Глаз нагнулся. Помогальник снова пнул его в грудь, и на этот раз
Хитрому Глазу стало тяжело дышать.
     --  Еще  нагнись!  --  закричал  помогальник,  видя,  что  Хитрый  Глаз
выпрямился.
     Третий раз  помогальник пнул  Хитрого Глаза в  область  сердца.