Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
...
Долго разыскивать не пришлось. Чудный флакон салатной
приправы бросался в глаза тотчас, ибо соусы не закупоривают
притертой стеклянной пробкой. Да и прозрачный соус - явление
редкостное.
Я разглядывал бутылочку с неподдельным, огорчением. Я-
то начинал сомневаться: вдруг Женевьева Дрелль -
действительно хорошенькая, бесстыдно обманутая, неповинная
простушка?.. Стоило, пожалуй, на всякий случай вылить
*(a+.bc вон и заменить безобидной водой из умывальника, но
это значило бы насторожить подопечную - именно тогда, когда
забрезжили первые проблески возможного успеха.
Некоторое время я рассуждал: а не разбавить ли кислоту,
не ослабить ли ее чудовищное воздействие? К сожалению, химик
из меня отвратительный. Не помню даже, что вливается во что:
кислота в воду или вода в кислоту. Перепутаешь - начнется
бурная реакция, и брызги полетят куда попало, не исключая
твоей ясе физиономии. Тем паче, в тряском автомобильном
прицепе... Возвратив окаянный флакон в шкафчик, я тщательно
запер дверцу и уселся подальше.
Немного погодя трейлер мягко притормозил и замер. Я
осторожно выглянул в боковое окошко и узрел голубое озеро,
окаймленное кедровником и ельником. Остановились мы на лугу,
полого спускавшемся к береговой кромке. Хорошенькая,
веснушчатая, сернокислотная и цианисто-калиевая Женевьева
повернула ключ зажигания. Двигатель умолк. В соответствии с
наставлениями, женщина сидела за рулем и не пыталась
навестить меня. Тем лучше. И спокойнее... Не то можно
уступить соблазну, изобразить проголодавшегося вегетарианца
и спросить порцию салатика с изысканной приправой.
Тихо, точно две мыши, затаившиеся близ живописного
канадского озера, посреди величественных канадских лесов, мы
дожидались беглых канадских бандюг. Оные отнюдь не опоздали
на свидание.
- Эй, в машине! Эй, леди, просыпайся! Нечто среднее
между грозным окриком и хриплым беспокойным шепотом - если
такое уподобление удачно. Я отпрянул от окошка, подобрался к
дверям, изготовился.
- Раскрывай кабину с обеих сторон и выскакивай! А мы
проверим, все ли в порядке!.. Вот-вот. Умница. Теперь замри,
а то проткну девочке почечку... Хомяк, загляни-ка в прицеп!
Голос Женевьевы зазвенел неподдельной, приятной моему
слуху паникой:
- Но там никого нет!
- Значит, никто не подохнет. Шевелись, Хомяк!
- Погодите!!!
Паника, извините за злоупотребление греческими словами,
достигла апогея. Просто изумительно. Я припомнил: у
Женевьевы по части обмана и притворства наставник имелся
многоопытный - Рюйтер. Да и собственного, какого ни на есть,
опыта набраться успела.
- Погодите! Там есть... Частный, независимый от полиции
детектив! Я вынуждена была его привезти! Он остановил меня
и... и потребовал сообщить, куда исчезла Пенни. А он
говорит: возьми с собой или позову полицию! И обещал о вас
позабыть, если девочка жива и невредима!
- Обещал? - донесся издевательский вопрос. - Как это
мило!
- Вы не понимаете! Он - частный, частный, частный
сыщик! Американец! И заявил: канадские власти сани должны
разыскивать своих заключенных! Ему плевать, ему-то платят
лишь за присмотр, заботу о Пенни! Пускай выйдет! Пускай
поговорит с вами. Не режьте девочку... Я же говорю, был
%$(-ab"%--k) выбор: он - или полиция.
Воспоследовало продолжительное молчание. Затем я
услыхал:
- Ладно, вели возникнуть. Но с пустыми руками. Увижу
пистолет - раскрою девке брюхо, запомни.
- Да! Да, конечно! Выходите, мистер Клевенджер.
Пожалуйста, будьте очень осторожны и сдержанны. Или Пенни
зарежут.
Я отворил двери, спрыгнул на песчаную почву.
- Брось дубину! - распорядился молодой каторжник.
Пенни, по-прежнему одетая в короткую клетчатую юбку и
белую блузку - теперь измятую и несвежую, - казалась
растерянной и ошеломленной. Папильоток на голове, конечно
же, не было. Нечесаные пряди волос падали на лицо - бледное,
перепуганное, очкастое. В остальном девица выглядела
неповрежденной.
Уголовники являли зрелище более любопытное. Достойная
парочка: молодой, по-звериному красивый подонок, и стареющий
воришка, томящийся от неутоленных спиртных вожделений. Оба
успели сменить арестантские робы на какое-то невзрачное
тряпье.
- Брось дубину! - зарычал молодой.
- Убирайся к чертям, остолоп, - любезно возразил я. -
Боишься, что прицелюсь веточкой и скажу: пиф-паф? Падай, ты
убит?
Сделав два шага прочь от прицепа, я продолжил:
- Старый пень может забраться внутрь и проверить каждый
уголок. Не возражаю. Не то штанишки замочите от
беспокойства.
Рука молодого стиснула девочке горло.
- Поменьше челюстью щелкай, мистер! Поколебавшись,
бандит с неохотой велел приятелю:
- Хорошо, Хомяк. Делаем, как условились. Пойди, обыщи.
Они, разумеется обменялись неким знаком, которого мне
замечать не полагалось. Хомяк обогнул вашего покорного
слугу, забрался в прицеп, объявился вновь.
- О`кей, Франки. Ни души.
- Отлично, - ухмыльнулся Франки. - Ты что-то сказать
хотел, паскуда?
Последнее относилось уже к моей скромной особе.
- Да, конечно. Отпустите ребенка, и мы позабудем о вас.
Начисто.
Я говорил нарочито громко, дабы старая, утратившая
прежнюю сноровку скотина смогла подкрасться неслышно, как и
положено уважающему себя татю. Ибо, топая подобно Хомяку,
только и можно было до тюрьмы дотопать... Я по доброй воле
работал глушителем и надрывался:
- Решайся, Фрэнки, да пошибче! Отпустите девочку - и
проваливайте на все четыре! Куда глазки глядят! Мы вас не
тронем!
- Тронем? - изумился Фрэнки. - Ты меня тронешь,
выблядок долговязый?
Образованием достойного молодца явно занимался великий
педагог по имени Т. Ле-Визор, а хрестоматиями служили фильмы
. гангстерах. А возможно, тюрьма приучает любого, угодившего
туда, изъясняться одними и теми же скучными, задиристыми,
заурядными оборотами полу - и вовсе нецензурного свойства. Я
имею в виду тюрьмы англоязычные, касаемо прочих - не знаю.
- Сам укатишь, а нам пехом чесать, а? Ничего себе,
струйка! Уж лучше было в Брэндоне окопаться.
- Черт с тобой, - отозвался я, - забирай машину. И
прицеп, если не лень. Только девочку выпусти. Обещаю...
На звуке "ю" я развернулся, поймав Хомяка точнехонько в
нужном месте и положении. Кухонный тесак возносился ввысь,
точно уголовник собрался колоть лед и готовить коктейль на
всю честную компанию. Подозреваю, Хомяк всерьез рассчитывал
поразить меня меж лопаток. Вором он, возможно, числился
заправским (в давние времена), однако в качестве убийцы не
стоил и гроша ломаного.
Поднятым ножом ни совершить, ни отразить выпада нельзя.
Также не стоит без надобности орудовать палкой наотмашь.
Посему я ткнул негодяя под ложечку, словно копьем или штыком
работал. Хомяк буквально переломился пополам, подставил
стриженый седеющий затылок. Здесь не ударить с размаху было
бы уже грешно и ошибочно. Я треснул коварного старца
указанным образом, уповая, что череп, не проломлю и лишних
затруднений полицейским не создам.
Хомяк повадился бесчувствен, аки скот зарезанный. А я
небрежно и беззлобно обратился к Фрэнки:
- Право слово, отпусти ребенка. Не то подойду и
отшлепаю. Ремешком.
Разумеется, я пускался на изрядный риск. Вооружись
уголовник револьвером, я вряд ли решился бы доводить его до
бешенства, потому что взбесившийся homo erectus - да и
sapiens, между прочим, - вполне способен придавить гашетку
непроизвольно. А вот заколоть ударом ножа в спину возможно
лишь по расчету.
- Ну, мистер, теперь не обижайся! - процедил Фрэнки. -
Брось дубину! В последний раз говорю: брось! Или...
- Или что? Зарежешь девочку? Но проку-то ни малейшего
не получишь!
С вызывающим и преднамеренным пренебрежением я сплюнул.
- Верней, получишь. Палкой по башке. И колотить буду
насмерть. Ноги у меня длинные, бегаю как олень, в лесах не
новичок, вроде тебя, паршивца. Затравлю, загоню, забью. Хоть
одну капельку крови ребенку пустишь - читай отходную
молитву. А теперь - выбирай. Отпустишь ребенка - уберешься
подобру-поздорову. Не отпустишь через пол-минуты - превращу
в отбивную, изрублю на части, а потом утоплю в озере. Каждый
кусочек в отдельности. Рыбки быстрей управятся, и опознать
никто не сумеет... Ну, скотина, довольно столбом стоять!
Ишь, пугало выискалось! В моем родном Денвере такое путало
до соседней лавки не решится без мамы дойти. Понял?
Я с ухмылкой созерцал Франки еще несколько мгновений,
чтобы ярость парня закипела вовсю. Потом сызнова плюнул и
далеко зашвырнул смолистую палку. Сделал неспешный шаг.
- Полюбуйся: пара пустых рук. А ты - с ножом. И
трясешься от ужаса, тварь сопливая.
Этого бандюга уже не вынес. Ладно, приятеля шарахнули
по башке и даже не потрудились поднять оброненный тесак...
Но сейчас безоружный наглец откровенно издевался над самим
Франки - могучим, великим и преужасным. Да еще в присутствии
дам...
А на закуску, даже никчемные уголовные мозги умудрились
понять: не слишком-то я тревожусь об участи заложника. Для
успешного бегства парню требовался форд. Заполучить
автомобиль, прирезав девочку, подонок не мог. Надлежало
убить меня. И Фрэнки двинулся навстречу.
Двинулся с клинком наизготовку. В отличие от Хомяка,
молодой громила знал: нож гораздо надежней держать на
фехтовальный лад. Помимо этого, Фрэнки не знал почти ничего.
Сперва он приближался медленно и осторожно. Я отступил,
канадец немедля воспрял духом и ринулся напролом. Я ответил
в полном, почти ученическом согласии с наставлениями: сделал
пол-шага влево и восходящим пинком вышиб лезвие. Против
людей опытных так не дерутся, однако Фрэнки не относился к
знатокам... А ботинок из толстой кожи в известной степени
защищает ступню от возможных порезов.
Нож вылетел вон из разжавшейся руки, описал длинную
дугу, шлепнулся. Ухватив ушибленное запястье, бандит сам
отобрал у себя последнюю надежду. Я пнул опять - надлежало
выдерживать избранный стиль поединка, Фрэнки нежданно
почувствовал, как ноги отделяются от земли и взлетают
кверху. Кажется, это называют подсечкой, но в точности не
ручаюсь. Я приблизился и осторожно, чтобы не убить
ненароком, ударил супостата в голову. Ногой же метнул в
озерные воды взятый с бою клинок. Сохранять военную добычу
как память не стоило: дешевая пародия на знаменитые лезвия
фирмы Боуи. Такие весьма распространены среди охотников,
запасающихся надежным оружием на случай схватки с хищным
зайцем или кровожадным оленем.
Подобрал оброненный Хомяком кухонный нож. С поклоном
вручил Женевьеве, тискавшей и целовавшей возлюбленную дщерь:
- Это, если не ошибаюсь, ваша собственность, сударыня.
Женевьева погладила Пенелопину голову, обернулась.
Посмотрела на меня с выражением непроницаемым и довольно
странным. Усилием воли я заставил себя позабыть о бутылочке
с приправой для салатов, мирно стоявшей в трейлере. Гибель
Грегори и Элен Хармс не имела касательства к полученному
приказу - втираться в доверие и всемерно беречь от помех и
неприятностей.
Я даже непроизвольно отметил счастливое совпадение. Тем
более невероятное, что лучшего повода сделаться добрыми
друзьями не придумаешь и нарочно. Кем бы Женевьева Дрелль ни
полагала Дэйва Клевенджера, не всякий мужчина и не каждый
день вырывает вашу дочь из бандитских лап. Да еще с такой
доблестью: Будущее выглядело обнадеживающе.
- Да вы настоящий герой, мистер Прескотт, - протянула
Женевьева. - И актер чудесный. И режиссер. Ведь умудриться
надо - целый спектакль закатил! Писать не пробовали?
Я настолько ошалел, услыхав сию тираду и заработав
оглушительную оплеуху, что позабыл рассказать, как
/ob- $f bl лет промышлял исключительно литературным трудом.
- Паршивый лицемер! - зашипела Женевьева.
Глава 12
Подобно морским пехотинцам я бойскаутам, нашей братии
надлежит руководствоваться девизом "всегда готов". Но уж к
этому я, сознаюсь, не готовился. И на мгновение ощутил себя
то ли оскорбленным, то ли спятившим.
- За что?! - возопил я безо вся кого напускного
удивления. Ибо изумился вполне и всецело искренне.
Женевьева расхохоталась.
- Прекратите-ка неудачный фарс, мистер Клевенджер.
Считаете меня дурой набитой? Сплясали балет и ждете
аплодисментов?
- Но...
- Ох и паршивый актеришка! Долго репетировали?
Приятелей не ушибли? Уж разыграли бы долгую, впечатляющую
потасовку...
- Послушайте, сударыня...
- Закройте рот!
Женевьева окинула скептическим взором простертых на
земле каторжников.
- Им же неудобно, беднягам! - съязвила она. - Скажите,
что представление окончено, можно встать, отряхнуться,
покурить. Поклониться зрительному залу... Вот они,
прекрасные артисты! Я и впрямь поверила, будто передо мною
беглая мразь. Но это насквозь фальшивое побоище...
Неубедительно, мистер Клевенджер. И украдено у Саббатини. Я
читала его повесть, в которой главный злодей добивался от
героини взаимности, подстроил мнимое нападение, а потом
принялся колошматить наемную шайку своей грозной саблей!
Только я не книжный персонаж! И отличу настоящую драку от
имитации! Между прочим, вы оплошали с самого начала.
Сколько было уверенности, сколько презрительной
небрежности... Потом вырезал себе волшебную, всесокрушающую
палицу! А потом - одним махом семерых побивахом. Так у
братьев Гримм говорится? Ишь, обернулся в самый раз,
тютелька в тютельку... На затылке пара глаз имеется? Я,
безмозглая, уже закричать собираюсь, а он себе разит, а он
красуется... По секундам репетировали? Условный знак
установили?
- Нет, миссис Дрелль, - ответил я. - Знак подала Пенни.
Когда ее глаза округлились чуточку больше прежнего, стало
ясно: пора.
Снова раздался издевательский смех.
- О, сколь изобретателен! И как находчив! Прекратите,
мистер Клевенджер. Интересно, где задержат настоящих - на
Лабрадоре? В Британской Колумбии? Пойдем, крошка, здесь
делать нечего.
Она взяла Пенни за руку, осеклась, обернулась,
выхватила у меня блудный свой тесак, метнула в глубину
трейлера. Захлопнула и замкнула двери. Надлежало, наверное,
изобразить возмущение, однако я понял, что лишь даром
/.b` gc время. Убеждать человека, отыскавшего повод
заплатить вам черной неблагодарностью, немыслимо.
С кислой миной я проследил за погрузкой и последовавшим
отбытием семейства Дрелль. Но излишне расстраиваться, а тем
паче обижаться не доводилось. Я и впрямь избавил ребенка от
беглых выродков, но действовал по соображениям сугубо
корыстным и практическим. Не судите, да не судимы будете...
До фольксвагена я добирался битых полчаса. На покатом
капоте VW преспокойно восседал Маркус Джонстон. И курил
огромную сигару.
- Двадцать пять минут назад, - сообщил он, - подопечные
проехали с видом праведным и самодовольным. Ларри висит у
них на хвосте, надеюсь, не сорвется. Отчего мне всегда
выпадает выслеживать строптивых и неуемных любителей?
Доставлю эту парочку в Штаты невредимыми - придется в чудеса
поверить.
Он тотчас нахмурился, точно лишнее сболтнул. И поспешно
продолжил:
- Решил явиться сам, поскольку с Ларри вы успешно
перегрызлись. Пожалуйста, никогда больше не грозите
федеральному агенту ножом... Что приключилось у озера?
- Подите к лешему, - нелюбезно сказал я. Джонстон
извлек сигару изо рта, задумался, насупился.
- Слушайте, Клевенджер. В напарники мне достался
молокосос, и его надо нянчить. Поэтому сообщаю: с вами
нянчиться недосуг. Будете соваться в чужие огороды - сами
отправитесь к лешему. Или подальше... Теперь выкладывайте
ответ на справедливый и естественный вопрос.
Я поведал о потасовке и, убедив Маркуса, что ничего не
подстраивал намеренно, поверг сыщика в неудержимый хохот.
Маркус имел полнейшее право заливаться, ибо теперь я начинал
по достоинству оценивать курьезность происшествия. Через
денек-другой и сам живот надорву, припоминая гнев госпожи
Коловорот. Но дружбу завязать ни с нею, ни с Гансом Рюйтером
пока не удается... И, кстати, о Рюйтере после брэндонского
убийства - ни слуху, ни духу.
Должно быть, несется к востоку, сидя за баранкой
мерседеса. Торопится приготовить бегство по всем правилам.
Прекрасно, мне же будет легче.
***
На подъездах к Монреалю снова пошел дождь. Мы с
грозовыми тучами состязались, похоже, в скорости
продвижения. Выросши на засушливом юго-западе, я не. выношу
затяжных ненастий. Особенно если ночевать вынужден в
протекающей палатке, на промокшем насквозь матраце.
По-видимому, сударыня Бурав и дочь ее, хоть и спали в
относительно роскошном прицепе, тоже приуныли. Вывожу это
умозаключение из того, что, запарковав машину посреди
платной стоянки, дамы - верней дама и девица - променяли
передвижной домик на гостиничный номер-люкс. Впрочем, не
считаю себя непогрешимым. Семейство вполне могло
обосноваться в "Королеве Мэри" не только ради горячей ванны
( отдыха на чистых крахмальных простынях. Поживем - увидим.
Каковы бы ни были соображения Женевьевы, я вместе с нею
получил возможность по-человечески вымыться, съесть ужин,
приготовленный чужими руками, не приправленный тысячами
присевших на сковороду и мгновенно изжарившихся москитов,
отоспаться в тепле и сухости.
Вселившись в номер гораздо более просторный, чем
требовалось одному человеку - счет оплачивал Дядюшка Сэм, -
я обосновался по соседству с Ж. и П. Дрелль. Вернее, в том
же коридоре.
Приятно было бы тут же выпить стаканчик-друтой,
разлечься в кафельном бассейне, полном горячей воды, - как,
вероятно, и поступила Женевьева, - но я, кажется, вспомнил,
на какой службе числюсь и привел свою персону в относительно
благопристойный вид за жалкие четверть часа. Еще вернее, я
руководствовался отнюдь не высокими помыслами. Просто
зашевелилось безошибочное шестое чувство, зашептало: скоро
начнутся приключения. Дикие северные пустоши остались
позади. Мы очутились в мире цивилизованном и кишащем
недругами.
Приключения начались, когда я застегивал последнюю
пуговицу на последней чистой рубашке, сохранившейся в
чемодане. Дальше намечалось прилежное сотворение большого и
правильного узла на строгом консервативном галстуке.
Единственном. Орудуя на диком лоне природы, в Блэк-Хиллз, я
вовсе не рассчитывал очутиться посреди аристократического
отеля.
Робкий, осторожный стук не вызывал опасений, однако
дверь я распахнул с обычными предосторожностями. Элен Хармс
и Грегори поплатились именно за небрежное отмыкание дверей.
Но у Пенелопы Дрелль сернокислотной бутыли в руках не
наличествовало. Сверкнули сперва очки, потом зубные скобки -
девочка одарила меня улыбкой.
- Простите... Я не помешала? То есть... можно войти?
Я вежливо посторонился, пропуская нежданную гостью. На
Пенелопе красовался вязаный джемпер, под ним виднелась
полупрозрачная нейлоновая блуза с пышным воротом. Или жабо -
не помню в точности всех принадлежно