стойнее.
      -  Если  бы  не убитый федеральный агент,  -  выпалила
Женевьева,  я  решила  бы: ты - один из  них,  только  лучше
прочих!
     Она осеклась. Побледнела. Воссияла всеми веснушками.
      -  Ты действительно лучше прочих. И действительно один
из  них... Я была права! Только в толк не могла взять,  куда
клонится дело. Думала, раскидывают хитрые силки для Ганса...
Вот  оно  что!  Вы  любой ценой хотели  сплавить  похищенные
документы! Чтоб никто ничего не заподозрил... О,  Боже  мой!
Боже, что я наделала!
     Тут уж и я слегка оторопел.
     - Объяснись!
     - В папке ничего нет.
      Я  стоял  столбом и взирал на Женевьеву.  И  вспоминал
невнятное  предупреждение,  полученное  накануне.  И  жаждал
придушить очаровательную веснушчатую женщину. Только  теперь
в этом не было ни смысла, ни проку.
     Я услыхал, как произношу:
     - Повтори, ирландочка.
     - Ничего нет! Ничего интересного кому бы то ни было!
     - Да я же сам видал...
      -  Титульный лист! Вот и все, что видал.  И  все,  что
увидала  Ноэминь!  А  под ним - дурацкая  частная  переписка
моего  мужа!  Ведь я говорила еще в Монреале: миссис  Дрелль
полагают   хитрой  стервой,  шпионкой,   а   она   -   самая
обыкновенная женщина, даже не слишком-то умная. И  уж  никак
не  решилась  бы на государственную измену. А вы настаивали:
хитрая, расчетливая, себялюбивая... Да я один только  раз  в
жизни изменила - собственному супругу!
     - Но ты же слямзила его портфель! - брякнул я.
      -  Конечно, я слямзила окаянный портфель! Думаешь,  не
понимала,  что  Герберт заодно со всеми? Как  он  размахивал
секретными  бумагами перед моим носом! Как предусмотрительно
забыл их на диване!
     Женевьева перевела дух.
      - Все отчего-то уверены: переспишь с вражеским шпионом
-  и  сам  шпионом  сделаешься. Только  предательство  -  не
сифилис,  им в постели не заражаются. Я поняла,  чего  хочет
Ганс, позвонила в ФБР. Анонимно, разумеется. Ганса выставили
вон.   Потом  он  возвратился,  убежденный,  что   если   мы
переспали, я ради него что угодно сотворю...
     Я узнавал нечто любопытное.
     - Значит, - переспросил я, - значит, в первый раз Ганса
Рюйтера  выдала  ты?  Кое-кто  ломал  голову,  гадая,  каким
образом...
      -  А  что  еще  оставалось делать? Разорвать  на  себе
одежду,   посыпать   голову  пеплом  и  мчаться   в   службу
национальной безопасности? Зачем?.. Как они следили за  мною
после  Рюйтеровского  бегства... Как  докучали...  А  Рюйтер
попросту манией величия страдал. Позвонил по телефону, велел
выкрасть папку, бежать к нему в Канаду.
     - Постой, ведь именно это и говорится в деле.
      - Правильно. Меня довели до этого. Разозлили до белого
каления. Вызвать, растолковать и попросить до-мощи не сочли,
"($(b% ли, возможным! Подсунули фальшивку через муженька. Но
у  Герберта  ведь  что на уме, то и на  лбу  написано.  "Эй,
дурочка,  твоему любовнику ставят ловушку! Хватай документы,
уноси, убегай! Он же уверен был: я немедля уволоку идиотскую
папку.
     - И ты...
       -   Уволокла.  Содержимое,  кроме  титульного  листа,
засунула  в  комод. Муженек все едино туда  не  заглядывает,
сколько  я  его  знаю. Папку набила всяческой  галиматьей  и
прилежно  отослала  в  Инвернесс. Думала:  пускай  и  Рюйтер
порадуется, когда прочтет. И вот как получилось в итоге...
     - Н-да.
      -  Это  было ребячеством, шалостью, капризным желанием
подразнить чересчур подозрительных - предъявив им содержимое
портфеля  в  целости,  и насолить чересчур  самоуверенным  -
отослав  полнехоньку бандероль никчемной чуши... Получается,
погубила всю вашу затею...
      Я вспомнил трех погибших мужчин, одну погибшую девушку
и  другую  -  пока не погибшую вполне. Вспомнил  о  полезных
вещах,    именуемых   радиопередатчиками    и    реактивными
самолетами... Но даже если удастся поспеть и доставить  сюда
нужные  документы  - что само по себе уже немыслимо,  -  как
передать их в нужные руки?
     Н-да. Карты сданы, играй теми, которые получил.
     - Пойди, умойся, - посоветовал я угрюмо.
     - А ты?
     - А я проведаю больную даму. Дженни встрепенулась.
     - Господи, я совсем забыла!
     И с ужасом оглянулась на темное устье шахты.
      -  Ноэминь  можно... спасти? Хоть как-нибудь?  Помочь?
Вызвать медиков?
      -  Не в том вопрос, ирландочка, чтобы ей помочь. В том
вопрос, чтобы она помогла нам. А тебя, между прочим,  просят
не вмешиваться... И не присутствовать.
      Сообразительная Дженни схватила значение сказанного на
лету.
      -  В просьбе отказываю, - ответила она. - Дай вытряхну
из туфель грязь, а то некуда будет новой попадать.
      Для начала я обнаружил в тоннеле свой собственный нож,
валявшийся нераскрытым. Ручку покрывали запекшаяся  кровь  и
темные, проеденные кислотой пятна.
       Я   не  задавался  вопросом,  что  именно  собиралась
проделать   Ноэминь  этим  ножиком.  Поднял,  обернув   руку
платком,  обтер  о полу пиджака, сунул в карман.  Жжения,  к
счастью, не ощутил.
     Затем попались несколько опаленных лоскутьев ткани.
      Сама  Ноэминь  обнаружилась примерно ста  пятьюдесятью
ярдами  далее.  Она  лежала  ничком  на  шпалах,  меж  двумя
параллельными  полосами  заржавленных  рельсов.   Маленькая,
изуродованная,  грязная, недвижная. Однако  дыхание  звучало
громко, хрипло и отчетливо.
     Что ж, если сотворил, не брезгуй полюбоваться...
     Я приблизил фонарь.
     Осторожно перевернул девушку.
     Дженни вскрикнула и отвернулась. Кажется, выблевала, но
точно ручаться не могу.
      Сам  я  опустошать  желудок не  стал,  ибо  уже  видал
подобное в Регине и настраивался на соответствующий душевный
лад.
      Грегори  можно  было  считать  отомщенным.  Я  ухватил
запястье, на которое кислоты попало меньше, прощупал  биение
пульса.  Не  знаю, правда, зачем. Ежели дышит -  жива,  ясно
сразу.
     - Дэйв...
      Голос  прозвучал неожиданно хрипло и низко.  Точно  из
глубин колодца долетел.
     - Это я, Ноэминь.
     - Убей. Пожалуйста.
     - Сию секунду. Обожди, найду подходящий камень. Тебя по
лбу хватить или по виску?
      -  Пожалуйста.  Пристрели.  Что  тебе  стоит?  Заверши
начатое.
     - Сию минуту, крошка. Ноэминь ухватила мой рукав.
      -  Не хочу жить! Не хочу в больницу! Не хочу операций,
переливаний  крови...  Я  видела  Майка  Грина!  И  не  буду
такой... Слепая, безликая, однорукая... Убей!
     - Хорошо, крошка, убью. Только уплати за услугу. Дженни
вскрикнула   где-то  позади.  Прерывистая   мольба   Ноэмини
возобновилась:
      -  Мне  больно, Дэйв! Больно-о! Убей, ведь я же добила
Грегори! Пожалела!
     - Черта с два ты его пожалела. Уплати.
     - Чем?
     - Пенелопа Дрелль. Где она? У кого?
      -  Ты  вымогаешь плату за то, что прикончишь  меня?  -
удивленно прохрипела Ноэминь. - Шантажируешь? Мерзавец...
      -  До  свиданья, крошка, - объявил я. - Скорая  помощь
прибудет   минут  через  сорок-пятьдесят.  Врачи  в   Канаде
хорошие.
      Пальцы  Ноэминь  впились в мой  пиджак  с  неимоверной
силой.
      -  Клевенджер,  я  люблю тебя...  Ты  почти  такая  же
сволочь, как я сама...
      -  Гораздо  хуже. Навещу в больнице,  принесу  букетик
цветов  -  обоняние у тебя, наверное, сохранится. Полюбуюсь,
как учишься читать левой рукой по системе Брайля.
      Дженни  скулила  от  ужаса.  Вполне  понятно.  Внимать
подобной беседе не всякому захочется, даже когда речь идет о
судьбе собственного ребенка.
       Моляще,   беспомощно,  бесконечно   жалобно   девушка
выдавила:
     - Больно... Больно. Больно! Убей!
     - Непременно. Где Пенелопа?
      - Ты - прелесть, - прохрипела Ноэминь. - Изумительный,
безжалостный,  хладнокровный зверь. В  тебе  ведь  ни  капли
сострадания сейчас нет?
     - Ни капли.
     - Ненавижу сострадание... Ты - умница. Убьешь меня?
     - Скажи правду, и убью.
     - Город Гринвич. Британская Колумбия. Маленькая ферма в
трех  милях  к  западу от окраины... Отродье там,  если  еще
цело.  Этого  гарантировать  не  могу...  Владельцы  дома  -
супруги Тэрлей. Мистер и миссис Клод Тэрлей... Доволен?
     - Да. Я отдам тебе свою ампулу цианистого калия. Обожди
секунду, нужно вытащить...
      -  Я...  хотела достать... собственную...  выронила...
Хотела заколоться твоим ножом... Не сумела открыть. Раненная
рука... не слушалась. А одной рукой... как ты... не умею.
       -   Здесь   некоторый  опыт  нужен,   -   заметил   я
наставительно.  -  Вот.  Возьми  в  рот  и  разгрызи.   Если
действительно хочешь этого.
      -  Трус... - Должно быть, Ноэминь хотела ухмыльнуться,
но  ухмыляться,  по сути, было уже нечем. Я  и  слова-то  ее
понимал  с  огромным  трудом. -  И  обманщик.  Я  прикончить
просила... а ты к самоубийству принуждаешь.
      - Могу перерезать горло. Могу пристрелить. Но ампула -
быстрее и безболезненней.
     - Вложи ее... своей рукой... Или опять выроню...
     - Откройте рот, - велел я тоном зубного врача. - Лежите
спокойно. Вы не почувствуете ни малейшей боли.
      -  Прощай, - шепнула Ноэминь. - Чтоб я тебе  в  ночных
кошмарах являлась... В цвете... Спасибо...
      Когда  мы  опять вышли из покинутой шахты, солнце  уже
садилось, а у подошвы холма стояла полицейская машина. Чок-в-
чок  на  том  же  месте, где тщетно поджидал  меня  угнанный
Гастоном VW.
      Распахнулась дверца. Высокий человек ступил  наземь  и
пошел  навстречу нам, неловко скользя по каменистым  осыпям.
На  человеке обретался твидовый костюм. Отчего-то  субъекты,
временно скидывающие мундир, неизменно забираются в твидовые
пары болотного цвета. Сила привычки, должно быть...
     - Мистер Хелм? - осведомился незнакомец. Я кивнул.
      -  Капитан первого ранга Хоулэнд, из флотской разведки
Соединенных  Штатов.  Работаю  вместе  с  канадцами.  Рыбка,
сдается,  клюнула и водит поплавок. Идемте. Посмотрите,  как
будем подсекать и вытаскивать...

                          Глава 23

      Высокий скалистый мыс выдавался далеко в море.  Солнце
закатывалось, но все ближние камни - подводные и надводные -
виднелись как на ладони. Дальше море делалось непроглядным.
      Далеко-далеко,  наискосок  по  отношению  к  береговой
черте,  уходила  в  открытый  океан  белая  рыбацкая  лодка,
оставлявшая за собою расходящийся У-образный след.  Кажется,
его называют кильватерной струей.
     - Несется на всех парусах, - заметил Хоулэнд. - Видать,
не  потрудился  перелистать бумаги. А может  быть,  попросту
смывается. В Канаду ему теперь нельзя... Хм! Значит,  миссис
Дрелль подменила документы?
     - По ее словам.
       -   Жаль,  ужасно  жаль!  Сколько  умственных  усилий
/.b`  g%-.  лучшими учеными головами - и  все  впустую.  Все
получилось  куда  проще, нежели ожидали.  Но  какова  ирония
судьбы?   Той  же  цели  отлично  послужит  ворох  никчемных
писем...
      Хоулэнд  прильнул к установленному на треноге могучему
телескопу. От случайного взгляда с моря всех троих  -  меня,
капитана и телескоп - укрывали огромные замшелые валуны.
       -  Уже  служит,  -  весело  пробормотал  Хоулэнд.   -
Приблизительный   курс:  норд-норд-вест.   Скорость:   около
двадцати узлов. Старое корыто выжимает все, на что способно.
В  прошлом  году  парень поставил себе новый дизель,  удвоил
количество лошадиных сил, а в скорости выиграл узла три,  не
больше.    Двигатель   -   еще   не   все,   обводы    нужны
соответствующие... Так-так...
     - Вы хорошо осведомлены, сэр.
       В   нашем   деле  существует  неписаное  правило:   к
посторонним  чинам  от  майора и выше  обращаться,  добавляя
вежливое  "сэр". Очень способствует взаимному пониманию  меж
различными службами.
      -  За  Мюйром следят битых три года. Просто на  всякий
случай,  ибо  якшается с людьми, не достойными ни  малейшего
доверия...  И  терпение вознаграждено.  Случай  нынче  выпал
особый.
     Оторвавшись от окуляра, Хоулэнд пригласил:
      - Посмотрите. А я свяжусь по радио со своими друзьями.
Смотрите,  не  стесняйтесь.  Отсутствовать  буду  не   менее
получаса. А переговоров по этому поводу не надо слушать даже
вам.
     - Разумеется.
       Хоулэнд   удалился  к  расположившейся  на  береговой
оконечности мыса кучке офицеров. Там же стояла радиостанция.
Но  техническая  сторона  затеи мало  волновала  меня.  Куда
меньше,  нежели скорлупка Мюйра, уверенно державшая  курс  в
известное  лишь  Гастону место. Естественное любопытство  не
чуждо  и  нам,  профессиональным, закаленным, хладнокровным,
бесстрастным  истребителям... Ибо я не понимал в  творящемся
ни  аза  и даже не представлял, чего, собственно, добивалась
бравая  команда ученых и разведчиков, ежели весть о  подмене
приняли со столь завидным спокойствием.
      Я  повертел рубчатым колесиком, навел резкость.  Лодка
предстала так отчетливо, словно я следил за нею в полдень, с
расстояния пятидесяти ярдов... Неплохие у флотской  разведки
телескопы...
     Лежа в одиночестве, я следил, как раскачиваемый мертвой
зыбью  кораблик  Мюйра движется прочь.  Женевьеву  попросили
убраться  от  берега  подальше.  Чересчур  секретное   дело,
пояснили   мне,   чтобы   терпеть  присутствие   посторонних
свидетелей. Да и Дженни излишнего любопытства не  проявляла.
Ее   куда  больше  заботили  события  в  городке,  именуемом
Гринвич, Британская Колумбия.
      А  в  довершение, миссис Дрелль, наверное,  стеснялась
представать   мужской   компании  в  столь   потрепанном   и
непотребном виде.
      Белая  лодка сменила галс. Форштевень зарылся в  воду,
*.`,   приподнялась: Гастон Мюйр понемногу  сбавлял  обороты
дизеля. За моей спиной кашлянул капитан Хоулэнд.
      -  Парень  тормозит, - уведомил я. - Теперь  улегся  в
дрейф...
     - Разрешите глянуть?
     Я поднялся, отряхнул с коленей прилипшие травинки. Хотя
не знаю, зачем: брюки все едино предстояло вышвырнуть.
      Поглядел  в  небо,  непроизвольно  ожидая  гидроплана.
Летательных  аппаратов  не  замечалось,  но  это  ничего  не
значило.  Самолеты  появляются  быстро  и  за  грань  окоема
уносятся проворно...
      А  вот  американский самолет наверняка вертелся где-то
вдали,  над  материком. Какую бы здесь ни  готовили  пакость
супостату,  вряд  ли решились бы положиться  при  наблюдении
лишь на подзорную трубу - сколь угодно совершенную.
      Хоулэнд  изрек удовлетворенное, возбужденное "Ага!"  и
поманил меня к телескопу.
      - Смотрите! - прошептал он, точно Мюйр мог услыхать на
расстоянии нескольких миль. - Хорошенько смотрите, приятель!
Такое не каждый день увидишь! Разве что на советской морской
базе,  но  туда  просто  так не пустят...  Одна  из  лучших,
новейших! И уже, можно считать, у нас на кукане!
      Я  снова прижался к окуляру и едва не свистнул.  Белая
лодка внезапно показалась крошечной.
      Ибо  рядом  с  нею  подымалась  из  пучин  исполинская
стальная туша, подобная вымершим доисторическим чудовищам но
гораздо более крупная, чем любой ихтиозавр. Черная, гладкая,
глубоко  сидящая в воде... Когда-то автомобили смахивали  на
кареты, а подводные лодки напоминали обычные корабли. Но это
исчадие военной техники походило на себя самое, и ни на  что
больше. Разве только на карикатурно распухшую сигару...
      Задержавшись  на  поверхности не  дольше  пяти  минут,
страшилище начало ускользать вглубь, в родную стихию.
      -  Погружаются,  сэр, - доложил я. -  И  лодка  Мюйра,
кажется, тоже идет ко дну.
      -  Безусловно. Парень открыл кингстоны перед тем,  как
перепрыгнуть с борта на борт, не сомневайтесь.
      Голос Хоулэнда звучал озабоченно. Я обернулся. Капитан
пристально  следил.  Однако не  за  морем,  а  за  стрелками
серебристого хронометра, который держал у самых глаз.
       Рыбачья   лодка  потонула  кормою  вперед.  Океанская
поверхность   относительно  успокоилась,  лишь   равномерная
мертвая зыбь качалась над немеряной глубиной.
     - Ну, - прошептал Хоулэнд. - Ну же!
      Целую  секунду  или  две ничего не происходило.  Потом
вдалеке, на свинцово-серых водах возникло и расплылось белое
кольцо.  Из кольца взвился фонтан, гейзер - столб клокочущей
влаги. Взмыли темные, неопределенные обломки...
      Через  пол-минуты, когда раскаты взрыва отразились  от
нашего  утеса,  по  океану  вовсю распространялось  нефтяное
пятно. Думаю, нефтяное. И надеюсь, просто нефтяное...
     Хоулэнд сглотнул, прочистил горло, снова сглотнул.
      -  Фу,  -  сказал он, - смотреть не могу, как погибают
корабли. Даже их корабли... И вы, разумеется, ни на  что  не
a,.b`%+(, ничего не видали.
     - Никак нет, сэр.
      -  Ежели вдруг приметили неладное - это был несчастный
случай. Прискорбный, необъяснимый, загадочный случай. Москва
получит  надлежащие  соболезнования,  не  сомневайтесь,  ибо
канадцы  не сегодня-завтра учинят расследование и обнаружат,
что именно стряслось.
      -  Убежден, сэр, - заметил я вежливо, - катастрофа  не
имеет  ни  малейшего  касательства к загадочной  пропаже,  о
которой  скорбело  морское  министерство.  Я  имею  в   виду
сгинувшую   подводную   лодку...   Как   аукнется,   так   и
откликнется, да?
      Мгновение  или  два Хоулэнд изучал меня  пронизывающим
взглядом. Затем негромко произнес:
      -  От  души надеюсь: отклик истолкуют верно. И  трижды
подумают,  прежде  нежели  аукнут опять...  И,  конечно  же,
понятия не имею, о чем вы толкуете, мистер Хелм.

                             ***

      Вашингтонские любомудры провозгласили:  старого  олуха
Мэтта  Хелма опять вывезла неслыханная удача. По  крайности,
это  мнение мне высказали прямо в физиономию посреди некоего
кабинета  в  некоем  старом здании, приютившемся  неважно  в
каком квартале.
      -  В  общем  и  целом, Эрик, - закончил  Мак,  -  вами
остались довольны. И все же...
     - Да, сэр?
     Мак поколебался.
      -  Просто...  По  городу рыщет  честный  джентльмен  и
опытный, агент, Маркус Джонстон. Кровушки Дэвида Клевенджера
напиться  хочет. Завтра я устрою вам дружелюбную  встречу  и
объяснимся вместе... в пределах допустимого, конечно.
     - Весьма признателен, сэр.
      -  И еще... С вами жаждут повидаться в ресторане отеля
"Bahe". Нынешним вечером, в половине шестого.
     - Кто же, сэр?
      -  Дама.  Велела передать: Пенелопа жива и  невредима.
Больше ничего не знаю. Может, намерена отблагодарить?..
      Я  насилу признал Женевьеву Дрелль. Не то чтобы  думал
встретить особу растрепанную, грязную и оборванную,  отнюдь!
Но  метаморфоза  перешла  грань  вообразимого.  Женевьева  -
называть ее "Дженни" казалось теперь неловким - облачилась в
нечто   изумрудно-зеленое,  китайско-шелковое,  и   веснушки
словно  поблекли, а густые вьющиеся волосы изрядно  порыжели
со  времени  последней  нашей  встречи.  И  выглядели  очень
мягкими, душистыми, блестящими.
     - Добрый вечер, миссис Дрелль, - изумленно выдавил я.
     Она повернула голову и улыбнулась:
       -  Как  же  к  тебе  теперь  обращаться?  Был  Дэйвом
Клевенджером, а нынче кем числишься?
      -  Тебе незачем звать мужчин по именам, ирландочка,  -
почтительно заметил я. - Достаточно пальцами прищелкнуть.
     Женевьева рассмеялась.
     - Пенни в полнейшем порядке, - промолвила она ласково.
     - Уже знаю, начальство сообщило. Прими поздравления.
      -  Прими благодарность. Пенни у отца. Не знаю, чем это
окончится,  но  пока что перепуганный папаша пылинки  с  нее
сдувать готов. Даже лазеры немножко забросил...
     Выдержав короткую паузу, Женевьева продолжила:
      -  Я  плачу  по  счетам  очень аккуратно.  Таково  мое
незыблемое правило.
     - То есть?
      -  Мы  заключили  в  Монреале...  сделку,  помнишь?  А
расплатиться  мне помешали. Ты честно вмешался  в  развязку,
был  на  моей  стороне, от погибели спас. И меня,  и  Пенни.
Правда, ты безжалостная, бессердечная, циничная сволочь,  но
при  таком  роде занятий, наверно, иначе и не  выжить...  Ты
сдер