рную    девчонку-переростка,
стремящуюся   лишиться  невинности  и  одновременно   слегка
страшащуюся  этого.  Скверно.  Дама  продолжала  вести  себя
вразрез и вопреки образу, окончательно сложившемуся  в  моей
голове при взгляде на бутылочку салатной приправы.
      -  Понимаешь, - тихо промолвила Дженни, - я никого еще
-% соблазняла сама... Покажешь, как это делать.
      Что  ж, по крайности, комбинация типическая начиналась
ходом  парадоксальным. Куда остроумней обычного  приема  "я-
знойная-вакханка-бери-меня-скорей".   Отперев    дверь,    я
невежливо    проскользнул   в   комнату   первым,    щелкнул
выключателем, осмотрелся. Пропустил Дженни.
      -  Кажется,  - сказал я, - на свете существует  некто,
нарицаемый  Рюйтером.  И некто, с ним удравший...  О,  сколь
изобретательны людская молва и клевета!
     - Дэйв, я не говорю, что сохранила девственность.
     - И?
      -  Я  побывала  замужем и дочь родила, и  разок-другой
спала  с  мужчиной,  которого не  звали  Гербертом  Дреллем.
Очаровательным,  заботливым  и  весьма,  весьма  настойчивым
человеком. А бедная дурочка сперва решила, что привлекла его
неотразимой внешностью и душевным изяществом.
      Женевьева  говорила с откровенной  -  или  деланной  -
горечью.
       -  Однажды  вечером,  когда  мы  с  мужем  собирались
отправиться  в  ресторан,  я  дожидалась  его   со   службы,
приоделась,  приготовилась  - а  в  последний  миг  раздался
обычный  звонок из лаборатории. Герберт не трудился говорить
со мною сам, это неизменно поручалось помощникам. Задержится
допоздна,  ужин  отменяется... И я буквально разъярилась.  И
вызвала  Ганса,  и  поужинала с ним, а потом  к  нему  же  и
поехала...
     Она помолчала и закончила:
     - Согласись, Дэйв, это не совсем равняется обдуманному,
преднамеренному,  рассчитанному до мелочей  обольщению...  А
каково  впервые  в жизни соблазнять человека  да  еще,  если
почти не знакома с ним и не веришь ни единому его слову?
     - Благодарствуйте.
      -  Не  верю.  И не притворяюсь, будто верю.  Ты  не  с
умеренно   желанной  женщиной  переспать  явился,   а   долг
исполнить. Перед работодателями своими - кем бы те ни  были.
Разузнать кое-что любопытное надеешься.
      Она  лукаво  подняла  ресницы.  Я  отмолчался.  Дженни
вздохнула и сказала:
      -  Я и Гансу не верила, но убедила себя, что влюблена.
Так  и  легче  казалось,  и пристойнее...  Ведь  не  скажешь
человеку: я с тобой обнимаюсь, ибо мужа пришибить готова,  а
кроме тебя - никого под рукой не нашлось.
     Я хмыкнул.
      -  В  долгий  же  ты пустилась путь за  субъектом,  не
стоившим  ни  внимания, ни доверия. Кстати, не по  этому  ли
поводу потребуется помощь, а?
     - Возможно, только давай отложим подробный разговор. Не
слишком  романтический  предмет,  клянусь...  Сейчас   тебя,
видимо,  полагается, ловить в силки страсти, а  не  утомлять
жалобами.
     Она помедлила.
     - Дэйв...
. - Да?
      -  Будь  хорошим, - произнесла Дженни тихо. -  Поиграй
-%,-.&*., ну хоть притворись. Ты правительственный агент,  с
головы  до  пят.  И знать не желаешь, как я смущена.  Помоги
чуточку...  Ну, не стой же столбом! Прикажешь раздеваться  и
нырять под одеяло? Или сперва немного выпьем?
      -  Лучше  заранее выясним, за какую именно  помощь  ты
самоотверженно платишь собственным неопытным телом.
     Раздраженно хмыкнув, Женевьева сказала:
      - Нет, воистину хорош! Я просто надеюсь, у Клевенджера
достанет   совести  не  оказаться  вовсе  неблагодарным.   А
Клевенджер  подозревает, что попрошу об  услуге  немыслимой.
Успокойся...   Не  потребую  больше,  чем...   стоит   одна-
единственная  ночь. И не заблуждаюсь на свой  счет:  проведя
пятнадцать  лет замужем за сухарем, считающим  секс  гораздо
скучней  и  никчемней ученых занятий,  вряд  ли  посмела  бы
заломить за предлагаемые услуги непомерную цену...
     Я разглядывал Дженни с возраставшим уважением и мерзким
предчувствием,  что  вся  эта чепуха  может  возводиться  на
прочном  фундаменте чистейшей правды. Вопрос:  какой  именно
правды?
     - Честная ты особа, ирландочка...
     - Стараюсь, - невесело улыбнулась Дженни. - Утешься, не
попрошу   совершать   государственной   измены.   И   долгом
пренебречь  не потребую. Просто... когда наступит  развязка,
хочу  иметь  союзником приверженца, способного отстоять  мои
права. Хорошо, что ты не польстился на деньги. Не положилась
бы на телохранителя, которому заплатила в долларах.
      -  Ирландочка, ты сущая прелесть! Полагаешь,  человек,
способный  предать в трудную минуту, не сделает  этого  лишь
потому,   что  получил  гонорар  не  монетой,   а   натурой?
Восхитительная логика.
     Женевьева замотала головой:
      -  Нет, нет! Клевенджер... Дэйв, ты не понимаешь. Я не
купить  хочу, а заставить смотреть на... объект.  иначе!  Не
как  на  безмозглую ниточку, ведущую к папке  с  украденными
документами,  а как на женщину... Хоть немного близкую.  Ну,
поверь, я вовсе не чудовище, которым ты меня читаешь.  И  не
одаренная интриганка, между прочим.
     Играла она превосходно. Я вспомнил изрезанную перчатку,
флакон салатной приправы и сказал:
      -  Женщина,  твердящая, будто она отнюдь не  чудовище,
почти неизменно страшнее женщины, уверяющей в обратном.  Это
можно считать правилом. Исключения бывают, но редко.
     Женевьева тяжело вздохнула и спросила:
      -  Где  ты  хранишь спиртное? Коль скоро не  ошибаюсь,
первый   шаг  очевиден:  подпоить  мужчину  и  самой  слегка
надраться.
     - Безусловно, - подтвердил я. - И всенепременно. Вот.
      Я  приблизился  к  саквояжу,  извлек  початую  бутылку
шотландского.  Припомнил,  когда  и  с  кем  пил  из  нее  в
последний  раз. И что приключилось между нами потом,  и  что
произошло  с Элен Хармс впоследствии. По непонятной  причине
ощутил себя дешевым отступником.
      -  Прости,  не  ждал гостью. Иначе запасся  бы  льдом.
Позвонить горничной?
      -  Не  надо. Если ты можешь пить виски теплым, я  тоже
смогу.
     Она приняла стакан и вызывающе предложила:
      -  Садись  вон  туда,  в кресло,  а  я  соблазнительно
пристроюсь  у  тебя на коленях и прижмусь, и приласкаюсь,  и
соблазню строптивого...
     - Взрослым девочкам не по возрасту забираться на колени
старшим,  -  осклабился я. - Для такой  цели  гораздо  лучше
подходит Пенни. Между прочим, и весит поменьше твоего.
      -  Пенни  могла бы здорово удивить любого,  Дэйв...  -
сказала Женевьева странным голосом. Я резко повернул голову,
женщина осеклась и засмеялась:
      -  Часто гадаю: насколько умудрена собственным  опытом
пятнадцатилетняя дочь? Пожалуй, все родители задумываются  о
подобном.
      -  Просто  милое,  невинное дитя,  -  ответствовал  я.
Отхлебнув   неразбавленного  виски,  Жвневьева   раздраженно
воскликнула:
      -  Хватит!  Но потомство же мое обсуждать  собирались!
Подскажи,   Дэйв:  раздеваться  сразу,  единым  махом,   или
стаскивать одежду потихоньку?
      -  Неужто  ни  Герберт, ни Ганс ни  разу  не  проявили
нетерпения? - изумился я. Дженни скривилась.
      -  О, Боже! Разумеется, нет. В любое время дня и  ночи
оба  служили  образцом  джентльменской  корректности!  Очень
заботливые и очень-очень сдержанные...
     Внезапно моя собеседница осерчала.
      -  Слушай,  Дэйв  Клевенджер!  Либо  ты  пособишь  мне
взлететь с пола и приземлиться на кровати, либо я сию минуту
отправлюсь  вон!  И  спать лягу... Сидим наедине  уже  битых
полчаса, и ты даже не поцеловал меня!
      Момент  истины  и  миг искренности  миновали.  Требует
поцелуя - о, боги бессмертные!
     - Что ж, если дама настаивает...
      Я  пригнулся и облобызал Женевьеву... прошу  прощения,
Дженни.  Оба держали в руках почти полные стаканы, а  посему
губы наши соприкоснулись неловко и чересчур осторожно.
      -  О`кей?  -  осведомился  я,  отступая  и  критически
рассматривая итоги свершенного. Особых итогов не отмечалось.
Даже помада не слишком пострадала.
     Дженни пожала плечами.
      -  Коль  скоро первый шаг в нужном направлении сделан,
продолжайте лекцию, профессор. Менторским тоном я возвестил:
      - Существуют и применяются на практике два основных  и
множество дополнительных подходов к делу. Основные  сводятся
к следующему. Первый... Записываете? Первый - биохимический,
постепенное  пробуждение  и  нарастание  дремлющих   половых
инстинктов,  сопровождаемое обильным  поглощением  жидкости,
содержащей  этиловый спирт, известный как  це-два-аш-пять-о-
аш.   Второй   -  исторический:  мужчина  и  женщина   вдруг
оказываются   рабами  страсти,  чье  неукротимое   нашествие
сдержать невозможно и чья тирания безгранична. Первый  метод
подразумевает   огромный   расход   выпивки   и   медленное,
безопасное  совлечение одежды верхней и  нижней.  Второй  не
!l%b  по  карману  в  питейном смысле,  но  может  причинить
женской одежке изрядный ущерб... Выбор за вами, сударыня.
     Женевьева помолчала. Храбрости, что ли набиралась перед
ужасным испытанием, на которое согласилась добровольно?
      - Другого приличного платья просто не прихватила...  И
Пенни  может  проснуться, когда вернусь...  Давай  попробуем
биохимический  способ.  Что снимать  сначала  -  серьги  или
туфли?
      - Конечно, серьги, - осклабился я. - Туфли остаются на
ногах  елико  возможно  долее. Утверждают,  будто  сочетание
туфель  и нижнего белья приводит мужчину в умоисступление...
Стоп!
      Женевьева прикончила виски, определила стакан  куда-то
на  полку, сняла сережки и уже принималась распускать змейку
платья.
     - Что случилось? - вопросила она удивленно.
      -  По  биохимии  - пятерка, но как насчет  психологии?
Застежки  должен  распускать мужчина.  Возможно,  ему  этого
хочется. Большинство самцов неописуемо рады помочь любовнице
разоблачиться. Ну-ка, повернись.
      Немного поколебавшись, Дженни обратила ко мне  тыл.  Я
прожужжал   бегунком  пластмассовой  змейки,   приступил   к
пуговицам.   Пуговицы  оказались  маленькими,   круглыми   и
верткими,   а  пальцы  мои  подрагивали,  что  было   весьма
непрофессионально и нежелательно. Тьфу! И обиднее  всего,  я
отнюдь  не  вожделел  к сернокислотной  и  цианисто-калиевой
Женевьеве,  чтоб  ей!  То ли выпивка  подействовала,  то  ли
взыграли нервы - не знаю.
      -  Ну, вот, - уведомил я, сдергивая вечернее платье  с
женских плеч. Они выглядели крепкими, приятно округлыми -  и
веснушчатыми, подобно физиономии.
      -  На  данной стадии эксперимента имеешь полное  право
заботливо  сложить  убранства и водрузить куда  пожелаешь...
Остальное надобно комкать и живописно разбрасывать  повсюду.
Вещицу-другую желательно уронить на пол. Эй, что стряслось?
     Женевьева развернулась и глядела в упор.
     - Мог бы и пиджак для приличия скинуть, - молвила она с
обидой. - Женщина обнажается, а ты стоишь при полном параде.
Хоть галстук развяжи! Дай-ка, теперь я пособлю...
      Она  была высокой, стройной особой и двигалась  весьма
грациозно. Впрочем, об этом уже упоминалось.
     - Ирландочка...
       Пальцы   Дженни   теребили  и  дергали   основательно
сооруженный мною узел. Она даже не подняла головы.
     - Что?..
     - Безнадежная затея, Ирландочка. Чего добиться жаждешь?
      Прямолинейный мой вопрос буквально ошарашил Женевьеву.
Усердно   трудившиеся   пальцы  замерли.   Голос   прозвучал
бесцветно и невыразительно:
     - Прости, не понимаю.
      - Играешь в команде, не признающей правил, козочка,  -
продолжил я, стараясь говорить резко и внушительно.  -  Меня
уже покупали схожим образом.
      - Вот, - сказала Женевьева, пытаясь выдавить улыбку, -
c&% легче... Хоть сударыней звать перестали...
     - Да, уже легче.
      Она умудрилась-таки распустить мой галстук и сняла его
долой.
     - Ведь объяснила...
      -  Да,  да!  Наступит  развязка,  потребуется  друг  и
союзник.  Будем, друзьями, согласен. И союзниками. Снимай  с
меня  пиджак. И опрятно повесь в шкаф, пока стаканы  сызнова
наполню...    Повесила?   Перемещайся   на    постель,    да
непринужденно, словно там тебе удобнее всего.
     - Так?
       Я  приблизился.  Посмотрел.  Не  хотел  испытывать  к
Женевьеве  ни  малейшего теплого чувства.  И  не  испытывал.
Попробуйте влюбиться в даму, хранящую среди кухонной  утвари
бутылку  серной кислоты! В целях боевых, а не хозяйственных,
между прочим.
      Но приглядная женщина, предстающая в прозрачном белье,
способна  вопреки всему привлечь похотливого, переполняемого
грязными помыслами субъекта. А я, увы и ах, таковым являюсь.
Кажется.
      Вручив  Женевьеве стакан, я отхлебнул из собственного.
Самую малость.
       -  Чересчур  уж  много  собственного  достоинства   и
аристократизма,  -  заметил  я  недовольно.  -   Тебе   ведь
полагается  хмелеть не по дням, не по часам, а  по  минутам!
Распрями  ноги,  приоткрой  чуток,  задорно  поболтай   ими.
Дозволь  сорочке  сбиться  и задраться...  Вот,  иное  дело.
Теперь надобно встрепать волосы, рассыпать их в живописном и
сладострастном  беспорядке.  Облизни  губы!  Так,  умница...
Чудная  девочка. Слегка недовольная, немножко сонная...  Дай
полюбоваться.
      -  Это  намеренное издевательство или просто шутовская
натура сказывается? - полюбопытствовала Дженни.
     - Намеренное издевательство. Равное твоему... Я скорчил
неописуемую рожу и зачастил тонким голоском:
      -  "Исказите,  как  соблазнять,  мистел  Клевензел,  я
малюсенькая девотька, сама не знаю..."
      Женевьева  промолчала. Я уселся подле нее.  И  услышал
спокойный вопрос.
      - Когда именно тебя "покупали схожим образом", Дэйв? И
что это значит?
     - Была одна девица... Неважно где... Я чуть не брякнул:
"в  Кируне, в Швеции", но Дженни резонно подивилась бы,  что
позабыл частный денверский детектив по ту сторону Атлантики,
да   еще   за   Полярным  кругом.  А  я   ленив   изобретать
правдоподобную ложь на ночь глядя.
      -  У  девицы  наличествовали друзья,  которым  позарез
потребовалась  некая вещь, лежавшая в моем номере.  Бедняжка
напропалую соблазняла меня, покуда мальчики рылись по шкафам
и  чемоданам. И ты поешь ту же песенку, только на иной  лад.
Ибо в твоем номере творится нечто любопытное, ирландочка.
      Последняя реплика была выстрелом наобум, однако  глаза
Женевьевы  резко  сузились. Я понял: не в яблочко  -  так  в
девятку попал.
     - Разыскали?.. Ту вещицу? Друзья девушки...
     - Безусловно! Я ведь сам хотел, чтобы разыскали. Вещицу
подсунули  преднамеренно, дабы сбить супостата  с  толку.  А
супостат, сама понимаешь, не подозревал подвоха.
      Я изложил сию короткую правдивую повесть неторопливо и
внятно,  следя за собеседницей. И остался премного  доволен.
Ибо  Женевьева  слушала  пояснение  совершенно  спокойно,  и
бровью  не  поведя, словно я толковал о сапфических  строфах
либо  правильных  гекза-метрах  гомеровской  эпохи.  Никакие
возможные  подлоги  не  волновали ее. Клевенджера  надлежало
попросту развлечь и продержать побольше времени подальше  от
места, где творилось неведомое.
      -  Ты  очень умен, Дэйв, - заметила Дженни.  -  А  что
случилось потом? С девушкой?
      Секунду или две я медлил. Спектакль явно затянулся,  и
следовало   чуток   встряхнуть  главную   героиню.   Вернее,
примадонну.
     - Сейчас покажу...
     Я ухватил Женевьеву, стиснул в объятиях, довольно грубо
поцеловал   и   опрокинул  на  постель.   Следовало   быстро
проверить: всполошится моя приятельница или нет. На один миг
почудилось,   будто  да,  но  инстинктивное,  непроизвольное
сопротивление  тотчас погасло. Раздались  два  приглушенных,
мягких  удара  - и я разочарованно понял, что миссис  Дрелль
отбивалась ровно столько времени, сколько заняло сбрасывание
туфелек.
      Воспоследовал чувственный стон, и Женевьева  прильнула
ко  мне так, словно всю жизнь мечтала о мужчине, который  не
сочтет   ее   стеклянной  либо  фарфоровой.  Или  дожидалась
тактической ошибки, мгновения, когда я оплошаю и  сгребу  ее
бесстыжими лапами...
     - Прекрати дурачиться, - прошептала она, - раздень меня
полностью. Ведь говорил, мужчины любят... Любишь меня, Дэйв?
     - Черт возьми, - ответил я, - разумеется, нет. Ненавижу
до  мозга костей... Да что за пакость эдакая? Еще толкуют  о
средневековых  "поясах  целомудрия"! Как  снимать  идиотские
пояски с подвязками? Тоже ключом отмыкать?..
      Ответа услыхать не удалось, ибо почудилось, что  крыша
провалилась,  пол разлетелся, и стены рассыпались  кирпичной
щебенкой,  оставив  нас  лежать  полураздетыми  на  всеобщее
обозрение.  Двоих развратных существ на одной  разворошенной
постели.
     Хочу сказать, раздался внезапный, настойчивый стук.
     Во входную дверь.
     А потом послышался голос.
      -  Мамочка,  - изрек застенчивый голос, - мамочка,  ты
здесь? Мистер Клевенджер, мама у вас?

                          Глава 15

      Не хочу сказать, будто подобное приключилось впервые в
моей любовной практике. Если помните, я был женат и произвел
на  свет потомство - общим поголовьем три единицы, - которое
росло  на американском Западе с той же матушкой, но с другим
.bf.,.
      И  отлично  изведал,  каково  услыхать  милый  детский
голосок,  щебечущий  у двери в спальню, когда  только-только
вознамеришься вкусить супружеских утех и радостей.
      Но это было несколько лет назад, а за несколько лет  я
избаловался: привык совокупляться не по-родительски,  а  по-
человечески.
      - Господи Иисусе! - благочестиво произнес я, вскакивая
на  ноги  и  лихорадочно припоминая, догадался ли  повернуть
ключ.  Если  нет - Пенелопа войдет церемониальным  маршем  и
узрит...
      -  Поздравляю,  -  сказал  я Женевьеве  тоном,  весьма
далеким  от  нежности.  -  Вот она, истинная  слаженность  и
согласованность! Еще минута - и было бы поздно, только Пенни
явилась чок-в-чок. По радио связываетесь?
     Бледная и потрясенная, Дженни округлила глаза.
     - Опомнись, Дэйв! Неужели... Стук возобновился.
      - Укроти отроковицу, - ядовито посоветовал я. - Скажи:
дверь высаживать незачем.
     Дженни уселась, обеими ладонями пригладила перепутанные
волосы.
      -  Одну  минуту,  крошка?  -  воскликнула  она.  Потом
поглядела на меня:
       -   Дэйв,   клянусь!  О,  Господи!  Пенни,  прекрати!
Перебудишь весь отель! Дай хотя бы платье надеть, дорогая!
     Несмотря на прискорбное положение вещей, нельзя было не
подивиться   материнской   откровенности.   Разумеется,    я
закоренелый   ворчун,  и  все  же  о  чем-то  можно   вопить
собственной дочери, топчущейся возле двери, а о чем-то и  не
след.
       -   Невинную   детскую  душу  изранить  не   боишься,
ирландочка?
      -  Ну  да,  мы  же  обо  всем заранее  сговорились!  -
огрызнулась   Женевьева.  -  А  если   даже   нет?   Неужели
современная  пятнадцатилетняя девица не знает, как  на  свет
появилась? Чем же мы сам-друг занимаемся в запертом  номере?
Пасьянс раскладываем? Платье подай!..
      -  Н-да,  - вздохнул я. - Нет больше на свете  старика
Фрейда. Вот бы трактат написал о вас! Хороша матушка.
      -  Матушка, дерьматушка!.. Раскинь мозгами: пускай мне
плевать на тебя, но самой себе-то свинью подкладывать зачем?
А, ты же все равно... Успокоительные таблетки есть?
     - А как же.
      Когда  я  принес пузырек, Дженни восседала на закраине
постели,  скрывая лицо в ладонях. Подняла голову, проглотила
пару пилюль, промыла горло глотком воды. Возвратила стакан и
принялась натягивать платье с видом фермера, облачающегося в
грязный комбинезон, дабы выгребать из хлева навоз.
       Я  уставился  на  отраженную  в  зеркале  собственную
персону,  вытер пятна помады с физиономии, надел пиджак,  не
заботясь о галстуке.
      -  Мама,  пожалуйста!  - проныл за  дверью  назойливый
голосок.
      -  Впусти маленькую мерзавку, Дэйв. Та-ак, подумал  я.
Oолное  затмение материнской нежности... Что  ж,  непрерывн