ните нож!
Ноэминь, объясни своему приятелю... Ноэминь рассмеялась:
     - Ты ошибся, милый. Просчитался.
      -  Поганая  сучка!  Шелудивая тварь!  Злопаскудная:  В
подобном  ключе я витийствовал еще минуту. Затем старательно
попытался вскочить и растерзать коварную девицу на сто тысяч
мелких  клочков.  Меня  упрекнули -  весьма  невежливо  -  и
посулили  пристрелить как собаку, ежели посмею  шевельнуться
без предварительного позволения.
     Простофиля Клевенджер почел за благо замереть на бревне
и поносить изменницу последними словами, держа классическую,
стандартную речь: "да-я-пришибу-тебя-даже-если-ничего-иного-
больше-не-успею-сделать". Именно так и не иначе  изъясняются
межеумки, дерущиеся и палящие друг по другу на телевизионных
экранах. Режиссеры исходят из предпосылки: главный  герой  -
клинический идиот, которого то и дело мучат словесный  понос
и недержание речи.
      Субъект с пистолетом - как выяснилось, парабеллумом  -
обогнул  меня  и  предстал во всей красе. Крупный,  смуглый,
средних   лет.  Черная  морская  фуражка,  черный,  опрятный
китель, а поверх него - опрятный комбинезон, предназначенный
для  черной  работы.  Парабеллум тоже опрятный  и  черный  -
вороненый. Модель довольно древняя, калибра 7, 65-мм.  Нынче
парабеллумы   делают   девятимиллиметровыми    и    называют
"люгерами".   Но  и  этот  вычищенный,  ухоженный   старичок
выглядел весьма впечатляюще.
      Гастон  Мюйр передвигался мягко, спокойно,  словно  по
картинной  галерее  разгуливал.  И  дозволял  мне   изливать
бессильное бешенство. Превосходный знак! На месте Гастона  я
давно  хватил бы невыносимого болтуна рукоятью по башке.  Но
Мюйру, пожалуй, не было чуждо нечто человеческое.
      -  Достаточно,  мистер Клевенджер,  -  объявил  он.  -
Повторяю: достаточно!
      -  Сделайте мне маленькое одолжение, Мюйр  -  если  вы
Мюйр.
     - Да, меня зовут Мюйром. Какое одолжение?
      -  Дайте  подержать вон ту мерзавку  за  горло  секунд
шестьдесят.
      -  Простите,  мистер Клевенджер. Вполне  понимаю  ваше
разочарование  и гнев, однако и вы поймите:  здесь  -  конец
пути.  Освободить  вас  и  отпустить  восвояси  немедля   мы
попросту не можем. Будьте любезны присоединиться к  даме.  К
вашей даме.
      Изрыгая  невнятную и нецензурную хулу,  я  поднялся  с
бревна  и  проковылял  к Женевьеве,  которая  уже  вышла  из
машины.  Дженни поглядела на меня, потом на Мюйра, облизнула
губы.
     - Что... Что вы с нами сделаете?
      Я  потихоньку  рассердился. Ну, пояснят тебе,  дурища:
заведем  поглубже  в  шахту,  пристрелим,  закопаем,  и   до
a*.-g  -(o  веков никто ничего не обнаружит... Утешишься?  А
ежели   скажут  иное?  Поверишь?  Какого  лешего   надрывать
голосовые  связки, задавать никчемные вопросы,  ежели  ответ
обретается в нескольких шагах и считаных минутах?
      Я  сочувствовал Женевьеве. Не хотел сочувствовать,  но
все-таки...  Сострадание в нашем деле -  порок,  и  немалый.
Ларри  Фентона  я  уже пожалел - и вот, расхлебываем  итоги.
Женевьева купила фишки и вступила в игру несравненно  раньше
моего.  Именно  благодаря  ей  за  рулетку  сел  и   я.   По
справедливости, миссис Дрелль полагалось увидать, на котором
из полей остановится пляшущий шарик.
      - Неужели, - вкрадчиво полюбопытствовала Ноэминь, - ты
сама  не  понимаешь, о драгоценная маменька?  Видишь  уютную
темную дырочку в склоне холма? К ней и топай!
     Она повела прозрачным пистолетом:
     - И ты пошевеливайся, милый.
     - Бумаги проверила? - прервал Гастон Мюйр.
     - Да. Папка на заднем сиденье.
     - Ключи от машины?
     - Где положено.
      -  Убедись, - велел канадец. - Потом возьми  в  хижине
керосиновый  фонарь  и моток веревки. За  дверью,  слева.  И
спрячь это богомерзкое оружие! Здесь оно вовсе ни к чему.
      Положение  создалось невыносимое.  Обыкновенно,  когда
наступает  развязка, ты стреляешь, колешь, лупишь  по  горлу
ребром    ладони   -   короче,   обезвреживаешь   неприятеля
всевозможными   доступными   способами.   Даже   добровольно
вызвавшись   поработать  наживкой,  в  определенную   минуту
неожиданно  слетаешь  с  крючка  и  щука  обнаруживает,  что
клюнула на живца-пиранью...
      Но  сейчас  я не властен был ни обороняться,  ни,  тем
паче,  атаковать.  Ибо  Гастона Мюйра  и  паскудную  Ноэминь
полагалось отпустить подобру-поздорову.
      Я  покорно  и  обреченно карабкался по  откосу  вослед
Женевьеве. Если, подумал я тоскливо, напасть на Мюйра и  его
спутницу,   если  справиться  с  обоими  -  допустим,   этот
карамболь  получится, - как потом дозволить  им  ускользнуть
вместе  с  папкой, не вызвав обоснованных подозрении?  Ох  и
дьявольщина!   Что   ж,  будем  надеяться,   боги   окажутся
милосердны - и Мюйр с ними вместе. На милосердие Ноэмини мог
бы рассчитывать лишь набитый болван.
      Сия  благовоспитанная  барышня  шла  по  нашим  пятам,
обремененная  керосиновым светочем и  пеньковым  вервием.  Я
приметил: невзирая на просьбу Мюйра, стеклянный пистолет по-
прежнему оставался в нежной девической лапке.
       Запыхавшаяся  Дженни  остановилась  у  жерла   шахты,
расширив сочащиеся ужасом глаза. Немудрено запыхаться,  коль
доводится  одолевать  подобный  откос  в  модных  туфлях   с
высокими  каблуками. Вечернее платье - помятое,  несвежее  -
взмокло  на спине и под мышками. Глядя на меня с вопрошающей
мольбой, Женевьева сглотнула.
      Зажигать  "летучую  мышь" выпало Мюйру,  ибо  Ноэминь,
подобно   всем  своим  сверстникам,  понятия  не  имела   об
осветительных  устройствах  доэлектрической  эпохи.   Вручив
#.`oicn  лампу напарнице, Гастон отобрал веревку.  Настоящий
матрос  не  может взять в руки моток - или,  как  выражаются
морские  волки,  "бухту" - бечевы,  не  подвергнув  ее  хоть
какому-то   воздействию.  Мюйр  тщательно  свернул   веревку
заново, поаккуратнее.
        Воспоследовали   нетерпеливые   звуки.   А   именно:
восклицание Ноэмини:
      -  Тебе  заняться  нечем?!  Удивленный  Мюйр  повернул
голову:
      -  Но  их же связать придется, крошка. Вязать удобней,
когда  бечева распускается без помех. А времени в  обрез.  Я
дал...  приятелям... условный знак немедленно  после  твоего
звонка,   но  подходить  к  побережью  вплотную  они,   сама
понимаешь,  не  в  силах. Местом встречи определили  прежний
квадрат,  и  до  него не близко. Лучше минуту потерять,  чем
задержаться в шахте на полчаса, клубки распутывая.
     Ноэминь едва не подскочила.
      -  Ты...  Ты  не  хочешь их укокошить? После  краткого
молчания Мюйр открыл было рот, однако осекся. Он выглядел по-
настоящему  растерянным. Перекинул моток через левое  плечо,
прочистил горло, указал на вход в угольные штольни:
     - Бери фонарь и ступай вперед. Ноэминь сощурилась. Мюйр
опять откашлялся.
     - Убийство - не по моей части, малютка. Я подаю сигналы
и  правлю яхтой. Уже долгие годы. А кровопролитий не  жалую.
Здесь,  между прочим, убивать вообще незачем. И никто никого
не убьет.
      -  Спятил? - возопила Ноэминь. - Ты же отлично знаешь:
освободятся  -  все  полетит  к чертям  собачьим!  Рисковать
нельзя!  А  кроме...  кроме этого, они оба  чересчур  хорошо
знают меня. Останутся жить - я в Америку и ногой ступить  не
смогу!
     Мюйр задумчиво созерцал напарницу.
      - Чушь, галиматья и ахинея, - сказал он. - Тебе просто
кровушки   попить  неймется.  Знаешь,  как  определил   свою
подчиненную  Ганс  Рюйтер? Хищная, лютая, ненасытная.  Конец
цитаты.  А  как  умер Ганс, между прочим, а?  Ведь  об  этом
спросят, не сомневайся...
       Ноэминь   промолчала.  Мюйр  продолжил   невозмутимым
голосом:
       -   Убери.  Свой.  Достогнусный.  Пистолет.  У   меня
парабеллум - не подлая стеклянная дрянь, а стреляю навскидку
и   сумею  отлично  доставить  бумаги  без  твоего  участия.
Понятно?
      Хорошенькое  детское личико Ноэмини  исказилось  чисто
взрослой  ненавистью. Но девица быстро  совладала  с  собой,
пожала  узкими  плечами, отвернулась, убрала  сернокислотный
пистолетишко.
     Двинулась внутрь шахты.
       Мюйр  подал  мне  знак  идти  следом,  потом  любезно
препроводил  за покорным слугой Женевьеву Дрелль.  Следовало
воспринимать  это как изысканный комплимент: Гастон  полагал
меня опасным субъектом и не хотел держаться излишне близко.
      - Будьте любезны, без глупостей, мистер Клевенджер,  -
/.a."%b."  +  он.  -  Заверяю: при  скромном  поведении  все
останутся невредимы.
      - Невредимы? - взвыла Дженни. - Связанные, под землей?
Да мы умрем раньше, чем нас отыщут!
      -  Убежден,  что  вы заблуждаетесь, миссис  Дрелль,  -
возразил  Мюйр.  -  Ваш долговязый друг, насколько  разумею,
чрезвычайно  умен  и находчив. Он сумеет  освободить  обоих.
Некоторое время спустя, конечно.
     Дженни даже остановилась:
     - Вы не можете, не можете...
     - Вперед! - рявкнул Мюйр, потеряв терпение, и Женевьева
смолкла.
      Нехорошее  было  местечко.  Имею  в  виду  заброшенную
штольню.  Спелеолог  из меня отвратительный,  ибо  не  люблю
долго    находиться   под   землей,   даже   в    специально
оборудованных,  обустроенных, открытых  посещению  карстовых
пещерах,  прихотливо  заливаемых неоновым  светом.  А  здесь
приходилось   пробираться  по  зловещему  темному   тоннелю,
прорытому в склоне холма.
      Ширину шахта имела приличную, но шишка-другая, набитая
о  низкий  свод,  быстро  убедила  меня,  что  среди  старых
рудокопов  не  числилось  людей ростом  шесть  футов  четыре
дюйма. Под ногами тянулись проржавевшие рельсы, лежавшие  на
прогнивших,   источенных,  временем  шпалах.   То   и   дело
попадались негодные, брошенные вагонетки, лебедки  и  прочая
дребедень.
      Не  нравилось мне в этих штольнях, не нравилось,  хоть
убей.   Утешало  одно:  работа  почти  завершена.   Позволим
скрутить себя по рукам и ногам, останемся лежать на пару - а
потом,    через    часок,   освободимся.   Если,    конечно,
снисходительный Мюйр сумеет обуздать плотоядную Ноэминь...
      Гастон  хорошо  разбирался в людях. Я временами  умен,
зачастую  находчив  и  почти  постоянно  таскает  при   себе
полезные   приспособления.  После  безумных  приключений   в
окрестностях городка Руидосо я взял за правило носить ремень
с  хитроумно  отточенной пряжкой. Очень помогает избавляться
от веревок и неприятелей...
       Тоннельный   свод  понизился  настолько,   что   даже
миниатюрной Ноэмини пришлось поневоле пригнуться.  Клетчатая
рубашка  девушки выбилась наружу, черные панталоны  посерели
от  пыли. Я миновал тесную горловину едва ли не на карачках.
Затем тоннель расширился опять.
      Позади  звучали заунывные жалобы Дженни,  оплакивавшей
погубленное  вечернее  платье,  изорванные  чулки.  разбитые
туфли,    попорченную   прическу.   Стенала   Женевьева    с
преувеличенным,  явно чрезмерным отчаянием.  Что  ж,  весьма
разумно.   Женщина,   скулящая  о   чулках,   наверняка   не
представляет особой опасности... О, Боже!
       Осознав,   куда  клонится  дело,  я  обернулся,   как
ужаленный, однако опоздал. Очаровательная и отважная  ослица
уже лягалась. Должно быть, и впрямь сражалась, чтобы выжить,
использовала   единственную  и  последнюю   возможность.   А
убаюканный  дамскими воплями Гастон Мюйр перестал  принимать
миссис   Дрелль   всерьез.  Он  тоже  пригнулся,   выставляя
/   `   !%++c,   перед  собой,  а  Дженни  как  раз   успела
выпрямиться...
       Раздался   короткий  шум,  послышалось   приглушенное
проклятие, зазвенел крик:
     - Дэйв, лови его пистолет! И стреляй! После чего ко мне
легкой  пташкой  порхнул по темному  тоннелю  парабеллум.  Я
шарахнулся   от   оружия,  точно  от  нападающего   ястреба.
Недоставало еще перестрелять супостатов!
      Дженни  оседлала Мюйра и молотила его по чем попало  -
весьма   впечатляющая   трепка,  и  совсем   не   подобающая
благовоспитанной даме способность лупить кулаками  наотмашь.
Я  вспомнил,  что в юности Женевьева забавы  ради  управляла
тяжелыми  грузовиками и тракторами. Вероятно, и по  деревьям
лазила,  и  яблоки в соседском саду воровала, и вообще  была
бой-девицей...  Толкуйте после этого о  нежных  кинозвездах,
чьи глазки при виде револьвера округляются во весь экран.
      Черт  возьми, я ведь не парабеллум просил, а надежную,
крепкую  веревку вокруг запястий и лодыжек. Но  увы,  нежная
ирландочка  дралась как дикая кошка, фурия и  гремучая  змея
слитые воедино.
      Размышлять  не  приходилось. Я  вышел  из  мгновенного
оцепенения  и  метнулся  в сторону, исхитрившись  подхватить
упавший пистолет. Секунду спустя надлежало ждать живительную
и  освежающую  струйку серной кислоты. Какова дальнобойность
окаянной  стекляшки,  я  не  знал  и  на  собственной  шкуре
проверять не стремился.
      Ударившись  о  земляную стену, я перекатился,  вскинул
парабеллум   наизготовку  и  удостоверился   в   собственной
правоте.
      Поставив керосиновый фонарь на пол, Ноэминь уже  брала
дерущихся на мушку поганого своего пистолета. Судя по всему,
девицу  не особо заботило, в кого именно ударит испепеляющая
жидкость.  Чисто  олимпийский подход к  делу.  Имею  в  виду
отнюдь не мифологию, но спорт: участвовать - важнее всего!
      Этого допустить я, разумеется, не мог. Сиречь, не имел
права.  Дженни  принести в жертву -  еще  куда  ни  шло,  но
Гастона  следовало беречь как зеницу ока. Дьявольщина,  ведь
ему  лодкой  управлять!  А для этого  зрение  требуется,  не
говоря  уже  о  паре  дееспособных  рук...  Обливать   Мюйра
кислотой не годилось. По крайней мере, до поры.
      Что  ж, он сам себя выручил. Подсказал разумную мысль.
Один человек тоже способен доставить папку по назначению.
      И  все же я попытался обойтись без убийства. Попытался
честно  и  добросовестно. Выстрелил Ноэмини в  правую  руку,
дабы мгновенно обезоружить.
      Увы  и  ах, я позабыл, какого рода у девицы  пистолет.
Ноэминь  сперва подняла его дулом кверху, а затем  принялась
опускать, беря точный прицел. Большинство зеленых юнцов либо
никчемных   любителей   так   и   поступают,   насмотревшись
ковбойских фильмов, и начисто забывая: задирать ствол  имело
смысл   только  во  времена  капсюльных  револьверов,  чтобы
стреляные  пистоны выпадали вон и, не дай Бог, не  заклинили
барабана.  Полосовать воздух современным оружием -  вопиющая
глупость.
      Уже  второй  раз  подряд вашему, мне приходилось  бить
навскидку  из  чужого оружия, но парабеллум Гастона  стрелял
довольно  точно. Разброс оказался минимальным. Пуля  угодила
всего двумя дюймами правее цели.
     Поразила не запястье, а стеклянную игрушку.
      Поверьте  на  слово: если в доверху полную  стеклянную
емкость  ударяет пистолетная либо ружейная пуля, емкость  не
просто разваливается. Она буквально взрывается.
     Одно мгновение, покуда гасло улетавшее во тьму эхо, все
мы   безмолвствовали.  Со  свода  низвергался  потревоженный
выстрелом  песок. Мюйр и Дженни замерли, прервав  потасовку.
Все чего-то ждали.
     Раздался нечеловеческий вопль Ноэмини.

                          Глава 22

       В   темной  штольне  он  прозвучал  особенно   жутко,
раскатился  по всем потаенным закоулкам, исчезая  и  тая  по
неведомым  штрекам, квершлагам и сбойкам.  И  повторился.  И
возобновился. И зазвучал опять - уже непрерывно.
      Ослепленная Ноэминь повернулась ко мне. Рукав и  плечо
тонкой клетчатой рубахи разом поползли обугленными клочьями.
Прижимая  к  лицу  обе  ладони -  правую  продырявила  пуля,
расколотившая  пистолет, однако Ноэминь этого  наверняка  не
чувствовала, - она сделала шаг, запнулась о горящий  фонарь,
опрокинула его.
     Пламя погасло.
      Выслушивать  подобный  крик - удовольствие  небольшое,
даже  если  орет  неописуемая  мразь,  целиком  и  полностью
достойная  своей участи. Но здесь, в недрах  шахты,  где  не
имелось  ни  воды,  чтобы смыть кислоту,  ни  морфия,  чтобы
умерить  боль, ни света, чтобы смотреть, куда поливаешь  или
впрыскиваешь, можно было только оставить девицу в покое.  Да
навряд ли назовешь эдакое состояние покоем...
     Второй почтовый голубь выбыл из строя, и я сосредоточил
всю   заботу   на   господине  Мюйре,   который,   лишившись
парабеллума   и  обладая  живым  и  острым  умом,   поспешно
улепетывал. Наощупь. Я мысленно молился: пусть не запнется в
потемках,  не  сломает  ногу, не  шлепнется,  не  заработает
сотрясение   мозга!   И   пускай   благополучно    достигнет
фольксвагена, и пускай машина заведется с полуоборота...
       Ноэминь,   утратившая  всякое  чувство   направления,
удалялась вглубь горы, крича как резаная, спотыкаясь, падая,
подымаясь и продолжая ужасный путь подобно раненому насмерть
зверю.   Через  несколько  минут  шаги  затихли,  но   вопли
доносились явственно. Еще некоторое время спустя  умолкли  и
они.
      Водворилась полная и совершенная тишь. Я не  торопился
нарушать  ее.  Следовало дать Мюйру хорошую, надежную  фору,
отпустить необходимый запас времени.
     - Дэйв!
       Тьфу!   Чуть   не   позабыл  о  Дженни-Победительнице
Великанов, моей непрошеной помощнице.
     - Я тут, ирландочка.
     - Она... Она умерла, да?
      -  Кислота  не  убивает, - уведомил я.  -  К  великому
сожалению  человека,  ею  облитого.  Не  шевелись,  я  зажгу
спичку.
      Перевернутый  фонарь  не  пострадал,  просто  вылилось
немного  керосина.  Резервуар, однако, был  почти  полон,  и
минуту  спустя мы снова смогли разглядеть друг друга.  После
кромешной  тьмы  тусклое  желтое пламя  казалось  невыносимо
ярким.
      На  полу тоннеля валялись прозрачные осколки,  темнели
зловонные пятна. Тщательно избегая наступать и на стекла,  и
на  влажные участки, я приблизился к Дженни, сидевшей  подле
выхода  из  горловины.  Спутница моя выглядела  так,  как  и
полагается выглядеть после рукопашной свалки, но сейчас едва
ли  стоило  уделять излишнее внимание опрятности -  чужой  и
собственной.
      - Пойдем, - распорядился я, пригибаясь и проскальзывая
в отверстие.
     - Просто бросишь девчонку там? - ужаснулась Дженни.
       Я  глубоко  вздохнул.  Винить  Женевьеву  не  стоило.
Пожалуй, вопреки всем приказам, надо было довериться  миссис
Дрелль.
      -  По  причинам,  о  коих не могу распространяться,  -
объявил я, - Мюйру полагается сбежать. Лучше всего - прямо в
моем  фольксвагене. Весьма надеюсь, он умеет водить немецкие
машины. Ежели нет - придется научить.
      Самым  ужасным  оказалось то, что слова  мои  чуть  не
обратились  пророчеством. Когда мы  возникли  на  выходе  из
тоннеля,  бравый моряк продолжал размышлять:  куда  и  какая
злая фея запрятала первую передачу.
      Подняв  глаза  и увидев нас, Гастон удвоил  умственные
усилия  -  а  может, передвинул рычаг наобум - и взлетел  по
довольно  крутому  откосу,  разбрызгивая  гравий  направо  и
налево. Повернул руль, не без лихого неумения развернул VW и
помчался вспять, набирая скорость с каждой новой секундой.
     Он устремлялся к сосновому лесу.
      Выхватив  парабеллум, я послал вослед Мюйру две  пули,
старательно  беря  неверное  упреждение.  Продырявить   шину
фольксвагену или, того хуже, голову Гастону было  бы  чистым
преступлением. А отпускать Мюйра без прощального  салюта  не
годилось:  мог  подивиться  широкой  натуре  противника,  за
здорово живешь уступившего довольно хороший автомобиль...
      Я  взял  пистолет на предохранитель, засунул за  пояс,
покосился  в  сторону Дженни. Та изучала меня с  недоуменным
выражением перепачканного лица.
      -  Ты,  -  запинаясь, произнесла миссис Дрелль,  -  ты
нарочно...  позволил ему сбежать! Правда ведь? Я ухмыльнулся
и промолчал.
      -  Да,  нарочно! И нарочно дал захватить себя, правда?
Восседал   на   бревне  и  дожидался,  пока   этот   человек
приблизится...  Кто  ты  на  самом  деле,   Дэйв?   И   чего
добиваешься?
      -  Если снимешь останки чулков, - ответил я, -  будешь
выглядеть чуток при